Как выяснилось позже, Каузов тоже развелся с женой (дочерью пушкиноведа Бонди), от которой у него была дочь. Девочка осталась с матерью.
Спустя несколько дней, придя к нам домой, Кристина заявила, что один из ее телохранителей пропал. Я стал жутко нервничать и начал было звонить, чтобы объявить розыск.
Моя жена Елена - человек, чувствующий ложь "кожей", - резко сказала гостье:
- Прекрати врать и не волнуй моего мужа! (В ту пору Лена еще недостаточно хорошо владела французским и изъяснялась "на эсперанто".)
Кристина поняла, что зашла несколько дальше положенного и что с моей женой ее "штучки" не пройдут. Она рассмеялась и подтвердила, что охранника не забрало кагэбэ, а она отпустила его погулять по городу.
Возможно, после этого случая неприязнь к дочери богатого грека так и осталась у моей жены…
Через пару дней Кристина уехала. Вскоре Костя сообщил, что едет в Москву со своей женой Анастасией. Кристина должна была прибыть в этот раз снова, но отдельно от Гратцосов.
Едва переступив порог нашего дома, Костя отвел меня в кабинет и попросил не надевать медаль за взятие Кенигсберга, так как его жена - Анастасия - урожденная принцесса Кенигсбергская…
Кстати, Анастасия оказалась милой, умной и заботливой по отношению к мужу женщиной.
Потом, несколько замявшись, Костя попросил пригласить к нам домой Кристину и ее друга, который, возможно, станет ее мужем, несмотря на то, что никто не одобряет этот выбор.
Гратцос сказал, что избранника зовут Сергей, а фамилия его Каузов, что работает он в Совфрахте, и попросил меня узнать об этом человеке подробнее.
Я был очень дружен с заместителем министра флота Георгием Пясецким. Разумеется, тут же позвонил ему. Пясецкий дал очень хорошую характеристику деловых качеств своего служащего и сказал, что я, возможно, знаком с его матерью. Ею оказалась Мария Сергеевна Филимонова - второй режиссер на мосфильмовских картинах Юлия Райзмана.
Будучи старым кинематографистом, я, естественно, знал Марию Сергеевну.
Костя извинился, объяснив мне, что встречаться и знакомиться с избранником Кристины в общественном месте ему неудобно: брак с "советским" и без того плохо отразится на делах фирмы. Поэтому ему - Генеральному директору - не хотелось бы показываться с претендентом на руку дочери Онассиса.
Если ни ему, ни Анастасии не удастся отговорить крестницу от столь опрометчивого поступка (в чем - зная ее непредсказуемый нрав - он далеко не был уверен), он просит меня на будущей свадьбе, вернее, на церемонии официального бракосочетания, представлять сторону невесты.
Вот почему впоследствии Кристина стала называть меня папа́ (отец).
А в тот памятный вечер я позвонил Филимоновой по телефону, который без труда нашел в нашем кинематографическом справочнике, и пригласил ее сына в гости.
За ужином, когда наша Елена Яковлевна, живущая в семье более сорока лет, передавала Кристине еду, та ни разу не поблагодарила. На что моя жена (еще не будучи в курсе предстоящей женитьбы, но, знай она это, все равно не удержалась бы от реплики) сказала соседу по столу - Сергею:
- А она невоспитанная, эта капиталистка!
Я же обратился к Кристине:
- У нас, когда тебе что-то передают, принято благодарить. Тебе знакомо слово "мерси"?
На что та совершенно откровенно ответила:
- Дорогой дядя Иосиф, моим воспитанием никто не занимался, так что извините меня!
Скоро Гратцосы уехали, и роль представителя семьи Онассисов - на свадебной церемонии пришлось исполнять мне.
Церемония была назначена на полдень первого августа, а к шести часам нам с женой предстояло посетить швейцарское посольство - по случаю традиционного швейцарского праздника: на этот прием нас приглашали ежегодно, и игнорировать его мы не считали возможным.
Накануне Кристина с Сергеем обедали в нашем доме.
Моя Елена сказала, что в такую жару два официальных мероприятия ей не по силам и предпочла посещение посольства церемонии бракосочетания.
- У вас же приглашение на двоих, почему нет вашей жены? - задал мне вопрос дежурный милиционер, пропуская во Дворец.
Улица была оцеплена из-за огромного скопления народа. В основном это были корреспонденты иностранных газет и журналов.
- Жена осталась дома, - ответил я.
- Но это же - свадьба века! - не сдержал эмоций милиционер.
- Слушай, занимайся своим делом и не задавай вопросов, которые тебя не касаются! - уже сердито огрызнулся я и вошел в здание.
Надо заметить, что свадьба проходила более чем скромно. Невеста была одета так же, как накануне, когда приходила к нам: простенькое летнее платье без украшений, туфли на босу ногу. Короче - не по-свадебному.
