Книга посвящена великому киевскому князю Владимиру Святославичу, Крестителю Руси. В русской истории нет более значимого имени. Владимир Святой, Владимир Великий, в памяти народа - Владимир Красное Солнышко - сами прозвища говорят об отношении потомков к своему великому предку. Но каким был князь Владимир в жизни? Как произошло превращение язычника и братоубийцы, гонителя христианства и законопреступника в просветителя Отечества, великого государственного мужа, человека высочайшего духовного подвига? Мы слишком мало знаем о личности этого человека; многое окутано тайнами, легендами и преданиями. Настоящая книга представляет собой первую попытку воссоздать подлинную биографию князя на основе скрупулезного изучения сохранившихся источников.
Новое издание книги приурочено к 1000-летию со дня кончины князя.
Содержание:
-
ОТ АВТОРА 1
-
Глава первая. - РОЖДЕНИЕ 2
-
Глава вторая. - СВЯТОСЛАВ. СМЕРТЬ ОЛЬГИ 5
-
Глава третья. - НОВГОРОД 11
-
Глава четвертая. - ВОЙНА. БРАТОУБИЙЦА 17
-
Глава пятая. - КИЕВ. ЯЗЫЧНИК 24
-
Глава шестая. - ВЫБОР 34
-
Глава седьмая. - КРЕЩЕНИЕ 42
-
Глава восьмая. - КОРСУНЬ 52
-
Глава девятая. - СВЕРЖЕНИЕ ПЕРУНА 61
-
Глава десятая. - КИЕВ. ХРИСТИАНИН 69
-
Глава одиннадцатая. - ВОЙНЫ И МИРЫ 76
-
Глава двенадцатая. - ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ. СМЕРТЬ 85
-
ПРИЛОЖЕНИЯ 90
-
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖЗНИ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА СВЯТОСЛАВИЧА 94
-
ИЛЛЮСТРАЦИИ 94
-
Примечания 96
-
Ссылки 103
Алексей Карпов
ВЛАДИМИР СВЯТОЙ
ОТ АВТОРА
Писать книгу о Крестителе Руси, святом князе Владимире, очень трудно. Слишком многим мы обязаны этому человеку, слишком величествен совершенный им подвиг, слишком ослепительно, даже ослепляюще сияние, исходящее от его имени. Книжники прошлого - митрополит Иларион, мних Иаков, преподобный Нестор, "грешный" Феодосии, списавший "Слово о крещении Владимира", а также многие другие, чьих имен мы не знаем, безвестные составители летописи и переписчики княжеского Жития - потрудились за нас и для нас, воссоздав образ святого князя. И вправе ли мы сегодня придирчиво ворошить исписанные ими страницы, отыскивая в их словах якобы скрытый подтекст, подозревая их в незнании, тенденциозном умолчании или, напротив, домысливании тех или иных эпизодов биографии князя Владимира? И более того, вправе ли мы вообще с присущими нам высокомерием и скептицизмом оценивать жизнь и деяния нашего великого предка, обсуждать закономерность и обоснованность каждого совершенного им шага? Мы, отделенные тысячелетием от его земного подвига, погрязшие в ханжестве и неверии, самоуверенности и цинизме?
Наверное, не вправе. Но примем этот грех на себя. Историк по своей природе циничен и в той или иной степени безнравствен. "Не судите, да не судимы будете" - увы, эта евангельская заповедь отнюдь не соблюдается им, бесцеремонно рядящимся в одинаково неуместную тогу обвинителя или адвоката.
Но, может быть, в какой-то мере оправдывает нас то обстоятельство, что подлинная биография князя Владимира не написана до сих пор . Масштаб его деяний не определен. Даже о главном событии его жизни - Крещении - мы знаем слишком мало - и главным образом из поздних легенд и преданий, которые, кажется, сильно расходятся с исторической действительностью. А потому прежде, чем обсуждать факты биографии святого Владимира, их надо, по крайней мере, установить.
