Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин 15 стр.

Постановка Любимова не была чем-то совсем новым для те­атральной общественности нашей страны. В 1957 году созданный и взращенный Брехтом театр "Берлинен Ансамбль", руководимый после смерти Брехта Эрихом Энгелем, гастролировал с несколькими спектаклями в Ленинграде. Несколько позже вышел сборник пьес Б.Брехта, и советский читатель впервые смог ознакомиться с гени­альными пьесами: "Трехгрошовая опера", "Жизнь Галилея", "Мама­ша Кураж и ее дети", "Добрый человек из Сычуани", "Кавказский меловый круг" и другими. В 1963 году на сцене Ленинградского БДТ в постановке польского режиссера Эрвина Аксера вышел спектакль "Карьера Артуро Уи", имевший огромный успех. Чуткий ко всему новому Любимов понимал, что с постановкой "Доброго человека..." он окажется на гребне интереса к драматургии Брехта. Он сделал ставку на пьесу, вызывающую в публике удивление и осознание об­щественных проблем. Получилось зрелище острое по мысли и не­обычное по форме. И хотя хронологически были более ранние спек­такли по драматургии Брехта, открытие великого драматурга на оте­чественной сцене произошло именно в постановке Любимова.

Любимовский "Добрый человек..." стал гвоздем театрального сезона в Москве. Успех студенческого спектакля был так велик, что одним-двумя просмотрами, как это обычно бывает с дипломными спектаклями, дело не обошлось. Но небольшой зал учебного театра не вмещал всех желающих. Не могли пройти даже известные, попу­лярные люди. Никак не мог прорваться на спектакль поэт Б.Слуц­кий. Тогда он потребовал к себе постановщиков и спросил: "В чьем переводе у вас стихи?" - "В переводе Слуцкого". Его пропустили.

Премьера проходила 2 декабря 1963 года в Доме кино.

Затем состоялось свыше десяти представлений, и не только в училище, но и на других площадках, в гораздо более вместитель­ных залах: Доме литераторов, Доме Советской Армии, в Академии наук, в городе Дубна у физиков-ядерщиков, четырежды на сцене Театра Вахтангова...

Член Президиума ЦК КПСС А.И.Микоян, опекавший бывшую жену своего покойного друга Каро Алабяна - Людмилу Целиков­скую (в то время жену Любимова), был приглашен на спектакль. Министры, замы министров, начальники всевозможных отделов культуры, режиссеры, актеры, журналисты - весь московский бо­монд потянулся на Старый Арбат взглянуть на спектакль студенче­ского театра, которому уже разрешили выступать на своей основной сцене вахтанговцы. И.Эренбург и К.Симонов, Е.Евтушенко и А.Воз­несенский, В.Аксенов и Ю.Трифонов, А.Галич и О.Ефремов, Б.Ахмадулина и Б.Окуджава, М.Плисецкая и Р.Щедрин... Казалось бы, сту­денческий спектакль - и такое внимание этих людей?

Звездное имя Людмилы Целиковской воздействовало не в по­следнюю очередь на давших "добро" на открытие Театра на Таган­ке. А.И.Микоян: "Любимова пока еще мало кто знает, а вот знаме­нитая и умная Целиковская смогла многих убедить посмотреть на рождение нового талантливого режиссера".

Заговорили - и все настойчивее, все громче, - что талантливый курс надо сохранить как целое, как ядро будущей новой труппы.

8 декабря в "Правде" под заголовком "Вдохновение юности" была опубликована рецензия К.Симонова на спектакль: "Я давно не видел спектакля, в котором бы так непримиримо, в лоб, имен­но в лоб - сознательно повторяю эти слова, - били по капитали­стической идеологии и морали и при том делали бы это с таким та­лантом, с такой мерой художественной правды, с таким проникно­вением в душу человека.