С ее стороны кроме меня присутствовали жена посла и генеральный консул Греции.
Я спросил Кристину:
- Почему нет самого посла?
- Я его не пригласила.
- А чем он провинился?
- Он посмел меня спросить, хорошо ли я обдумала решение выйти замуж за русского, советского, да еще коммуниста? На что я заметила, что никому не позволю вмешиваться в свои личные дела и что бо́льшая доля денег, на которые Греция содержит посольство, принадлежит мне!
С такой логикой не поспоришь…
Сторону жениха представляли его мать - Мария Сергеевна Филимонова и товарищ Сергея по работе - крупный чин из Совфрахта.
Так как пробившиеся в здание корреспонденты делали фотоснимки каждые полминуты, они запечатлели забавный эпизод.
Честно говоря, зная о предстоящем файф-о-клоке в Швейцарском посольстве, я был заинтересован в быстрейшем окончании церемонии, чтобы успеть попасть домой и немного отдохнуть. Поэтому я попросил Каузова подняться этажом выше и поторопить местных чиновников.
- Куда пошел Серж? - спросила Кристина.
- На второй этаж.
- А зачем?
- Чтобы жениться. Ты разве не знаешь, что у нас полагается иметь вторую жену на случай командировки первой. Вот ты уедешь по делам в Штаты, с кем он будет спать? Со мной?!
Кристина на мгновение оцепенела: кто знает, какие странности могут твориться за "железным занавесом"?..
В этот момент ее и запечатлел фотограф.
Первым рассмеялся шутке представитель Совфрахта… Но церемонию все же ускорили, и ее детали тоже запечатлены на фотографиях.
Кристина и Сергей предполагали некоторое время провести в шикарном двухэтажном "люксе" гостиницы "Интурист".
Утром следующего дня у меня в кабинете раздался телефонный звонок. Звонила Кристина и плачущим голосом просила:
- Папа́, помогите избавиться от журналистов! Они не оставляют нас в покое, даже подглядывают в дверную щель!
- Чьи журналисты? Наши? - спросил я, уже обдумывая, кому бы позвонить, чтобы прекратить столь неуместное преследование молодоженов.
- Нет, наши…
- Ну, с вашими ты справляйся сама! На них мое влияние не распространяется…
Кристина справилась. Оставив за собой "люкс" - шикарные оплаченные апартаменты, она поселилась в девятиметровой комнате у своей бэль мэр - Марии Сергеевны. Помогала ей по хозяйству. Короче, вела образ жизни вполне советской женщины: мыла посуду, убирала постель, подметала пол (конечно, впервые в жизни!).
Мы с женой уехали работать в подмосковный писательский Дом творчества "Переделкино".
Вскоре туда приехали Сережа и Мария Сергеевна с просьбой сопровождать их в дом Нади Леже, который находился в том же поселке: вдова знаменитого французского художника собиралась этот дом продать.
По какой причине сделка не состоялась, уже не помню. Однако намерение Кристины иметь "базу" в Союзе все-таки было реализовано: на берегу Москва-реки, в поселке Николина Гора - разумеется, на деньги Кристины - Мария Сергеевна выстроила очень красивый дом в истинно русском стиле.
Кроме того, советское правительство на сей раз проявило понимание положительных сторон делового контакта с танкерной армадой Онассисов - и предоставило новобрачным (конечно, не бесплатно!) этаж в новом, выстроенном для писателей доме в Москве. Там разместились жилая квартира и офис.
- Почему бы тебе не пригласить Сергея в Грецию, чтобы познакомить с членами твоей семьи, с родней? - как-то спросил я Кристину.
- Папа́, вы знаете, сколько стоит на Западе жизнь человека? - в свою очередь задала вопрос она.
- Ну, это зависит от запросов каждого…
- Я говорю о цене на убийство. Оно стоит максимум десять тысяч долларов.
Несколько лет спустя прошел слух, что в Лондоне Сергей Каузов попал в автомобильную катастрофу, но остался жив. Тогда я и вспомнил этот разговор с Кристиной.
Отношения Советов с Западом теплели, и Каузову разрешили уехать с женой за границу.
Поселились они в Париже. Кристина продолжала практически руководить делом.
Как-то Мария Сергеевна обмолвилась о непредсказуемости поведения невестки:
- Мы можем сидеть за обеденным столом. Кристина вдруг вскакивает и уходит. Какое-то время спустя она уже звонит Из Нью-Йорка…
Костя не раз говорил мне, что эта молодая женщина по своим деловым качествам превосходит отца.
