В основе сюжета - реальные события: осажденная Астрахань, подпольщики, которые выезжают на работу в тыл к белогвардейцам для того, чтобы попытаться снабдить Астрахань нефтью, привести в действие заглохшие моторы наших броневиков и самолетов.
В пьесе была доля и приключенческого жанра. Сама посылка трех женщин в тыл к противнику уже являла собой, я бы сказал, специфический сюжетный прием. Но это не оттолкнуло Алексея Дмитриевича. Он, казалось бы, человек, привыкший к классическим произведениям, очень тепло отнесся к пьесе и сделал все возможное, чтобы написанный мною центральный образ и наполненная драматизмом ситуация были достаточным основанием для поиска именно правдивой игры.
Помогал режиссеру художник Ниссон Абрамович Шифрин, который ухитрился на крошечной сцене изобразить Каспийское море и баркас и даже устроить его взрыв.
Спектакль, поставленный Поповым, зрители приняли замечательно. Сейчас очевидно, что некоторые военные пьесы, реализованные на сцене этим режиссером, испытание временем не выдержали, а громкий, подчас ошеломляющий, успех, который они тогда имели, во многом объясняется характером самого времени и ни с чем не сравнимой способностью Алексея Дмитриевича, а также тех, кто верил ему, зажечь светом истины слова, вложенные в уста исполнителей!
В общем, военная драматургия рождалась трудно, но Театр Красной Армии делал для нее все возможное: с точки зрения театрального искусства это, можно сказать, было освоением целины.
Характер развития армейской темы и самого подхода к ней довольно отчетливо проявился в работе Попова с одной из самых знаменитых довоенных пьес Николая Погодина: "Падь Серебряная" (1939 год).
Следует отметить, что Центральный Театр Красной Армии не сидел в Москве. Его бригады разъезжали по армейским частям. Был знаменательный случай, когда театр на полгода уехал на Дальний Восток. Знакомство с Дальним Востоком, создание Николаем Погодиным - талантливейшим драматургом - упомянутого произведения было важнейшей вехой в становлении ЦТКА. Актеры окунулись в саму военную жизнь. Оказавшись в воинских частях Особой Краснознаменной Дальневосточной дивизии, они дышали специфическим военным воздухом, находились на самом рубеже нашей страны. На рубеже, которому в ту пору грозила опасность со стороны недружественных нам сил. Эта поездка явилась также важным фактором для создания нравственной атмосферы в коллективе театра, поскольку проходила, как я уже сказал, в трудных условиях: в суровую зиму актеры выступали в палатках и землянках, на маленьких таежных заставах, иногда буквально перед несколькими бойцами, а подчас - перед массой во много тысяч человек, и тогда спектакль или концерт превращался в митинг. В такой обстановке рождалось творчество Алексея Дмитриевича Попова в Центральном Театре Красной Армии. Таким театром в тридцатые годы руководил он и такого великолепного руководителя получил ЦТКА!
К Алексею Дмитриевичу Попову меня как-то сразу же потянуло, хотя он не был ни моим ровесником, ни коллегой. Да и точки зрения наши в беседах о тогдашней театральной атмосфере столицы были диаметрально противоположными. Вероятно, это и сблизило нас. Алексей Дмитриевич однажды мне так прямо и сказал:
- Приятно иметь такого яростного оппонента! Значит, все-таки обладаете какими-то принципами.
- Прощаю вам эту дерзость, уважаемый Алексей Дмитриевич, поскольку не так уж давно с вами знаком. Да и дуэли теперь не в моде.
- Просто о вас хорошо отзывался Рубен! Поэтому…
- Симонов и я - почти однолетки…
- Да, я, очевидно, лет на восемь старше вас! Но мне с вами интересно.
- Позвольте узнать причины?
- Вы в курсе того, что творится в нашем артистическом мире. Значит, у вас может выработаться довольно редкая по теперешним временам точка зрения. А вокруг меня все говорят только о своем.
- И все же, уважаемый Алексей Дмитриевич, я хотел бы вести обсуждение затронутых вами тем в более спокойных тонах.
- Хотите сказать: более пристойно? Ладно. Но для этого надо… Как вас зовут, товарищ Прут? Ваше имя?
- Иосиф.
- А уменьшительное?
- Оня.
- Странно. Никогда такого не слыхал. Имею еще один вопрос: почему, обращаясь ко мне, вы начинаете всегда со слова "уважаемый"? Небось этого "уважаемого" приклеиваете каждому и всякому?