Эта пьеса, на мой взгляд, - одно из самых высоких созданий Брехта. И молодой коллектив выпускников театрального училища под руководством ставившего этот спектакль Юрия Любимова соз­дал спектакль высокий, поэтический, талантливый по актерскому исполнению и великолепно ритмичный, сделанный в этом смысле в лучших традициях вахтанговцев...

Пьеса эта создана коллективом молодых актеров с редкой цель­ностью, а ее постановщик проявил себя в этой работе как незауряд­ный режиссер. И у меня невольно возникает мысль: может быть, коллектив молодых актеров, сыгравших эту пьесу, способен, про­должая свою совместную работу, вырасти в новую театральную сту­дию? Ведь именно так в истории советского искусства и рождались молодые театры!"

Затем статья Б.Поюровского в "Московском комсомольце" 15 декабря 1963 года: "Спектакль этот не имеет права на такую корот­кую жизнь, какая бывает у всех дипломных работ. Потому что в отличие от многих других "Добрый человек из Сезуана" у щукинцев - самостоятельное и большое явление в искусстве. Нельзя до­пустить, чтобы режиссерское решение Ю.Любимова кануло в веч­ность весной предстоящего года, когда нынешний дипломный курс окончит училище".

Спектакль стали сравнивать с "Принцессой Турандот", когда 27 февраля 1922 года студийцы в масках начали свое веселое пред­ставление, из которого получился Театр Вахтангова.

Но, как всегда бывает, нашлись и противники нового театраль­ного направления, "рассчитанного на элиту, а не на рядового зри­теля". На спектакль были приглашены рабочие заводов "Станколит" и "Борец". Они должны были сказать, что это искусство фор­малистическое и "нам не нужно такое искусство". А рабочие после спектакля долго аплодировали и поздравляли тех, кто хотел закрыть спектакль...

Помогла Любимову и зарождающемуся новому театру министр культуры Е.Фурцева. Ткачиха из Вышнего Волочка, взлетевшая до вершин партийно-государственной пирамиды, став хозяйкой всего культурного пространства СССР, часто с пользой выполняла свои прямые обязанности по развитию культуры. Она направила М.Су­слову записку о том, что нужно помочь выпускникам, что это та­лантливый спектакль и надо обязательно сделать, чтобы у них был свой театр. Предполагают, что именно эта записка Фурцевой и ре­шила судьбу театра, но зато все, что было на "Таганке" потом, - ее не устраивало...

Н.Богословский: "Фурцева была очень славной, милой женщи­ной, всем своим существом старалась понять, что такое культура и искусство. Правда мало что у нее получалось. Иногда она была про­сто очаровательной, мягкой, а иногда - фурия".

Эта постановка сразу увлекла Н.Дупака. Он познакомился с Любимовым и предложил ему возглавить Театр драмы и комедии и с этим спектаклем прийти в театр. Ю.Любимов выдвинул условие: придет только с учениками.

- Сколько вы хотите взять учеников? - спросил Дупак.

- Думаю, человек двенадцать, - ответил Любимов.

- Почему так мало? Берите больше...

Заручившись согласием Ю.Любимова и прихватив рецензию К.Симонова, Н.Дупак в Министерстве культуры СССР высказал свою идею реорганизации Театра драмы и комедии. При Кировском райкоме партии была создана комиссия "по изучению деятельности Московского театра драмы и комедии", которая, внимательно по­смотрев весь репертуар и еще раз новый спектакль, поставленный Любимовым, пришла к выводу, что "театр утратил интонацию гра­жданственности, в нем появились черты периферийности", и дала "добро" на создание нового театра.

24 января 1964 года Юрий Петрович Любимов был представ­лен труппе Театра драмы и комедии. С курса, на котором он ста­вил спектакль, были приняты девять человек, в том числе З.Сла­вина, А.Демидова, И.Петров, И.Кузнецова, Л.Комаровская, А.Колокольников...

