Но параллельно с этим в 1960 году на Центральной студии документальных фильмов (ЦСДФ) выходит фильм режиссера А. Зенякина "Живопись Святослава Рериха", посвященный открытию в Москве выставки произведений С. Рериха, приехавшего из Индии в СССР. Текст к этому фильму написал Галич, а читал его диктор А. Задачин.
Первые загранкомандировки
Несмотря на многочисленные творческие неудачи, в остальном у Галича всё пока складывается более или менее успешно - например, он без особых проблем выезжает за рубеж. Впервые туда он поехал во второй половине декабря 1957 года - это была двухнедельная командировка от Союза писателей в Румынию по приглашению бухарестских театров, поставивших пьесу "Походный марш". Такая информация содержится в карточке "Сведения на отъезжающих за границу". Однако следующая поездка состоялась лишь два года спустя. Запись в дневнике драматурга Василия Катаняна за 1960 год гласит: "6-23 марта. Турпоездка от Союза кинематографистов в Норвегию и Швецию. В группе Райзман с Сюзанной, Борис Волчек, Кулиш, композиторы Левитин и Зив, Галич с Аней, Рожков, Долли Феликсовна Соколова, Магдалина Атарова, Миллер и еще 2–3 человека. Очень понравилась Норвегия, а Швеция - меньше".
В Осло Галич все время находился в центре внимания, так как много знал о местных достопримечательностях. Однажды группа кинематографистов оказалась в имении-музее норвежского композитора Эдварда Грига - под Бергеном, в местечке Трольхаузен, на берегу ледяного озера в окружении скал и сосен, и слушала косноязычный рассказ местного гида на английском языке. Выслушав его, Галич спросил: "Простите, пожалуйста. Можно, я дополню для наших по-русски?" И рассказал так, что все, включая гида, раскрыли рты: и о жизни Грига, и об истории создания "Песни Сольвейг" для драмы Ибсена "Пер Гюнт". Ошалевший гид только и смог спросить: "Вы григовед?" - "Нет, я просто писатель. И много читаю", - ответил Галич. Тогда же он задал гиду другой вопрос: "Григ сочинял в маленьком домике у озера, а в большом жил с семьей. Где этот домик?" А тот вообще об этом услышал впервые. Тогда Галич повел их вниз к озеру, и там действительно оказалась избушка с григовским роялем… Когда же выяснилось, что Галич был еще и последним учеником Станиславского, то гид тут же потащил его в Норвежскую академию театрального искусства имени Станиславского, где Галич прочитал несколько лекций.
В Норвегии Галичу больше всего понравился небольшой город Ставангер: "Я бы хотел тут жить", - сказал он Катаняну. "Всегда?" - "Ну, не всегда, конечно. Но долго". После эмиграции Галич проведет здесь пять дней, а 2 июля 1974 года, вскоре после своего отъезда, находясь в Норвегии, запишет в дневнике свои впечатления от первой поездки в эту страну: "Мы ходили, как и полагается ходить туристам из России, неразлучной толпой, должно восхищались Вигеляндом, "Кон-Тики" и Фрамом, дружно изумлялись - зачем капиталистам нужно так много банков, потом, в Москве, с тайным восхищением мы рассказывали друзьям о прекрасной, нешумной, необыкновенно артистичной северной стране - Норвегии".
Впечатление действительно было грандиозным: "Я наконец понял, что такое Норвегия. Это когда много фиордов и мало денег", - сказал Галич при переезде (тогда же, в 1960 году) в Швецию, которая на фоне Норвегии, богатой культурными традициями, показалась ему скучной - "ресторанно-магазинной". Катанян вспоминает: "Толпу на улице Саша окрестил пиджократией. Возле университета грелась на солнышке группа студентов в шезлонгах, и гид, почему-то указывая на них, пояснил, что Швеция не воевала 400 лет. "И перековала мечи на шезлонги", - заключил Саша. Затем долго вели нас к заброшенной парикмахерской: "Здесь начинала подмастерьем Грета Густафсон, ныне Грета Гарбо!" И Саша докончил объяснение гида словами из анекдота: "А потом поняла, что всех не перебреешь, и решила сниматься"".
В том же году Галич поехал во Францию, и там произошел забавный эпизод, о котором рассказала актриса Вия Артмане: "В делегацию входили Саша Галич, Юрий Герман, другие замечательные актеры, писатели. Был среди нас и странный человек, назвавшийся историком. Французы, поглядывая на него, только посмеивались: в своей жизни они уже столько "историков" из СССР повидали… А я-то ни о чем не догадывалась. Как-то вечером вместе с еще двумя приятелями из Латвии отправилась погулять на пляс Пигаль. Нам, конечно, настоятельно советовали не делать этого, но очень уж хотелось - мы слушаться не стали и даже позвали с собой этого "историка". Он с радостью согласился. Мы вернулись в гостиницу, а Саша Галич мне и говорит: "Вы зачем "хвост" за собой таскаете?" - "Хвост? Какой хвост?" Галич вспылил: "Он же чекист!" Я даже расстроилась: "Да? А мне понравился…"
"На семи ветрах"
Так назывался первый и последний киносценарий Галича, целиком посвященный военной теме. Правда, написал его Галич не один, а в соавторстве со Станиславом Ростоцким.
