Его построили на верфях Германии в 1969 году специально для трансатлантической линии Гамбург-Нью-Йорк, назвали "Hamburg", а "крестной матерью", разбившей бутылку шампанского при спуске на воду, стала супруга Канцлера ФРГ. При наступившем в начале семидесятых нефтяном кризисе ему на год дали название "Hanseatic", потом вернули прежнее имя. Когда я пришел на судно, мне к спальному белью выдали еще белый банный халат, на нагрудном кармане которого красовались три скрещенных треугольника – лого Hamburg Atlantic Line.
В январе 1975-го за шестьдесят два миллиона марок переходившее из рук в руки судно было куплено ЧМП, и его капитаном стал Сергей Леванович Дондуа. Почти сразу же был подписан договор о фрахте с немецким концерном Neckermann.
Всякое бывало с турбоходом. В 1975 году на борту взорвались две бомбы, подложенные во время ремонта. 18 сентября 1980 власти Нью-Йорка не разрешили советскому лайнеру войти в порт в связи с вводом советских войск в Афганистан, вернее, этому воспрепятствовали сами портовые рабочие. Ему пришлось стать на якорь, а пассажиров на берег доставляли портовые суда. Экипажу был запрещен выход на берег, на судне возникла проблема с питьевой водой. Об этом написала газета "Правда", у Посольства США в Москве состоялась демонстрация протеста.
В том рейсе на борту "Горького" находилась Валентина.
В 1988 году на верфи в Бремерхафене был произведен дорогой модернизационный ремонт, установлено новейшее навигационное оборудование, после чего судно было передано на двадцать лет во фрахт западногерманской компании Phoenix Reisen. В ночь с девятнадцатого на двадцатое июня 1989 года лайнер под командованием капитана Марата Султановича Галимова (при мне он был старшим помощником у Дондуа) попал в ледовое поле в Гренландском море у берегов Шпицбергена и получил значительные пробоины. Благодаря самоотверженной работе экипажа и спасателей, удалось избежать жертв и оставить судно на плаву. Аварийно-восстановительный ремонт на заводе Lloyd Werft в Бремерхафене обошелся более чем в тридцать миллионов марок.
В декабре 1989 году на борту "Максима Горького", стоящего на рейде Ла-Валетта (Мальта), состоялась встреча Горбачев-Буш, ознаменовавшая собой конец холодной войны.
В конце 1991 – начале 1992 годов советскую символику сменили атрибуты нового владельца: багамский флаг, порт приписки – Нассау, с трубы убрали серп и молот и перекрасили в цвета российского флага, имя "Максим Горький" отныне писалось латиницей – Maxim Gorkiy.
Изменения коснулись и экипажа, который постепенно сменили на российский, в основном из Санкт-Петербурга. Ресторанное, каютное обслуживание и машинное отделение оставались украинскими.
Расписание долгие годы оставалось типовым: с декабря по начало весны проходило кругосветное плавание, весной лайнер успевал совершить несколько круизов вокруг Европы, переходя летом в северные широты, а осенью на Средиземное море. На судне установили ВЕБ-камеру, и ежедневно в любой точке мира можно было видеть панораму, открывающуюся с борта в настоящий момент.
Новые изменения в облике судна произошли в декабре 2005 года: на трубе лайнера, перекрашенной в зеленый цвет, разместили логотип компании Phoenix, также зелеными стали бортовые линии и звезда. В ходе капитальных ремонтов 1995, 1998 и 2001 годов на судне устанавливалось новое навигационное оборудование, опреснитель.
30 ноября 2008 года "Максим Горький" закончил эксплуатацию во фрахте немецкой компании "Феникс Райзен" в Венеции.
20 августа 2008 года было объявлено о продаже корабля по завершении последнего круиза американской компании Orient Lines. Из Венеции турбоход проследовал в Пирей, планировался дорогостоящий ремонт, который должен был привести оборудование в соответствие современными нормативами. Из внешних изменений – перекраска нижней части корпуса в темно-синий цвет по стандартам фирмы. Намечалось очередное переименование, на сей раз в Marco Polo II. Компания раньше владела другим бывшим советским лайнером, Marco Polo (бывший "Александр Пушкин"). Первый рейс (Барселона-Порт-Саид) должен был начаться 15 апреля 2009 года. Ресторанное и каютное обслуживание собирались заменить на филиппинцев – теперь они были уже дешевле европейцев даже из СНГ.
