* * *
Сейчас было бы логично предоставить слово другим людям, знавшим Кима Филби. Но после разговора с Руфиной Ивановной лучше, наверное, сделать паузу - и не будем объяснять, зачем. Поэтому перед тем, как вновь обратиться к воспоминаниям, расскажем о тех людях, чьи имена оказались неразрывно связаны с именем Филби в понятии "Кембриджская пятерка". Начнем по установившемуся порядку, хотя на самом деле порядок этот очень условный.
Второй. Сын адмирала. Гай Бёрджесс (1911–1963)
В 1979 году в интервью "Таймс" Энтони Блант сказал: "Гай Бёрджесс был одним из умнейших людей, каких мне приходилось встречать. Однако совершенно верно и то, что он иногда действовал людям на нервы". Утверждение, что "иногда действовал", звучит более чем мягко: из всей "Кембриджской пятерки" Бёрджесс, пожалуй, получил наибольшую скандальную известность, имя его окружено всевозможными легендами и сплетнями, щедро облито грязью.
Такова судьба яркой, неординарной, независимой и весьма противоречивой личности. Хотя было время, когда Гай являлся кумиром не только для своих сверстников-соучеников, но его очень ценили и преподаватели Кембриджа. Дружбы с этим человеком искали, буквально домогались… Ну а он умел запросто подчинять своей воле окружающих и даже помыкать ими, чуть ли не держа их в подчинении.
Один из его ближайших друзей, Горонви Риз, в ту пору - молодой почетный член Ол-Соулз-колледжа Оксфордского университета, утверждал, что Бёрджесс являлся самым блестящим кембриджским студентом того времени, и все были уверены, что впереди его ждет блестящее будущее ученого. "Когда он говорил, он был просто неотразим, тем более что, будучи по-мальчишески живым и хорошо сложенным атлетически, он был красив чисто по-английски…"
Следуя семейной традиции, Гай Бёрджесс должен был бы служить в рядах Королевского флота - буквально все его предки, из поколения в поколение, становились адмиралами. Вот и отец Гая, офицер флота, доблестно воевал против Германии в мировую войну и дослужился до чина вице-адмирала. Так что можно сказать с уверенностью, что Бёрджессу-младшему заранее были уготованы золотые адмиральские погоны с изображением короны Его Величества - сын адмирала скорее всего дослужился бы до высокого морского чина.
А потому, успешно начав учебу в привилегированном Итоне, юный Бёрджесс буквально через год перешел в Дартмутский военно-морской колледж. Он и здесь учился великолепно, учеба давалась ему легко.
Но что-то потом пошло не так: то ли, согласно официальной версии, врач в колледже обнаружил у него какой-то дефект зрения, то ли самому Гаю чем-то вдруг очень не понравился Дартмут. Потому он решил уйти из колледжа, заявив родителям, что это "слишком большая честь для королевского флота - заполучить к себе Гая Бёрджесса".
Как известно, Бёрджесс был о себе достаточно высокого мнения. Да и по характеру это был совершенно невоенный человек…
Так что в его жизни произошла резкая смена курса, и он возвратился в Итон, где взялся за науку с еще большим рвением, а в результате за успехи в изучении истории был удостоен престижной премии Уильяма Гладстона - лидера либеральной партии, который во второй половине XIX века несколько раз становился премьер-министром Великобритании.
В 1930 году, окончив школу, Бёрджесс стипендиатом поступил в знаменитый Тринити-колледж Кембриджского университета, где преподаватели сразу отметили у него задатки ученого-исследователя. Хотя усердия к наукам у Гая тогда уже поубавилось, все же, как свидетельствовали его соученики, в 1932 году, несмотря на небрежное отношение к учебе, он сумел получить высшую оценку по истории, обрушив на экзаменаторов целый каскад знаний, чем привел педагогов в полнейшее изумление. В итоге ему даже была предоставлена так называемая "исследовательская стипендия" - то есть, еще продолжая обучение, он получил возможность заниматься преподавательской и научной деятельностью. Казалось, молодой человек наконец-то определился с выбором жизненного пути.