18 февраля 1964 года Председатель исполкома Моссовета В.Промыслов подписал Постановление № 7/6: "Исполком Москов­ского Совета постановляет: утвердить тов. Любимова Ю.П., заслу­женного артиста РСФСР, главным режиссером Московского Теат­ра драмы и комедии Управления культуры Мосгорисполкома, осво­бодив от этих обязанностей тов. Плотникова А.К. в связи с уходом на пенсию".

Это был последний год краткого периода жизни страны после XX съезда партии, названного с легкой руки Ильи Эренбурга - "от­тепелью", когда в страну ворвался поток свежего воздуха, от людей начал отступать страх, они перестали опасаться за свою жизнь, им позволено было думать. Год того периода, который вызвал страст­ный поэтический азарт в публике, посещавшей поэтические вечера Евтушенко, Рождественского, Ахмадулиной и Вознесенского.

"Оттепельный" период достиг своего пика, когда в ноябрьском номере "Нового мира" за 1962 год была напечатана повесть А.Солже­ницына "Один день Ивана Денисовича". Дальше пошел резкий спад либерализации. Хрущев сам испугался той свободы, которой он дал толчок. Уже 29 ноября 1962 года он неприлично ругался и топал но­гами на выставке нового искусства в московском Манеже. 17 декаб­ря того же года кричал на молодых писателей и художников на спе­циально устроенной встрече. 7 марта 1963 года на встрече в Сверд­ловском зале Кремля с деятелями литературы и искусства он орал на А.Вознесенского, которому почему-то захотелось уравнять себя с В.Маяковским в том, что он тоже беспартийный: "Вы хотите нас убаюкать, что вы, беспартийный, на партийных позициях стоите?.. Нет! Довольно! Можете сказать, что теперь не оттепель и не замороз­ки, а мороз... Да, для таких будут самые жестокие морозы!"

Этим немедленно воспользовалась партийная элита. Все поло­жительное, что было сделано Хрущевым: ликвидация лагерей, ос­вобождение политических заключенных, попытка приподнять "же­лезный занавес" - все это сворачивалось, ограничения и запреты возрождались и усиливались. Противоречивые указания, запреты и "попустительства", стадионы, заполненные слушателями, про­цесс Бродского и открытие "Таганки" - все шло неясной, непре­рывной чередой, но тенденция становилась все более очевидной, смех и сатира из театров переходила в кухни - привычное место общения российской интеллигенции. А в ночь с 13 на 14 октября 1964 форточку, через которую входил, пусть ограниченно, свежий ветер, захлопнули - "демократа" Хрущева попросту убрали. 16 ок­тября в газете "Правда" было опубликовано постановление: "14 ок­тября с.г. Состоялся Пленум Центрального Комитета КПСС. Пле­нум ЦК КПСС удовлетворил просьбу т. Хрущева Н.С. об освобо­ждении его от обязанностей Первого секретаря ЦК КПСС, члена президиума ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья. Пленум ЦК КПСС избрал Первым секретарем ЦК КПСС т. Брежне­ва Л.И.". Получилось так, что театр как бы проскочил в "закрываю­щуюся дверь". А великая страна на долгие двадцать лет стала погру­жаться в "эпоху застоя", в рабское молчание и послушание... Кто-то должен был этому противостоять.

Таким образом, 1964 год ознаменовался хотя бы двумя неорди­нарными историческими событиями: впервые в советской истории произошло прижизненное отстранение первого лица от занимаемых постов и возник театр, возродивший традиции театров 20-х годов. Нечто подобное произошло девять лет назад, весной 1955 года, ко­гда преподаватель Школы-студии МХАТа Олег Ефремов вместе со своими учениками организовали "Современник".

Перед Любимовым стояли две задачи: во-первых, укрепить те­атр, собрать там круг единомышленников, то есть фактически соз­дать новую труппу; во-вторых, необходимо было создать новый ре­пертуар.

Ю.Любимов: "В первый раз в жизни я очень точно сформули­ровал Управлению культуры свои тринадцать пунктов - что мне необходимо для того, чтобы был создан театр. Я понимал, что меня старый театр перемелет, обратит меня в фарш - ничего не останет­ся. Я погрязну в долгах старой труппы. И я понимал, что все надо делать с начала, начинать с нуля".

