В 63-м Высоцкий в этом театре не бывал и не знал, что его песни введены в спектакль. Когда он пришел на Таганку в 64-м, то высказал обиду, дескать, его песни используют, а при этом его фамилии в афише нет, да и одна из песен искажена. Тогда состоялся такой разговор Высоцкого с актером театра Леонидом Буслаевым.
- Это ты принес песню в спектакль?
-Да.
- Слушай, там же слова не те!
- Вполне может быть, но я ее услышал в Ногинске, а там пели именно так. Ну что ты расстраиваешься? Вот чудак, ей-богу! Ведь это народ уже прибавляет-убавляет, а значит песня уже народная, а не твоя собственная. Ты ее для кого писал? Для людей? Вот люди теперь и поют так, как им удобно. Да мы поначалу и не знали, чья это песня.
В песенном творчестве у Высоцкого наступает новый период. Если поначалу песни писались и исполнялись для компании близких друзей, то пришло время, когда из приятельского круга надо было выходить, раздвинуть его, осознавая себя в новом большом пространстве.
Сделать это в те годы было чрезвычайно трудно. Идеологических жрецов от КПСС отличала патологическая ненависть ко всему "неположенному" и "чуждому". К "неположенному" относились и песни Высоцкого.
Власть признала тот факт, что внедрившиеся в быт магнитофоны прервали ее монополию на распространение звучащей информации, которая до сих пор выходила только под строжайшим цензурно-идеологическим контролем.
"Наряду с использованием во враждебной пропаганде неофициально распространяемых рукописей и зарубежных изданий, нелегально ввозимых в нашу страну, которые на жаргоне диссидентствующих элементов, культивируемом этой пропагандой, именуются "самиздатом" или "тамиздатом", в целях идеологической диверсии используется в последние годы и так называемый "магнитиздат", или "музыкальный самиздат" - обычно записанный на магнитофонные кассеты идейно враждебный репертуар различных самозваных бардов", - это цитата из просусловской брошюры тех лет.
С пришествием магнитофонной эпохи создалась возможность массового распространения, ничем не регулируемого тиражирования - в домах, на улицах звучали записанные на магнитофонную ленту песни Высоцкого. Это и было фактом "самиздата" - "магнитиздат" стал его разновидностью. Если самиздат был доступен лишь жителям нескольких крупных городов, то пленки с записями неподцензурных песен распространялись молниеносно по всей стране, что особо беспокоило власти. Однажды Высоцкий, исполняя новую песню, забыл какие-то слова, и вдруг кто-то из зала выкрикнул их ему. Автор был необычайно изумлен, так как он исполнял эту песню на публике только второй или третий раз.
Произошло невиданное за всю историю советского искусства уникальное явление - человек стал знаменит на всю страну без помощи средств массовой информации и даже вопреки им. Не было ни афишных объявлений, ни поддержки радио, телевидения и прессы. Насмешливые, иронические, ернические песни распространялись стихийно, переписываемые с одной магнитофонной ленты на другую, и становились достоянием огромной аудитории под названием СССР. Авторов и певцов было много - сотни и тысячи, однако народ сделал выбор. Все хотели слушать Окуджаву, Галича, Высоцкого...
"Я скольжу по коричневой пленке", - напишет Высоцкий в 1969 году, прекрасно понимая вынужденную форму своего поэтического существования. "Я во многих домах нахожусь в гостях в "скрученном", правда, состоянии, но мне там довольно удобно - часто "раскручивают"..."
Глубже других слоев населения воздух свободы "хрущевской оттепели" вдохнула интеллигенция, особенно коллективы различных НИИ. Там "компетентные органы", следя за соблюдением секретности, ослабили идеологический контроль, и ученые выступали страстными сторонниками и меценатами всего нового в искусстве.
Вспоминает поэт П.Вегин: "Я познакомился с ним в 1963 году, когда по просьбе ученых города Дубны организовал там вечер молодой поэзии и выставку наших художников-авангардистов. Я знал Владимира Высоцкого, мы выступали вместе с ним на концертах, он только начинал петь. Поехали мы в Дубну большой компанией поэтов и художников. Кроме Володи и Игоря Кохановского поехали еще два поэта с гитарами - Юлий Ким и Юрий Визбор...
Из художников были Жутовский, Янкилевский, Юра Соболев, Эрнст Неизвестный и другие. Картины, однако, провисели всего час. Абстракционизма дубненский партком перенести не мог. Совсем свежей была память о правительственном погроме левых художников и поэтов.
А вот вечер поэзии состоялся...
Решили силами поэзии взять реванш за изгнание художников из синхрофазотронного рая. Высоцкий выступил первым, он "завел" зал, покорил его, настроил на нужную волну. Все остальные тоже выступили хорошо, нас не отпускали часа три. Потом он пел еще - уже ночью, в чьем-то коттедже, где мы оставались до утра.
