В 1957 году Галич демонстративно не подал Арбузову руки, в результате чего у них возник серьезный конфликт - по словам Алены Архангельской, "они с папой даже не разговаривали, потому что папа считал это предательством по отношению к погибшим". А в 1962 году, когда Театр имени М. Н. Ермоловой пригласил нескольких писателей и театроведов, чтобы обсудить вопросы: "Какими средствами найдем дорогу к сердцу нашего современника? Каким должен был наш театр?", Галич высказался о творчестве Арбузова откровенно неодобрительно. Об этом сообщает заметка в журнале "Театральная жизнь": "Что же услышали артисты от присутствующих на беседе драматургов А. Кузнецова, А. Галича, Л. Аграновича, М. Шатрова? <…> А. Галич предложил выяснить позиции и отношения. Пренебрежительно сравнив реакцию зрителя на пьесы, которые не по душе А. Галичу, с реакцией элементарно дрессированной собаки, А. Галич подчеркнул далее, что "Иркутская история" Арбузова для него - вершина мещанского театра, и предупредил, что если он завтра увидит на афише театра имена А. Софронова или Г. Мдивани, то посчитает, что вечер, потраченный на сегодняшнюю беседу, пропал для него даром.
Известно, правда, что пьесы А. Софронова, А. Арбузова, Г. Мдивани идут в большинстве театров страны, и где же при такой "непримиримости" остается искать афишу А. Галичу для себя?
Выступившие следом за ним начинающий театровед Б. Поюровский и рецензент Л. Семенова присовокупили к списку драматургов, которых надо, по их мнению, подвергнуть остракизму, и С. Михалкова. Б. Поюровский добавил: "Беда не в том, что идут пьесы этих авторов, беда в том, они пользуются успехом!""
Возвращаясь к фразе, сказанной Галичем Арбузову в Вахтанговском театре ("Я считаю, что это литературное мародерство. Хоть бы помянули тех, кого нет в живых"), отметим, что Галич по-своему почтил память погибших солдат: в 1957 году была опубликована отдельной книжкой пьеса "Походный марш" с посвящением "Памяти тех, кто не вернулся с войны". Самая известная ее постановка состоялась в Московском театре имени Маяковского. После репетиций, как вспоминает участник спектакля Михаил Козаков, Галич приходил в театр, садился за рояль в репетиционном зале и пел старинные романсы…
В следующем году пьеса была поставлена Севастопольским драмтеатром имени Луначарского. И не случайно в апреле 1958 года Галич вместе с группой крымских и киевских литераторов приехал в Севастополь на творческий семинар местного литературного объединения. Официальная цель визита состояла в том, чтобы помочь местной писательской молодежи найти себя. Но заодно Галич посетил и постановку своей пьесы в театре Луначарского, пригласившем его приехать на фестивальный спектакль "Украинской весны". А кроме того, Севастополь был для Галича еще и городом его детства, из которого он уехал (точнее - его увезли) почти 40 лет тому назад!
Через несколько месяцев в августовском номере журнала "Литературный Севастополь" была опубликована фотография, сделанная Вадимом Докиным. Писатель Михаил Лезинский рассказал, что у него сохранилось несколько таких фотографий, где запечатлены Галич и члены Севастопольского литературного объединения имени Александра Новикова-Прибоя и Иосифа Уткина: "Партийные "отцы" из горкома-обкома советовали "по-отечески" не особенно прислушиваться к словам этого человека - они знали то, о чем мы, молодые необстрелянные, даже не догадывались. Знали, что у Галича "заморозили" несколько пьес, а некоторые, которые уже шли на разных сценах, сняли под различными предлогами".
Лезинский вспоминает, что во время литературного семинара "подсунул Александру Галичу для чтения длиннющую повесть о жизни за границей, и он добросовестно ее прочел ночью в гостинице, а наутро сказал мне: "Есть в этой повести всё, завязка, развязка и еще кое-что хорошее, но нет в ней настоящей жизни. Не пиши о том, чего не знаешь, чего не испытал, о чем даже не подозреваешь!.." - "Но я смогу писать?" - выдал я очередную глупость. "А это зависит от тебя, Майкл, от тебя! Я не Бог, милостыни не подаю!..""
"Пароход зовут "Орленок""
Эта пьеса Галича была поставлена в 1958 году к 40-летию комсомола, которое отмечалось 29 октября. Более того, написал он ее непосредственно для этой даты - по заказу комсомольских организаций.
