- Англичанин! - сказал лейтенант, глядя в бинокль.
- Хорошо бы… - заметил я. - К сожалению, это немец.
- Наглец! - взбеленился лейтенант. - Вы осмеливаетесь спорить с офицером флота?! Где вы видели трехтрубные немецкие крейсера?!
- Нигде. Но третья труба, похоже, деревянная или картонная…
Я оказался прав. Лейтенант - человек чести - доложил о происшедшем по начальству.
Вскоре меня вызвал Лохвицкий и предложил вернуться в Швейцарию - доучиваться.
Итак, я вновь оказался в Швейцарии зимой 1918 года. Было время зимних каникул, и я, окончивший первый семестр парижского института и вкусивший уже "прелести" войны, с радостью предался блаженству тихой спокойной жизни. Дядя Леон Хельг взял меня покататься на горных лыжах к Мон Серван. В тот год в Европе свирепствовал грипп-"испанка", косивший людей, часто со смертельным исходом. И вот мой дядька "подхватывает" эту болезнь.
Здесь-то пригодилось физическое воспитание Эколь Нувэль: гимнастика; бокс; конный спорт; массаж на столе, покрытом сукном, и выбрасывание голого мальчишки в снег, а затем - снова массаж, при котором от тела шел пар; сон круглый год с открытыми окнами. Мне пришлось на плечах нести довольно плотную и тяжелую ношу с горной вершины вниз…
К тому же времени относится случай со спасением годовалого двоюродного братца Жан-Рока.
Это случилось в Монтрё. Все были дома. Возможно, у меня более обостренное обоняние и, конечно, лучшая, чем у остальных, быстрота реакции: я почувствовал запах гари и… кинулся в детскую. Вероятно, от дуновения ветра, качнулась лампадка и загорелся балдахин над колыбелью младенца…
Я выхватил мальчика из пылающей люльки, опалив себе лицо (по сей день у меня нет бровей).
Пожар был быстро потушен, но взволнованная тетя Нюся, обращаясь к своему супругу, сказала (думая, что я этого не слышу):
- Леон, надо дать Оне хоть пару франков. Пусть сходит в кино с девушкой!
- Почему? - хладнокровно вопросил мой швейцарский дядя.
- Ты еще спрашиваешь?! Ведь Оня сегодня спас нашего сына!!!
- Будь я на его месте, сделал бы то же самое, - твердо произнес Леон.
Денег на кино в тот раз я так и не получил.
Несколько позже расскажу, как я встречался с В. И. Лениным в этой нейтральной стране. Сейчас же хочу вспомнить отъезд Владимира Ильича и сопровождавших его революционеров из Цюриха.
Для меня это событие примечательно лишь тем, что с вокзала мы с Юрой Кирковым и Колей Гопенко зашли в пивную. Сели за отдельный столик, заказали себе пиво…
Вдруг ко мне подходит здоровенный детина-немец и с вызовом говорит:
- Вы непристойно пристально рассматриваете мою даму! Бросаю вам вызов.
- Какую даму? - не понял я.
- Ах, значит, я вру?! - кричит немец и вытаскивает нож, приглашая меня к драке.
- Иосиф, ты видишь друзей "боша": у них щеки помечены шрамами. А этот еще только мечтает об отметине…
- На ножах я с тобой драться не собираюсь, - говорю я. - И в заведении бить тебя не стану. Выйдем на улицу, и ты увидишь, как я тебе разобью нос!
Разбитый нос юного вояку явно не устраивал, и, обзывая меня трусом, он отправился к своей компании.
Мы же, допив пиво, спокойно покинули кабачок, а затем - и Цюрих, направляясь домой.
Принимая во внимание еще не кончившуюся войну, нейтральная Швейцария все же провела мобилизацию всех военнообязанных. В этой связи я вспомнил два эпизода. Один относится к году 1918-му.
