- Лукин - душа обороны Астрахани. В нем сосредоточены качества организатора войск гарнизона, жизни города, подъема духа его населения в совершенно, казалось бы, безнадежном положении. И при всем этом - остаться человеком! Когда я так говорю о нем, слово Человек действительно звучит гордо! Лукин, как и я, а вернее, я - как Лукин, стараюсь проникнуть в сердце каждого своего собеседника - подчиненного, противника или друга. Все, чему меня учили мои великие наставники, я использую для того, чтобы придать любому из действующих лиц наибольшее количество человеческих черт, хороших или плохих, - но правдивых, таких, чтобы самый искушенный зритель в них поверил и, возможно (для этого я и работаю!), стал бы лучше сам, стал справедливее. Театр - это школа жизни. Если актер всей душой отдается роли, если он верит тому, что и я - режиссер- отдаю ему, исполнителю, свои душу и сердце, то и зритель получит от увиденного на сцене свою вполне заслуженную долю. Когда уже идет поставленный мною спектакль, я - главным образом - слежу не за исполнителями, а за сидящими в зрительном зале. Мне непременно надо знать: доходит ли до них то, что я хотел им передать своим решением характеров действующих лиц. Поэтому для меня твой Лукин - это все самое лучшее, что создала революция! Самое яркое, чистое, бескомпромиссное. О, он - далеко не ангелочек с крылышками, изрекающий только всем осточертевшие истины, кстати достойные лишь одних тогдашних "небожителей". Нет, твой и мой, а значит - наш - Лукин весь от земли, от настоящего знания жизни, знания ее подлинной цены, разбирающийся в сущности каждого из своего окружения. Он с любым из своих постоянных собеседников и соратников говорит по-разному, на том языке, который больше всего доступен данному лицу. Да и внешне Лукин меняется - в зависимости от того, кто перед ним: бывший царский офицер, а ныне - начальник его штаба, или Ильинична - заведующая его несложным хозяйством. Он с почтением относится тут, в осажденном городе, в почти безнадежном положении, к случайно встретившемуся инженеру-мечтателю. Лукин разговаривает с ним так же уважительно, как если бы их беседа велась в мирное спокойное время - в одном из кабинетов Академии наук. И все это объясняется лишь тем, что твой герой (а его прототип был именно таковым) настоящий ленинец! Он точно знал, что после военной победы, в которую верил, наступит долгожданное мирное время, пора восстановления страны, где земля будет отдана крестьянам, а фабрики и заводы - рабочим. Он верил в то, что деревня обеспечит город питанием, а город деревню - всем необходимым. Он также верил в то, что рабочим и крестьянам непременно полное содействие окажет наша интеллигенция, что она, кстати, и делала спокон веку! Лучшие умы и специалисты станут во главе всего нашего восстанавливаемого хозяйства. И произойдет это во всех сферах - землепользования, индустрии, культуры, науки, всего того, что движет народ вперед. И при всем при этом, Лукин никому не простит преступления, даже проступка. Заметит малейшее этическое нарушение и укажет на него любому, кем бы этот нарушитель ни был. У тебя в пьесе чрезвычайно скупые ремарки. Я же стараюсь наделить Лукина реакциями, по логике и поступкам доступными только ему. А, если по правде, то подобные реакции могли бы быть и моими. Это и едва заметная усмешка, и открытая улыбка, и неожиданная задумчивость, а также - что весьма редко - и откровенный гнев. Я мог бы тебя спросить: согласен ли ты с такой моей манерой работы над ролью? Но я этот вопрос тебе не задаю: ты, автор, отвечаешь за пьесу. Я, режиссер, - за спектакль. Поэтому сразу перехожу к основной женской роли. Тетя Шура. Скажу тебе честно: тут я долго не задумывался. Вот уже почти двадцать лет она всегда рядом со мной. Если бы моя жена попала во время Гражданской войны в такую ситуацию, стала бы участницей и действующим лицом в описываемых тобой событиях, моя Анна Александровна поступила бы точно так же. Ты не подумай, что я хвастаюсь. Она действительно именно такая. Поверь: это обогатит роль тети Шуры, равно как и обогатит зрителя, сделает его чуть выше, чуть благороднее, чуть добрее, разумнее.