Как почти все "детские" произведения, пьеса откровенно слаба и соответственно малоинтересна. Если говорить о ней совсем коротко, то сюжет ее посвящен истории парохода "Орленок". В Гражданскую войну (1919 год) на нем воевали "парни и девчонки" с четырнадцатью винтовками и "максимом", в Отечественную войну (1943 год) школьники-комсомольцы из Сергиева Посада отправились на "Орленке" в горящий Сталинград и вывезли из него по Волге 840 детей и 1300 раненых солдат, однако по дороге пароход был продырявлен, и два комсомольца погибли. И вот теперь, после войны, по инициативе уже третьего поколения комсомольцев этот пароход был отремонтирован, и на нем отправлены подарки для строителей Комсомольской ГЭС…
3 июля 1958 года во время публичного обсуждения своей пьесы Галич рассказал о том, что послужило прототипом парохода "Орленок": "Несколько лет назад я ездил по заданию "Литературной газеты", как шикарно говорят моряки, на флот и сидел почти месяц в Одесском порту, где познакомился с командой парохода "Курск". <…>. В 1919 году "Курск" был реквизирован у какой-то торговой компании. Его угнали от белых, на нем шли бои. Потом он много дней стоял на приколе. В дни Отечественной войны он стал героическим транспортом, который вывозил раненых и население из Севастополя, был у берегов Румынии, получил огромное количество пробоин и даже непонятно как уцелел. <…> Я очень подружился с командой "Курска", много раз плавал с ними на корабле и очень хотел о них написать. <…> Потом я узнал о примерно такой же судьбе волжского парохода "Ваня-коммунист", у которого такая же биография, как у "Курска". <…> С другой стороны, мне стало известно, как везли подарки на Сталинградскую ГЭС. Это происходило совсем так, как написано в пьесе, где соединились с эпизодом фактические истории "Курска", "Вани-коммуниста" и "Тихона" на Оке".
В конце беседы Галич назвал еще одну свою работу с аналогичной направленностью, которую ему заказал Театр имени Ленинского комсомола: "Сейчас я собираюсь вернуться к той работе, которую я веду уже несколько лет: это пьеса "Коммунисты, вперед!". Я надеюсь, что еще в этом году ее закончу. Не в прямом смысле, но эта пьеса, "Походный марш" и "Орленок" будут составлять единый цикл - не трилогию, а тематически единый цикл. Он будет открываться "Коммунистами", потому что действие пьесы начинается в 1938 году. Героиней пьесы будет 25-летняя девушка, доктор физико-математических наук. Мне кажется, что наше время, XX век - век науки, мы же еще не рассказали по-настоящему о славных героях нашего времени, о людях науки".
Судя по всему, после XX съезда Галич настолько воодушевился предстоящими переменами в стране, что не только дописал оптимистическую концовку к "Матросской тишине", но и создал ряд абсолютно советских пьес. Вне всякого сомнения, он прекрасно знал, что на самом деле происходило в 1938 году, но постарался убедить себя в том, что коммунизм прекрасен, и решил переписать всю историю в романтическом духе. Правда, до сих пор неизвестно, была ли им закончена пьеса "Коммунисты, вперед!" или нет.
Этим же коммунистическим энтузиазмом, вероятно, объясняется и согласие написать сценарий "Государственный преступник" - о том, как советские чекисты ловят фашистского карателя.
В свете сказанного приходится согласиться со свидетельством художника Ильи Глазунова, где он рассказывает о своем визите к Галичу в начале 60-х годов вместе с поэтом Борисом Слуцким: "Ласково улыбнувшись, продолжил: "Теперь вы должны нарисовать жену самого богатого писателя Саши Галича. Учтите только, что он, впрочем, как и я, - улыбнулся Слуцкий, - коммунист и у власти, в отличие от меня, в большом почете. Мастерит даже, как я слышал, какой-то фильм о чекистах. Денег, повторяю, прорва - человек в зените официоза"".
Однако чем больше Галич убеждал себя в справедливости коммунистических идеалов, тем больше противилось этому его подсознание, знавшее правду о репрессиях и не удовлетворенное различными творческими запретами (например, "Матросской тишины" в "Современнике"), и поэтому с такой силой в начале 60-х выдало ответную реакцию в виде острейших политических песен. Андрей Синявский позднее вспоминал: "Я как-то спросил у Галича: "Откуда (из ничего - подразумевалось) у вас такое поперло?" И он сказал, сам удивляясь: "Да, неожиданно как-то так, сам не знаю… - разводя руками вокруг физиономии, похожий на светлого сыча… - Вот так поперло. Поперло, и все".
Но вернемся к "Орленку". Начав работать над пьесой, 28 декабря 1957 года Галич заключил договор со студией имени Горького на написание сценария для фильма "Трижды воскресший" (впоследствии производство картины будет перенесено на "Мосфильм"), Собственно, это был тот же "Орленок", но в другом жанре.