Исследователь древней Руси поставлен в заведомо сложное положение. В его распоряжении очень мало источников, подлинных свидетельств прошлого. Так, от времени Владимира до нас не дошло ни одного подлинного исторического документа, написанного на пергамене - тогдашнем материале для письма . В летописях, а может быть, и в других произведениях древнерусской письменности ("древнейшем Житии", Прологе, "Церковном уставе" Владимира), возможно, сохранились следы каких-то древних записей, сделанных во времена Крестителя Руси. (Таковы, например, выписки из княжеских помянников, какие-то записи, сделанные при киевской Десятинной церкви, может быть, фрагменты первоначальной киевской летописи - хотя ее существование достаточно гипотетично.) Но все они сохранились в составе более поздних сочинений (XI–XIV и более поздних веков), а дошли до нас в рукописях не ранее XIV века, то есть отделены от времени Крестителя Руси по меньшей мере тремя или четырьмя столетиями.
Правда, существуют еще надписи на монетах князя Владимира (и эти монеты многое могут рассказать об их заказчике-владельце); существуют печати сыновей Владимира, скреплявшие какие-то документы еще при его жизни, монеты Святополка и Ярослава Владимировичей, отчеканенные вскоре после его смерти; сохранились различные предметы материального быта конца X - начала XI века, в том числе и имеющие на себе краткие надписи-обозначения или даже княжеский знак самого Владимира - его знаменитый "трезубец"; наконец, археологами открыты остатки древних зданий Владимировой поры - в том числе Десятинной церкви и его каменных дворцов в Киеве. И все же это ничтожно мало, если сравнивать с эпохой Московской Руси или, тем более, с нашей новой и новейшей историей.
Памятники же более позднего времени содержат иногда одни лишь случайные обмолвки, намеки, обрывки и фрагменты некогда существовавших текстов. Недостаток сведений еще в древности неизбежно порождал легенды, которые со временем становились все более и более подробными и красочными, но, очевидно, все менее и менее достоверными. Чем крупнее личность и чем громче имя - тем больше легенд возникает вокруг. Но в русской истории нет более значимого имени, чем Владимир Святой. Легенды, мифы окружают почти каждый его шаг, и за этой завесой очень трудно различить действительное и вымышленное, подлинное лицо князя Владимира и записанный позднейшими красками иконописный лик.
А нужно ли различать их - это каждый решает для себя сам.
Работу историка часто сравнивают с работой следователя, кропотливо разыскивающего новые факты, незаметные и ничего не значащие на первый взгляд, но способные в конце концов воссоздать подлинную картину случившегося. Иногда, наверное, это и в самом деле так. Но возможно и другое, куда менее привлекательное сравнение исследовательского труда - с манипуляциями заядлого игрока, раскладывающего некий сложный пасьянс. В его руках - зачастую случайный набор карт, он тщательно подбирает место для каждой из них - но вот появляется новая карта, и весь пасьянс рассыпается, и его приходится складывать заново. Пасьянс, конечно, сложится - но беда в том, что карты могут оказаться и краплеными, а некоторые из них и вовсе не вынуты из коробки.
Человеческая жизнь, конечно же, не карточная колода. Но свидетельства источников тоже могут быть подогнаны одно под другое, а все вместе - под некую заранее выстроенную схему, повернуты и так, и этак - не хуже, чем в детской мозаике или на карточном столе. Историка как раз и должно отличать в первую очередь критическое отношение к используемому им источнику - не голый, высокомерный скептицизм, но ясное понимание того, как именно появился и какую именно эпоху отражает тот или иной исторический документ. Работа с древнерусскими источниками в особенности требует кропотливого текстологического анализа в каждом конкретном случае - иначе мы вынуждены будем довольствоваться вьщуманнои историей, основанной на чьих-то догадках или даже недоразумениях, на поверхностных выводах и собственной фантазии. К сожалению, в отношении многих древнейших русских источников (в том числе и памятников так называемого "Владимирова цикла", то есть различных редакций Жития князя Владимира) подобная работа до сих пор по-настоящему не проведена . И это обстоятельство вынуждает автора, может быть, чрезмерно перегружать книгу чисто исследовательским, источниковедческим материалом (большей частью вынесенным в примечания в конце книги).
Всякая биография есть всего лишь гипотеза. Тем более это относится к биографиям людей, живших тысячу лет назад. Автор отдает себе отчет в том, что Владимир, изображенный на страницах книги, может оказаться весьма далек от Владимира настоящего, действительная жизнь которого столь мало известна нам. Те, кто будут писать о Владимире позже нас, несомненно, лучше нас поймут и объяснят великие деяния Крестителя Руси. Но, может быть, и настоящая книга поможет кому-то в познании нашего прошлого - не столь отдаленного от настоящего и по-прежнему влияющего на него? Если так, то автор будет считать свою задачу полностью выполненной.