Но так только казалось - в ту пору, когда многие молодые люди всерьез увлекались марксизмом, Бёрджесс стал членом подпольной коммунистической группы. Прежде чем прийти к такому решению, он прочел огромное количество теоретических трудов не только классиков марксизма-ленинизма, но и многих иных мыслителей как современности, так и прошлого. В разговорах и спорах Бёрджесс нередко обращался к Марксу, с легкостью приводил на память его цитаты. Полученные знания и критическое отношение к происходящему в обществе - не будем забывать, что это были времена Великой депрессии, затронувшей не только США, но и страны Европы, - и подвигли его на разрыв с ним, на нарочитое отмежевание от пресловутого "буржуазного мировоззрения" и образа жизни. Уже на третьем курсе он участвовал в студенческой забастовке в пользу обслуживающего персонала Тринити-колледжа. И забастовка закончилась победой трудящихся. Организовывал митинги и забастовки водителей городских автобусов и уборщиков улиц, в которых сам также принимал участие. Кроме подобной "политической активности", весьма напоминавшей позицию российского студенчества начала XX столетия, его отличала еще и яркая "богемность", которая сохранилась у Бёрджесса фактически на всю жизнь: он очень небрежно одевался ("Я никак не мог понять, - вспоминал один из его кураторов, - почему на близком расстоянии он выглядел как бродяга, хотя шил свои костюмы у лучшего лондонского портного"), много пил, проявлял агрессивность в спорах. При этом ему всегда нравились компании, он охотно вращался в самых разных кругах общества, легко и быстро сходился с людьми, имел множество приятелей и знакомых - окружающих привлекали его обаяние, остроумие и высокий культурный уровень. Можно смело утверждать, что его интеллект просто покорял.
Подобный стиль жизни неизбежно стал отрицательно сказываться на результатах учебы. Как свидетельствовал Юрий Модин, сотрудник лондонской резидентуры, свой третий год пребывания в Кембридже Бёрджесс "завершил довольно бесславно. Мне кажется, он даже не сдавал выпускных экзаменов из-за тяжелой болезни в последнем семестре. Это не помешало Гаю заняться в 1933–1934 годах написанием труда "Буржуазная революция в Англии в XVII веке". Так же называлась его работа, которую он готовил для получения степени доктора философских наук. Но, в конце концов, Бёрджесс забросил и это…".
В то самое время, в 1934 году, Гай Бёрджесс побывал сначала в Германии, а затем поехал в Советский Союз, желая, как он говорил, "своими глазами увидеть разницу двух систем, двух государственных устройств - советского и фашистского". Скажем, что как историку ему очень повезло: 30 июня 1934 года в Берлине произошла знаменитая "ночь длинных ножей", когда эсэсовцы уничтожали недавних своих соратников - штурмовиков. Как пишут в исторической литературе, это была "первая волна массовых убийств в Третьем рейхе. 83 человека были убиты без суда и следствия, без права на защиту, оказавшись жертвами партийно-клановой разборки". В общем, фашизм предстал перед ним во всей своей красе.
Зато в СССР, благодаря заботе Иностранного отдела НКВД, небольшую группу британских студентов, в которую входил Бёрджесс, принимали в полном смысле "на высшем уровне".
В Ленинграде с ними встретились член Западного бюро Коминтерна Иосиф Пятницкий и "любимец партии", ее тогдашний теоретик Николай Бухарин, который имел с гостями продолжительный разговор о том, что только коммунисты могут реально противостоять фашизму.
Побывав в Ленинграде и Москве, молодые представители британского истеблишмента не выразили большого восторга от того, как живут люди в стране победившего пролетариата. Однако разочарую любителей проводить параллели между "двумя тоталитарными режимами": подобных параллелей Бёрджесс не углядел, и его выбор в пользу СССР был осознан и однозначен - свою жизнь он решил посвятить борьбе с фашизмом. Правда, потом эта поездка в Советский Союз оказалась для Гая неким skeleton in the closet - "скелетом в шкафу", и когда возникали известные подозрения, приходилось объяснять, что она была вызвана исключительно "юношеской любознательностью" и что Бёрджесс не только не был завербован там "большевиками", но и полностью разочаровался в советской действительности, вследствие чего вышел из компартии у себя на родине…
Тут он говорил полуправду: в СССР его действительно никто не вербовал: в поле зрения нелегальной лондонской резидентуры советской разведки он попал еще у себя на родине и с помощью своих друзей - Кима Филби и Дональда Маклина был привлечен Арнольдом Дейчем к сотрудничеству на идеологической основе. Бытует мнение, что именно "богемность" Бёрджесса прежде всего привлекла к нему внимание разведки, хотя на самом деле всё было совсем наоборот. Его негативные качества поначалу настроили против него и резидента Александра Орлова, и его помощника Арнольда Дейча. Только ручательство товарищей, и в первую очередь - Филби, позволило решить вопрос в его пользу. Они характеризовали Бёрджесса как "очень способного и авантюрного малого, могущего проникнуть всюду". Что ж, определенная доля авантюризма разведчику необходима - хотя известно, что просто авантюристом он быть не может.
