- Нет-нет, никогда. Абсолютно профессиональная черта. Меня это и не интересовало. Так мы были воспитаны: меньше знаешь… Я понимала по его сосредоточенному виду, что он работает. Он всё прокручивал в голове - никаких черновиков, набросков. Просто садился за машинку и быстро, лист за листом, печатал окончательный вариант. Он не говорил, над чем трудился. Но по окончании работы, выходя из кабинета, делился со мной своими впечатлениями. Иногда говорил - это неинтересно, пустая трата времени. Другой раз с удовлетворением высказывался, что работа была трудная и очень интересная. Я видела его и в восторженном настроении, когда он действительно гордился результатом своего труда.
- После 1975–1976 годов работы этой стало побольше?
- Да. В то же время появились и ученики. Но прошли годы, появилась одышка, стало тяжело ходить на эту конспиративную квартиру. Она расположена на девятом этаже, к тому же иногда не работал лифт. Порой, уже в последние годы, так ему было плохо, что я звонила, просила отменить занятие. Потом по его просьбе ученики приходили к нам домой. Но это уже к концу - в 1980-е годы. А первое время он активно готовился к занятиям и работал с увлечением. "Интеллигентные, любознательные молодые люди" - так отзывался он о своих учениках. Но сожалел об упущенном времени: "Информация моя уже устарела. Жаль, что слишком поздно".
- А по-русски он читал?
- Да, читал "Советский спорт".
Собеседник: - Руфина Ивановна, есть фото Филби с "Литературной газетой". Постановочное?
- Возможно, просто просматривал. Вот "Советский спорт" я ему выписывала. И его он читал выборочно. Книги по-русски не читал. Но в его библиотеке красуются прекрасные издания на английском языке - и Толстой, и Чехов, и многие другие. Он был увлечен русской классикой еще в студенческие годы и досконально ее изучил. Ким был способным к языкам и многими владел в совершенстве. Начинал изучать и русский. Но при мне такой необходимости не было, и когда я начала более или менее изъясняться по-английски, он, шутя, стал жаловаться: "Из-за тебя я не могу учить русский".
- Руфина Ивановна, вы говорили дома только по-английски?
- Знаете, у нас с ним был такой кошмарный микст, свой язык. Ким тоже стал говорить на английском, впутывая русские слова. Я вообще сначала не знала английского. Так, школьная программа. Но было неприятно, когда при мне все говорили по-английски, а я ничего не понимала. Это стало раздражать. Надо было учиться. Мне порекомендовали учительницу. Занималась я недолго, с большими перерывами и получила всего несколько уроков, но с пользой. А по совету старого друга стала читать английские книги, постепенно понимая все больше. Ну и, конечно, изъясняясь по-английски с Кимом и выступая в роли его переводчика.
- Муж помогал вам разобраться с английскими сложностями?
- Он сказал мне: "Чего я не умею, так это учить". И меня он ничему не учил, даже когда я просила об этом.
А вот и Грэм Грин
- Вы говорили, что Грэм Грин был вашим любимым писателем, по книгам которого вы учили английский. А еще вы назвали его другом вашего мужа. Из воспоминаний Филби, служившего в военные годы вместе с Грином в британской разведке, выходило, что разведчиком он был неважнецким.
- Ким радовался, что Грин превратился в прекрасного писателя, а не остался плохим разведчиком. И еще когда Грин служил в разведке, то с чувством юмора у него все было прекрасно. На одном из совещаний предложил разлагать немцев, зазывая их в один бродячий французский бордель.
- Вы познакомились с Грином у себя дома, в Москве в сентябре 1986-го. Судя по всему, впечатление он на вас произвел удивительное…
- Да. Но еще в давние времена я увлекалась произведениями Грина. Читала все, что у нас переводилось. А потом увидела у Кима на обложке журнала "Тайм" портрет Грина - это был "человек года". Я сказала Киму: "Это мой любимый писатель". А он мне: "Это мой друг". Это был удивительно мягкий, обаятельный человек. С первой встречи у меня было ощущение, что это мой старый добрый друг. Грин приехал с Татьяной Кудрявцевой.
