В один из приездов из-за рубежа в отпуск, на Родину, нам было поручено провести несколько занятий с "начинающими", решившими посвятить свою жизнь разведке. При каждой беседе сначала мы интересовались: каковы причины, побудившие их сделать шаг на работу в разведку? 50 процентов из них отвечали: "Меня привлекает в работе разведчика романтика!"
На вопрос: "Что Вы имеете в виду под этим?" - ответ был такой: "Это риск при добывании информации, всевозможные приключения, связанные с опасностью и погоней и т. д."
50 процентов отвечали иначе, очень просто и, пожалуй, правильно: "Хочу доброе дело сделать для своей страны и работать так, как мне скажут мои руководители и учителя…"
Учитывая наш опыт работы в разведке в нелегальных условиях, мы сделали свое заключение: в разведке больше будней, кропотливого труда, который занимает не только дни, но и ночи. Сложна и подготовка легенды на всякий шаг работы, когда нужно добыть информацию или "обработать" того или другого человека, идти на оправданный риск и на оправданные мероприятия, чтобы добиться цели…
Примером такой кропотливой работы в нашем случае можно привести наши обдуманные средства при обмене документов на "железные" паспорта.
Разведчик-нелегал тогда счастлив, когда операция завершается успехом, и Центр дает ей высокую оценку. В этом, наверное, и есть романтика, романтика успеха.
Где я появился на свет
…Урочище Воробьево - бывшее лесничество, а сейчас лесхоз находится в Белоруссии, в пятнадцати километрах от областного центра Слуцка. Здесь я родился.
Как я помню, весь поселок тогда состоял из одной улицы, которая соединялась с окраиной помещичьего владения. На этой улице в довольно приличных домиках жили рабочие лесопильного завода, который находился рядом с этим поселком.
Отец мой работал на этом лесопильном заводе точильщиком пил, хотя по профессии был кузнецом.
В царское время евреи могли жить только в строго отведенных для них местах - мелких городах (их называли местечки), где им разрешалось проживать и работать. В так называемой черте оседлости. Это также касалось и представителей некоторых других национальных меньшинств.
Мои родители поселились здесь потому, что деревня, в которой жили родители моего отца - Замостье, расположенная в семи километрах от Воробьево, не в состоянии была дать работу одновременно двум кузнецам - дедушке и моему отцу.
Воробьево примечательно еще и тем, что раз в неделю в осенне-зимний период открывалась ярмарка по купле и продаже свиней. От небольшой железнодорожной станции тянулась узкоколейка, по которой в сторону Минска и отправляли купленный товар и лесоматериалы, изготовленные на лесопильном заводе.
По неизвестным мне причинам после нескольких лет работы железная дорога прекратила свое существование, и отец со своей семьей возвратился в деревню Замостье.
Деревня сохранила свое название до нашего времени, и находится она в десяти километрах от города Слуцка, в котором жили, главным образом, крестьяне польского происхождения среднего достатка, но было и много бедноты.
Весной, летом и осенью занимались сельским хозяйством, а в зимнее время уходили на заработки - на рубку леса.
У нас и у деда собственного дома не было, заработка еле хватало на содержание семьи из шести человек.
Основное питание - молочные продукты, овощи. Мясо готовили раз в неделю, и то не всегда. У нас была одна корова. Пища была простая, без деликатесов и химии, и это давало силы для работы в кузнице.
Отец мой был очень трудолюбивым человеком, и эту любовь к труду он старался привить нам, своим детям. А было нас трое.
Мать моя до замужества проживала в урочище Баровинка, что в восьмидесяти километрах от Замостья и в двенадцати километрах от города Узда, на краю леса и тракта. При помощи сватов моя мать связала свою судьбу с моим отцом.
Родители моей матери тоже были кузнецами. Семья состояла из двух братьев двухметрового роста и двух красивых дочерей. Дедушка и два сына работали у очень богатого помещика кузнецами. Сыновья были очень сильные и смуглые, а сестры были очень симпатичные блондинки. Мать моя умерла, когда мне было семь лет. Дедушка и бабушка по линии матери, а также родственники по линии отца (всего более одиннадцати человек) во время Великой Отечественной войны были замучены и расстреляны фашистами в местечке Копыль в Белоруссии.
После переезда из Воробьева в Замостье я, моя сестра и брат жили у бабушки, матери отца, которая была очень умной и волевой женщиной. Кроме того, она еще обладала свойством избавлять от зубной боли. В Замостье на 360 крестьянских дворов не было медицинского персонала, и к бабушке обращались за помощью. Денег она не брала, и люди в знак благодарности приносили ей продукты.