Итак, в январе 1935 года Гай познакомился со "Стефаном", он же Дейч, и принял его предложение о сотрудничестве. Бёрджессу был присвоен оперативный псевдоним "Медхен" (затем он был также и "Паулем", и "Хиксом"). Вот тут как раз ему и пришлось проявлять свою "авантюрность", потому как официально Бёрджесс вновь "ложился на другой курс". Он четко и логично объяснил своим друзьям - студентам и преподавателям, что порывает с марксизмом, в котором разочаровался, и видит германский фашизм как "светлое будущее человечества". Вести подобные разговоры "в лоб", ни с того ни с сего начиная их самому, было нельзя, и перед своими собеседниками Гай представал в виде этакого байроновского Чайльд Гарольда, скрывающего душевное разочарование под тонкой иронией. Вроде бы получалось…
По окончании Кембриджа Гай обосновался в Лондоне, полностью и окончательно порвав связи со своей подпольной организацией. Фактически он поступил "на службу к капиталу" - стал советником по финансовым делам у матери Виктора Ротшильда, своего товарища по Тринити-колледжу. Затем занял должность парламентского ассистента у молодого и крайне правого парламентария Джека Макнамары, члена Общества англо-германской дружбы. В результате он сумел существенно расширить круг своих знакомств, обзавелся весьма серьезными связями в различных слоях высшего общества.
В конце 1935 года Бёрджесс поступил на работу в Британскую радиовещательную корпорацию - ту самую легендарную Би-би-си, что впоследствии так хорошо узнали в СССР… Для работы на радио выпускник Кембриджа имел все необходимые качества: кроме высокого уровня образованности и широчайшего кругозора, он отличался коммуникабельностью, умением устанавливать знакомства и связи в различных кругах общества - в том числе и в самых высоких, к которым он и сам принадлежал по своему происхождению. Как известно, наличие подобных навыков и личных качеств очень ценно не только для журналиста, но для и разведчика. На радио Бёрджесс в основном занимался вопросами внутренней политики, вел ставшую вскоре популярной программу "Неделя в Вестминстере". Совсем не случайно в его передачах все чаще появлялись люди, которые у нас именуются "выходцами из спецслужб", или даже имевшие к таковым непосредственное отношение в то время. Можно понять, что журналистская работа давала Гаю большие возможности и для сбора информации, и для поддержания контактов со своими связниками из Центра.
В соответствии с общительным характером Бёрджесса, его широкими и разнообразными связями и, как отметил Дейч в его психологическом портрете, удивительной способностью "легко завязывать знакомства" Гаю была определена роль "наводчика и вербовщика". Можно сказать, что в разведке она наиболее трудная и опасная - всего один "подход" не к тому, так назовем это, человеку был чреват "расшифровкой" со всеми непредсказуемыми, но весьма печальными последствиями. В общем, работа на грани опасности, постоянный риск…
Для авантюрных наклонностей Бёрджесса - это то, что надо. Как было признано, он был буквально создан для такой работы, о чем и сам потом нередко говорил, - но по вполне понятной причине не стану называть никаких неизвестных читателю цифр или имен. Просто еще раз повторю, что знающие люди относятся к термину "Кембриджская пятерка" с определенным сарказмом.
Конечно, идея руководителей лондонской резидентуры о вербовке "перспективных" студентов Кембриджа и Оксфорда нашла у Бёрджесса не только полное понимание, но и горячую поддержку, так что Гай сразу же стал "продвигать" ее в двух направлениях: в теоретическом и практическом.
Как теоретик, он даже подготовил соответствующий доклад для Иностранного отдела НКВД.
"Организация работы среди университетского студенчества, - писал Бёрджесс в этом своем меморандуме, - имеет величайшее значение, поскольку через нее мы могли бы управлять регулярным потоком людей, идущих на государственную службу, которых можно было вербовать до того, как они сделаются слишком выдающимися, и устраивать их на безопасные места той или иной отрасли службы".
Как практик, Бёрджесс сразу же оценил своё ближайшее окружение на предмет дальнейшего использования. Конечно, искать рядом всегда проще, но не будем забывать, что Гай учился в одном из двух наиболее престижных учебных заведений Великобритании и что вокруг этого "блестящего студента" всегда группировались наиболее интересные и, соответственно, во всех отношениях перспективные люди. Он ведь так и указывал в своем докладе, что вести там работу должен "кто-нибудь, имеющий близкую связь со студентами".
Не удивительно, что первым объектом его интереса стал Энтони Блант - ближайший друг Бёрджесса, с кем, кстати, он вместе ездил в СССР, рафинированный аристократ, который в то время уже преподавал историю искусств в alma mater - в том же Тринити-колледже. В ноябре 1937 года Гай познакомил его с Арнольдом Дейчем. Взаимопонимание было найдено, и, соответственно, все вопросы успешно решены: Бланту отводилась такая же роль, как и Бёрджессу - искать "пополнение". Было условлено, что "Тони" будет осуществлять связь с "Отто" (он же - "Стефан") через Гая.