Сюжет напоминает фильм Григория Чухрая "Баллада о солдате" - присутствует та же авторская идея, но несколько изменены мотивы. Вместо солдата Алеши Скворцова главная героиня здесь - Светлана Ивашова. Рядовой Алеша, подбивший два вражеских танка, получает в награду трехдневный отпуск и едет домой на свидание с матерью, а Светлана, по приглашению своего жениха Игоря, жившего в маленьком захолустном городке, 20 июня выехала из Владивостока и пересекла всю страну, чтобы добраться до места назначения. Однако Игорь с началом войны ушел на фронт, и их встреча не состоялась.
Сценарий писался Галичем и Ростоцким в расчете на Вячеслава Тихонова как исполнителя одной из двух главных ролей - роли капитана Суздалева. Но фильм, задуманный раньше "Баллады о солдате" и "Судьбы человека" (оба - 1959), был снят тремя годами позже (съемки начались в 1961 году и закончены в 1962-м), и когда он появился на экранах, то выглядел уже как своеобразное "повторение пройденного", несмотря на замечательную актерскую игру.
Вероятнее всего, задержка съемок была связана с противодействием киночиновников. Исполнительница роли Светланы Ивашовой Лариса Лужина утверждает, что "слабый сценарий Александра Галича Станислав Ростоцкий превратил в замечательный фильм "На семи ветрах" <…> Станислав Иосифович писал сценарий вместе с Галичем, картина, кстати сказать, могла быть лучше, если бы не цензурные ограничения; можно было бы какие-то моменты заострить, но, к сожалению, все острые углы пришлось обходить".
Вот и здесь не обошлось без цензуры, а ведь фильм, казалось бы, полностью вписывался в советскую идеологическую парадигму…
Роль Светланы Ивашовой изначально писалась сценаристами в расчете на Нину Меньшикову, жену Ростоцкого. Вот что рассказывала Нина Евгеньевна: "Бытует такая легенда, что Ростоцкий хотел снимать жену, а Герасимов настоял, чтоб снимали Лужину. Ничего этого не было!!! Правда, роль писалась для меня: Галич все время на полях писал - Нина Меньшикова. Просто сценарий писался очень долго, целых восемь лет. А я в тридцать два года не хотела играть восемнадцатилетнюю девушку. Помню, Галич на меня тогда очень обиделся…"
По словам Ростоцкого, у Светланы Ивашовой был реальный прототип: "Понимаете, я не могу, чтобы жена сыграла плохо! Один раз мы писали с Сашей сценарий специально для нее. Это была роль Светланы в картине "На семи ветрах". Но мы писали с Галичем восемь лет. Я привез эту историю с фронта, рассказал ему, мы стали писать сценарий. Ей было 22, когда мы начинали, ей стало 30, когда мы кончали. И она категорически отказалась, хотя могла вполне играть эту роль… Ирина Печерникова, прекрасная девочка с не очень хорошей человеческой судьбой, достаточно трагической…"
А Лариса Лужина рассказывала, что "Станислав Иосифович в первые годы войны был тяжело ранен, попал в госпиталь и ему отняли ногу. И никто об этом никогда не знал. До последних лет жизни все думали, что все нормально, а у него протез был после госпиталя… И он там встретил молодую девушку, которая, зная, что он режиссер, рассказала ему эту историю - что она ищет своего жениха, не может найти, что они так и не встретились в мирное время, должны были пожениться. Он потом эту историю рассказал Галичу, она обросла легендой, и они сделали сценарий. <…> В этой картине я сыграла самое себя. Мне особых усилий не пришлось прикладывать".
Причем актерскую игру Лужиной оценил и сам Галич, с которым она познакомилась на съемках.
Картина вышла на экраны 8 мая 1962 года и сразу же завоевала большую популярность. Многие зрители помнили войну, и поэтому 22-летняя Лужина в роли Светланы Ивашовой и 33-летний Тихонов в роли капитана Суздалева оказались им очень близки - глядя на них, люди вспоминали самих себя, свою молодость.
