Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Виктор Бакин 2 стр.

Нина Максимовна в это время работала в Министерстве внеш­ней торговли, посещала очередные курсы повышения квалифика­ции по немецкому языку, часто задерживалась на работе до глубо­кой ночи. Иногда она брала сына к себе на работу, иногда остав­ляла сына на попечении соседских девчонок. Те помогали Володе разогреть обед на керосинке, вместе готовили уроки. Но чаще по­сле школы мальчик был предоставлен самому себе. Мальчик был пугающе одинок, и это чувствовали все.

Разруха, принесенная стране войной, безотцовщина и сирот­ство окружали детей послевоенной Москвы. Все это было и в дет­стве Владимира. Но была и еще одна причина, по которой это дет­ство нельзя было бы назвать счастливым. Сразу после окончания войны Нина Максимовна вышла замуж за преподавателя англий­ского языка Георгия Бантоша. "Папой" для Володи Георгий Михай­лович не стал. Дядя Жора будет называть его Владимир, и их отно­шения будут очень непростыми. Дядя Жора был пьющим челове­ком и пьяным становился очень агрессивным и к Нине Максимовне, и к ее сыну.

Через несколько лет Георгий Бантош расстанется с Ниной Мак­симовной, но первая жена Высоцкого - Иза - его еще застала. Она вспоминает: "Еще был Жора. Он никого не любил. Его любила Нина Максимовна. Высокий, смуглый, с небольшой узкой головой и глу­боко посаженными глазами. При нем все теряли домашнюю непри­нужденность".

Из воспоминаний Нины Максимовны: "Второй мой муж Ге­оргий Михайлович был своеобразным человеком, с ужасным эгои­стичным характером, из хорошей интеллигентной семьи, но сума­сбродный, неуравновешенный, злой. Очень скверно относился к мо­ему Володе, из-за этого разошлись в 1960 году".

Вспоминает сосед по квартире Михаил Яковлев: "Был у Нины Максимовны муж - Бантош такой... Человек очень ограниченный. У них с Володей отношения не получились, честно надо сказать. Од­нажды ночью мы проснулись от жуткого звона - Жора в Володю запустил графином!"

Вспоминает Семен Высоцкий: "А потом, пьяный, он бросил в Володьку какой-то мраморной штукой. Хорошо, что промахнулся, а попал бы - и не было бы Володьки!"

Обеспокоенный за будущее сына, Семен Владимирович пытал­ся убедить Нину Максимовну в том, что Володе лучше до окончания школы пожить в его семье. Мать не хотела расставаться с сыном, но народный суд Свердловского района Москвы встал на сторону отца. Осенью 46-го года дом и двор на Первой Мещанской проща­лись с маленьким и любимым всеми Володей. Семен Владимирович и "тетя Женечка", взяв мальчика за руки, уводили его в другую жизнь. Отец оставляет матери расписку такого содержания: "Обя­зательство. Я, Высоцкий Семен Владимирович, обязуюсь, несмот­ря на решение городского суда, присуждающее отдать сына Влади­мира 8-ми лет мне на воспитание, по требованию матери Высоцкой Нины Максимовны о возвращении ей ребенка не возражать, г. Мо­сква 25. XII. 1946 г. Высоцкий".

28 декабря этого же года родители оформили официальный развод, и Семен Владимирович смог узаконить свой брак с Евге­нией Степановной.

Евгения Степановна была второй мамой для Володи... Он при­кипел к ней сердцем. Она стала для него сокровенным человеком, надежным любящим другом, которому он мог довериться в труд­ную минуту и у которого всегда находил поддержку. Он называл ее сначала мамой, а повзрослев - тетей Женечкой...

2 января 1947 года Володя Высоцкий уезжает во второе в сво­ей жизни путешествие к месту службы отца - город Эберсвальде в Германии, в сорока километрах от Берлина. Накануне поездки он попрощался с обитателями дома на Первой Мещанской, и Нина Максимовна привела сына на Большой Каретный буквально за два часа до отхода поезда.

В Эберсвальде Высоцкие занимали особняк на улице, где жило все городское немецкое начальство, включая бургомистра. По пра­вой стороне жили немецкие чиновники, а по левой - семьи совет­ских офицеров. Улица была тупиковая, в лес упиралась. Рядом был канал Одер-хафель.