Там пели, читали стихи и прозу все, кто не вернулся в Москву вечерним поездом".
Я был душой дурного общества.
И я могу сказать тебе:
Мое фамилье-имя-отчество
Прекрасно знали в КГБ.
Эту строку с восхищением декламировала Анна Ахматова молодому Иосифу Бродскому в 63-м году. Бродский рассказывал об этом Высоцкому в Нью-Йорке в 76-м.
Из интервью с Л.Абрамовой: "К сожалению, с Ахматовой они так и не встретились, а вот признание Бродским его стихов он очень ценил, хотя трудно представить более разных поэтов".
Вспоминает Л.Абрамова: "...Володя пытался "продать" (мы тогда сидели без копейки) свои песни известным мастерам эстрады: Майе Кристалинской, Ларисе Мондрус, Вадиму Мулерману, Владимиру Макарову... Мы оба, весьма обтрепанные, я - с животом (я ждала Никиту), приехали на большой эстрадный концерт в летнем театре "Эрмитаж", который составлял Павел Леонидов, и пошли по артистическим комнатам. Володя пел песни и предлагал их для исполнения. Мастера искусств пожимали плечами и только что не посылали его куда подальше. Наконец мы добрались до комнаты, в которой готовился к выходу Кобзон. Он послушал Володю и сказал: "Никто твоих песен петь не будет, но ты их будешь петь сам! Поверь мне, пройдет не так уж много времени, и ты сам станешь с ними выступать. А пока возьми у меня в долг - вернешь, когда появятся деньги!" Двадцать пять рублей нам тогда вполне хватило..."
Предсказание И.Кобзона сбудется еще не скоро, но уже в следующем году Высоцкий получит свой первый гонорар за песни.
Жизненные пути Высоцкого и Кобзона будут не раз пересекаться. Так, в августе 71-го в Сочи для Высоцкого с женой не нашлось номера ни в одной гостинице города, и Кобзон освобождает свой люкс для них. Когда в 74-м у Кобзона родился сын - Андрей, Высоцкий снял с себя нательный крестик и повесил на шею мальчику, который будет носить его, как драгоценную реликвию. В скорбные дни июля 80-го Иосиф Кобзон примет деятельное участие в организации достойных похорон Высоцкого.
13 рублей 50 копеек - один из первых гонораров Высоцкого того времени. Режиссер Л.Луков, снимавший фильм "Верьте мне, люди" на киностудии им. Горького, поручил ассистенту Л.Марягину найти для картины "хорошую блатную песню", и тот обратился к Высоцкому. Высоцкий напел ему песни на кассету, а Марягин оформил запись как прослушивание. В фильм вошла только одна песня, да и то сочиненная не Высоцким, но из его раннего репертуара - актер Кирилл Лавров напевает в фильме "Таганку".
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ СТУДИЯ
В августе 63-го года товарищи Высоцкого по курсу Геннадий Ялович и Евгений Радомысленский организовали самодеятельную экспериментальную театральную студию при клубе МВД. В честь "отцов-основателей" и организаторов студию в шутку называли "Станиславский, Немирович, Радомысленский, Ялович". Кроме Высоцкого, в составе студии были М.Добровольская, В.Буров, Р.Вильдан, М.Зимин, Е.Ситко, В.Никулин, Л.Круглый, В.Абдулов, И.Печерникова... Им хотелось создать нечто подобное только что открывшемуся "Современнику", где основу составили также недавние выпускники Школы-студии МХАТ. Кроме подготовки ролей Высоцкому доверили преподавание актерского мастерства.
Сначала репетировали "Белую болезнь" К.Чапека. Высоцкий в паре с Яловичем готовил роль Отца. Репетиции были, в основном, ночью после спектаклей в театрах - с 10 вечера и до 5 - 6 утра. Неустроенность и неопределенность во всем влияли на активность участия Высоцкого в работе студии. Он то появлялся, причем иногда чуть ли не ежедневно, то исчезал на долгое время - уезжал то на съемки, то на заработки и так и не смог принять участие в выпуске этого спектакля.
