* * *
Начиная с 1942 года Шелленберг пытался вплоть до самого конца войны склонить Гиммлера к идее сепаратного мира с западными державами. Эту идею как довольно серьёзный прагматик и реалист он вынашивал давно, так как понимал, что затеянный поход на Восток и война на два фронта – это конец Германии.
30 апреля 1945 года Шелленберг был смещен Кальтенбруннером со всех занимаемых постов, однако новый глава немецкого государства после смерти Гитлера гросс-адмирал Дениц подтвердил полномочия Шелленберга на ведение переговоров. Адмирал ещё надеялся договориться с противником, которого хотел поскорее увидеть в облике союзника в борьбе с ослабленной войной Советской Россией.
И всё же в 1948 году Шелленберг был арестован и судим американским трибуналом. Суд приговорил его к шести годам лишения свободы. По состоянию здоровья бывший шеф политической разведки был досрочно освобожден в 1951 году и умер от рака в марте 1952 года в итальянском пансионе города Турина…
* * *
Вальтер Шелленберг в какой-то степени тоже был сторонником Гелена в объективной оценке обстановки, сложившейся к лету 1944 года. Он не верил ни в какие чудеса, точно зная, куда ведёт Третий рейх Адольф Гитлер. В его голове постоянно горели, как сигнальные лампочки, слова, сказанные фюреру Лавалем:
...
"Господин Гитлер, вы ведете великую войну для того, чтобы создать новую Европу. Однако вы должны прежде создать новую Европу для того, чтобы вести вашу великую войну".
Он понимал, как и Гелен, что новая Европа скоро будет создана, но теперь на обломках Третьего рейха. Шелленберг так же, как и его старший коллега, видел себя в служении делу своей родины, а не фюреру, которого так же боялся, как и другие его сподвижники…
Планом под кодовым названием "Цеппелин" предусматривалась, с учетом тяжелой обстановки на Восточном фронте, предельная активизация разведывательно-диверсионной операции в тылу Красной Армии.
Этот грандиозный план действий определял более широкое внедрение непосредственно в войска Красной Армии и особенно её тыловые подразделения и объекты своей агентуры не только с разведывательными целями, но и с массированным проведением диверсионных и террористических актов.
Гитлер в ярости набрасывался на крупных военных начальников и руководителей спецслужб. Порой он не мог подавить дрожи отвращения от бесед с некоторыми, как он считал, "глупцами при генеральских званиях".
Он стращал их, он требовал от них, он приказывал им – ужесточить меры по подавлению сопротивления "народных мстителей", которых фюрер называл "лесными бандитами", воюющими не по правилам войн в обход всяких международных конвенций.
Смешно и дико – как будто его войска воевали по правилам ведения войн?! А бывают ли правила даже у справедливых, оборонительных войн? Главное правило обороняющейся стороны – как можно больше нанести урона противнику, причем, всеми средствами борьбы с тем, чтобы самим потом перейти в контрнаступление.
В послевоенных мемуарах, уже будучи тяжелобольным человеком, Шелленберг, перечитывая свои дневниковые записи периода войны, нашел такую фразу:
...
"Для меня ясно, что Сталин и другие русские лидеры, используя партизанские части, систематически развивают ту форму войны, которая являет собой – ожесточенность, свойственную обеим воюющим сторонам.
Русские воспользовались жестокостью, с которой немцы вели войну, в качестве идеологической основы действий партизан…
Если нам суждено проиграть эту войну, то причиной проигрыша будет не недостаточный военный потенциал; причиной будет духовная неспособность наших руководителей. У нас нет настоящих руководителей…
У него (Гитлера. – А.Т. ) отсутствуют качества государственного деятеля. Как бы я ни хотел думать иначе, но я всё более склоняюсь к выводу, что Сталин умеет делать эти вещи лучше.
Подумайте, что пришлось перенести его системе в течение последних двух лет, и каким авторитетом он пользуется в глазах народов…
Он стоит невообразимо выше всех лидеров западных держав, и если бы мне позволено было высказаться по этому вопросу, мы заключили бы соглашение с ним в кратчайший срок.
Это был бы удар для зараженного проклятым лицемерием Запада…"
Что ж, сказано откровенно. Но нужно понять, что Шелленберг образца 1944 года находился под пристальным вниманием своего шефа Гиммлера, а Гитлера ослушаться он не имел права.
А поэтому действовал в связке с Геленом.
* * *
Армейские части снимались с фронтов. Они то и дело бросались на проческу лесных массивов, деревень и хуторов Польши, где фиксировались следы пребывания партизан, как польских, так и советских, в виде боевых столкновений или выходов в эфир наших радиостанций.
Для гитлеровских спецслужб широкомасштабный план "Цеппелин" ставил в короткое время решение ответственной задачи: организации тотальной "зафронтовой войны" – массовой заброски своей агентуры в тыл стремительно продвигающейся на запад Красной Армии.