Учился Володя в школе при гарнизоне. Со временем отец добь­ется прилежания в учебе, но поначалу не все получалось. Отрывок из письма сына Нине Максимовне от 6 февраля 1947 года: "Здрав­ствуй дорогая мамочка. <...> В классной тетради по письму у меня 5 двоек, учительницу я не слушаю, пишу грязно и с ошибками. Таб­лицу умножения забыл. <...> Папа меня за двойки и невниматель­ность ругает..."

После школы мальчик вместе с приятелями бегал в лес, купал­ся в реке и часто возвращался с обожженными бровями и побиты­ми коленками.

Вспоминает друг детства Виталий Бывшев: "Самая любимая игра была такая: ходили по лесу и собирали оружие. Автоматы, гра­наты, пистолеты. Однажды мой отец обнаружил в нашем подвале двадцать четыре немецких "шмайсера", которые наша компания - Вова, мой брат Геннадий и я - туда притащили. Естественно, отец нас с братом за это выпорол. Но игры такого рода продолжались - оружие и патроны интересовали мальчишек больше всего".

Чтобы отвлечь мальчика от шалостей, решили попробовать учить его игре на фортепиано. Евгения Степановна тоже стала брать уроки музыки: вдвоем заниматься казалось веселее. Учительница, русская эмигрантка, говорила, что мальчик обладает абсолютным слухом, мгновенно запоминает мелодию, и ему легче воспроизве­сти ее по памяти, чем глядя в ноты. Потом Владимир будет вспо­минать:

"...Когда я был маленьким пацаном, меня заставляли родители из-под палки заниматься... музыкой. Спасибо им! - поэтому я не­много обучен музыкальной грамоте, хотя я, конечно, все забыл... Но это дало мне возможность все-таки хоть как-то худо-бедно овла­деть вот этим бесхитростным инструментом - гитарой..."

Жизнь в гарнизоне, стремление походить на отца, на окружав­ших его военных привели к мальчишеской мечте стать военным. В письме к матери 19 мая 1948 года Высоцкий писал: "24 мая я уез­жаю на курорт в Бадельф. Меня примут в Суворовское училище, если я сдам конкурс лучше всех". Судьба сложилась иначе...

В семейном альбоме сохранилась фотография глазастого маль­чугана в военной форме, в "костюме, как у папы".

В это же время в Германии, в городке Ратенов, служил брат Се­мена Владимировича Алексей. Семьи часто встречались, а дядя и племянник были очень дружны.

Летом 48-го майор Высоцкий получил отпуск, и семья проез­дом через Москву отдыхала у родственников Евгении Степановны в Баку.

Живя в Германии, Володя, конечно, скучал по маме, по своим московским приятелям, писал письма домой. Вот письмо, написан­ное за год до возвращения (орфография и пунктуация сохранены):

"28/Х-48.

Здравствуй, дорогая мамочка? Я получил твое письмо ты на­писала, что пришлешь книгу молодая гвардия. Я достал эту книгу так что не присылай. Я живу хорошо, учусь в 4м классе на хорошо. У меня такие оценки. Письмо 4, арифметика 4 чтение 4 развитие речи 3 история 5 естествознание 4 география 5 Школа у нас откры­лась 25/VII-48, а я приехал 30/VIII-48; Мамочка поздравляю тебя с праздником 30 лет В.Л.К.С.М. и 31я годовщиной октября. Как жи­вет дядя Жора? Передавай ему привет. Целую. Привет Вере Яков­левне, Шуре и другим.

Твой сын Вова".

В октябре 49-го старшего офицера отдела связи Семена Высоц­кого переводят служить в штаб Киевского военного округа. Из Гер­мании в Москву Евгения Степановна и одиннадцатилетний Володя ехали целую неделю в товарном эшелоне, в специально выделенном вагоне, со всем своим скарбом.

Из воспоминаний Н.М.Высоцкой: "Из Германии Володя вер­нулся в 1949 году повзрослевшим, я бы даже сказала холеным маль­чиком, порадовал нас игрой на фортепиано. У наших соседей Ари­стовых было пианино, на котором он впервые сыграл для нас дет­ские пьесы Чайковского".