Соседка по Монтрё провожала на военные сборы сына - знакомого мне парня. И напутствовала его:
- Будь храбрым, как подобает швейцарцу, сынок! Но… если что начнется, старайся побыстрее вернуться домой!
А в 1911 году я с тетей Нюсей и знатными дамами из Швейцарии был на маневрах, которые проводились швейцарцами и на которых присутствовал прусский король.
Раздалась команда: "Залп!". Все пули попали в "яблочко" мишеней.
Такая меткость несколько раздосадовала Вильгельма II. И он иронически спросил командующего швейцарскими войсками:
- Ваше войско малочисленно, что вы станете делать, если я выставлю против вас вдвое большую силу?!
Швейцарец поклонился и произнес:
- Ваше величество, в этом случае я вынужден буду приказать своим воинам выстрелить по два раза…
Эти маневры запомнились мне еще и тем, что баронесса Дисбах доверила мне подержать своего новорожденного ребенка и он… описал мой мундир!
Когда я, спустя полвека, на собрании офицеров Женевы вспомнил этот случай, раздались возгласы:
- Жозеф! Предъяви Дисбахам счет сейчас!
На что последовала скептическая реплика одного из офицеров:
- Нет смысла. Я знаю эту семью, единственное, что они сделают, - оплатят костюмчик одиннадцатилетнего мальчика…
Снова нарушу хронологию. Была ночь под Новый, 1918 год…
Зима тогда выдалась холодная, что довольно редко для тех мест. Белый ковер покрыл и горы, и даже кое-где берег, доходя до самой воды Женевского озера.
В ту пору Рождественские две недели я проводил в местечке Кларан над Монтрё.
Встречать Новый год был приглашен к моей знакомой девушке Жаннет. А она жила в деревне Шаи над Клараном. Ходу от нас до нее было минут двадцать пять, и я отправился в путь, держа в кармане мой скромный подарок - крошечный флакончик духов "Сердце Жаннеты".
В Швейцарии собираются на встречу этого ежегодного праздника сравнительно рано - к девяти вечера, чтобы в полночь проводить старый, встретить Новый год и разойтись по домам.
Жаннет ждала меня у калитки. Я тут же вручил ей подарок и хотел - с поцелуем - поздравить, но девушка коротко бросила:
- Потом! Сейчас надо спуститься за доктором Фреем: у мамы сильный сердечный приступ! Идем!!!
Мы быстро двинулись вниз, к озеру Сначала шли молча. Проходя мимо двухэтажного домика, Жаннет вдруг сказала:
- А ты знаешь, кто здесь жил совсем недавно?
- Конечно, знаю, - ответил я. - Господин Ленин.
- Теперь он у вас на месте царя?
- Он не на месте царя, а на своем месте…
- Почему ты так говоришь?
- Потому что он возглавляет Россию не как наследник Николая, а как избранник народа!
Владимир Ильич и Надежда Константиновна жили недалеко от нас. Я видел их на прогулках по набережной. Однажды даже присутствовал при разговоре с ними человека удивительного… А вот и он сам - идет нам навстречу в своем плаще из толстого сукна и в широкополой шляпе.
- Здравствуйте, Николай Александрович! - сказал я по-русски.
- С Новым годом, молодые люди! - ответил он по-французски.
Это был Николай Александрович Рубакин, великий библиофил, оставивший своей советской Родине бесценную библиотеку - более восьмидесяти тысяч томов.
Доктор Фрей, которого мы застали дома за приготовлениями к празднику, тут же оседлал свой велосипед с моторчиком и умчался в Шаи. А мы медленно пошли обратно.
Справа - с веранды, ведущей в сад, доносились нежные аккорды рояля.
Мы остановились, захваченные чарующими звуками вальса Шопена. Это играл Игнацы Падеревский. Я не знал тогда, что вскоре этот великий пианист оставит музыку и займет пост премьер-министра Польши в правительстве Пилсудского.
Понимая, что праздничный вечер в доме Жаннет состояться не может, я предложил девушке провести его у моих родных.