- И он вспомнит, этот многострадальный зритель, что существует такое понятие, как честь?
- Если оно в нем еще кое-как сохранилось, бесспорно! Следующий: Сашка-шайтан. Чекист или особист, неважно. Кого из них ты помнишь по тем временам?
- Атарбекова. И еще многих других…
- Я понимаю, что ты постарался сделать некий обобщенный тип этакого представителя той страшной тогдашней профессии. Я подобрал интересного исполнителя на эту роль. Он даже внешне будет похож на задуманный тобою образ. Постараюсь наделить его чувством, не характерным для сотрудников той организации. Это усилит к нему симпатию и его компаньонов по сцене, и сидящих в зале. Сашка будет иногда вызывать улыбку. А вообще, в данном конкретном случае - имею в виду постановку твоей пьесы - я в работе над каждой ролью учитываю все то, что ты мне рассказывал о каждом персонаже. Так что не удивляйся, если почувствуешь в идущем спектакле что-то свое… Но заранее - не радуйся: значительно больше будет моего! Ивина и Нестора - двух опытных подпольщиков, которых Лукин посылает в Баку - играть легче. Для них подпольная работа - родное дело. Поэтому и мне они облегчают их перенос из пьесы на сцену. Они оба, вполне умело, переправившись на другую сторону Каспия, трансформируются в дворника и сторожа.
Парадокс заключается в том, что Попов также детально разобрал, разработал - дабы представить их зрителю - и всех остальных действующих лиц "Года девятнадцатого". А ведь таковых насчитывалось ни много ни мало - тридцать шесть человек! У одних - большое количество текста, у других - поменьше, у третьих его и вовсе не было. Но несмотря ни на что, каждому исполнителю режиссером уделялось и соответствующее время, и безусловное внимание.
С каждой и каждым велись беседы один на один. И каждый перед выходом на сцену, вводом в спектакль держал соответствующий экзамен: показ реализации своей роли постановщику и его штабу.
Ох! Вспомнил вдруг одну любопытную историю: в пьесе действие двух картин разворачивалось в открытом море. Пять человек - Нестор, Ивин, Багиров, Акопян и Василий - "рыбаки" - экипаж баркаса. Они должны быть постоянно заняты ведением своего маленького корабля. Во время работы что-нибудь напевают. Я предложил для написания рыбацкой песни кандидатуру совсем тогда молодого Саши Галича. Попов согласился. Не помню точно, кто сочинил музыку: быть может, это было творение самого автора стихов… И вот наступил момент прослушивания. Рыбаки запели. Я запомнил один из трех куплетов:
Нашу сеть не утаскивай,
Зла на нас не таи!
Ох ты, Каспий неласковый!
Ведь мы - дети твои…
Когда вся песня была пропета, Галич ждал решения Алексея Дмитриевича. Тот ответил не сразу. Попросил повторить песню, что было тут же сделано. Попов задумался, а затем сказал Галичу:
- Прекрасная песня! Слова просто берут за душу. И мотив… Говорю честно и поздравляю. Но, к сожалению, мне она не годится.
И на недоуменные взгляды-вопросы присутствующих, мой в том числе, ответил:
- Представьте себе, дорогие товарищи: она… слишком хороша! И я боюсь, что зритель будет слушать только эту песню, а не следить за действием, в которое он… не поверит! Почему? Да потому, что такую песню простые рыбаки не могли бы петь в то безумное время! И словосложение ее абсолютно чуждо для обычного разговора тех действующих лиц. В общем, лексика не та! Очень сожалею… Обойдемся без специальной песни. Мои рыбаки станут мурлыкать что-то знакомое, то самое, что впоследствии и послужит сигналом к взрыву баркаса. А ваш труд, Саша, уверен - не пропадет!