Началась работа по реорганизации творческой труппы теат­ра. Любимов привел в театр своих учеников, но и оставил много талантливых и молодых актеров - В.Смехова, Ю.Смирнова, А.Эйбоженко, В.Соболева, Т.Лукьянову, Т.Додину... Оставил Любимов и некоторых молодых духом ветеранов, готовых играть по-новому, - Н.Федосову, Л.Вейцлера, Г.Ронинсона, Л.Штейнрайха... Из прежнего коллектива осталась также заведующая литературной частью Элла Левина. П.Фоменко становится "правой рукой" Любимова, особен­но в создании нового жанра "поэтических представлений". Через два года талантливый режиссер из этого театра уйдет - Любимов не терпел двоевластия. В подтверждение - афоризм от Любимо­ва: "Хороших помощников в искусстве не бывает. Хорошие сами работают". Так и получилось - Петр Фоменко стал одним из луч­ших режиссеров России.

В то время когда Любимов ставил "Доброго человека..." в Вах­танговском училище, во ВГИКе студент-режиссер Зигфрид Кюн по­ставил дипломную работу "Карьера Артура Уи", и тоже по Б.Брех­ту. И этот спектакль стал событием, вышедшим за пределы инсти­тутских стен. В главной роли блестяще сыграл выпускник ВГИКа Николай Губенко. Его игра отличалась четкой слитностью с замыс­лом Брехта, тонким пониманием того, что написано в пьесе и что читается между строк. По сути дела, его Уи определил успех всего спектакля. Зрители ходили смотреть на Губенко. На предложение Любимова работать в его театре Губенко согласился и сразу стал вводиться на главную роль в "Доброго человека...". Последующие четыре года Любимов будет выстраивать репертуар театра на одно­го актера в главной роли - Николая Губенко. В то время режиссер не видел больше актеров такого уровня вокруг себя.

Таким образом, костяком труппы стали выпускники Щукин­ского училища и появились молодые актеры из других школ: Ни­колай Губенко и Елена Корнилова из ВГИКа; Валерий Золотухин, окончивший ГИТИС и проработавший год в театре Моссовета, при­шел в театр вместе с женой Ниной Шацкой; Станислав Любшин из "Современника"; из Ленинграда приехала бывшая выпускница Щукинского училища Инна Ульянова с солидным стажем работы у Н.Акимова. Из Циркового училища были приняты в труппу панто­мимисты В.Беляков, А.Хлюпин, А.Чернова, Ю.Медведев...

23 апреля состоялся первый спектакль нового театра - "До­брый человек из Сезуана". Это была заявка на то, что театр будет гражданственным, поэтическим и музыкальным. Спектакль играли по 12 - 13 раз в месяц. Это было очень тяжело, но надо было зара­батывать и расплачиваться с долгами старого театра. Бывшая "Та­ганка" задолжала государству около 70 тысяч рублей, и первые го­ды приходилось играть по 500 спектаклей в год. Кроме того, зда­ние нуждалось в срочном ремонте - в дождь красивое мраморное фойе и великолепная лестница, ведущая на второй этаж, были за­ставлены тазами и ведрами для сбора воды, льющейся сквозь ды­рявую крышу.

Чтобы сделать репертуар театра соответствующим своим эсте­тическим воззрениям, Любимов призвал к сотрудничеству тех пи­сателей, художников, композиторов, ученых, взгляды которых со­ответствовали его творческой позиции. Это был художественный совет единомышленников. Это были лучшие люди науки, театра, литературы, поэзии - "интеллектуальные сливки" России. Члена­ми художественного совета театра были выдающиеся ученые П.Ка­пица и Г.Флеров, такие известные писатели и поэты, как А.Твардов­ский, Н.Эрдман, Ю.Трифонов, Б.Можаев, Ф.Абрамов, Ф.Искандер, А.Вознесенский, Е.Евтушенко, Б.Ахмадулина, Б.Окуджава, театраль­ные критики Б.Зингерман, К.Рудницкий и А.Аникст; композиторы Э.Денисов и А.Шнитке, кинорежиссеры Э.Климов и С.Параджанов, скульптор Э.Неизвестный.