Она, конечно, отказалась: не могла оставить больную мать.
Любезно проводив меня до самой дороги, Жаннет сказала на прощанье:
- Будущую встречу Нового года мы проведем веселее! Как ты думаешь?
- Возможно. Надеюсь!
Дядя и тетя были крайне удивлены, увидев меня входящим в столовую. Реально обрадовалась моему возвращению только моя двоюродная сестричка - четырехлетняя Симон. Она искренне любила меня и уже тогда обещала выйти за меня замуж. (Мою сестричку ожидала ужасная судьба. Вначале - на глазах у деда и бабки - в Монтрё попадает под машину и гибнет ее дочь… То же - уже в Париже - случилось и с Симон.)
Но в тот новогодний вечер дядя - консерватор по убеждениям - почему-то усмехнулся и сказал:
- Сегодня ты впервые встречаешь Новый год как гражданин русской республики. Невероятно! Как они - эти мужики - посмели?!
Тогда я еще не знал, что встречу следующий - 1919 год около лагеря Ля Куртин во Франции, где находились русские солдаты, отказавшиеся после Октябрьской революции воевать и требовавшие отправить их в Россию.
Не знал я еще и того, что, будучи помкомвзвода 36-го полка 6-й Кавдивизии Первой Конной армии, встречу 1920-й в разведке: на подступах к моему родному Ростову…
Итак, окончилась Первая мировая война. Но в России шла война Гражданская.
Мои швейцарские учителя посоветовали мне вернуться на родину.
Директор Эколь Нувэль - господин Готье - сказал:
- Мы обучили тебя всему! Ты уже вполне образованный молодой человек. И, кроме знаний, еще очень хорошо работаешь руками! Сейчас в России нуждаются в таких людях!..
Еду в Россию
И я - осенью 1919 года - возвращаюсь в Россию, где не был девять лет.
Дома же: красные бились с белыми, и каждый был уверен, что именно он защищает правое дело.
Надо было выбирать, на чью сторону становиться.
Дед Прут сказал:
- Когда идет война, а тебе уже девятнадцать, дома сидеть нельзя… Если победят красные, я останусь нищим. Если победят белые, меня убьют как еврея. Езжай к моему другу - полковнику Дирину в штаб Деникина. Он человек умный, посоветует верно.
Дирин, который знал меня с детства, говорил откровенно:
- Милый Оня, казалось бы, я должен тебя агитировать за белых. Но вот уже несколько дней Днепр течет красный от еврейской крови: "Волчья сотня" генерала Шкуро устроила еврейские погромы…
Естественно, я решил взять сторону красных. И отправился им навстречу.
В деревне Кадиевка - это было 7 ноября - я снял комнату в домике. На горшке сидел двухлетний мальчик. Через 70 лет выяснилось, что тем ребенком был Дмитрий Степанович Полянский, ставший известным советским государственным деятелем.
Пришли красные, и в Кадиевке расположился их штаб. Я пошел туда. Попросил представить меня командующему.
И вот я перед самим Семеном Михайловичем Буденным! Он спросил:
- Чего ты хочешь?
- Поступить, товарищ командующий, в вашу Конную армию!
- А что умеешь делать?
- Я хорошо говорю по-французски, английски и немецки.
- На хрена нам это нужно? - сказал Буденный. - Белые говорят по-русски!
- Но я хорошо езжу верхом!
- Чего-чего?!
- Хорошо езжу верхом.
- Да? - усмехнулся командующий. - Даже мене интересно на это посмотреть. А ну-ка, выйди во двор и взлезь на эту "барышню". - Он показал на кобылу, привязанную к дереву.
Я вышел. Отвязал лошадь и поднялся в седло. Кобыла, почувствовав чужака, сразу - на дыбы, затем начала бить задом.
Но добрые уроки верховой езды, полученные в Эколь Нувэль, сделали свое дело: через пару минут лошадь шла тихим "испанским" шагом.