Вскоре сценарий был опубликован в журнале "Искусство кино" (№ 8, 1958), а через два года Леонид Гайдай снял по нему одноименный фильм (оркестровую музыку, как и для "Орленка", написал Никита Богословский), Однако фильм вышел неудачный, поскольку для Гайдая это была вынужденная работа. Дело в том, что в 1958 году он снял свою первую картину - комедию "Мертвое дело". И, как вспоминает жена Гайдая Нина Гребешкова, "худсовет принял его "на ура", но министр культуры Михайлов был тогда в отпуске. Вернувшись и посмотрев фильм, он вызвал Леню и сказал: "Ваш фильм - это пасквиль на советскую действительность!" - "Неужели вам жаль того бюрократа, из-за которого рушится человеческая жизнь?" - спросил его Леня. "Мне жаль вас, молодой человек, - сухо ответил Михайлов. - Потому что вам придется положить на стол партийный билет. И кино снимать вы больше не будете". В итоге название фильма изменили [на "Жених с того света"], и все смешное вырезали. У Лени от нервного потрясения началась чахотка. Врач сказал, что ситуация безнадежная, а мы его все-таки вытащили. Иван Александрович Пырьев - тогда директор "Мосфильма" - очень любил Леню и сказал: "Ничего, снимешь историко-революционный фильм - и все будет в порядке". Тогда по сценарию Александра Галича Леня сделал фильм "Трижды воскресший". Он не любил этот фильм и никогда его не вспоминал".
"Много ли человеку надо?!"
1
В 1902 году Максим Горький написал пьесу "На дне", в которой один из главных героев по фамилии Бубнов произносил такие слова: "Эх, братцы! Много ли человеку надо? Вот я выпил и рад!" Через 55 лет Галич позаимствует этот вопрос и сделает его заголовком своей собственной пьесы. Разумеется, ответ на него будет выглядеть иначе, а точнее - даже будет два ответа.
Главный герой пьесы Галича, продавец Александр Башашкин, в прошлом был незаслуженно обижен своими коллегами по магазину и теперь испытывает недоверие к людям, не в силах простить причиненную ему несправедливость. Он уехал из Москвы вместе со своей дочерью и поселился в маленьком городке, устроившись на должность ресторатора музыкальной мастерской. Через некоторое время, по настойчивому совету старого опытного продавца Василия Чагина, Башашкина приглашают на должность заведующего музыкальным отделом магазина, в котором он до этого работал. Получив телеграмму, Башашкин обрадовался, так как соскучился по своей работе, но по-прежнему мучается от недоверия к людям и, кроме своей обиды, ничего больше не видит. Когда он приехал в Москву, Чагин заметил это и попенял ему на напускную небрежность в одежде и на увлечение ролью несчастного. Постепенно в новом коллективе Башашкин отогрелся душой, освободился от всего наносного и начал чувствовать себя нужным человеком.
Итак, первый ответ на вопрос: "Много ли человеку надо?" - очевиден: человеческое внимание и тепло. А второй ответ связан с дочерью Башашкина, которой директор магазина достает билет на Кремлевский бал. Здесь перед нами явно возникает вариация на тему сказки о Золушке и доброй фее. Однако, в отличие от сказки, советская девушка не может пойти на бал, так как у нее нет нарядов. Да и сам Башашкин вначале предстает небритым, в зеленом плаще, плохо сшитом костюме и сапогах. Очаровательные продавщицы, воспитанно улыбаясь, потешаются над его фигурой: "Вот чучело-то!", а когда Башашкин выходит в новом костюме, вдобавок побывав у парикмахера, те же продавщицы восклицают: "Какой мужчина!"
После этого Башашкин решает одеть свою дочь, и начинается торжественный поход по универмагу. Молоденькие феи из разных отделов магазина облачают девушку в ослепительные наряды, но у "современной" Золушки нет денег, и она вынуждена отказаться от нарядов, хотя все ее уговаривают и даже скидываются деньгами, говоря, что когда ее отец заступит на прежнее рабочее место, то все вернет. Однако элегантный Башашкин неожиданно достает из кармана собственные деньги и расплачивается за все наряды. Сказка состоялась!
Так выглядела постановка пьесы в 1959 году в Театре Вахтангова, сделанная Юрием Любимовым, у которого это был первый режиссерский опыт. (Заметим, что фамилии главных персонажей - Чагина и Башашкина - Галич перенес сюда из своей более ранней пьесы "Ходоки", 1951).
В рецензии на спектакль Феликс Светов отмечал, что ответ на вопрос, присутствующий в заглавии пьесы, слишком конкретен: "Да, человеку надо много, и прежде всего хороший костюм… Да, современные туфли на каучуке лучше "посконных" кирзовых сапог, костюм, сшитый у хорошего портного, лучше "москвошвеевского", работать в "приличном" месте в столице и получать много денег лучше, чем работать в глухой провинции бог знает кем и получать денег мало, - лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным! Спектакль звучит вдохновенным гимном респектабельности, "просперити", воспринимается блистательной рекламой универсального магазина".
Эти настроения Галича становятся понятными, если вспомнить время написания пьесы: 1957 год - то есть самое начало "оттепели", когда людям только-только дали вздохнуть. В этом году в Москве состоялся VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, где проходили в том числе и показы мод, производившие на советских людей, десятилетия лишенных многих красок жизни, ошеломляющее впечатление.