Любимов часто будет повторять слова ближайшего друга и главного помощника в первые годы "Таганки" Николая Роберто­вича Эрдмана: "Главное в театре - это хорошая компания". В функ­ции "хорошей компании" входило не слепо соглашаться с дейст­виями режиссера, а помочь ему соизмерить свой опыт с практи­кой мирового театрального искусства и сделать "Таганку" одним из лучших театров страны. К сожалению, художественному совету часто не хватало времени на обсуждение собственно художествен­ной стороны - очень много сил уходило на пробивание спектаклей и борьбу с Управлением культуры. Кризисные ситуации, возникав­шие из-за конфликтов с чиновниками, конечно, осложняли рабо­ту, но в тоже время еще больше соединяли всех. Когда главный ре­жиссер чувствовал, что твердолобость чиновников из Управления не пробить, он обращался за помощью к людям близким к высше­му руководству страны. Это были политические советники - сна­чала Л.Брежнева, а потом Ю.Андропова, а еще позже М.Горбачева - Л.Делюсин, А.Бовин, Ф.Бурлацкий, Г.Шахназаров...

Художественное и административное руководство театром осу­ществлялось не только в его стенах. Ю.Любимов с утра уходил на работу, а жена - Людмила Васильевна - бежала на рынок. К обе­ду в дом на Садовом кольце, что напротив американского посольст­ва, из театра приходили человек десять. Помимо того что жена ре­жиссера всех потчевала, она еще являлась мозговым центром, а ее квартира - штабом Театра на Таганке. В этой квартире решались все главные вопросы, обсуждался будущий репертуар. Полная бур­ных событий, скандальная жизнь "Таганки" не только прошла у Це­ликовской перед глазами, но и втянула ее в свой водоворот. Жест­кий характер Людмилы Васильевны, совсем не соответствовавший ее несколько легкомысленной внешности, ее целеустремленность, острый ум, связи, идеи - все это легло в фундамент молодого те­атра. В театре ее в шутку звали "генералом", а Любимова - "пол­ковником".

В фойе театра Любимов развесил портреты главных реформа­торов сцены - Вахтангова, Мейерхольда и Брехта, которых считал своими учителями, а себя их продолжателем. Уже сами по себе эти имена, не жалуемые официальными партийными "искусствоведа­ми", создали ореол оппозиционности вокруг режиссера и его театра. Руководство культурой предложило поместить в комплект и порт­рет Станиславского. Любимов же считал, что в искусстве "системы" нет: "Искусство - товар штучный и зависит от личности, кто им за­нимается. Системы Станиславского нет, потому что не может быть единой системы в искусстве. Один повар готовит так, другой - по-другому, но единственного повара на земном шарике не может быть. Можно только любить ту или другую национальную кухню". Но портрет великого реформатора повесил.

В мае Высоцкий побывал на нескольких таганских спектаклях, которые проходили в Театре Маяковского (помещение на улице Чка­лова было на ремонте). Многие старые спектакли Любимов убрал из репертуара. Но к "Микрорайону" отнесся с осторожностью: сказал, что это "жуткая пьеса", но хорошая постановка и актеры хорошо играют. Так как в этом спектакле звучали песни Высоцкого, то мож­но сказать, что он был уже заочно прописан в театре.

В.Высоцкий: "Я пришел в Театр на Таганке через два месяца по­сле того, как он организовался, и увидел, какое в их спектакле было обилие брехтовских песен и зонгов, которые исполнялись под гитару и аккордеон. И так исполнялись, как бы я мечтал, чтобы мои песни были исполнены; не как вставные номера, чтобы люди в это время откинулись и отдыхали, а как необходимая часть спектакля".