Буденный высунулся из окна с криком:
- Слазь, дурак! Ты мне коня спортишь!!!
Я покинул седло и вернулся в хату.
На столе лежала казачья шашка. Показывая на нее, Буденный спросил:
А что это?
- Шашка, товарищ командующий!
- Правильно. Иди в строй. Принимай взвод.
Тридцать лет спустя я обедал в Москве у Семена Михайловича. Вспоминая те времена, он сказал:
- Если б ты, Осип, тогда шашку назвал саблей, я бы выгнал тебя вон!
И все же, несмотря на ужасы Гражданской войны, временами доводилось улыбнуться.
Приняв взвод, я обнаружил… китайца! Не очень молодого, небольшого роста пулеметчика на тачанке. Разговор между нами был короткий:
- Ты - ходя? - удивленно спросил я ("ходями" тогда в России называли китайцев).
- Ага! - ответил он.
- Неужели настоящий?
- Самый.
- Откуда же ты?
- С Китаю!
- А чего тогда здесь воюешь?
Он взял руки по швам и почти закричал:
- За родная Кубань!
В Полтаву мы пришли в конце декабря 1919 года.
Было это студеным зимним вечером. Сразу же заняли здание Городской управы под штаб нашей бригады. Поужинали чем Бог послал. Уже стали было готовиться ко сну - мы не спали почти трое суток. Но не получилось.
Вошел дежурный и заявил, что там, за дверью, стоит какой-то важный дед, чисто и тепло одетый.
- А чего ему надо? - спросил Григорий Федотов - начальник политотдела.
- Не могу знать! Сказал, чтоб вели его к самому главному.
- Ладно! Хай заходит! - недовольно пробурчал Федотов.
Вошел старик. Он сразу представился:
- Я - Короленко. Писатель, может, слышали? Или, возможно, читали?
- Владимир Галактионович! - я вскочил и почтительно взял старика под руку. - Какими судьбами? Почему вы здесь?
- А я, молодой человек, постоянно живу в Полтаве.
- Товарищи! - обратился я к присутствующим. - Перед вами великий…
- Ну, ну! Спокойно! - перебил меня Короленко. - Не надо так высокопарно.
- Чем можем быть полезны, Владимир Галактионович?
- Уверен, что сможете! Дело в том, что у меня две охранные грамоты: одна - от товарища Ленина, а другая - от товарища Деникина. Каждая из них освобождает мой дом от военного постоя. А тут в мою парадную дверь раздался стук. Горничная, естественно, открыла. Вошел молодой человек в матросском бушлате и головном уборе. Он не поздоровался, а спросил: "Кипяток есть?" Я ответил, что кипяток найдется. "Тогда давай, старикан! А я пока спать лягу: дюже охота". Он сел на тахту и снял сапоги. Я усмехнулся:
- Вы не можете здесь спать, потому что тут работаю я! Мой дом освобожден от постоя. Вот документ.
Но пока я все это говорил, ваш товарищ повернулся к стене, вытянул ноги и мгновенно захрапел.
Федотов встал:
- И что? Где он сейчас, этот?..
- Спит у меня в кабинете на тахте!
- Та-ак! Значит, товарищ Ленин вас освобождает, а эта сука… Пошли!
И мы тронулись за Владимиром Галактионовичем. Жил он буквально в двух шагах. Вошли в дом. В кабинете горела керосиновая лампа. На тахте, посапывая, спал матрос, укрытый шубой.
- Сам взял?! - спросил Федотов, указывая на шубу.
- Нет! Это я его укрыл, - ответил Короленко.
- Так!.. Расстрелять паразита! Я его сразу признал: Васька Греков! Из разведки.
- Ну зачем же расстреливать?! - встрепенулся Короленко. - Пусть уж выспится как следует…
- Ладно! Но только до утра. Я оставлю часовых. А там видно будёт, что мы с ним сделаем завтра.