- Ошибаетесь. Далеко не каждому, далеко не всякому. Вас лично я уважаю за ваше умение своим решением действия пьесы взволновать меня. Именно это и вызывает мое к вам уважение.
- А что вы, собственно говоря, в этом так уж понимаете?
- Ну, все-таки кое-какая способность у меня имеется, потому такое именно впечатление у меня и создается. Если б я ошибался, вы, Алексей Дмитриевич, не были бы персоной номер один в этом театре.
- Вот-вот! Я - номер один! Значит: первый! А и то, и другое - в арифметике - изображается цифрой. И цифра сия - единица. В школе это была бы не лучшая отметка. Раньше она называлась - кол!
- Разрешите записать такую "мудрость"?
- Валяйте. Для меня уважаемыми в подлинном, а не подхалимском смысле этого слова были пока что только три близких мне человека: Станиславский, Немирович и Вахтангов. А вас я "уважаемым" пока считать не буду. Подождем! Предлагаю другое. Внимание, Оня! Так ведь вас многие зовут? С сегодняшнего дня, когда мы станем дискутировать, я буду вас называть Оней, а вы меня - Алешей! Договорились?
- Нет. Вы будете называть меня Оней - всегда. А я вас - Алексеем Дмитриевичем. В крайнем случае, только когда мы будем вдвоем, позволю сокращенное: А. Д.! Но на людях…
- Ладно.
И так всю жизнь, в театре, на собраниях, во время работы над спектаклями, он для меня был Алексеем Дмитриевичем.
О режиссере Попове все, в общем, известно: я имею в виду его послужной список и важнейшие события жизни этого огромного мастера. Многие артисты, режиссеры, композиторы и художники, с которыми он встречался, работал, делился своим мнением, давал советы, выводил "в люди" - все они, благодарные своему учителю, написали о нем самые теплые слова. Поэтому, казалось, мне добавить уже ничего не придется. Но нет! Кое-что нашлось: и в памяти, и в давних записях. Роясь в своем огромном архиве, открыв одну из папок тридцатых - сороковых годов, я обнаружил в этом далеком прошлом такое, что дало мне возможность восстановить отдельные мысли, фразы, высказывания Алексея Дмитриевича и некоторые факты его биографии. Позволю себе напомнить читателю, что А. Д. Попов родился 24 марта 1892 года, а умер 18 августа 1961-го, не дожив немного до семидесяти лет. Каково мне писать об этом, когда 18 ноября, если я доживу, мне стукнет 90!
Народным артистом Советского Союза он стал в 1948-м, имея право на это высокое звание значительно раньше: я подразумеваю его огромные заслуги в создании советского театра.
Вот некоторые его замечания и слова:
- Органически ненавижу войну. Это чувство вошло в меня, когда началась русско-японская. Разговоры родителей об убитых, раненых, о жестокостях, проявленных обеими сторонами на суше и на море, вызывали у меня - двенадцатилетнего парнишки - чувство ужаса. Это очень страшно, когда люди обязаны непременно убить друг друга. Поэтому был счастлив, что избежал участия во всех последующих наших войнах. Но, поверь мне, остался патриотом и делал все, что мог - на своем боевом участке для нашей победы. Руководил формированием фронтовых бригад, ставил пьесы о мужестве советского человека, о близком разгроме врага.
Когда мне исполнилось двадцать, можешь поверить, я уже кое-что соображал. Поэтому решил себя испытать: сунулся в Московский Художественный театр, предстал пред светлые очи обоих стариков. И Константин Сергеевич, и Владимир Иванович удостоили меня разными вопросами. Они - сами - тоже были очень разными. И если первый спрашивал об одном, то второй интересовался абсолютно противоположным.
- Так чем закончилась эта встреча титанов?
- Тебе все шуточки! Старики взяли меня "на пробу" к себе в театр. Тогда это называлось стажировкой.
- Что же там делал А. Д.?
- Пол не подметал. Дали играть крошечные ролишки. И у себя, и в Первой студии. Там главным был Леопольд Антонович Сулержицкий. Может, слыхал? Попробовал у него даже заняться режиссурой: как-то вдруг почувствовал, что у меня может получиться.
- И - что? Получилось?
- Это - долгий рассказ…
- Интересно, какую пьесу выбрали?
- Решили ставить "Незнакомку"! До сих пор кажется, что задуманное мною было интересно, однако… В общем, спектакль - не состоялся. А время шло! Уже Андрюха у нас с Анечкой родился.