Разговор происходил в очередной приезд Кости в Россию. Он - пусть это не покажется странным - решил со мной посоветоваться по вопросу, весьма его волнующему. Дело в том, что после смерти отца Кристина еще больше возненавидела мачеху и хотела избавиться от ее участия в их огромном предприятии. По завещанию Аристотеля Жаклин участвовала в прибылях от эксплуатации острова у побережья Греции, великолепной яхты и доходного дома-небоскреба в Нью-Йорке.
Сумма, получаемая Жаклин в год, составляла около двух миллионов долларов.
Через своих адвокатов Кристина выяснила, что вдова ее отца за отказ от этих доходов и выход из дела требует единовременную сумму в сорок миллионов.
Кристина категорически отказалась выплатить мачехе столь огромные деньги. Костя пытался уговорить крестницу, говоря: "Ведь она проживет еще минимум тридцать - тридцать пять лет! Значит, получит у тебя от шестидесяти до семидесяти миллионов, а просит сорок!.. По-моему, есть расчет, чтобы от нее отвязаться".
"Ни за что!" - решительно заявила Кристина, на чем разговор кончился.
Тогда я рассказал Косте случай, происшедший в Ростове-на-Дону со страховым агентом Шавиньером, о котором я уже поведал читателю. Костя искренне посмеялся, а я предложил, чтобы мой дорогой друг ознакомил с этой историей Кристину и попытался донести ее суть до Жаклин.
И вы, мой дорогой читатель, посмеетесь: Жаклин все обдумала и вышла из дела, согласившись на отступную в 24 миллиона долларов.
Если бы старик Шавиньер был жив, он имел бы право обратиться к Кристине с просьбой подбросить ему пару долларов - за идею! Я же, как вы понимаете, этой возможностью не воспользовался!
"Холодная война" продолжалась, и наличие советского мужа стало сказываться на делах наследницы Онассиса отрицательным образом.
В европейской прессе появилось сообщение о том, что Кристина и Сергей Каузов "разъехались".
Однако, по моим сведениям, Мария Сергеевна продолжала ездить на новогодние праздники в Париж по приглашению Кристины, и Новый год они там встречали все вместе.
Мои отношения с Кристиной оставались очень теплыми. Как-то летом, вернувшись в Москву из санатория, я обнаружил ее записку: "Папа́, Москва без вас - не Москва!" Вероятно, в очередной приезд в Советский Союз Кристину встретили как "обыкновенную иностранку": ее не проводили с трапа через депутатскую комнату к машине, что делалось при мне, благодаря моим наградам "Отличник погранвойск" I и II степеней и юбилейным медалям в честь празднования годовщин этой части армейской элиты… А пришлось дочери Онассиса выстоять вместе со всеми очередь паспортного контроля, ждать свой багаж, проходить таможенный досмотр и так далее и тому подобное.
Характерным примером деловитости моей названой "дочурки" явился ее телефонный звонок в Шаи возле Кларана в Швейцарии, где я отдыхал с Еленой на загородной даче моего двоюродного брата Жан-Рока Хельга.
- Алло! Папа́?
- Да, - ответил я, узнав голос Кристины.
- Вам нужны деньги?
- Нет, спасибо.
И трубка была ею тут же повешена. Столь лапидарная беседа мне показалась странной. Я позвонил женевскому директору банка Кристины, приказал разыскать хозяйку и просить ее позвонить мне снова.
Когда раздался повторный звонок, я спросил:
- Почему ты повесила трубку? Не кажется ли тебе, что наша беседа была слишком краткой? Ты могла бы, по крайней мере, поинтересоваться моим здоровьем…
- А вы говорили совершенно здоровым голосом. Какие-то дела, о которых следовало бы поговорить?!
- Нет.
- Не понимаю! - удивилась Кристина. - Вы здоровы и в деньгах не нуждаетесь. Какие могут быть еще дела? И потом, папа́, я же звоню за свой счет.
- Да-а… - заметил я. - Твой отец был прав, когда говорил мне: "Богат не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто мало тратит!" Ты, моя "дочь", всегда будешь богатой!
Костя умер внезапно. Он страдал диабетом, но был еще полон сил, и смерть его оказалась абсолютно неожиданным ударом.
Анастасия позвонила нам ночью… Она, вероятно, что было естественным, ждала моего немедленного вылета на похороны, не представляя сложной и тягучей бюрократической машины нашего недавнего прошлого: чтобы попасть в Америку, следовало иметь официальное письменное приглашение. Его в течение 2–3 месяцев рассматривали бы в ОВИРе, затем, в случае получения разрешения на выезд, требовалась американская виза - это тоже заняло бы (возможно, несколько меньшее) время. И наконец, получение билета на самолет… Короче, попасть на похороны друга в тогдашней ситуации было нереально.
Мое отсутствие Анастасия восприняла очень болезненно, и наши отношения совершенно прекратились. На несколько писем с соболезнованиями вдова Кости не ответила, и я перестал ей писать.
