После запуска воздушных шаров в саду состоялся пикник, где каждый из нас, как новый ученик, должен был сам обеспечить себя едой и вином.
После пикника начались футбольные матчи: между бывшими учениками (до 35 лет) и современной школьной командой; а затем - между бывшими учениками (от 50 лет) и педагогами школы.
Мне, как единственному представителю Советского Союза, была предоставлена честь сделать первый удар по мячу. (Врачи не допустили нас к участию в игре, хотя мы на этом настаивали.)
В 17.00 началась Генеральная Ассамблея. Обсуждались отчеты разных комиссий Общества бывших учеников, прошли довыборы членов Правления.
А в 19.30 - после аперитива - парадный обед: угощала школа. Здесь были речи…
Попросили выступить и меня. Я начал с того, что напомнил присутствующим, какими великолепными качествами нас наделила школа, когда выпускала в жизнь: гуманное начало, справедливые суждения, служение идее добра, высокий патриотизм, прекрасное образование - вот с чем мы уходили в самостоятельное плавание. Я сказал, что многие, окончившие нашу школу, не присутствуют среди нас. На то есть разные причины, но сейчас я хочу вспомнить о тех, кто погиб на войне, будучи союзниками моей Родины. А Родина моя понесла самые тяжелые потери, защищая мир от величайшего зла - гитлеризма. Я отлично понимаю, что среди наших бывших учеников, не вернувшихся с полей брани, были и немцы. Их память я тоже прошу почтить, ибо уверен, что они были противниками честными, воинами достойными и благородными. Я убежден, что ни один из них не осквернил себя подлым поступком, твердо уверен в этом потому, что они были учениками нашей школы.
После такого выступления меня благодарили обе стороны. А мой бывший директор Леопольд Готье отметил мудрость своего ученика Жозефа Прута, мудрость, которая "как свет - идет с Востока"!
Торжества закончились обозрением, в котором была показана в диапозитивах история школы, ее, так сказать, героический период: первые шаги.
Пояснения давала мадемуазель Витто, та, которая была педагогом и приняла первых воспитанников 10 сентября 1906 года.
Затем мы просмотрели фильм о школе, снятый в 1939 году. После этого была записана пластинка в честь 60-летия школы и, наконец, воздана хвала теперешнему директору Алоизу де Мариньяку, который руководит школой уже 20 лет. Он поделился с нами своими соображениями на тему: "Какой должна быть наша школа в 2006 году".
Так завершились эти удивительные дни. А в заключение были бальные танцы. Они продолжались до глубокой ночи.
Прощание было предельно душевным. У моих педагогов Д. Лассера и Г. Дантана, на глазах были слезы. Их почтенные жены просили от имени швейцарских женщин поцеловать землю моей великой Родины, которая спасла их маленькую страну от нацизма.
Выводы: принят был я в этой архибуржуазной стране с необычайным почетом.
Господин Доминик Микели, вице-мэр города Женевы, устроил прием в мою честь.
Я посетил Ш.-А. Фавро - известного писателя и путешественника, одного из редакторов "Газетт де Лозанн", издателя серии "Встречи" (в частности, он выпустил книгу Поля Тореза - сына покойного Мориса Тореза - о Москве); я был гостем многих выдающихся деятелей финансового, промышленного и литературного мира.
Убежден, что нет такой просоветской статьи, которую я не мог бы поместить либо за своей подписью, либо в виде интервью - в любой из газет французской Швейцарии.
Телевидение предлагало мне выступить в третьей декаде сентября с речью о советском театре, я вынужден был поблагодарить и отказаться, так как уже 17-го возвращался в Москву.
Мое выступление по радио, записанное еще в предыдущий приезд - о величии советского искусства и литературы, - передавалось за эти два года шесть раз: факт, немыслимый для Швейцарии.
Журналисты Пьер Дантан, Клод Валлон, Шарль-Анри Фавро предлагали страницы своих газет. Я дал общее интервью о правовом положении советских прозаиков и драматургов, о переводчиках, о личных творческих планах.
Надо учитывать, что в Швейцарии встречаются влиятельные представители всех стран, ибо многие из них там учились, а многие владеют поместьями, где живут большую часть года. Кроме того, хозяева страны - местная буржуазия, банковские деятели - имеют большое влияние в соседних странах. А нашего влияния в Швейцарии - никакого.