В общем, этого матроса на следующий день привели под конвоем в штаб. Ему было объявлено уже готовое решение ревтрибунала: "Сидеть тебе в Полтавской тюрьме до конца мировой революции или пока ты, паразит, не прочитаешь и не выучишь всего того, что написал Короленко! Чтоб знал, у кого ночевать!"
Через несколько дней мы пошли дальше, а Вася Греков остался в Полтаве отсиживать срок.
Прошло двадцать лет. Я шел в Москве по Большой Дмитровке.
Проходя мимо Дома Союзов, у подъезда Октябрьского - малого - зала увидел афишу:
"Литературный вечер. Творчество В. Г. Короленко. Лекцию читает сотрудник Литературного института Василий Греков".
Вам ясно?..
А Гражданская война все шла… Примерно месяца через три мы были уже в Одессе. Ее освободили от интервентов и белых наши войска под командованием Григория Ивановича Котовского.
Тетя Аня была еще жива, а Лёдя - теперь уже артист Леонид Утесов и муж Лены Ленской, премьерши фарсовой театральной антрепризы Адамат-Рудзевича и отец пятилетней дочери Эдит (Диты).
Встреча с близкими была радостной, но, к сожалению, очень короткой: до мирных дней было еще далеко.
Однако свою порцию смеха в этом удивительном городе я все-таки получил.
В Одессе сразу наступила мирная жизнь. Началась она с перемены времени: при белых одесситы жили по старому - царскому, а мы ввели новое - среднеевропейское: два часа разницы.
И первое, что Утесов мне показал, чтобы я улыбнулся, было объявление на дверях соседней парикмахерской. Гласило оно следующее: "Наше дело работает с девяти утра до шести вечера по-ихнему".
Одну из тогдашних утесовских "песен" я запомнил:
У мене лицо - типаж,
Шо мне стаж и монтаж?!
Без-де-лушки!
Попаду я на экран!
Крупный план!
В любой роман:
Чем я - не Пушкин?!
Пусть они попробуют, поищут!
Ведь такой, как я, - один на тыщу!
У мене лицо - типаж!
Шо мне стаж и монтаж?!
Чистый блажь!
Прошло несколько дней. Я побывал в театре, где играли Лёдя и Лена.
Лёдя был счастлив: его способности оценил новый директор и прибавил ему зарплату.
Лена порекомендовала истратить первую получку на угощение руководства театра и его ведущих актеров.
Совет был выполнен в одном из ресторанов, расположенных за городом на Фонтанах. Лёдя устроил ужин, на котором посчастливилось быть и мне.
Гости засиделись до утра и разъехались на извозчиках. А мы с Лёдей дождались первого трамвая: на конный транспорт денег уже не было.
И вот он подошел - этот желанный вагон. Мы влезли на заднюю площадку, где и остались. Уплатив за проезд, стали делиться впечатлениями о ночной встрече с друзьями.
Примерно на восьмой станции к нам присоединилась молодая работница. Она с интересом посмотрела на красавца в канотье - Лёдю и на меня, одетого в военную форму. В это время подошел кондуктор, чтобы получить с девушки за проезд. Она сунула руку в карман своего фартука, побледнела и прошептала:
- Ой! А иде ж мой кошелек?!
- Ты эти штучки брось! - отреагировал кондуктор. - Давай плати! А не то сдам тебя кому следует!
И тут Лёдя, достав последние гроши, царственным жестом протянул их кондуктору.
- Вот это другое дело! Скажи спасибо такому фраеру! - пробурчал кондуктор, дал девице билет и ушел внутрь вагона. Мы остались на задней площадке втроем. И тогда девушка посмотрела на Лёдю и сказала:
- Спасибо, конечно! Но уж если вы такой порядочный… так отдайте кошелек тоже!
Отступлю от далекого прошлого и вернусь к предвоенным сороковым годам. На берегу моря - в очередной отпуск - встретились Иван Семенович Козловский, Леонид Осипович Утесов, молодой в ту пору Аркаша Райкин и я.