Однако в связи с мировым финансовым кризисом, планы владельца изменились. 8 января 2009 года судно продали индийской фирме за 4,2 млн. евро. Некоторое время оно ожидало окончательного решения своей судьбы. По миру прошла волна – инициативная группа из Гамбурга во главе с депутатом городского законодательного собрания Хансом Лафренцем пыталась найти спонсоров, чтобы выкупить лайнер и оставить в родном городе как "памятник технической культуры", используя в качестве плавучего отеля и конгресс-холла. Счет пошел буквально на дни.
Андрей, включившись в эту кампанию, очень хотел снять документальный фильм в поддержку парохода, без существования которого он сам не появился бы на свет.
Акция кончилась ничем, проволочки сената Гамбурга, отказ одного из инвесторов – стали причиной трагического финала. Пройдя в последний раз Суэцким каналом, "Максим Горький" утром, выждав спасительной радиограммы еще немного на рейде, двадцать шестого февраля, в день моего рождения, на волнах прилива, разогнавшись, выбросился на берег в индийской бухте Аланге для последующей разделки на металлолом. С момента его постройки прошло ровно сорок лет. Уже через несколько минут бойкие индийцы в рваных майках с инструментами и газовыми горелками лезли на его борт.
…Все люди делятся на живых, мертвых и плавающих по волнам… Это Анахарсис, античный мудрец и философ VI-ого века до нашей эры – тот, который изобрел якорь и усовершенствовал парус. Грек. Самым первым иностранным портом в моей жизни – яркие светящиеся надписи, слегка похожие на кириллицу, но непонятные; огоньки машин на набережной адмирала Миаулиса; громадные рекламные табло прямо на стенах зданий, длинный грязноватый причал – был греческий Пирей, предместье Афин. А до этого ранним вечером "Горький" прошел Босфор и все, кто был свободен из экипажа, особенно новички, высыпали палубу. Высоко над головой пролив пересекал громадный подвесной мост, по которому двигался из Европы в Азию и обратно автомобильный поток, мы медленно прошли под ним, на воде вокруг суетились множество больших и маленьких пароходиков и лодок, забитых людьми, а с берега долетал усиленный динамиками высокий голос муэдзина. Сколько раз мне еще придется побывать тут…
В судовой роли – полном списке экипажа, который, кстати, в обязательном порядке сдается властям каждого порта – в этом рейсе числилось что-то около 360 человек – от капитана – "Мастера" – до матроса. Каждый входил в ту или иную службу – "машину", руководителем которой был главный механик – "дед"; "палубу", которой руководил старший помощник капитана – "чиф"; ресторан, во главе с директором; пассажирскую службу, возглавляемую старшим пассажирским помощником.
На первом же общем собрании новой смены экипажа через день после отхода из Одессы всем официально представили человека, должность которого была озвучена как "офицер безопасности", призвав к сотрудничеству при затруднениях в любых вопросах. В судовой роли, разумеется, он числился вторым пассажирским помощником. Конечно, большинство из давно работающих на судне легко могли бы назвать еще человека три его полуофициальных и человек десять совсем неофициальных помощников – попросту говоря, стукачей. Первые легко вычислялись благодаря наглости, явно не соответствующей занимаемой какой-нибудь скромной должности, вторые – напротив, вели себя тихо и не высовывались.
Конечно же, были на судне люди, так сказать, "сами в себе" и прежде всего – первый помощник капитана. Такие должности, кажется, существовали в гражданском флоте только двух государств – у нас и в Болгарии. Когда спустя годы исчез Советский Союз и в Морфлоте, как и повсюду, по капле начали ликвидировать все придуманные за это время гадости – первое, что потребовали профессиональные моряки – упразднить этот институт партийных бездельников, катающихся по миру за госсчет. Если на пассажире "Горьком" само существование освобожденного от всех других обязанностей комиссара, призванного следить за морально-политическими настроениями почти четырех сотен человек, ежеминутно вступающих в контакт с "идеологическими противниками", еще можно было как-то, если не оправдать, то понять, то аналогичное существование первого помощника на каком-нибудь сухогрузе, где весь экипаж состоял из 17–20 моряков, и каждый был круглые сутки на виду у всей команды, сводилось к функциям дорогостоящего балласта, крайне раздражающего пашущих в рейсе изо дня в день профессионалов.