Через некоторое время театральная студия обрела статус "экспериментального театра-студии при Школе-студии МХАТ". Появилось несколько ("Литературная газета", "Вечерняя Москва" и др.) доброжелательных статей о работе студии. "В уставе коллектива, который подписан всеми его участниками, провозглашается борьба за театр гражданский, театр героической темы. Первый спектакль, при всех его промахах, именно такой - откровенно публицистический, страстный", - писал журналист "Московской правды" (впоследствии министр культуры России) Е.Сидоров. Забрезжила реальность превратить студию в театр, когда был заключен договор с дирекцией Объединенного института ядерных исследований о постановке в Дубне спектакля "Тихие физики" по пьесе Максима Сагаловича. Была составлена смета расходов на постановку спектакля, вместе со студийцами в спектакле должна была играть довольно сильная группа актеров, а Эрнст Неизвестный и Олег Целков должны были делать декорации. Премьеру планировали к 14 августа 1964 года, чтобы сыграть спектакль на Международной конференции по физике высоких давлений. Роли для Высоцкого в спектакле не было, но Радомысленский предложил ему написать туда песню. Высоцкий сочинил "Марш физиков", вложив в него все свои познания в этой науке. Но по каким-то причинам работа над спектаклем была прекращена, а песня осталась.
И был еще один незавершенный проект.
Г.Ялович начал репетиции пьесы Г.Епифанцева "Замкнутый спектр". Пьеса была интересна тем, что в ней часть актеров играли самих себя. Там были такие действующие лица: Он, Она, Сева Абдулов, Володя Высоцкий, Марина Добровольская, Ирина Печерникова, Валентин Буров, Балерина и Скрипач. Высоцкий участвовал во всех репетициях и сочинил для спектакля песню "Корабли постоят...". Но и этот спектакль не был доведен до конца. А песня была использована в телеспектакле "Порожний рейс" по сценарию М.Калиновского, который поставил на ЦТ в 65-м году режиссер В.Успенский. Песня в спектакле исполнялась под оркестр, и это Высоцкому не понравилось. Она была рассчитана на гитарный аккомпанемент, а под оркестр - по выражению Высоцкого - "потеряла характер". Потом он часто включал эту песню в свои концерты.
У Г.Портера возникла идея поставить в студии "Вишневый сад". Во всех театрах "Вишневый сад" традиционно ставился как драма или как трагедия. Чехов же написал комедию. Так и решено было поставить спектакль - по Чехову. Высоцкий должен был играть Лопахина. Но все закончилось на стадии обговаривания сцен, а до этюдных репетиций дело не дошло. Через десять лет Высоцкий сыграет Лопахина - одну из лучших своих театральных работ.
В 1967 году студия распалась - "отцы-основатели" не поделили власть.
Вспоминает Р.Вильдан: "Собирались ночами, хотели сделать свой коллектив. Сделали "Белую болезнь" Чапека, "Оглянись во гневе" Осборна. Выступали в Доме медиков, в студенческом клубе МГУ. А распались просто по собственной глупости. Радомысленский и Ялович начали спорить, кто будет главным. Делили шкуру неубитого медведя. Еще толком мы не оформились, а уже начались какие-то группировки. Сами себя на корню сгубили, хотя начинали очень хорошо".
В память об этом периоде сохранился документ под названием "Производственный журнал экспериментального театра молодых актеров" (октябрь 1963 - март 1964). В журнале наряду с различными рабочими записями есть список актеров, и в нем, под номером три, значится Владимир Высоцкий.
В конце ноября 1963 года Нина Максимовна распрощалась с квартирой на Первой Мещанской и соседями, с которыми прожила вместе 35 лет.
В стране вовсю идет программа посемейного заселения, то есть одна семья - одна квартира. Советский Союз выходит на первое место в мире по количеству строящегося жилья на 1000 человек населения. Позже неблагодарное население эти дома назовет "хрущобами": и некрасивые-то они снаружи, и тесные-то они внутри, и санузел совмещенный, и неудобная планировка...
Под эту кампанию попадают и Высоцкие - Нина Максимовна и Владимир. При норме на человека девять квадратных метров они получают двухкомнатную квартиру-"клетушку" на четвертом этаже на Юго-Западе, в экспериментальном квартале тогда совершенно окраинных Новых Черемушек, на улице Шверника (позже переименованную в улицу Телевидения), дом 11, корпус 4, квартира 41.
Это был особый 10-й экспериментальный район, который заложил Н.Хрущев, мечтая сделать его прообразом коммунистического жилого района для трудового класса со всеми удобствами: кинотеатрами, магазинами, прачечными, пивбарами, книжными лавками.
Через семь лет опальный Хрущев в частной беседе с Высоцким будет обижаться на народную неблагодарность:
- Вот меня сейчас все ругают, дома эти называют "хрущебами", а не говорят, что мы тогда вытащили людей из подвалов, где и сортиров не было, дали им благоустроенное жилье - правда маленькое, с низкими потолками, но жить-то можно...
Поначалу молодая семья жила на два дома: то в Черемушках, то на Беговой. Окончательно к Нине Максимовне перебрались осенью 65-го года. В одной комнате расположились Владимир с Людмилой, а в другой - бабушка с маленьким Аркадием.