Действительно, труд Галича не пропал: два года спустя режиссер "Ленфильма" Илья Трауберг поставил по моему сценарию кинокартину "Год девятнадцатый" (я переработал для экранизации свою пьесу). И в ней - полностью - прозвучала эта прекрасная песня Александра Галича. Вот такая история!
А как интересно актеры в спектакле играли, вызывая бурную реакцию молодых зрителей (пьеса часто шла в утренние часы), юных Асю, Нюсю и, конечно, Леню. Упомянутые три персонажа - те, на кого может рассчитывать Лукин в будущем, когда наступит наконец такое желанное мирное время. Но Ася не доживет до этих счастливых дней!..
Разбирать все роли, поразительные образы, воссозданные Поповым в этом спектакле, - дело театроведов. Вот почему этот раздел я заканчиваю. Хочу только отметить еще одну черту характера Алексея Дмитриевича. Он никогда не навязывал своего мнения моим коллегам, тем, кто приносил ему пьесы, ибо отлично понимал, что у каждого из нас - индивидуальный метод изложения материала, свой взгляд, своя фразеология. И считал сие вполне естественным, а потому стремился сохранить в спектакле авторское своеобразие… Но уж тем, кого он - как педагог - обязан был "вывести в люди" - им передавал все, накопленное годами, и вдобавок еще - свое сердце! Когда А. Д. чувствовал, что его слова убедили, что все им предложенное принимается полностью, тогда он словно загорался, требуя от своих учеников тончайшей реализации им указанного.
У меня сложилось впечатление, что в те давние времена всё мои настоящие друзья переселились в "Дом Вахтангова" на улице Щукина. Туда въехали и Олег Леонидов - мой учитель сценарного дела, и его жена, знаменитая в прошлом актриса - Маргарита Ивановна Ртищева (здание ее театрика пока сохранилось: это второй дом направо по набережной Москвы-реки, - перед Большим Каменным мостом), Антокольские, Симоновы, Поповы. Все они дружили семьями, помогали друг другу советом и всем возможным. А ведь послевоенное время было особенно тяжелым, страшным: "карающая рука великого Сталина" не щадила никого. Друзья и соратники исчезали один за другим… Неожиданно скончался Олег Леонидов. Когда я спросил у Алексея Дмитриевича, каковы причины этой странной смерти, он ответил:
- Олег умер от страха. Ждал ночного звонка ежедневно. Хотя никаких причин…
- А вы считаете, что нужны причины?
- Он боялся возможных мучений, тюрьмы, ссылки.
В 1954 году Попов вступил в партию. Он верил, что перемены неизбежны и что лучшие из оставшихся в живых коммунистов, работающие в области искусства, смогут сказать свое честное слово.
У Алексея Дмитриевича был сын - Андрей. Мальчик вырос и стал актером. Отец взял его к себе в театр. Но когда он работал со своим отпрыском, не делал ему ни малейших поблажек. Наоборот: строгость была двойной, а требовательность - пятикратной. Чтобы никто, упаси Бог, не мог сказать: Андрей получает роли только потому, что он сын Главного! И Алексей Дмитриевич своего добился. Сын стал крупнейшим актером в труппе театра совершенно законно.
Когда отмечали шестидесятилетие ЦТСА, я подумал: "А ведь сегодня еще и другие юбилеи: пятьдесят пять лет, как сюда пришел народный артист Советского Союза, мой дорогой друг Алексей Дмитриевич Попов, и тридцать лет, как его здесь нет. Он года не дожил до своих семидесяти. Рано ушел!"