Достаточно сказать, что там даже нет представителя "Совэкспортфильма": после событий 1956 года в Венгрии Союз швейцарских прокатчиков отказался от демонстрации наших картин. И до сих пор это не удается наладить. Я выяснил причины: немецкая часть Швейцарии - пока - непробиваема. Французская - могла бы быть "завоевана", но в ней всего пять с половиной кантонов: рынок проката небольшой. Значит, специально этим может заниматься лишь материально независимое, а еще лучше благотворительное объединение-организация. Казалось бы: почему не взяться за это Обществу "Швейцария - СССР" в Лозанне? В руководстве Общества много русских эмигрантов. Когда я выступал там с докладом, то почувствовал теплое отношение членов Общества швейцарцев и некоторый холодок членов Общества русских.
Беседы же с отдельными лицами - разных социальных положений - говорят о большом и всеобщем интересе к советским фильмам.
Мне кажется, что монопольное право проката на самых льготных условиях надо предложить Международному Комитету Красного Креста с тем, чтобы весь доход шел в его благотворительную кассу (сказанное более 20 лет назад имеет актуальность и поныне.) Либо иметь человека, для которого представительство не было бы средством наживы, а служило минимальным прожиточным минимумом.
К сожалению, за недостатком времени я не мог предпринять необходимые шаги и добиться какого-либо реального успеха. А мне хотелось хоть как-нибудь отблагодарить "Совэкспортфильм" за любезно предоставленную возможность демонстрации в школе "Девичьей весны".
За две недели, проведенных в Швейцарии, я ознакомился с рядом местных газет, беседовал со многими представителями разных стран и специальностей. С чего бы мы ни начинали разговор, он немедленно кончался "китайским вопросом".
Ясно одно: в Европе ужасно боятся китайцев и смотрят на Советский Союз как на великий заслон, на силу, которая сумеет остановить "желтую опасность".
Естественно, интересовались и моим мнением. Я неизменно отвечал одно: вместе с моей страной очень сожалею об антисоветском курсе, взятом китайскими руководителями. Убежден, что великий китайский народ еще скажет свое решительное слово в пользу мира во всем мире.
Однако даже маленькая Швейцария тратит огромные деньги на вооружение.
Когда я спросил:
- Зачем нейтральной стране нужна такая мощная авиация?
То услышал в ответ:
- Против китайцев!
Поручение, данное мне Иностранной комиссией, сводилось к уточнению следующего вопроса: готов ли швейцарский Союз писателей в этом году обменяться делегациями с Союзом писателей СССР - на основе уже достигнутой договоренности. Для этого мне надо было встретиться с проживающим в Цюрихе членом Президиума швейцарского Союза писателей - господином Отто Штайгером: он вел предварительные переговоры с СП СССР. Поймать его оказалось делом нелегким: Штайгер живет почти постоянно у себя на даче. Однако беседа между ним и мною все же состоялась (правда, буквально в предпоследний день моего пребывания в Швейцарии, когда я готов был уже связаться с председателем Союза - Цибиндоном - фигурой мрачной и реакционно настроенной).
Вот почти дословная запись той беседы (взаимные представления и поставленный мною вопрос - опускаю):
"Штайгер:
- В этом году - нет. Причины тому две. О второй из них могу сообщить вам доверительно.
Я:
- Чем обязан такому теплому ко мне отношению?
Штайгер:
- Тем, что соединил меня с вами господин Фредерик Сиордэ, человек, которого я глубоко уважаю. Он отрекомендовав вас как своего лучшего друга.
Я:
- Благодарю за доверие. Постараюсь его оправдать.
Штайгер:
- Итак, первая причина. Сейчас - конец года и все средства, отпущенные на финансирование представительных организаций, уже расписаны и израсходованы. Я объяснил это сотруднику по культуре вашего посольства господину Лукашеву, ибо эта причина является официальным мотивом.
А вторая - категорическая позиция нашего Союза, исключающая возможность посылки делегации после процесса Даниэля - Синявского.
Я:
- Прошу прощения, господин Штайгер, но мне не совсем понятно: какое отношение имеет Союз писателей Швейцарии к судопроизводству в Советском Союзе? Каждая страна живет своими законами. Я же - в знак протеста - не покинул Швейцарию после того, как побывал в суде Делемона. Там шел процесс двух негодяев, растливших девочек восьми и десяти лет. Вместо вполне заслуженной смертной казни или пожизненного заключения их приговорили к семи и десяти месяцам тюрьмы, а также небольшому денежному штрафу. Мне кажется, что надо сначала довести до идеала собственное судебное законодательство, а уж затем…
Штайгер:
- Я лично с вами вполне согласен… Мои товарищи и я категорически возражаем, считая идиотизмом вмешательство в чужие дела… Однако бороться с этими консерваторами чрезвычайно трудно.