На Большом Каретном у Евгении Степановны в четырехком­натной квартире была девятиметровая комната. Здесь до войны она жила со своим первым мужем. Соседи на Большом Каретном жили дружно. Северина Викторовна и Александр Александрович Петров­ские, знавшие Евгению Степановну с довоенных времен, любили ее, как родную дочку. Они отдали ей одну из двух своих комнат: "Вас трое, вам тесно теперь в одной комнате, а нам и одной будет доста­точно..." Подарок соседей оказался очень кстати, так как к Высоц­ким часто приезжали гости - либо из Закавказья, либо из Киева. Часто гостила мать Семена Владимировича - Дарья Алексеевна. В той же квартире жила и Лида Гукасова (в замужестве - Сарнова), племянница Евгении Степановны, студентка Института ино­странных языков. Лида вспоминает, что ее пронзила жалость, ко­гда она в первый раз увидела маленького Володю. Они подружи­лись, Володя ее нежно называл Лидиком, и Лида отвечала ему такой же любовью.

Семен Владимирович в командировки наезжал в Москву, а Ев­гения Степановна с Володей на каникулах бывали в Киеве. Вместе проводили отпуска: в Баку у родственников Евгении Степановны; в июле 52-го сняли дачу под Киевом на берегу Днепра в Триполье; почти все лето 1953 года провели в станице Бесскорбной Красно­дарского края; в 54-м - Черное море (Сочи, Адлер и Хоста)... Не­сколько раз свои летние каникулы Володя проводил в семье дяди Алексея в Гайсине и Мукачеве. Через много лет, уже перед смер­тью, он будет вспоминать отдых в Мукачеве: "Я туда пацаном ез­дил. К родичам. Отдыхали на Латорице. Красотища - не нарису­ешь! Замок на горе, в небесах, выше, - один Бог. И весь городиш­ко - как Таллин!".

6 октября 1949 года Володя был принят в пятый "Е" класс 186-й мужской средней школы. Школа находилась здесь же в Большом Ка­ретном, чуть наискосок от дома.

Первое появление в классе мальчика в рыжей замшевой кур­точке, в аккуратных ботиночках было контрастным по сравнению с другими ребятами, одетыми в перешитое, латаное-перелатаное от­цовское. Пришлось некоторое время терпеть кличку "Американец". Но позже, по школьной традиции давать кличку по фамилии, его звали "Высота".

Лишь в октябре 1953 года Семена Владимировича переведут на службу в Москву, поэтому Евгения Степановна часто уезжала в Киев к мужу и подолгу там жила; воспитание Володи поручалось Лидии, которая ходила в школу на родительские собрания, во дворе стара­лась за ним уследить, одежду штопала в срок и уроки проверяла.

Л.Сарнова: "Иногда я проверяла, как он выучил уроки. Я не верила, что за полчаса можно приготовить все домашние задания. А однажды даже разозлилась: "Безобразие какое! За тридцать минут ты успел сделать все уроки!" А Володя мне отвечает: "Лидик, дай мне все что угодно, я сейчас же выучу". Я дала ему Некрасова "Русские женщины", потому что знала, что это трудно учится. Да и текст до­вольно большой. Через двадцать минут он вышел из другой комна­ты и все рассказал наизусть. "Все, я больше тебя не проверяю"".

В 7-м классе Владимира освободили от занятий физкульту­рой -обнаружили шумы в сердце. Врачи посоветовали родителям следить за тем, чтобы сын вел себя более спокойно. Однако с его характером соблюдать режим было трудно. К счастью, к 16 годам шумы в сердце пропали, и Владимира сняли с кардиологического учета.

В апреле 1952-го, в день рождения Ленина, Владимир Высоц­кий в числе большой группы семиклассников был принят в комсо­мол. С 9-го класса он член комсомольского бюро.

В 8-м классе Володя стал дружить с Игорем Кохановским. С первого взгляда ребята понравились друг другу, сели за одну парту и не расставались в школе до конца учебы. Где-то в москов­ских дворах они подхватили реплику: "Зовите меня просто - Вася". С тех пор иначе как Вася, Васек, Васечек они друг к другу не обра­щались. Потом круг друзей расширился - присоединились Володя Акимов, Аркаша Свидерский. И все они были - "Васечки".