Хочу добавить к уже названным - подлинно бессмертным - имена артистов, принимавших участие в формировании труппы этого замечательного театра: В. Благообразов, Д. Ильченко, А. Хованский, А. Петров, А. Богданова… Позже, когда уже были поставлены "Гибель эскадры" Александра Корнейчука, "Бойцы" Бориса Ромашова, "Слава" Виктора Гусева, "Укрощение строптивой" Шекспира, в труппу приходят Любовь Добржанская, Нина Сазонова, Татьяна Алексеева, Петр Константинов, Андрей Петров и Андрей Попов, а после войны - Людмила Касаткина, Даниил Сагал, Владимир Зельдин и другие…
Повторю: я не театровед и не историк. Рассказать и написать о деятельности и дальнейшем пути этого неординарного коллектива - удел специалистов. У меня лишь пожелание: чтобы Мой театр и в будущем славно отмечал свои грядущие юбилеи…
Теперь небольшое отступление, объясняющее мое сопротивление жене - Леночке - в написании мемуаров…
Звоню я как-то в Мой театр.
- Центральный Академический Театр Советской Армии слушает вас! - раздается в трубке молодой девичий голос.
- Литературная часть?
- Да. Кто говорит?
- Прут.
- Откуда вы?
- Из… дома… - удивился я вопросу.
- Вас спрашивают: от какой организации?
- А я не от организации. Я от себя лично.
- Тогда не понимаю! - уже с раздражением послышалось в ответ.
- Скажите, - спросил я, - вы давно были в музее театра и как долго тут служите?
- Два месяца. А в музее, конечно, была!
- Когда вы туда входите, какая афиша висит слева? Не вспомните?
- Почему? "Князь Мстислав Удалой".
- А - справа?
- "Год девятнадцатый".
- Ну, и кто же автор этих пьес?
- Кажется, Прут…
- Так что же вам тогда непонятно?
- Как? Вы еще живы?!
Это, уважаемый читатель, я рассказал, чтобы вы поняли: во-первых - я человек уже забытый, а во-вторых - именно поэтому мне многое разрешается.
Анатолий Васильевич Луначарский
Хочу рассказать несколько историй, связанных с именем Анатолия Васильевича Луначарского, человека, которого я любил. И я горжусь тем, что он ко мне очень хорошо относился.
Анатолий Васильевич жил в переулке на Арбате. В том, на углу которого находился диетический магазин.
Он жил в чудесной квартире с женой - Наталией Александровной Розенель - артисткой Малого театра, и ее девочкой, которую он удочерил - Ирочкой.
Дело было году в 25-м. Отгремели залпы Гражданской войны. А я, как вы знаете из вышеизложенного, занимался в ту пору журналистикой.
Анатолий Васильевич был тогда наркомом просвещения. И я довольно часто посещал его дом. Часто… как мог бывать двадцатипятилетний молодой человек в доме у наркома. Но, во всяком случае, меня приглашали на все торжества.
Сначала об одном событии необычайно интересном.
Праздновали очередной день рождения. Собрались гости… Надо упомянуть, что в доме этом я бывал не только у Анатолия Васильевича, но и когда собирался кружок Наталии Александровны.
Однажды я рассказал об одном эпизоде из своей жизни. Очевидно, Наталия Александровна его запомнила и как-то при Анатолии Васильевиче попросила меня повторить рассказанное хозяину дома. Речь шла, если можно так выразиться, о первом моем революционном поручении.
Напоминаю, что за время моей долгой жизни в Швейцарии перед моими глазами прошло много великих людей. Великими они были по-разному: и по своей общественной значимости, и по человеческим качествам, а некоторые просто по скандальным историям. Но даже в этой области занимали они самое высокое положение!
К примеру, барон Стромболи - знаменитый авантюрист, о котором нам с мамой рассказал Максим Горький и о котором писал весь мир.
А я видел барона Стромболи во время Первой мировой войны, когда (в начале 1918 года) он, уже как приватное лицо, которого никто из-за войны не преследовал, отдыхал в Монтрё и играл в пятифранковую рулетку в казино этого приозерного городишка.