- Переводившей его книги?
- Да. Мы потом с ней подружились. Они подъехали на "чайке" и остановились в тупике переулка, недалеко от нашего дома. К подъезду вела узкая тропка. Грин вышел из "чайки" и "разложился" во весь рост - высоченный. Он протянул руку и смущенно сказал: "I’m so shy". И через несколько шагов снова повторил: "I’m so shy".
- Почему он повторял "Я так стесняюсь, я так стесняюсь"?
- Я поразилась. Потому что это скорее относилось ко мне. Я всю жизнь страдала от своей застенчивости. А слова Грина показывают, каким он был в глубине души. На пороге нас встретил Ким. Друзья обнялись. И вот мы вошли к нам в квартиру. Они сидели рядом на диване, а я напротив. Они так хорошо смотрелись вместе и были даже похожи друг на друга. Я получала удовольствие, наблюдая за ними и слушая их воспоминания. До сих пор не могу себе простить, что не сфотографировала их.
Разведчик или знаменитость?
- Руфина Ивановна, не припомните, с Коэнами он не встречался? Это - супружеская пара американцев, доставшая для нас атомные секреты из лаборатории Лос-Аламоса.
- С Коэнами? Нет. И тоже непонятно почему. Ведь они были одиноки и жилось им непросто. Интересные люди, но встретиться с ними нам не довелось.
- А если вернуться немного назад. Никто из кураторов вас не предупреждал, что с иностранцами общаться нельзя?
- Это, возможно, было с самого начала, еще до меня - ведь мы встретились только через семь лет после его приезда. Вероятно, его о чем-то предупреждали. Что неприятно: ограждали нас от людей. Тем не менее у нас бывали две-три пары моих самых близких друзей и никаких замечаний это не вызывало. Правда, через какое-то время мне, по настоянию куратора, пришлось составить список "моих контактов" - так он выразился.
Собеседник: - Я согласен, что вопросы использования, адаптации - сложнейшие. Как-то сложилось, и хорошо. И с Коэнами возникли трудности только в последние годы - оба болели. Дилемма - использовать их или, наоборот, - пусть отдыхают, живут в покое? Может, показать людям? Помните, как получилось с полковником Абелем? Дали ему слово в фильме "Мертвый сезон", и получилось, имя человека стало легендарным. Ассоциируют с успехами разведки. Решение принимал лично Андропов. Так и здесь. Решения нет - фигура Филби засекреченная. Хотя, думаю, где-то к году 1970-му Филби можно было и раскрыть.
- Но почему тогда не раскрыли?
Собеседник: - Боялись британской реакции. До сих пор - реакция болезненная, для них - это страшно больной вопрос. Нет-нет да и к какой-нибудь "памятной" дате такое в прессе выдадут! Ведь наш человек столько лет против них работал! Да еще, они прекрасно понимают, работал просто так, за идею. И боролся с фашизмом. И ему реально нечего даже предъявить…
- Когда моя книга "Остров на шестом этаже" вышла на английском языке в Великобритании и США, то бóльшую часть ее занимала библиография из ста пятидесяти семи книг, посвященных Филби. Составил один американец, который принимал участие в издании книги, раньше работавший в ЦРУ. Каждую книгу он подробно анализировал, сопровождая подробными комментариями и ссылками на свидетелей описываемых событий. Меня удивило такое количество изданий, на что автор библиографии ответил, что в процессе его работы эта цифра уже перевалила за двести. Значит, есть огромный интерес.
- Вы вспоминали, что раздражало, когда при вас говорили на английскому а вы не понимали. А при интервью с журналистом Найтли вы присутствовали? Язык к тому времени, как я понимаю, выучили?
- Нельзя сказать, что "выучила", но понять беседу была в состоянии. Ким прочитал одну из его первых книг, она показалась ему наиболее правдоподобной.