Я:
- Что же мне передать председателю нашей Иностранной комиссии?
Штайгер:
- Скажите, что в будущем году обмен состоится. Мы это решили твердо. Делегации будут состоять из десяти - двенадцати человек. Троих из них называет приглашающая сторона. Мы хотим иметь у себя в гостях писателей, а не функционеров, то есть - государственных чиновников. Совершенно естественно, что когда мы приедем в Союз, вы также укажете нам, каких трех писателей желаете иметь в нашей делегации.
Я:
- Передам ваши слова в точности.
Штайгер:
- Благодарю вас, господин Прут. Надеюсь увидеть вас в будущем году дважды: и в Москве, и в Швейцарии.
Я:
- Поверьте, господин Штайгер, что мне будет это исключительно приятно.
На этом беседа закончилась".
Константин Гратцос
И "Свадьба века"
Судьба Кости сложилась весьма удачно. После окончания школы, когда мы расстались, Гратцос поступил в высшее коммерческое учебное заведение. Окончив его, он принял участие в деятельности своего отца и впоследствии стал компаньоном одного весьма делового человека: Аристотеля Онассиса. Через несколько лет - они уже не только компаньоны огромного морского дела, но и очень близкие люди… Костя становится крестным отцом дочери Онассиса - Кристины.
А когда та стала полновластной хозяйкой дела, ибо отец умер, а старший брат - Александр - погиб в авиационной катастрофе, Кристина предложила своему крестному и главному компаньону должность Генерального директора всего ее миллиардного дела. Танкерная армада Кристины могла соперничать с нефтеналивным флотом любого крупного государства.
Обо всем этом я узнал, когда встретился с моим дорогим названым братом в мой второй приезд в Швейцарию в 1966 году в одну из последних суббот сентября на праздник основания Эколь Нувэль. С Костей мы увиделись и в 1967 году. Такое могло произойти лишь после поднятия "железного занавеса"!..
На мой вопрос: женат ли он? - Костя ответил уклончиво. Я понял, что у моего брата есть близкая женщина, с которой юридически еще не оформлены отношения. И к этой теме больше не возвращался. Я рассказал Косте о моей жизни в России, о моем труде, о моей семье… Получив приглашение посетить его в Америке, я тут же предложил ему приехать ко мне - в Москву.
Мы долго беседовали о прошлом, и я напомнил Косте случай, происшедший с его отцом.
Старшему Гратцосу удалось приехать в Швейцарию повидать сына за год до окончания Первой мировой войны.
Он остановился в одной из лучших гостиниц города: "Лозанн-Паласе".
На второй день между отцом и сыном состоялась встреча, и старший Гратцос пригласил Костю и меня выпить вместе кофе с мороженым в кафе на площади Святого Франсуа.
Мы с другом прибыли на встречу в точно назначенный час, наелись редких в ту пору сладостей до отвала и, попрощавшись с гостеприимным греком, отправились обратно в школу. А папа Гратцос пешком направился в гостиницу… Но тут произошло неожиданное. Дело в том, что отец Кости страдал недержанием мочи. Не желая покидать столик в кафе и оставлять нас одних, он отложил выполнение естественных потребностей до гостиничного номера.
Старший Гратцос надеялся быстро пересечь площадь, но этому воспрепятствовала демонстрация студентов.
Старик с трудом протиснулся через толпу и, вбежав в "Лозанн-Палас", не успел добраться до туалета. Он облегчился в коридоре.
Этот странный факт заметила горничная и, несмотря на то, что греческий судовладелец щедро расплатился с ней за уборку, все-таки доложила начальству.
Через полчаса в номер Гратцоса-старшего явился директор гостиницы и резко высказал свое удивление, подчеркнув, что, если коридоры отеля будут использоваться для отправления нужд, гостиницу придется переименовать из "Лозанн-Паласа" в "Лозанн-писсуар".
Последнее высказывание особенно задело старика. Но он не подал виду, извинился и сказал директору гостиницы, что просит познакомить его с хозяином этого прекрасного дома. К нему у Гратцоса имеется срочное и важное дело!
Встреча между судовладельцем и хозяином "Лозанн-Паласа" состоялась на следующий день. Она оказалась весьма деловой, ибо в результате ее Гратцос-старший приобрел эту гостиницу в собственность. Став ее хозяином, он тут же уволил директора, который позволил себе сделать ему замечание.
Впоследствии гостиница была Гратцосом продана, и на этом мои воспоминания о лучшем отеле кантона Во заканчиваются.