Следует еще рассказать о моем прадедушке по линии папы, который жил в Греске и занимался хлебопечением. В то время и в тех краях в сельском хозяйстве главной тягловой силой была лошадь. Тракторов не было, и крестьяне, имеющие землю, обрабатывали ее при помощи лошадей. Весной и летом крестьянская молодежь выезжала на лошадях в ночное. Разжигали костры, веселились, а лошади подкреплялись сочной травой. Очень часто лошади исчезали в лесу, становясь добычей конокрадов, но чаще всего волков.
Мой прадед был известен как ясновидящий, и к нему приходили с просьбой помочь найти лошадь, которая не возвратилась с ночного. Интересно то, что он, действительно мог оказать помощь при исчезновении лошади. Однажды я сам был свидетелем такого сеанса. Пришел крестьянин и говорит: "Самуил, помоги мне найти мою лошадь, которая не вернулась с ночного". Прадедушка спросил: "Какой масти была кобыла и сколько ей лет?" После этого прадедушка ушел в другую комнату и примерно через полчаса сказал крестьянину: "Иди по дороге на запад и при повороте на дорожку, идущую в глубь леса, будет стоять твоя лошадь и ждать твоего прихода". Так и было. Мой прадед обладал какими-то неизвестными токами, которые ему подсказывали или говорили о действительности.
Имея таких родных, обладавших уникальными способностями, я в своей будущей работе эти биотоки тоже использовал (так мне казалось). Я мог подумать о человеке, который мне был нужен по работе, и он приходил. Когда же это повторилось несколько раз, я стал верить в свою силу, которая не подводила меня на протяжении всей работы в особых условиях. Правда, предварительно я тщательно готовился к встрече. Мне казалось, что мои биотоки помогают мне в работе.
Деревня Замостье занимала довольно большую территорию, учитывая, что каждый двор объединял огородный участок и необходимые пристройки для содержания коров, лошадей, других домашних животных и птиц. Все дома были одноэтажные с соломенными крышами. Частые пожары неоднократно уничтожали большое количество домов, сараев и других пристроек. О крестьянских домах, крыши которых были покрыты гонтами (деревянные плитки) или жестью, говорили, что здесь живут зажиточные крестьяне.
Достопримечательностью деревни Замостье был костел, огороженный красивой изгородью. Дом, в котором жили дедушка с бабушкой, был расположен напротив костела.
До Октябрьской революции в костеле молились православные, хотя он был построен на средства, собранные поляками. Начиная с 1917 года, костел обрел своих истинных хозяев - людей католического вероисповедания во главе с ксендзом. На первых порах, когда католики вернули свой костел, они молились беспрерывно день и ночь.
В этой деревне была единственная трехгодичная деревенская школа, где обучали грамоте на польском языке. В этой польской школе стал обучаться грамоте и я. Два раза в неделю приходил ксендз местного костела. Он преподавал катехизм - устные наставления католицизма, то есть краткое устное изложение христианского учения о вере в форме вопросов и ответов. Катехизм был обязательным в школе. Ксендз был очень доволен, что среди изучающих катехизм был еврейский мальчик. Посещение польской деревенской школы и изучение религиозных догм и правил через много лет пригодились мне для будущей профессиональной деятельности.
Утром я спешил в эту школу, во второй половине дня помогал деду в кузнице. А в летнее время, когда школу закрывали на каникулы, работал в кузнице весь день. Отец в это время служил в рядах Красной Армии.
До установления советской власти этот район был занят немецкими войсками (по Брестскому мирному договору), потом белополяками и разными бандами, которые вели борьбу с советской властью.
В лесах Белоруссии бродили целые отряды вооруженных бандитов, в том числе батьки Балаховича. Часто в селах вообще не было никакой власти, и тогда бандиты грабили и убивали тех, кто был привержен большевизму. Исчезали активисты - сторонники советской власти.
Отношение к евреям со стороны противников советской власти было крайне отрицательным, что и вынудило семью переехать в районный центр Греск. Здесь было безопасней, так как в этом районном центре все полагающиеся организации и учреждения советской власти присутствовали, и мы могли надеяться на какую-либо защиту. К этому времени отец возвратился из армии.
Все кузнецы Греска (их было пятеро) решили организовать кузнечную артель при сельскохозяйственной кооперации под одной крышей. За довольно короткий срок они воздвигли большое строение с пятью горнами и наковальнями для всех участников артели. В этой артели работал и мой отец, и я, на правах подмастерья. Все трудились дружно и весело.
Здесь же я вступил в комсомол. По рекомендации молодежной организации был назначен на работу в профсоюзную организацию "Земля и лес". В мою обязанность входило обслуживание батраков по найму у зажиточных крестьян. Территориально район обслуживания был довольно большой, до некоторых точек приходилось добираться около двух дней на лошади.