Часть вторая
Поэт
Рождение нового Галича
1
К началу 1960-х Галич уже давно и прочно входит в обойму классиков советской драматургии наряду с Николаем Погодиным, Виктором Розовым и другими. Его пьеса "Вас вызывает Таймыр" и сценарий "Верные друзья" в обязательном порядке изучаются в школах и вузах. Юлий Ким вспоминал, что в педагогическом институте, где он учился, когда сдавали советскую литературу, студенты были обязаны перечислить всех советских драматургов, и если кто забывал назвать Галича, то получал четверку вместо пятерки.
Все, кто знал Галича лично, единодушны в оценках его внешности и манер: пижон, барин, бонвиван. Например, по воспоминаниям драматурга Юлиу Эдлиса, когда он впервые увидел Галича в Малеевском доме творчества, тот показался ему "пижон пижоном - белые носки, трубочкой, по моде, брюки, из кармана свешивалась тонкая золотая цепочка от часов, вид самоуверенный, чуть высокомерный, как и полагается любимцу дам".
Помимо того, Галич славился своим гостеприимством. Друзья говорят, что его традиционным призывом было: "Приходите, ребята! Сельдя заколем!", а дома у Галичей "всегда очень изысканный стол. Если даже бедный. С картошкой, селедкой, что-то еще там было добавлено. Все равно это было в прекрасном фарфоре". Вместе с тем в еде Галич был неприхотлив, но обязательным условием, по словам его дочери Алены, была красивая тарелка: "А что уж на тарелке лежало, он всегда абсолютно спокойно ел. Картошка там с сосиской? Ну замечательно. Что-то другое - тоже замечательно. Но это должна быть красивая тарелочка. Вот без красивой тарелочки мы не могли. И когда они собирались в Малеевку - а они часто туда ездили - я приходила помогать. Это было нечто. Собиралось все. Собирались тарелочки, из которых Сашенька может есть. Это Ангелина всегда говорила".
Василий Аксенов вспоминал, что в 1950-е годы Галич "был вхож в круг "Националя". Это такие вот советские денди. Он был типичный денди, и это был дендизм, концентрировавшийся вокруг Юрия Карловича Олеши, которого я не знал, но он знал очень хорошо. И это был круг литераторов, которые собирались в "Национале", которые ходили на бега. Я прекрасно помню, как Саша появлялся, всегда невероятно элегантный".
Сохранилось даже машинописное стихотворное посвящение Галича, написанное им в Переделкине 29 марта 1959 года. Называется оно "Дорогому Юрию Карловичу Олеше!": "Нет, еще далеко не подведен итог! / Ждем от Вас - сочинений, открытий, деяний! / Мы ведь знаем - совсем не количеством строк / Измеряется список благодеяний! / Не количеством строк, не количеством слов! / Не за это в народе писателя ценят! / Никакие могучие сто толстяков / Нам любимейших трех толстяков не заменят! / И мы знаем - (мы шлем Вам сердечный привет)! / Вы подарите нам настоящее счастье / Не количества строк - а количества лет, / Их достоинства, мужества, силы и страсти!"
Так как же получилось, что относительно благополучный драматург, один из самых богатых писателей страны, вдруг начал писать острейшие политические песни, направленные против существующего режима? Чего ему, как говорится, не хватало? Такой вопрос однажды задал Галичу минчанин Валерий Лебедев. В ответ Галич усмехнулся и сказал: "Сам не знаю. Не мог больше так жить - и все. Сами собой выстраивались строки, как будто кто-то диктовал. Запиши, прочитай другим, спой. Если это хорошо, оценят. Значит, это нужно. Значит - это твоя судьба. Не спрашивай, ступай за ней".
В одной из предыдущих глав, говоря о пьесе "Пароход зовут "Орленок"", мы высказали версию о том, что свою роль здесь сыграло глубинное недовольство, вызванное многочисленными творческими запретами, и глубинное же понимание преступной сущности советского строя, которое Галич гнал от себя, создавая романтические произведения о комсомольцах. И вот теперь это понимание наконец прорвалось наружу в довольно неожиданной форме.
Кстати говоря, во многих пьесах Галича 40-х и 50-х годов в качестве ремарок, сопровождавших высказывания персонажей, часто встречались такие слова и выражения, как со смехом, улыбаясь, шутливо, радостно, весело и др. Здесь как раз и проявились те черты характера Галича, которые отмечали его близкие друзья: веселость, открытость души, остроумие, - и за которыми многие из них не сумели разглядеть глубинное трагическое мироощущение, маскировавшееся шутками и веселостью, с одной стороны, и пижонством, "снобизмом" - с другой.
Поэтому, когда в 1960-е годы Галич внезапно начал писать свои острые песни и подвергаться за них гонениям, некоторые его старые друзья категорически не приняли "нового", а по сути подлинного Галича, которого они раньше не знали, и приписывали эту перемену его пижонству и желанию прославиться еще больше. Тот же Нагибин записал в своем дневнике 27 декабря 1977 года: "Он запел от тщеславной обиды, а выпелся в мировые менестрели".