В ту пору в Швейцарии проживало много, я бы сказал, удивительных людей.
Начну с Владимира Ильича Ленина и Надежды Константиновны Крупской. Они жили в местечке Шаи над Клараном. Кларан - это маленький городок на берегу Женевского озера вблизи Монтрё. Там находилась дача тети и дяди, поэтому мои старики были хорошо знакомы с упомянутой четой.
В том же районе жил великий русский библиофил Николай Александрович Рубакин, который, как я уже упоминал, завещал своей родине - России - удивительную библиотеку в 85 тысяч томов! Ее - чуть ли не в целом поезде - привез сын Николая Александровича, профессор Александр Николаевич Рубакин, сравнительно недавно - лет 20 тому назад. Он был профессором Московского университета (по-моему, филологии).
Достаточно сказать, что после разгрома Австро-Венгрии в Швейцарии находился император Карл VI со своей супругой - императрицей Зитой… Если память мне не изменяет, жил там и египетский правитель, свергнутый в своей стране. Известных людей было много.
Как-то раз, гуляя по берегу Женевского озера с Николаем Александровичем Рубакиным, который меня очень любил, мы встретили Ленина с Крупской.
Владимир Ильич держал в руке книгу. Мы поздоровались. Тогда старшие разговаривали, а те, кто помоложе - как я в ту пору, - слушали, не вмешиваясь в беседу.
Николай Александрович спросил у Владимира Ильича, кивнув на книгу:
- Чем увлекаетесь, Владимир Ильич?
Ленин ответил:
- Перечитываю Лукиана. Удивительная, знаете ли, сатира на тогдашнее общество, которая абсолютно может быть использована как сатира на общество современное! Несмотря на то что прошло две тысячи лет, в общем, ничего существенно не изменилось…
У них был свой разговор. Коснулись работы Владимира Ильича в Кларане.
Николай Александрович улыбнулся и, показав на меня, сказал:
- А вот Оня все время говорит, что мечтает умереть за революцию!..
Владимир Ильич улыбнулся, а Надежда Константиновна заметила:
- Мне кажется, главным образом надо не так умирать, как постараться жить для революции.
Николай Александрович, увидев, что я покраснел и опустил глаза, продолжил эту тему:
- Оня мечтает о каком-нибудь революционном поручении.
Владимир Ильич пояснил, что в Кларане он практикой революции не занимается: работает, пишет. А революционное поручение могут дать в Цюрихе, где находится революционный центр. Возглавляет его Анжелика Павловна Балабанова.
- Вам, Оня, сколько лет? - спросил Владимир Ильич.
Я сказал, что шестнадцать, хотя до шестнадцати не хватало трех месяцев.
- Ну что ж, шестнадцать лет это уже тот возраст, когда можно сделать многое… Я убежден, если вам удастся оказаться в Цюрихе, для вас всегда найдется работа.
И я затаил мечту о том, чтобы попасть в Цюрих и связаться с революционным центром - организацией в ту пору вполне легальной. Адрес ее был известен.
Когда наступили осенние каникулы и период сбора винограда, у меня образовался двухнедельный перерыв в занятиях. Я принял приглашение своего школьного товарища Федерико Фридзони провести у него каникулы в городе Бергамо в Северной Италии. Федерико уехал первым, а я, собравшись в дорогу, решил не ехать прямым путем, а отправиться в Италию через Цюрих, чтобы получить там какое-нибудь задание.
Но когда я предстал пред светлые очи Анжелики Балабановой, я понял, что готов умереть не так за революцию, как готов умереть за Балабанову. Передо мной сидела красавица женщина, заложив ногу за ногу, и обнаженное колено в шелковом чулке меня в ту пору очень взволновало.
Анжелика Павловна спросила, где я собираюсь провести свои каникулы (это, конечно, после того, как я представился и сказал, что я от Владимира Ильича Ленина).
Услышав, что я еду в Италию, она заявила:.