Особым благоустройством это жилище не отличалось. Однажды здесь побывали друзья Владимира Виктор Туров с женой Ольгой. Вспоминает Ольга: "Посещение комнаты Высоцкого в Новых Черемушках произвело на меня шокирующее впечатление. Я долго не могла перевести дух от железных солдатских кроватей, табуреток..."
С этой квартирой в "картонной" пятиэтажке было связано много хорошего. Туда приходили любимые друзья, здесь писались лучшие песни тех лет, подрастали дети. Через три года Людмила с детьми покинет эту квартиру...
К сожалению, при переезде погибла переписка Владимира с Изой. Два посылочных ящика писем двух любящих молодых людей исчезли. Возможно, кто-то решил несовместимым пребывание в одной квартире второй жены и писем первой... И лишь незадолго до смерти Нина Максимовна призналась: "Мы их сожгли. Там было еще старое Гисино пальто". В то время мать еще не представляла ценность переписки сына...
ВИТАЛИЙ ВОЙТЕНКО
В жизни Высоцкого совершенно случайно появился человек с легендарной биографией.
Как-то Высоцкий вместе с Михаилом Туманишвили сидели в буфете Театра киноактера и грустили по поводу своей неустроенной жизни. К ним подошел незнакомый мужчина и с ходу предложил концертное турне по Сибири, Алтаю и Казахстану: "Я сейчас улетаю в Томск - там работают Кириенко и Чубаров, которых по договоренности я должен отпустить к Новому году. А вы, стало быть, им на замену". Предложение - также с ходу - было принято. Нанимателем оказался администратор калмыцкой филармонии Виталий Войтенко.
26 декабря 1963 года они вылетели в Томск. "Полетели мы в Томск, ничего, естественно, не подготовив, то есть пустились в явную авантюру", - вспоминает Туманишвили. У Высоцкого в кармане демисезонного пальто было три рубля, у Туманишвили - чуть больше. Стояла жуткая непогода, и до места они добирались четверо суток с неплановыми посадками в Иркутске, Омске, Новосибирске. Во всех городах Аэрофлот бесплатно поселял их в гостиницу, но с едой было туговато.
В Томск прилетели 30 декабря в состоянии "трясучки", небритые и голодные. Когда Войтенко увидел их на трапе, глаза у него стали квадратными. Тут же схватил незадачливых "гастролеров", поволок в гостиницу, засунул в ванну - отпариваться и отлеживаться - и сказал, что завтра, 31-го, - первый концерт в каком-то огромном Дворце культуры, где должна собраться вся местная интеллигенция.
Стали решать, с чем выступать. Но в этот день так ничего и не придумали, поэтому назавтра Туманишвили читал со сцены какой-то отрывок прозы, подготовленный еще в институтские времена, а Высоцкий что-то из Маяковского, несколько его стихотворений, и Шолохова - про деда Щукаря. Потом вместе с Войтенко в местной конторе кинопроката за две бутылки водки слепили по рекламному ролику из фильмов, в которых они снимались. Так что выходили они на сцену после того, как показывали их работы в кино, и в зале им устраивали прием, как известным киноартистам. Но, все равно, было очень страшно, особенно в первых выступлениях: не было особой практики работы перед зрительным залом, не было опыта рассказа о своем "творческом пути".
К последующим выступлениям Войтенко приготовил афишу. Это была первая в жизни Высоцкого концертная афиша. Подобных афиш - с фотографией, перечислением фильмов, в которых участвовал, - больше не будет.
Решили обогатить репертуар - подготовить инсценировку рассказа К.Чапека "Глазами поэта", поскольку у Высоцкого оказалась с собой книжечка Чапека. Ночью сидели в номере, репетировали и веселились, придумывая всякие сценки. Туманишвили играл поэта-заику, который оказался свидетелем того, как машина сбила женщину, Владимир изображал следователя. Так и встретили Новый год. И уже с 1 января они выступали с этим отрывком. Кроме того, Высоцкий читал что-то из поэзии, а Туманишвили - прозу.
М.Туманишвили: "Однажды из-за какой-то задолженности к нам приехал директор калмыцкой филармонии, от которой мы выступали. Суровый такой мужчина, прошедший всю войну в штрафных батальонах. И вот за столом Володя спел ему свои "Штрафные батальоны". Я тогда впервые увидел, как взрослый сильный человек может "сломаться" на Володиных песнях. Он просто сидел и плакал. Может быть, он пошел на какое-нибудь служебное нарушение, я не знаю, но он простил все долги нашему руководству".
В этот же вечер Войтенко рассказал несколько сюжетов из своей непростой биографии. О том, как во время войны он, летчик-штурмовик, попал в плен, с группой бежал из фашистского лагеря в Австрии, после совершенно невероятных приключений вернулся в Советский Союз, отсидел десять лет в советском лагере, из которого бежать было некуда, вернулся...