В последующие годы мы встречались каждый раз в последнюю субботу сентября - в школе.
Костя действительно оказался настоящим другом.
Мою предпоследнюю жену звали Эммой. У нее обнаружилось тяжелое малоизученное заболевание. Диагноз советские врачи поставить не могли.
Тогда Костя - за свой счет - вызвал нас в Париж, где Эмма немедленно была устроена в американский госпиталь. Изучать ее болезнь взялись четыре крупных врача, приглашенных Костей: два швейцарца и два американца. Костя, медики и я в течение сорока дней проживали в гостинице напротив больницы. За этот срок врачи разобрались в страшном недуге, который постиг мою жену. Они установили болезнь, назвав ее фибробластозом: заболевание мышц и мускульной ткани, состоящих из клеток - фибробластов. Клетки обычно развиваются, как и всякий живой организм: молодые нарождаются, старые - умирают. В организме Эммы молодые клетки стали разрастаться, пожирая старые. Это вызвало, грубо говоря, исчезновение мяса… Обнаружив болезнь, врачи, к сожалению, не знали, как с ней бороться.
Мы вернулись в Москву, и вскоре моя жена умерла.
Все огромные расходы, вызванные попытками ее спасти, Костя взял на себя.
В том же парижском госпитале, в то самое время лежал с воспалением легких Аристотель Онассис. За сорок дней, что мы провели там, его жена, Жаклин Кеннеди, ни разу не приехала его проведать. Не смею утверждать, но думаю: причиной его скорой смерти явились гибель единственного сына - Александра и равнодушие жены. Внимание отцу уделяла лишь дочь Кристина. С этой молодой женщиной, крестным отцом которой, как я уже говорил, был Костя Гратцос, у меня установились теплые дружеские отношения.
Кристина органически не переваривала свою мачеху, хорошо понимая, что вдову американского президента интересует богатство Онассиса. Чтобы не находиться в семье, досадить отцу и новой "маме", Кристина вышла замуж, можно сказать - за первого встречного. И через очень короткий срок с ним разошлась.
Второй брак Кристины состоялся уже тогда, когда отец лежал в парижском госпитале. Умирающий Аристотель попросил дочь создать себе семью еще при его жизни. На что Кристина ответила:
- Дорогой папа, для того, чтобы выполнить твое желание, надо, чтобы я кого-то полюбила… Ведь без любви - счастья не будет!
- Любовь - придет! А я знаю достойного, - и Аристотель назвал имя молодого грека, работавшего в его деле и уже занимавшею довольно видный пост.
Кристина согласилась со всеми перечисленными отцом положительными качествами этого человека, но пыталась объяснить Онассису, что относится к этому юноше как к брату, ибо училась с ним в одном классе…
Однако Аристотель настоял на своем: брачный контракт был заключен, и Кристина проводила отца в лучший мир, уже будучи вновь замужем. К судьбе этой богатейшей, но несчастной женщины вернусь позже…
Итак, Генеральным директором огромного хозяйства фирмы Онассиса остался Константин Гратцос. Он имел полную доверенность своей крестницы, но - как довольно часто говорил мне - уважал ее деловые качества. Поэтому готовил Кристину к самостоятельному управлению делом, предвидя необходимость своего ухода на отдых.
Когда в Париже состоялся всемирный съезд работников морского фрахта, Костя порекомендовал Кристине присутствовать на нем.
На заседаниях дочь Онассиса познакомилась с представителем Совфрахта Сергеем Каузовым. Как она мне неоднократно говорила впоследствии, ее поразили ум, деловитость и высокое знание дела, столь тонкого в международном морском обиходе.
Они оба потянулись друг к другу.
Первый приезд Кристины в Москву был якобы деловым: ее встречали представители Совфрахта и я, поскольку Костя позвонил из Нью-Йорка и попросил меня оказать Кристине внимание и помочь, если ей это понадобится, в Москве.
На аэродроме Кристину удивило отсутствие репортеров. На ее вопрос: "Что бы такое значило?" - я ответил шуткой: "У них перерыв на обед!" Но потом все-таки объяснил, что для советской прессы ее персона не представляет интереса.
В следующий раз Кристина приехала поездом с двумя телохранителями. Снова - по просьбе Кости - я, конечно, ее встречал, не подозревая, что, помимо дел по фрахту, у этой женщины в Москве появился и сугубо личный интерес.
К этому времени Кристина развелась со своим вторым мужем, сохранив с ним дружеские и деловые отношения.