В ведении моей компетенции было около двухсот крестьянских хозяйств, разбросанных от районного центра на расстоянии до 120 верст. Работа усложнялась тем, что нужно было найти хозяйства, где работали батраки и батрачки. Зажиточные крестьяне скрывали от советской власти, что они пользуются наемным трудом. Отыскав этих батраков и батрачек, мне надо было с ними и с их хозяевами заключить договор об условиях труда, зарплате, днях отдыха и разрешении на посещения молитвенных домов. Все это было непросто и опасно из-за бандитизма в этом районе.
В первые годы советской власти к религиозному культу относились положительно, хотя и велась антирелигиозная пропаганда, но это делалось в довольно деликатной форме. Члены партии и комсомольцы отрицательно относились к религии и по мере своих знаний и умений проводили антирелигиозную работу. В первые годы советской власти жить было интересно: все было новое и все было направлено на улучшение жизни беднейших слоев населения. Чувствовалась забота о человеке, появилась гордость и осознание того, что жизнь улучшается.
Работа среди батрачества была нужной и интересной, но она не давала возможности совершенствовать профессию кузнеца.
В местечке Греск, где я жил и работал, было известно, что в Ленинграде есть учебное заведение под названием ЛИТ - Ленинградский институт труда, где можно освоить любую профессию, в том числе и кузнеца высокой квалификации.
Решено - сделано. Мне казалось, что это все просто, но когда я очутился в Петрограде и обратился в институт труда на предмет повышения квалификации кузнеца, меня не приняли, так как не было направления от ЦК комсомола Белоруссии. Все мои попытки и уговоры не дали результата, а чтобы поехать обратно в Белоруссию не было денег. Так я остался в северной столице, в довольно тяжелом положении. Устроиться на работу трудно, почти невозможно, много безработных искали любое занятие, любую работу, чтобы выжить и заработать хоть копейку.
Деньги тогда очень ценились, и за один рубль можно было прилично питаться день, даже пара копеек оставалась на следующие сутки. Пришлось встать на учет на бирже труда (это было в 1925 году), без которой нигде нельзя было получить работу. Быть безработным без денег и жилья - удовольствие небольшое. Каждый день нужно было отмечаться на бирже труда и спрашивать, требуются ли куда-нибудь рабочие. Это продолжалось около пяти месяцев. Правда, за этот срок я получил направление на временную работу по благоустройству города. Платили немного, но жить можно было. Мне еще повезло, что я нашел знакомого, который находился в родственных отношениях с семьей адмирала Тулякова (брат моего знакомого был женат на дочери адмирала и был вторым секретарем райкома партии на Васильевском острове). Имея такое знакомство, казалось бы, можно получить любую работу. В то время компартия, хотя и имела большое влияние и авторитет, категорически отвергала всякий "блат", который позже, к сожалению, проник во все органы партии и советской власти.
Однажды я получил направление от биржи труда на работу в качестве подметальщика территории Балтийского судостроительного завода. Я охотно принял это предложение. К этому времени я совсем обносился, был больше похож на нищего, чем на пристойного молодого человека.
Мадам Тулякова, приютившая меня на три недели в своей квартире, помогла мне снять у ее знакомой Булычевой девятиметровую комнату с таким условием, что с первой зарплаты я рассчитаюсь с хозяйкой. Эта комната находилась на Косой линии, напротив Балтийского завода.
На завод с направлением биржи труда я пошел в дамских ботинках хозяйки. Подметальщиком я работал несколько недель, потом решил зайти в один из цехов завода - в котельную мастерскую, в которой работало около трехсот рабочих. В этом цехе стоял такой оглушительный грохот от отбойных молотков, что разговаривать было невозможно. Недаром всех рабочих котельного цеха называли "глухарями". Основной костяк рабочих цеха был связан со своими семьями в деревне, которые занимались сельским хозяйством. Мужья заработками поддерживали свои семьи в деревне, где у них была земля, скот и остальное, что свойственно крестьянскому хозяйству. Заработки были хорошие, в магазинах было полно продуктов, а также промышленных товаров.
Когда я обратился к начальнику цеха с просьбой о переводе меня с улицы в кузнечный цех, он сказал, что сразу в кузницу меня не поставит, а вначале надо немного поработать в котельном цехе, потом будет видно. Сколько во мне было радости от такого решения - не поддается описанию. Наконец-то мои мучения кончатся, и я буду трудиться наравне с другими рабочими завода. Тогда-то я лучше узнал начальника цеха, этого сурового человека, которого все боялись. Он не терпел лодырей, бракоделов, помогал молодым рабочим в освоении профессии, а как мастер прекрасно знал свое дело.