Собеседник: - Там не было, назовем так, оскорблений. Он был первым из англичан, кто попытался…
- …Избежать лжи, искажений. Потому Ким согласился на интервью с Найтли.
- Как Филби относился к своей популярности? Был ли он в СССР известен? К примеру, разведчика-нелегала Героя Советского Союза Геворка Андреевича Вартаняна нередко узнают на улице.
- О нем не знали и его не узнавали. Было только одно телеинтервью с Генрихом Боровиком, посвященное Грэму Грину. Я о Киме ничего не знала до знакомства с ним. Он приехал в 1963-м, и только в 1965-м появилась статья в "Известиях" под заголовком "Здравствуйте, товарищ Филби". Я тогда этой статьи не читала. Узнала о ней позже - она у Кима сохранилась. Но из этой публикации ничего нельзя было понять. Даже что он - знаменитый разведчик, столько для СССР сделавший. Возникали вопросы: кто это и зачем он сюда приехал? Были же какие-то перебежчики. Осела здесь пара молодых англичан, имен не помню. Что-то о них писали, показывали по телевизору. А о Киме больше ни слова. Казалось, это какой-то очередной коммунист, сбежавший к нам от проклятых капиталистов.
- Руфина Ивановна, я читал в вашем "Острове на шестом этаже", что вы познакомились на представлении американского ледового балета "Холидей он айс" в августе 1970-го. Представляете, я, в то время мальчишка-студент, работал там переводчиком! Сидел на верхотуре и переводил по ходу всех представлений команды режиссера по свету. У Кима Филби не было билета, а я бы мог его вам запросто достать…
- Жаль, что мы с вами раньше не познакомились! Я-то попала, у меня был билет. А Ким пришел в надежде купить билет, но не удалось. Зато мы с ним познакомились.
Собеседник: - Ким очень любил Москву. Весь центр, дворики, памятники…
- Он любил прогулки, много ходил. Я за ним еле поспевала. Ему доставляло радость бродить по старой Москве. Он знал ее лучше меня, буквально каждый переулок. И везде, даже в незнакомых местах ориентировался безошибочно. У меня, видно, эта клеточка отсутствует. А когда мы ехали в Венгрию, то проезжали Польшу. Поезд остановился на два часа. Решили прогуляться, и, конечно, в Старый город. Гида не было, и Ким вел меня по диагонали, по прямой, найдя каким-то чутьем самый короткий путь. И точно вывел в Старый город, где раньше никогда не был. А Москву любил и знал блестяще. Даже карту составил - весьма своеобразную.
- Карту чего?
- Карту туалетов, очень полезную при таком дефиците.
- Британский юмор и полезность!
- Но он легко ориентировался без всяких карт…
Собеседник: - У нас даже была идея поставить бюст Филби на Тверском бульваре. Но правительство Москвы зарезервировало его для художников и писателей.
- Знаете, чтобы вы лучше поняли, как жилось Киму в Москве, приходите ко мне в гости. Посмотрите, попьем чайку. Возможно, у вас еще остались вопросы.
Я посмотрел на Собеседника. Он был не против. Конечно, вопросы оставались.
Дом разведчика - его крепость
И все-таки совпадения бывают. Оказалось, я долгие годы был соседом Филби. Неужели за все эти годы мы не встречались в наших двух уютных переулочках в самом центре? Как могли разминуться, не столкнуться в булочной ли, в аптеке, на том же телеграфе, куда я всегда гонял сначала за отцовской, а потом и за собственной почтой? Да просто во время прогулок по городу, агрессивно ощетинившемуся на забитых народом центральных улицах, зато такому тихому, патриархальному в своих старинных закоулках, где еще оставшиеся от прошлой жизни немолодые прохожие порой, будто в деревне, вежливо здороваются друг с другом.
Иногда мне даже кажется, что мне попадалась на глаза эта хорошо одетая пара - Ким Филби и Руфина Ивановна. Да-да, вот они идут вместе, я обгоняю их, и слышится мне английская речь, в которой вдруг проскальзывает семейная шутка-присказка семейства Филби: "Все это не так просто".