Надо вам знать, дорогой читатель, что жена Алексея Дмитриевича - Анна Александровна - была чудесной женщиной, очаровательной во всех смыслах этого слова. Будучи несколько старше своего муженька, она стала его первой советчицей, каких бы вопросов жизни это ни касалось. И я абсолютно уверен, что - несмотря на свою мудрость и тончайшее понимание всего, связанного с театром, - Алексей Дмитриевич и в этом деле с мнением своей супруги считался. И сына - достойного продолжателя дела славного родителя - воспитала она. Мужу, а затем Андрею Анна Александровна была поддержкой до последних дней своей жизни. Она умерла в 1972- через одиннадцать лет после мужа. А их сын - в 1983-м, через одиннадцать лет после матери: трагическое совпадение!
- Итак, в поисках радости, - продолжал Попов, - я подался в Кострому: мне там предложили самостоятельную работу. Приехали. Шла Гражданская война. Нас она пощадила. Театрик был славный, видавший всякие виды. Народ, его посещавший, привык к гастролерам. И в этом - бывшем губернском - городе я почти пять лет тешил зрителей своими постановками. Площадка - подходящая. Много молодежи, тянущейся к сцене: ребята оказались способными. Да и с теми, кто был постарше в труппе, мне было работать легко! Я отдал им весь накопленный в Москве опыт и еще своего кой-чего добавил. Надо тебе сказать, что в процессе работы, если ты отдаешь ей всего себя, все свои силы, тогда - учти и запомни это - появляется некий собственный метод, что-то присущее только одному тебе. А может, мне лишь кажется, и в действительности все имеет другую основу… Не знаю: боюсь утверждать… в общем, есть о чем подумать, чтобы правильно решить этот вопрос, решить безошибочно. Короче: в двадцать третьем возвращаемся в Москву. Но из Костромы я имел полную возможность наблюдать за работой человека, последователем и продолжателем учения которого я мечтал стать. Говорю о Евгении Багратионовиче. О Вахтангове. Беспрестанно наблюдал за ярким развитием его таланта постановщика. Был на всех спектаклях Вахтангова. Его я обожал! Но, когда мы вернулись в столицу, живым мне застать Евгения Багратионовича уже не довелось. Студия почти год действовала самостоятельно, медленно превращаясь в профессиональный драматический театр. Там я и начал работать, ибо на его сцене продолжалось дело, основу которого прочно заложил Вахтангов!
Об одном А. Д. никогда не вспоминал, во всяком случае при мне. Я говорю о его работе в кино. А ведь он трижды прикасался к этому виду искусства.
Первый опыт был совершен в 1928 году. Фильм назывался "Два друга, модель и подруга". Попов сам участвовал в создании сценария, сам ставил и сам играл роль капитана в этой чудесной комедии.
Вторая работа - через два года: "Крупная неприятность". И снова А. Д. выступает как сценарист и режиссер. На главную роль - по моей рекомендации - берет чемпиона Советского Союза, молодого, очаровательного Константина Градополова. Последняя картина с участием Попова - перенос его спектакля со сцены ЦТКА на экран. Ставила "Учителя танцев" Татьяна Лукашевич. Создавала она этот фильм под бдительным оком А. Д. Произошло сие уже после войны, по-моему, в 1952-м. Больше Попов в кино не работал.
Как-То мы сидели в партере Центрального Театра Красной Армии. Его коллектив еще занимал старинное здание с колоннами, до сегодняшнего дня украшающее площадь Коммуны. Я напомнил Попову о нашей давней беседе. И он, как бы продолжая свой рассказ, сообщил мне:
- Потом - ты же это знаешь - был московский Театр Революции, а с тысяча девятьсот тридцать пятого года я - здесь.
- Надеюсь, надолго!
- И я - надеюсь. Сижу, брат, рядом с тобой в этом зале, а перед нами площадка, громко названная "сценой", где уже прошел твой "Мстислав Удалой" и еще кое-что. А между прочим, до революции на ней выступали барышни из дворянских семей: читали пристойные стихи и пели приличные песни, ибо в этом здании помещался Московский институт благородных девиц. Как же все-таки случилось, что после Завадского я стал здесь главным?
- Вполне достойная замена.