Дружба основывалась не только на совместных прогулах уро­ков и других мелких нарушениях дисциплины, но и на вещах весь­ма серьезных. Акимов и Высоцкий "пробуют перо" - пишут "ро­ман" по мотивам толстовского "Гиперболоида инженера Гарина". Предполагаемый "шедевр" назывался "Аппарат IL", то есть "испе­пеляющие лучи". Был закручен довольно лихой сюжет, но потом ин­терес к фантастике временно пропал...

5 марта 1953 года умер И.Сталин.

Ошеломленный народ услышал весть о смерти на следующий день. Слезы миллионов советских людей были совершенно искрен­ними. Большинство из них не скоро осознало трагедию сталинско­го периода...

7 марта гроб с телом Сталина выставляют в Колонном зале Дома Союзов. Вспоминает В. Акимов: "Умер Сталин. Три дня от­крыт доступ в Колонный зал. Весь центр города оцеплен войсками, конной милицией, перегорожен грузовиками с песком, остановлен­ными трамваями, чтобы избежать трагедии первого дня, когда в не­разберихе на Трубной площади неуправляемая многотысячная тол­па подавила многих, большей частью школьников.

Особой доблестью среди ребят считалось пройти в Колонный зал. Мы с Володей были там дважды - через все оцепления, где прося, где хитря; по крышам, чердакам, пожарным лестницам; чу­жими квартирами, выходившими черными ходами на другие улицы или в проходные дворы; опять вверх-вниз, выкручиваясь из разно­образных неприятностей, пробирались, пробегали, пролезали, ны­ряли, прыгали, проползали. Так и попрощались с Вождем".

8 марта восьмиклассник Высоцкий напишет наивное, но впол­не искреннее стихотворение "Моя клятва", а Нина Максимовна "опубликует" его в стенной газете у себя на работе.

Опоясана трауром лент,

Погрузилась в молчанье Москва,

Глубока ее скорбь о вожде,

Сердце болью сжимает тоска.

Я иду средь потока людей,

Горе сердце сковало мое,

Я иду, чтоб взглянуть поскорей

На вождя дорогого чело...

В эти скорбно-тяжелые дни

Поклянусь у могилы твоей

Не щадить молодых своих сил

Для великой Отчизны моей.

Потом будет XX съезд, рассказы вернувшихся из лагерей, рас­сказы матери о репрессированных родственниках. Его дядя Сергей Серегин в звании майора командовал эскадрильей на испытатель­ном полигоне и в 39-м году был арестован. Все это и собственное познание жизни изменит отношение Высоцкого к Сталину и всей эпохе, связанной с его именем. И как апофеоз прозрения - через пятнадцать лет он сочинит песню "Банька по-белому":

Застучали мне мысли под темечком:

Получилось, я зря им клеймен.

И хлещу я березовым веничком

По наследию мрачных времен.

Учился Высоцкий ровно, без всякой натуги, легко, даже как-то весело. Энергия и веселье били через край, и, естественно, он стал заводилой в классе. Вспоминает бывший одноклассник Высоцкого Владимир Малюкин: "Учились на "хорошо". И хулиганили. Потому нас в последнем классе разъединили: Акимова бросили в один класс, а мы с Высоцким остались в другом. Юность свою прожили весе­ло. Ни в чем себе не отказывали. Занимались такими делами: шли в поликлинику, сами писали себе справки, сдавали в регистратуру, нам там печать ставили... Так законно пропускали уроки. У нас была нормальная детская дружба. А потом пути разомкнулись..."

Пропущенных уроков накапливалось много - в год набегало до месяца прогулов. Но это не очень влияло на качество учебы...

Любимым предметом был русская литература. Обладая фено­менальной памятью, Владимир легко запоминал наизусть целые по­эмы. Если по литературе и проскакивали порой четверки, то по французскому языку Высоцкий - круглый отличник. Тогда еще ни­кто не знал, как ему это пригодится...

НА БОЛЬШОМ КАРЕТНОМ

Я скажу, что тот полжизни потерял,

Кто в Большом Каретном не бывал...