Уподобился ecu купцу, ищущему доброго бисера, славнодержавный Владимире, на высоте стола седя матере градов, богоспасаемого Киева, испытуя же и посылая к Царскому граду уведети православную веру, и обрел ecu безценный бисер Христа, избравшаго тя, яко второго Павла, и отрясшаго слепоту во святей купели, душевную вкупе и телесную…
Из тропаря святому и равноапостольному князю Владимиру
Глава первая.
РОЖДЕНИЕ
Князь Владимир был сыном великого князя Киевского Святослава Игоревича - князя-воина, князя-завоевателя, самого, пожалуй, яркого и заметного героя нашей первоначальной истории. Известно нам и имя матери Владимира. Ею была Малуша, ключница, "роба" княгини Ольги, матери Святослава.
Ключница - это та, кто ведает княжеским добром, всем обширным хозяйством великой княгини. Многое на княжеском дворе и за его стенами зависело от одного ее слова, многие спешили угодить ей, искали с ней дружбы. Она же была тверда и рассудительна, исполнительна и по мере надобности жестока - иначе бы не пришлась по нраву властной и не терпящей прекословия Ольге. Но была она к тому же молода и красива - и лицом, и станом, горда и неприступна, и, надо думать, не одно мужское сердце начинало сильнее биться при ее появлении. Не стал исключением и Святослав. Равнодушный к роскоши и великолепию, казалось бы не знавший обычных житейских радостей, он не был частым гостем в княжеских покоях своей матери. Но чем-то заворожила его Малуша - молодостью ли, красотой ли, или удивительной своей судьбою. А может, и не было ничего между ними - может, по мимолетной прихоти, наспех, овладел князь нечаянно подвернувшейся ему служанкой. И так, наверное, тоже бывало нередко. Мы мало что знаем о тех давно ушедших днях, с трудом различая в тумане забвения и тишины лишь контуры событий и дат. Где уж нам угадывать чувства, которые влекли друг к другу наших далеких предков… Но так или иначе, а - свершилось. Нежданно-негаданно, вопреки обычаю, не по праву, но по нраву стала Малуша женой князя Святослава.
Имена древнерусских женщин, жен киевских правителей, редко появляются на страницах летописи. Случай с Владимиром - особый. Его биография вообще окутана множеством легенд - необычны были сами обстоятельства, при которых он появился на свет. Одна из таких легенд как раз и связана с происхождением его матери.
Малуша не была женой князя Святослава в полном смысле этого слова. Жены-полонянки - явление обыденное. Но Малуша была "робой" не самого князя, а его матери. Позднее предание рассказывает о жестоком гневе Ольги на свою чересчур пригожую ключницу. Ольга выслала ту из Киева в некое село Будутину весь. Здесь и родился Святославов сын.
Это предание сохранилось в знаменитой Никоновской летописи - крупнейшем летописном своде средневековой России, созданном в XVI веке. Для ее автора - книжника московской поры - образ "рабыни", простой девушки из народа, соединился с представлением о связи с нею князя Святослава, как о чем-то запретном и предосудительном. Многие и сейчас склонны считать Владимира незаконнорожденным сыном Святослава, "бастардом" (или, по-русски, байстрюком), изгоем, не имевшим прав на великокняжеский стол. Это не так. Древняя, языческая Русь совсем по-другому, нежели мы, смотрела на таинство брака. Владимир не мог считаться "незаконнорожденным" уже потому, что он был сыном князя, его продолжением и воплощением. Следовательно, он и сам был князем - с самого момента рождения. Как "семя княжеское" Владимир вобрал в себя все содержание и весь смысл княжеской власти. Он обладал княжеским именем - точнее, именем-титулом, дававшим его носителю право владеть людьми и землею.