Общался Гай Бёрджесс и с Джоном Кернкроссом, человеком совершенно иного склада и происхождения, упрямо шагавшим вверх по социальной лестнице молчуном - даже считать их отношения товарищескими можно было только с определенной натяжкой. Но в том, что Кернкросс стал пятым в "Кембриджской пятерке", есть немалая заслуга Гая, как и Энтони Бланта.
Оценивая работу разведки, полезно знать, что думает по этому поводу противник. Высокопоставленный сотрудник ЦРУ Дэвид Мёрфи, возглавлявший в 1960-е годы "советский отдел" этой "конторы", называл вербовку и, так сказать, совершенствование в 1930-е годы "Кембриджской пятерки" "шедевром разведывательных операций". Приезжавший в Россию в 1990-х годах Мёрфи был откровенен с журналистами.
- Их интеллект и оперативный потенциал постов, который занимали эти агенты, был сногсшибательным! - признался он.
Однако, по мнению нашего бывшего "главного противника", Гай Бёрджесс, который первоначально использовался как талантливый наводчик и вербовщик, в критические месяцы, предшествовавшие 22 июня 1941 года, сделал очень мало ценного…
Но это не удивительно, ведь всё и получалось так, как было задумано лондонской резидентурой. Выступления Бёрджесса в эфире, его контакты со многими "нужными людьми" привлекли к нему внимание британской разведки - и он вызвал интерес как потенциальный сотрудник. В общем, подготовленная Москвой "подстава" получилась: в 1938 году, первым из всей "пятерки", Гай был принят на работу в СИС - в качестве агента, с испытательным сроком. Вскоре Бёрджессу было определено постоянное место в секретной разведывательно-диверсионной службе британской разведки - так называемой секции "Д" (диверсии). Пожалуй, точнее было бы назвать это подразделение секцией "активных мероприятий": основными его задачами было осуществление дезинформации и проведение мероприятий с целью определенного воздействия на различные политические события. Но можно предположить, что при тогдашнем раскладе политических сил, в канун начала Второй мировой войны, секреты этой секции не слишком волновали Москву, ибо основные усилия ее были направлены отнюдь не против СССР Впрочем, Бёрджессу еще повезло: изначально его хотели направить под дипломатическим прикрытием в английское посольство в Москве - но это решение отменилось в то время, когда Гай уже был в дороге к месту назначения. Затем его пытались "сосватать" на работу в "антикоммунистическую секцию" Интеллидженс сервис - то есть фактически внедрить провокатором в ряды английской компартии. Сразу по нескольким различным причинам подобная "роль" не подходила ни Москве, ни ему самому. Однако напрямую отказываться от предложенной работы Бёрджессу было нельзя. И тут вдруг свою положительную роль с ы фал а ахиллесова пята Гая - его недавнее членство в компартии. Бёрджесс осторожно выразил руководству сомнение в том, что человек, который вышел из компартии, а затем возвращается туда вновь, вряд ли будет пользоваться доверием своих товарищей.
Подобная оценка была принята с пониманием. Ну а в результате - назначение в секцию "Д" Сикрет интеллидженс сервис.
Первое задание, которое ему довелось выполнять, имело целью раскол еврейского движения в Палестине. Затем, после совместной работы с секцией по Германии, Бёрджесс смог сообщить в Москву свою оценку позиции англичан:
"Основная политика - работать с Германией во что бы то ни стало и в конце концов против СССР. Но эту политику нельзя проводить непосредственно, нужно всячески маневрировать. Главное препятствие - невозможность проводить эту политику в контакте с Гитлером и существующим строем в Германии… Наша цель - не сопротивляться германской экспансии на Восток".
В общем, Великобритания двурушничала. Зная характер Бёрджесса, можно понять, что подобная позиция не вызывала у него одобрения. А потому он с чистой совестью выполнял задания Москвы - в том числе действовал в качестве курьера и связника, так как в работе лондонской резидентуры наступил известный вынужденный перерыв, а Гай периодически выезжал во Францию - и притом не без успеха делал служебную карьеру. Так что когда летом 1940 года - как знает читатель, произошло это и по рекомендации Гая - сюда пришел на службу Ким Филби, он получил назначение в подсекцию "ДУ", которой как раз и руководил Бёрджесс, в качестве его помощника. Относительно этой своей должности Филби писал: "По долгому опыту я знал, что "помогать" Гаю значило освободить его от всякой работы".