Дом № 15 в переулке Большой Каретный стал очень важной ча­стью жизни, как самого Высоцкого, так и большого круга его дру­зей, избравших главной ценностью жизни дружеское общение ме­жду людьми. Собственно, именно с этого адреса и началась настоя­щая биография Владимира Высоцкого.

Дом был когда-то ведомственным. В нем жили работники ГПУ - НКВД.

Володя застал дом уже совсем иным - заселенным разными, не обязательно принадлежавшими управлению людьми. Особенно часто он бывал в двух квартирах - № 11 и № 15.

В квартире № 11 жила огромная чистопородная овчарка Фрина - существо с непростым характером и большой друг Володи. Хозяевами Фрины были начальник управления Александр Крижевский, его жена и дочь Инна, студентка Щукинского театрального училища.

В квартире № 15, большой и уютной, жила семья Утевских. Борис Самойлович - известный специалист в области уголовного права, доктор наук, профессор; Элеонора Исааковна - в прошлом актриса немого кинематографа студии "Межрабпом-Русь".

В этих гостеприимных квартирах двенадцатилетнему Володе были всегда рады - его любили за скромность, за умение держать дистанцию со взрослыми...

Большой Каретный переулок находился в центре Москвы в пределах Садового кольца, рядом улица Садово-Самотечная, Ли­хов переулок с хулиганскими компаниями и так называемая "Малюшенка" - двор домов, некогда принадлежавших купцу Малюшину, Крапивинский переулок, Центральный рынок, старый цирк, панорамный кинотеатр, школа № 186... Все это вместе называлось "Самотекой".

Во дворах Самотеки кипела жизнь, тесная, скученная, горькая, полная надежд и страстей, откровенная и в радости, и в печали. Вла­димир был частью этой жизни. И окружение, и время формирова­ли характер. Острый глаз и врожденная исключительно цепкая на­блюдательность запечатлевали в памяти образы, эпизоды, ставшие темами будущих песен. Здесь можно было получить самое "разно­стороннее" воспитание: если рядом были центры культуры (сад и театр "Эрмитаж", недалеко - Большой и Малый театры), то и цен­тры обитания московской шпаны и блатного мира тоже располо­жились рядом.

"Эрмитаж" был в то время самой престижной сценической площадкой в Москве. Здесь выступали эстрадные звезды первой величины: К.Шульженко, Л.Утесов, А.Райкин, Э.Рознер... Здесь же проходили первые гастроли зарубежных "звезд" - "Голубой джаз" из Польши, джаз из Венгрии, перуанская певица Има Суммак... Ни одно из мероприятий в "Эрмитаже" не проходило мимо компании Большого Каретного. Сад "Эрмитаж" стал их вотчиной, их вторым домом. По выражению Аркадия Свидерского: "Сад с этим названи­ем находился в районе нашей 186-й школы, но был академией жиз­ни. Хочешь видеть друзей - иди в "Эрмитаж"".

Друзья Высоцкого вспоминают, как в то безденежное время они проходили туда бесплатно - не принято было тратить день­ги на входные билеты туда, куда и так можно попасть. Там всегда были билетеры, высокие заборы. Высоцкий, проходя мимо контро­лера, говорил всегда не "здравствуйте", а "датуйте", с дурацким выражением лица и странно перебирая пальцами при этом. Кон­тролер думал: "Ну, сумасшедший, больной... Черт с ним, пусть идет без денег".

Послевоенная Москва была переполнена малолетней шпаной, и естественно, в московских дворах и школах того времени стала модной "блатная тема". Дворовый кодекс чести Большого Каретного чем-то походил на жесткие правила, по которым жили герои улич­ных мальчишек - уголовники и политзаключенные, вернувшиеся из лагерей. Быть "блатным" или знаться с ними по тем временам считалось особым шиком. "Блатной" в кепке-малокозырке, сапогах в "гармошку" и зубом-фиксой во рту для многих был примером на­стоящего мужчины. Не из-за грабежей и убийств, а потому что по­стоянно рисковал своей жизнью и не терял чувства собственного достоинства. В жестоких законах двора далеко не все было правиль­но, но были и очень важные принципы: "лежачего не бьют", "семе­ро одного не бьют", "драться до первой кровянки", держать слово, не предавать своих ни при каких обстоятельствах.