Об имени героя нашего повествования следует сказать особо. Обычно имя Владимир кажется простым и понятным: его расшифровывают как "владеющий миром". Но в древнейших русских памятниках письменности - летописях, житиях, сказаниях - имя князя писалось через "е", а не "и": "Володимеръ". Ученые объясняют это "меръ" как осколок древнего индоевропейского корня, означавшего величие, могущество, славу. (Слово существовало во многих ныне умерших языках. В готском "-mere" - "великий", то же значение имело ирландское "тог", "mdr", кимрское "mawr"; в древневерхненемецком "man" - "знаменитый".) Так что в буквальном переводе "Владимир" ("Володимеръ") - "великий в своей власти". Называя так своего сына, Святослав, конечно, видел его преемником славных деяний своих предков. Имя несло и сакральный, магический смысл: оно определяло судьбу человека, прямо влияло на него - названный им не мог не властвовать славой. Наконец, имя служило титулом - оно сразу, ясно и понятно для каждого, ставило его обладателя на недосягаемую для простых смертных высоту.
А вот о гневе Ольги и о ссылке Малуши память действительно могла сохраниться. Привыкшая властвовать всею землею, Ольга едва ли стала терпеть открытое нарушение обычаев в своем собственном доме. Так что родился Владимир скорее всего не в Киеве, а в сельце ("веси"), принадлежавшем его бабке, - Будутине. Где оно было расположено, неизвестно. Иногда полагают, что в южной Руси, недалеко от Киева, иногда - что на севере, вблизи Пскова.
По обычаю русичей, до трех лет ребенок воспитывался матерью и неотлучно находился возле нее. Было ли так и с Малушиным сыном, мы не знаем. Но уже очень скоро Владимир окажется в Киеве, в княжеском тереме Ольги, куда путь Малуше был закрыт. Здесь будут проходить его детские, самые ранние годы. Как дальше сложилась судьба Малуши, нам неизвестно. Русские источники - и это понятно - о ней молчат. Имя матери Владимира еще однажды всплывет в истории - уже в Новгороде, в ту пору, когда Владимир будет княжить в этом славном русском городе. Скандинавские саги расскажут о ней как о ведунье и прорицательнице, высоко почитаемой сыном и его людьми. Но насколько достоверны эти сведения, мы поговорим позднее.
Во всяком случае, с трехлетнего возраста Владимир жил вдали от матери. Даже разговоры о Малуше в доме Ольги были, наверное, запрещены. Лишь людская молва, суды да перетолки да косые взгляды напоминали ему о ней. Хотя, как и любое дитя, Владимир многое должен был унаследовать от матери.
По своему происхождению Малуша была далеко не простолюдинкой. Само упоминание летописью ее имени свидетельствует об этом. Имя в язычестве - всегда знак определенной "особости", обособления от родового, общего для всех имени; оно появляется лишь при известном возвышении, возвеличивании человека. Древнейшая из дошедших до нас летописей - "Повесть временных лет", из которой мы и будем главным образом черпать сведения о жизненном пути киевского князя, - так рассказывает о происхождении Владимира: "Володимер был от Малуши, ключницы Ольгиной, та же была сестра Добрыне; отец же им был Малък Любечанин". Собственно говоря, имя Малуша (как и большинство женских имен того времени) - не самостоятельное, а производное от имени ее отца, Малъка. Хорошо известен и брат Малуши - Добрыня Малъкович, дядя Владимира и, судя по всему, его воспитатель, "кормилец". Добрыне будет суждено сыграть исключительную роль в жизни своего племянника. Сначала он - руководитель и наставник юного князя, затем - советчик и единомышленник, его правая рука и воевода.
Столь тщательно выписанная родословная женщины, не принадлежавшей собственно к княжескому роду, - явление исключительное в древнейшей летописи. Вероятно, поэтому имена Малуши и Малъка возбудили воображение историков, стремившихся связать их с какими-нибудь другими известными фигурами русской истории. И здесь внимание исследователей привлекла к себе личность знаменитого древлянского князя Мала - того самого, который в 945 году стал одним из главных зачинщиков убийства киевского князя Игоря, деда Владимира по отцовской линии. Сначала в виде осторожного предположения, а затем со все большей уверенностью историки стали отождествлять деда Владимира Малъка Любечанина с Малом Древлянским. Как известно, вдова Игоря княгиня Ольга жестоко отомстила древлянам за смерть своего мужа, предав огню главный город их земли Искоростень. Князь же Мал якобы не был убит ни во время сражения между древлянами и киевлянами, ни после осады и взятия Искоростеня, но был схвачен и приведен в принадлежавший Ольге город Любеч; дети его, Добрыня и Малуша, оказались при дворе киевской княгини. Так возникла гипотеза о древлянском происхождении князя Владимира, ставшая впоследствии весьма популярной.