- Мерси. Однако не думай, что это было так просто, поверь мне. Я очень долго колебался. Но после обстоятельного разговора с Аней - все-таки решился. Ты же знаешь мое отношение ко всему военному. Последнюю точку поставил человек, которому я очень верил: мой добрый знакомый театрал - Владимир Евгеньевич Месхетели. Он был органическим, организационным - подчеркиваю это слово - руководителем любого театрального коллектива. Там, где был Месхетели - там был и успех. Фактически это он поднял на такую высоту Бакинский русский театр драмы.
Попов вдруг улыбнулся. На мой вопрос о причине такой неожиданной реакции сразу ответил:
- Это было лет шесть назад. Месхетели дал из Баку телеграмму Борисову. Вот ее примерное содержание: "Предлагаю и очень хочу, чтобы вы приехали на год поработать у нас. Месхетели". Телеграфистка ошиблась и переделала фамилию отправителя: "Мысхотели". Борис Самойлович ответил: "Вы схотели, а мы не схотели!" Но это - так, просто к слову. Тематика театра, созданного для армейской аудитории, была предельно специфической. Превалировали военные темы. Там были уже поставлены… - Алексей Дмитриевич вынул записную книжку, открыл ее и продолжил (надо отметить, что, желая всегда быть абсолютно точным, он пользовался записной книжкой очень часто): -…Такие пьесы, как "КВЖД", "Первая Конная", "Махновцы", "Междубурье", "Удар в степь", "Компромисс Наиб-хана", "Военком", "Мирное время", а потом твой "Мстислав Удалой"… и многие другие: по-моему, еще пять. Так что ты понимаешь мое положение! Я знал отлично, что наш зритель будет в основном армейский: солдаты, офицеры, генералы. Сказать тебе по правде, я - за все то, что будет в дальнейшем происходить на сцене и за разность аудитории - не очень беспокоился. Рассуждал так: во-первых, тогдашние комкоры, комдивы и комбриги уделили значительно меньшее время самообразованию, нежели современные солдаты, успевшие уже окончить среднюю школу. Во-вторых, если Центральный Театр Красной Армии был создан для того, чтобы своими спектаклями повышать интеллект военного зрителя, то этого можно было достичь, знакомя его и с классикой драматургии. А если так, то я мог - наряду с военной тематикой - ставить пьесы великих авторов прошлого.
Я позволил себе прервать собеседника:
- Все остальное, дорогой А.Д., мне известно. Те двадцать пять лет, что ты здесь хозяйничаешь, вывели этот театр в первые ряды его московских собратьев, и ты памятник себе воздвиг нерукотворный, сюда не зарастет поклонников толпа! Счастлив, что под твоим присмотром были поставлены еще четыре мои пьесы и что одну из них ты режиссировал лично! Спасибо, Алексей Дмитриевич!
Сейчас, больше полувека спустя, я вспоминаю наши беседы во время постановки этим удивительным художником моей пьесы "Год девятнадцатый".
Кстати, через несколько лет, когда мой друг и коллега, талантливый во всех литературных проявлениях, - Всеволод Вишневский - выпустил сначала в Малом театре, а затем в ЦТКА свою пьесу "Незабываемый 1919-й", Попов заметил: "Знаешь, почему он так назвал свой опус? Потому что Всеволод никак не может забыть твой "Год девятнадцатый""!
Я ответил, что эту мысль первым высказал Александр Фадеев. А. Д. тут же сознался, что это он слышал именно от него.
Когда Попов ознакомился с моей пьесой, он сказал, что, прежде чем прочтет ее актерам, хочет детально поговорить со мной. И эту длительную беседу я никогда не забуду, потому что в каждой моей следующей работе, до самого сегодняшнего дня, присутствует крупица его мысли. Умение оценить события, проникновение в душу и поступки действующих лиц, взгляд на событие с разных сторон, огромное досье на каждого персонажа. Бесценным советчиком был мой ушедший друг!
- Название меня устраивает, - начал Алексей Дмитриевич. - Можно, в скобках, предложить и второе: "Член Реввоенсовета". Это - деталь. Надо тебе сказать, что я всегда сначала стараюсь увидеть актеров, исполнителей главных ролей, такими, какими были бы они, играй эти роли я сам.
- Надеюсь, речь идет об артистах-мужчинах?
- Перестань острить! Мы говорим о постановке твоей пьесы, о передаче зрителю твоих слов и желаний. Начнем с основного персонажа - Лукина. Всем станет понятно, чей это псевдоним. Ты - лично - был знаком с Кировым?
- Да. Служил его порученцем.
- Это с его слов знаешь все происходившее?
- Нет. Но из бесед с очевидцами - участниками событий.