Теперь уже не сотни, а тысячи шпионов, диверсантов и террористов, словно тучи саранчи, днем и ночью стремились проникнуть на территорию ослабленной войной страны, чтобы не только собирать военно-политическую информацию, но и разрушать, травить, взрывать, убивать…
Иногда, а порой и нередко, это им удавалось.
В разведывательной работе немцы, особенно в конце войны, не гнушались даже вербовкой подростков. Их готовили по специальным программам в разведывательно-диверсионных школах наряду со взрослыми отщепенцами.
Так, в сентябре 1943 года всесильный хозяин Главного управления контрразведки НКО "Смерш" В. С. Абакумов докладывал своему недавнему шефу Л. П. Берии об арестах правоохранительными органами подростков-диверсантов, завербованных германской военной разведкой.
В документе говорилось:
"В первой декаде сентября с.г. органами СМЕРШ, НКВД и НКГБ арестовано 28 агентов-диверсантов германской военной разведки в возрасте от 14 до 16 лет, переброшенных немцами на сторону Красной Армии на самолетах.
Из числа арестованных 15 явились добровольно с повинной, а остальные были задержаны в результате организованного розыска.
Как показали арестованные, они имели задание от германской разведки совершать диверсионные акты по линии железных дорог, идущих к фронту, путем вывода из строя паровозов, для чего они были снабжены взрывчатым веществом, которое должны были подбрасывать в угольные штабеля, расположенные у железнодорожных станций.
Диверсанты были снабжены взрывчатым веществом специального состава, по внешнему виду похожим на куски каменного угля…"
После Сталинграда и Курска гитлеровское командование столкнулось с массовыми фактами предательства своей агентуры из числа завербованных советских военнопленных. А ведь к 1943 году немцам служили почти один миллион наших граждан. Агентура абвера, почувствовав перемену ветра в продолжающейся войне, стала отказываться от выполнения заданий на советской территории и сдаваться – приходить с повинной в органы военной контрразведки.
И вот после 1943 года абвер выступил с предложением использовать в разведывательно-диверсионной работе детей от 12 до 14 лет, которых набирали из детдомов, приютов, лагерей и направляли в специальные школы. В глубоком немецком тылу в маленьком провинциальном городке Гемфурт внезапно раздалась русская речь. Это были не военнопленные, а русские мальчишки. Их привезли сюда из детдомов и концлагерей, чтобы подготовить из них группы диверсантов для заброски в тыл Красной Армии. Там наши подростки превращались в маленьких диверсантов. Они носили советскую униформу вплоть до пилотки. Проблема была лишь в отечественных сапогах. Отсутствовали малые размеры, – приходилось на занятия ходить в немецкой обуви. Они учились кидать гранаты, минировать железнодорожные пути, на станциях подбрасывать взрывчатку в угольные бункеры паровозов. Руководил школой диверсантов под названием "Особая команда Гемфурт" шеф русского легиона при Абверкоманде-203 Фриц Бухгольц. Именно в его доме и располагалась эта школа. Сейчас в этом доме живут родственники Бухгольца.
В первом наборе малых диверсантов участвовал предатель Юрий Евтухович, в последующем арестованный и осужденный после войны. По заданию военной разведки Германии он объездил детдома в Минске, Смоленске и Орше и обманным путем набрал нужный для абвера контингент. Всего им в спецшколе было подготовлено 110 подростков-диверсантов.
Первая заброска выпускников школы за линию фронта произошла в ночь с 31 августа на 1 сентября 1944 года в количестве 25 человек. В вещмешке каждого диверсанта была еда, водка, сахар для заброски в бензобаки машин, зажигательные ампулы и по 3–4 куска угля, внутри которых находилась закамуфлированная взрывчатка. Никакого оружия у них не было.
Самолет без опознавательных знаков выбросил юных парашютистов в относительно обширный район железнодорожных узлов Ржев, Тула, Курск. Немцы ждали результатов диверсий – взрывов, поджогов, выведения из строя техники. Но мальчишки словно растворились в советском тылу. Только трое смельчаков пришли с повинной и сдались органам военной контрразведки. Это была пощечина абверу. Руководителей Абверкоманды-203 хотя и обескуражил этот факт, но они не отказались от своей идеи, – подготовили ещё несколько групп.
Теперь мальчишек стали стращать, что за выполнением их заданий будут следить проверенные люди. В инструктаже всем говорили: "Вам надлежит обязательно вернуться, если вы хотите сытой и красивой жизни в будущем. В противном случае вас постигнет кара".
Юные диверсанты второй заброски почти все, выполнив задания, вернулись назад к немцам.