Но, нет. Ничего такого не было. Это уже играет воображение, выписывая сценки из другого, не моего жанра. Я же буду придерживаться только его. Не зря друзья-писатели подсмеиваются: ты как документальный фильм снимаешь - не даешь себе же простора. Не даю.
Поэтому тихо бреду вниз мимо больницы с театром, попадая через пару минут в переулок неподалеку от прудов, где и жил Филби.
Сейчас Руфина Ивановна осталась в этой квартире одна. И уже на пороге, без лишних слов и объяснений, понятно: здесь всё, как при нем.
На стене в гостиной, где нам предстоит долгий разговор, картина. Мне почему-то подумалось, Мане. Но как можно проявлять франкофильство в английском жилище? Конечно, знаменитый Тернер. Руфина Ивановна объясняет: один из любимых художников Кима. Понятно, копия, но глаз радует.
Книги повсюду, начиная с прихожей. И в гостиной, и в кабинете. Старинные фолианты поблескивают известными британскими названиями. Множество хорошо изданных переводов русских классиков, среди них и собранный в толстенный том триумвират Булгакова, Пастернака и Солженицына.
А вот и приемник моей юности "Фестиваль", который превратился в верного друга Филби.
- Тот самый - его любимый? Он еще работает?
Руфина Ивановна включает агрегат, принимавший в свое время Би-би-си из Лондона. "Фестиваль" накаляется лампочками, не спеша, нагревается. И зашумел, разражаясь долгожданным звуком.
- Мой брат без конца подпиливал, подтачивал детальки. А клавиша, которая все это включает, не работала. Так он сделал дырочку сбоку, - показывает Руфина Ивановна. - И заработал. Ким радиоприемник обожал. Позже подарили ему "Зенит", так он все равно садился сюда, к "Фестивалю". Считал звук идеальным. Да и радисты все соглашаются: у этого радиоприемника звук - самый лучший. Все время слушал Би-би-си. С семи утра вот так садился на этот стул и включал радио.
- Стул скромный.
- Стакан чаю и, конечно, сигареты, сигареты, сигареты. Всегда вставал рано, не важно, как провел ночь.
- Мучился бессонницей?
- Конечно. Все время - снотворное, но бесполезно. И читал, читал до полуночи. Ходил, опять читал. Не умел читать полусидя - полулежа. Садился, спускал ноги с постели. Рядом стоял маленький столик. На столике книги и, естественно, пепельница.
- Даже ночью курил?
- Курил. Особенно когда у него приступ или кашля, или сердечный. Вообще при любом недомогании первое, что делал, хватался за сигарету.
- Казалось, наоборот. Хотя, у каждого свое. Расшатанные нервы?
- Нервы еще от той, старой жизни. Накопилось. Да и потом… в каком положении он здесь оказался в первые годы.
- Ну вот, я вас расстроил. А что это за два пистолета на стенке?
- Сувенирные. Кто-то был в Афганистане и привез нам. Подделка. Но Ким всегда так "священно" относился к подаркам. А над ними две оленьи шкуры от Любимова.
- Разведчика и вашего друга? Теперь - известный писатель.
- Работал в Дании, оттуда и привез шкуры. Мы их с Кимом развешивали.
- А это - ваши с Кимом фото тех времен.
- Да-да. Последних времен. К концу восьмидесятых. Выглядит плохо, отекшим - здоровье ухудшилось. А вот рядом висит то, что прислал ему Энтони Блант. Помните эту историю?
- Честно говоря, нет.
- Кто-то принес в советское посольство в Лондоне пакет. Не оставил никакого письма, записки. Просил передать Киму Филби. И нам принесли. Ким раскрыл - картина. Долго думал, от кого? Автор - Пиронези, колонна Антонина, и он тогда по имени Энтони понял. Колонна - в честь победы. Это - как символ общей победы. К тому же Блант - специалист по итальянскому искусству.