В то время у причала Балтийского завода стояли два крейсера - "Марат" и "Парижская коммуна", предназначенные для капитального ремонта. В котельном цехе находились двенадцать трехцилиндровых котлов, каждый из которых был высотой в два с половиной - три метра. Мне нужно было втиснуться внутрь коллектора через узкое отверстие и заостренным молотком отбивать ржавчину со стен котла. Работа несложная, но физически трудная. Внутри коллектора трудно было повернуться из-за узости отверстия. Кроме того, находясь в коллекторе, приходилось дышать пылью ржавчины. Выбираясь из коллектора, я выплевывал ржавчину, меня душил кашель. Сейчас, вспоминая это время, думаю, что начальник цеха поручил мне эту работу потому, что другие рабочие не смогли бы влезть в этот коллектор. Большинство из них были хорошо сложены, и никто не смог бы влезть внутрь, кроме меня. Я был тонкого телосложения, и пять месяцев безработицы сделали мою фигуру еще более изящной. Поэтому, полагаю, начальник цеха с удовольствием принял меня, имея в виду именно эту работу.
У человека колоссальный запас терпения и выдержки, но на это нужно себя настроить, что другого выхода нет, и только так надо себя убедить.
Потом я был на других подручных работах - клепальщиком, подручным и, наконец, мечта моя сбылась, попал в кузнечный цех.
Конечно, кузнец завода ничего общего не имеет с деревенским кузнецом. Пришлось осваивать новую профессию. Работал я довольно хорошо, был передовым, а потом и бригадиром молодых кузнецов. Часто получал премии за качественную продукцию. Я был счастлив, что оказался на таком известном гиганте страны, как Балтийский судостроительный завод. Рабочие цеха меня уважали, и там я почувствовал, что чего-то стою.
Наряду с трудовой деятельностью, занимался просветительской работой в цехе - организовывал лекции, концерты для рабочих. За первый месяц работы я получил девяносто рублей. Это были деньги, если посчитать, что можно на них купить. Поскольку я был гол, как сокол, то с первой получки купил: шевиотовый синий костюм, коричневые добротные ботинки, пальто демисезонное, две пары сорочек. И еще осталось до следующей получки. Конечно же, я рассчитался и с новой хозяйкой.
Но знаний у меня было недостаточно, чтобы по чертежам изготавливать детали, и я принял решение поступить в учебное заведение для повышения грамотности. В то время большой популярностью пользовались рабфаки, где без отрыва от производства рабочие за три года получали аттестат об окончании средней школы.
Молодые рабочие Балтийского завода, желающие получить среднее образование, были прикреплены к заводу "Русский дизель", где находилось такое учебное заведение, куда я и поступил учиться. Сначала было очень трудно. Целый день работал в кузнице, а в вечернее время садился за парту в целях получения необходимых знаний. Физически это было трудно, но молодой организм переборол все тяготы учебы.
Рабфак раскрыл мне глаза на многие предметы и понятия жизни. В глухой деревне я не имел представления о грамоте, науке, о колоссальных предприятиях с большим количеством рабочих, которые ежедневно трудятся на благо народа и страны. Все вновь увиденное убедило меня в том, что я выбрал правильное направление в жизни. Я был горд, что тружусь на таком большом предприятии, где создаются гигантские корабли, которые бороздят все моря и океаны мира.
Когда я почувствовал, что с вступлением в партию буду полезнее для коллектива своего цеха, и после неоднократных разговоров со старым членом партии товарищем Рощиным, я вступил в кандидаты, а потом и в члены партии. И по сей день горжусь своим выбором. Это единственная партия, которая отстаивает интересы рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции.
По окончании вечернего отделения рабфака, получив среднее образование с техническим уклоном, я и не мечтал о дальнейшей учебе. Зарабатывал я хорошо, на заводе мной были довольны.
В один из дней в кузнечном цехе появился аспирант Ленинградского государственного университета по фамилии Смирнов. Он пришел на завод с целью вербовки рабочей молодежи на учебу в этот университет. В то время без согласия цеховой администрации, партийной организации и без рекомендации было трудно поступить в высшее учебное заведение. Смирнов обратился в цеховую партийную организацию с просьбой направить несколько молодых рабочих, в том числе и меня, на учебу в университет. Состоялось собрание цеха, где было решено послать Мукасея в Ленинградский государственный университет. Так, после сдачи вступительных экзаменов, я стал студентом высшего учебного заведения и был зачислен по собственному желанию на экономико-географический факультет.
В материальном отношении во время учебы опять было довольно трудно, особенно на первом курсе, так как стипендия составляла всего двадцать пять рублей, а со стороны денежной поддержки не было. Пришлось вечерами и в выходные дни подрабатывать.