* * *
Для усиления разведывательной работы против советских войск и партизан Рейнгард Гелен тщательно инструктирует своего сотрудника – особо уполномоченного обер-лейтенанта Штенка. Ему поручается создать в разведывательной школе близ города Люблин (Польша) несколько специальных хорошо вышколенных и преданных шпионско-диверсионных групп для заброски в тыл Красной Армии.
– Сегодня нам надо менять не только тактику, но и стратегию в борьбе с большевизмом и его армией в глубоком тылу. Я имею в виду территории Урала, Мордовии, Коми, куда советская власть выслала сотни тысяч раскулаченных русских, украинцев, эстонцев, латышей, казаков. Среди этой массы нам надо глубоко и предметно поработать. Недовольные советские граждане – это наш практически готовый к действию потенциал. Поэтому в среде этих граждан надо создавать мощные резидентуры. А через них поднимать обиженных на борьбу с большевистской властью. Необходимо сделать всё для того, чтобы запылали стачки и восстания. Это нам по силам, – убеждал подчиненного Гелен.
И вот уже двухмоторный бомбардировщик, переоборудованный под транспортный самолет на шесть человек, "Юнкерс-88А-4", выкрашенный под цвет камуфляжа, круто поднялся в небо. Развернувшись над окраиной Берлина, машина взяла курс на Люблин.
Штенк уважал своего шефа за усидчивость, напористость и реализм в делах. Он считал его высоким и требовательным профессионалом, хорошо знающим предмет своего ремесленничества на ниве разведки и контрразведки, а также проведения подрывных акций в тылах Красной Армии – диверсий и терактов.
"Да, только так и надо действовать, – рассуждал офицер германской разведки. – Необходимо русских прессинговать по всем направлениям за линией фронта. Война против России не может вестись по-рыцарски. Как правы индусы в одном из своих воинствующих фольклорных опусов, – не упускай врага, хотя бы он молил о сострадании; не навлекай беды, убей того, кто был однажды вреден. Так надо действовать и нам сегодня для спасения рейха, который уже почти стоит на коленях перед красным медведем.
Надо встать с колен и мстить, мстить и мстить врагу".
* * *
Эти его слова были не чем иным, как вспышкой мстительности при агонии, в которой пребывала гитлеровская Германия в конце советско-германской кампании. Блицкриг, предусмотренный планом "Барбаросса", с треском уже не проваливался, а явно провалился. Так, во всяком случае, считали некоторые, число которых множилось в геометрической прогрессии, реалисты, трезвомыслящие политики и генералы вермахта.
Берлин превратился в груды развалин. Одна за другой исчезали из жизни дивизии вермахта – их перемалывали чудовищной мощи жернова советской военной машины, набирающей всё большие и большие обороты.
Как бы ни старались фашистские бонзы, мотаясь по частям и шпионско-диверсионным школам, приободрять будущих защитников рейха, преподавателей и слушателей, что от них зависит победа в войне и перелом скоро наступит, вера в чудо таяла, как воск на солнце.
В круговерти постоянных воспоминаний и роившихся планов работы в разведшколе обер-лейтенант не заметил, как самолет пронесся над западной окраиной польского города, круто развернулся над хвойным лесом и плавно пошел на посадку. Через мгновение он вошел в сектор посадочной полосы, будто прошитой по бокам короткими и яркими стежками десятков точечных фонариков, и стал медленно, почти осторожно, к ней приближаться. Пассажир скорее услышал, чем ощутил мягкое касание о бетонку посадочной полосы губастых колес шасси.
Штенк взглянул в иллюминатор – трехлопастный винт левого мотора заметно снижал обороты и скоро прекратил вращаться. Он неожиданно замер. Только теперь обер-лейтенант разглядел забавную черно-желтую цветовую гамму лопастей винта. Самолет остановился. Лётчик открыл люк, и берлинский важный для Люблина пассажир по трапу медленно спустился на землю аэродрома.
Встречал столичного гостя представитель гестапо в Люблине штурмбаннфюрер Аккардт. Это был среднего роста человек, совсем не крепкого телосложения, с треугольным лицом, как говорят в народе, "топориком книзу". Над верхней губой и под тонким крючковатым носом висели усы "а-ля Гитлер". Рядом по стойке "смирно" стояла эсэсовская охрана в черной униформе и такого же цвета пилотках с серебряными черепами на них.
– Хайль Гитлер! – первым поприветствовал вскинутой кверху рукой Штенк своего встречающего.
– Хайль Гитлер! – вяло и даже небрежно, как показалось обер-лейтенанту, ответил Аккардт.
"Ох, эти гестаповские выскочки! – размышлял Штенк. – Надутые, как индюки у моей тётушки в Баварии. Куража больше, чем сути. Самое вредное – это чурбан, которому власть вскружила голову. Мне говорили, что он доктор права и еще специалист в каких-то науках. Неудивительно, что большое количество знаний, не будучи в силах сделать человека умным, часто делает его тщеславным и заносчивым, а потому до глупости смешным. Именно из этого гнезда сей птенец, возомнивший себя чуть ли не местным божком. С такими амбициями недолго и наломать дров".