Ким хотел тогда его поблагодарить, написать письмо. Но потом передумал - боялся ему навредить.
- В каком году это было? Где-то в семидесятых?
- Точно не помню. Блант довольно скоро умер. Ким переживал и пожалел, что не написал ему. Бланта, конечно, добила Тэтчер. Он получил иммунитет, а она его нарушила. Это невиданно для англичан: они слово держат. Позор просто!
- Такая дама… Также, только чуть позже, сдала и Кернкросса. Руфина Ивановна, а где знаменитый старинный стол?
- Вот он, XVII века, из цельного куска дерева. Вы знаете, что этот стол ему подарил его друг Том Харрис, который служил с ним в разведке. Он был антикваром и рассказывал, что этот стол находился в монастырской трапезной. Монахи пили вино, и когда разливали, растирали его руками и таким образом полировали дерево.
- Стулья из несколько другой оперы?
- Да, из наших с Кимом времен. Это моя мама их нашла, потому что те, что стояли еще до меня, наверное, были из Лихобор, как и вся мебель. Они уже раскачались и совсем разваливались. А вот этот стул Кима из Бейрута. Всю мебель: стол, тахту, комод, все эти полки - он заказал в Лихоборах по своим чертежам. Но потом расстроился: не рассчитал толщину полок, и некоторые книги по высоте не проходили. Поэтому книги приходилось расставлять бессистемно.
- Какая же у вас библиотека! Книги в основном все английские…
- Конечно. И все это Ким читал. А с тахтой получилось комично. Уже после оформления заказа он купил в магазине югославскую кровать. В те годы редкая удача. И от раньше заказанной тахты пришлось отказаться. И хотя к ее изготовлению на фабрике еще не приступали, у нас, как известно, "все не так просто". Надо было указать уважительную причину. Ким был в тупике. Но, вспомнив, что глупый вопрос предполагает глупый ответ, сказал: "Потому что мой папа умер". И эту причину сочли уважительной. Вот, видите, в кабинете фотопортрет его отца. А на этом столике стояла пишущая машинка Кима.
Муж не брал жену в разведку"
- Руфина Ивановна, спасибо за экскурсию. И, если позволите, попробую как следует расспросить вас о профессиональной работе Кима Филби. Наверняка за эти восемнадцать лет он рассказывал о своей жизни там…
- Как вам сказать. Чувствовалось, что о деталях работы говорить ему не хотелось. Я ведь понимала, что всё засекречено, и не допытывалась. Рассказывал, правда, без подробностей, как убегал в 1963-м из Бейрута. Теперь это уже известно: на пароходе "Долматов". Но поведал одну интересную деталь, о которой не упоминают. Был у них с советским куратором, там работавшим, условный знак. Когда тот проходил мимо его дома, Ким видел куратора с балкона - значит, назначена встреча. Если вдруг предстоит побег, знаком опасности должна была стать газета в руках куратора. И человек этот мимо дома в нужный момент прошел, только вот газету забыл. Ким встретился с куратором, но что надо бежать прямо сейчас, не знал. Показывал мне: "Я ушел, как был, в этом костюме с одним носовым платком - и всё".
- Вы с этим куратором не встречались?
- Была с ним нежданная встреча. Фамилия его П-в. Я тогда имен не знала, а познакомилась с ним на улице. Я уже рассказывала, что Ким любил прогулки. В тот раз были на Красной площади. Возвращались, и тут я должна вам объяснить: все время была я под страхом. Постоянно снились кошмары. Сидело все это в подсознании. Меня все время пугали, что его могут похитить, убить, хотя Ким считал, что это - полная ерунда, и относился к этому спокойно. Но, повторюсь, будучи человеком исключительно дисциплинированным, поступал всегда так, как говорили. Никогда ничего не нарушал. Он бережно относился к людям - со всех точек зрения. Повторял: "Ну а вдруг со мной что-то случится? Значит, будет отвечать тот, которому все это поручили".