От наших общих знакомых мы узнали и о других ударах судьбы, которые пришлось пережить этой женщине: на похороны не приехал не только я, но и крестница Гратцоса - Кристина. Возможно, ей помешала болезнь, но факт остается фактом.
Убитая горем, Анастасия машинально выбрасывает в мусоропровод небоскреба все свои драгоценности, которые хранила возле мусорного ведра; кроме того, завещанный ей Костей танкер - почти в ту же пору - терпит крушение и тонет…
Слава Богу, что у этой женщины была жива сестра и имелся дом во Флориде, где она, вероятно, по сей день находится.
Очень жаль моего друга - Костю! И жаль эту хорошую немецкую женщину, бывшую верной спутницей Гратцоса долгие послевоенные годы.
Расскажу два запомнившихся эпизода, связанных с приездом Анастасии Гратцос в Москву.
Со своей американской знакомой она решила посетить один из имевшихся тогда в Москве магазинов для иностранцев "Березка".
Несмотря на привилегированность и престижность такой точки советской торговли, стиль, свойственный большой части нашей молодежи шестидесятых - семидесятых годов, и пренебрежительное отношение продавцов к покупателям не миновали и этот магазин: несколько покупательниц терпеливо ждали, когда две продавщицы закончат свой личный, не имевший никакого отношения к их работе разговор.
Не привыкшая к подобной системе обслуживания, Анастасия решительно прошла за прилавок и, указав продавщицам на место покупательниц, сказала по-английски:
- Вы будете стоять там, а я - работать здесь!
Девушки не на шутку растерялись: дело могло кончиться скандалом, а терять столь престижное место работы не хотелось. Поэтому, извинившись, продавщицы быстро обслужили Анастасию и ее спутницу, в финале подарив им по значку с надписью "Березка", снятому со своей рабочей одежды.
Когда же Анастасия вернулась в отель, швейцар задержал ее, указав на значок:
- Проходить сюда могут только проживающие в отеле иностранцы!
Потребовалось вмешательство администратора, чтобы уладить недоразумение.
Второй эпизод носил затяжной характер, и будь то при жизни нашего "великого диктатора", мне наверняка приписали бы все возможные грехи, вплоть до шпионажа…
Дело в том, что в большом коктейле кровей моей жены течет и кавказская. Поэтому, когда, встречая гостей в лазоревом кружевном платье собственной вязки, Елена услышала восторженные комплименты Анастасии, она немедленно сняла с себя это платье и преподнесла гостье.
С того момента и началось!..
Костя и Анастасия, решив, что Елене не следует портить свои руки такой работой, захотели подарить ей вязальную машину. И… из Америки в Россию пошли телеграммы, которые в блаженной памяти тридцатые годы наверняка приняли бы за шифровки. Эти телеграммы, по 10–20 слов каждая, - я храню в своем архиве по сей день.
К примеру: "Мы считаем, что японские машины хороши, но лучше - фирма "Зингер"".
В другой телеграмме (я как раз собирался ехать в Швейцарию) говорилось: "Надо посоветоваться с мадам Сиордэ (женой Фреда Сиордэ - нашего соученика по Эколь Нувэль). Она поможет в Женеве выбрать машину "Зингер", которая выполняет много операций". И так далее и тому подобное.
Закончилось дело тем, что Костя перевел немалую сумму фирме "Зингер" в Женеве.
Когда я с дочерью Фреда Сиордэ зашел в магазин, та сказала:
- Чтобы вязать на этой машине, Елене придется приехать в Швейцарию и в течение месяца обучаться в фирме, как пользоваться этим агрегатом.
Сопровождавший нас работник Аэрофлота тоже смущенно заметил:
- Для вас, Иосиф Леонидович, мы, конечно, сможем освободить отсек в самолете… но как вы разместите эту трехметровую махину у себя в доме?! Ведь она предназначена для цеха большого завода…
Короче говоря, я угостил шикарным обедом служащих фирмы "Зингер" и получил наличными деньги, переведенные Костей из США за машину. Зная о горячем желании жены "утеплить" меня на зиму, я на эти деньги купил себе в Швейцарии дубленку, которая греет меня по сей день.
Чтобы не обидеть Гратцосов, мне пришлось съездить в Ленинград и оттуда привезти менее громоздкое, нежели у "Зингера", сооружение: вязальную машину отечественной фирмы "Нева". Эти две длинные коробки так и покоятся неоткрытыми то ли на антресолях, то ли под диваном: для "отдыха мозгов" жена предпочитает ручную вязку. Но на случай приезда Кости имелось доказательство, что их с Анастасией желание было выполнено и вязальная машина приобретена.
Однако больше увидеть ни моего милого друга, ни его жену нам так и не довелось.