Рядом с самолетом почти у самого трапа стоял, отливая иссиня-черным цветом, надраенный по этому случаю до блеска, бронированный автомобиль марки "Опель-Капитан", рядом с которым нетерпеливо переминался водитель. Когда он заметил приближающихся пассажиров, любезно открыл дверцы кузова. Два офицера небрежно плюхнулись в машину на задние мягкие сиденья, обшитые матово-черным хромом. Захлопали дверцы, и автомобиль, вырулив за пределы взлетно-посадочной полосы, стремительно помчался по автобану в сторону города. Вскоре автомашина остановилось у серого двухэтажного здания, напоминающего небольшой замок. Это был главный корпус Люблинской разведшколы.
– Я должен вас покинуть, – неожиданно заметил Аккардт. – У меня сегодня срочная встреча. Завтра мы обговорим подробности моего плана.
Аккардт действительно спешил на встречу с начальником военной разведки и контрразведки 24-й дивизии, уполномоченным шефа абвера адмирала Канариса гауптманом Вальтером Файленгауэром, обладавшим важными данными о подготовке диверсантов в разведшколе.
Встреча назначалась на одном из секретных полевых аэродромов 8-го авиационного корпуса 4-го воздушного флота люфтваффе…
Что же касается битого фашистского генерала Р. Гелена, то он после войны был обласкан руководством ФРГ и вскоре возглавил разведывательную службу со штаб-квартирой в Пулахе.
* * *
У крыльца мрачного здания Вальтера Штенка встретил начальник школы гауптман Пауль Критц. После традиционного рейховского приветствия во славу фюрера он провел берлинского гостя в кабинет и усадил в низкое и неудобное, как показалось берлинскому гостю, кресло. Он в самолете насиделся в таком же положении. Они знали друг друга уже несколько лет.
– Дорогой Пауль, – обратился Штенк к начальнику школы с длинным и нудным монологом, – я приехал не инспектировать твою работу и не контролировать тебя, а помочь твоему, так необходимому сегодня нам всем – фюреру, рейху и вермахту, – заведению в выработке новой тактики. Стратегия у нас остаётся прежняя, хотя и она несколько корректируется с учетом складывающейся обстановки на Восточном фронте. И должна претерпеть существенные изменения с учетом происходящего на фронтах.
Думаю, ты уже знаешь, что Гиммлер объявил тотальную войну Советам на незримом поле битвы. Нам надо сегодня, как никогда в прошлом, серьёзно помочь солдатам и офицерам вермахта, которые теряют драгоценную арийскую кровь. Тысячи наших героев погибают ежедневно на полях Восточного фронта, в том числе и по причине слабости работы нашей агентуры.
Именно сегодня мы должны прибегнуть к массовости, широкой масштабности применения наших кадров, обучающихся в школе. Нам необходимо здесь готовить не только "глаза и уши" – разведчиков, но, прежде всего, диверсантов и террористов – это наши специфические танки, наши орудия и наши самолеты, а может, даже посильнее оружия вермахта.
Наша задача – максимально увеличить количество и качество акций за линией фронта. Надо разрушать железнодорожные пути и взрывать воинские эшелоны, идущие к фронту, подрывать железнодорожные мосты и другие военные объекты на железных дорогах, выводить из строя паровозный парк, организовывать вооруженные налёты на автотранспорт, промышленные и военные объекты в районе действий наших групп.
При отступлении нашу агентуру следует использовать как факельщиков и подрывников по поджогу населенных пунктов и подрыву советских коммуникаций. Агентуру разведывательно-диверсионных команд – ягдкоманд надо смелее использовать с целью разложения и склонения военнослужащих Красной Армии к измене Родине. Это надо делать через распространение антисоветских листовок, проведение устной агитации на переднем крае обороны при помощи радиоустановок. Максимально активизировать борьбу с партизанами. Тыл советский должен гореть. Для этой цели надо закладывать базы и хранилища оружия, боеприпасов и продовольствия для оставшейся нашей агентуры за линией фронта.
Принимать в школу следует проверенных людей со знанием немецкого, польского, русского и украинского языков. В то же время надо всячески обеспечить безопасность участников операций. Не гнушайтесь подростков – это дополнительный элемент самосохранения.
– Вальтер, ты прав. Несколько недель тому назад мы выбросили в районе Смоленска десяток наших "малышей" с новейшими портативными фугасами. В школе мои специалисты создали угольные мины-камуфляжи. Адские машины, вмонтированные в ком антрацита или торфяного брикета, не вызывают подозрения. Их трудно распознать даже специалисту.