Впрочем, эффективность самой этой должности и у нас на судне была невелика по определению. Очень скоро я понял, что внутри экипажа, состоящего большей частью из молодежи, идет своя внутренняя жизнь, мало известная высокому начальству. Изолированные от дома на полгода, а то и год, люди во многом считали себя свободными и от домашних обязательств. Складывались "судовые" семьи, каждый из членов которых имел официальных партнеров на берегу. Это считалось в общем естественным, и часто оставленные дома жены, бескорыстно информируемые подругами, знали, что во время рейса их муж спит с другой женщиной. Поскольку подчас и оставленные на берегу, жены не отличались строгим соблюдением монастырских заповедей, то большинство из них предпочитали такую ситуацию по приходу мужа не обсуждать. Главное, чтобы все контакты оканчивались минимум за полсуток до прихода в любой российский порт, куда, как правило, "половинка" непременно приезжала встречать. Конечно, на практике дело не всегда обстояло именно так, и часто после очередного рейса прежние семьи все же разваливались.
Главной причиной, провоцирующей распад семей, было строжайшее советское правило – стоило только зарегистрировать официально свои отношения, и люди навсегда лишались возможности работать на одном судне вместе. Просто заниматься сексом, не слишком это афишируя и не доводя до разборок, никому не возбранялось. Но стоило людям официально пожениться – их тут же разводили на разные пароходы. Кадровики полагали, что снижают, таким образом, шансы одновременного побега семьи за границей. На самом деле отсутствие возможности легально быть вместе с любимым человеком только нагромождало груз взаимных обид за измены, под тяжестью которого семьи моряков распадались куда чаще других.
Но если такова была ситуация у тех, кто успел усложнить себе существование узами брака, то у холостой молодежи, не ощущающей на себе никакого груза обязательств, оставленных на берегу, не было таких проблем. Люди просто, неофициально меняясь каютами, жили на время рейса совместной жизнью, влюблялись, ссорились, изменяли – и каждый день при этом ходили на работу – кто-то поднимался в один из трех залов ресторана, кто-то спускался на вахту в машинное отделение.
Какой, к дьяволу, первый помощник смог бы предотвратить случай, происшедший в предыдущую смену экипажа до моего попадания на "Горький". Таня Михаленя, – девчонки из службы ресторана потом показывали мне их общие с нею фотографии – невысокая красивая девушка с короткой стрижкой, работавшая на пароходе уже не один год, влюбилась без памяти в парня – официанта по фамилии Онищенко. Больше года длился их роман, все было замечательно, они строили общие планы и собирались, закончив плавать, пожениться. Но затем парня начала угнетать привязанность Тани, о которой знали все, не позволяющая проводить свободное время так, как хотелось. Тем более что при очередной замене на пароходе появилась новенькая. Он стал постепенно отдаляться, и Таня пригласила его на разговор на корму пятой рабочей палубы. Это было как раз в один из дней перехода "Горького" через океан по пути в Европу. Они говорили не очень долго, но Таня почувствовала – возврата к прошлому не будет. Он уже уходил, когда услышал сдавленный крик – оглянувшись, он увидел, что на месте, где только что сидела Таня, никого нет. Темнело и в белом буруне широкого следа, остающегося за кормой турбохода, ничего видно не было. Владимир бросился к висевшему в отсеке телефону и позвонил прямо на мостик. Пока громадный турбоход разворачивался, сыграли судовую тревогу "человек за бортом" и начали спускать шлюпку, прошло минут двадцать. Туристы на верхних палубах, не догадываясь об истинных причинах остановки, с интересом наблюдали за внезапно затеянными учениями. Без всякой надежды на успех искали еще несколько часов. Потом капитан приказал вернуться на прежний курс.
Таниных подруг тщательно допрашивали первый помощник и кгбэшник. Ее соседку по каюте переселили, каюту опечатали. Онищенко положили в госпиталь в изолятор. На всякий случай не выпускали до самого Ленинграда, там списали и навсегда закрыли визу. Я разговаривал с ним год спустя в Одессе. он работал в дорогом ресторане на берегу и не особенно жаловался на судьбу. С новенькой они поженились.
Штатному первому помощнику "Горького" – человеку по имени Игорь Иванович Зайцев тогда повезло – он был в отпуске, и положенный за такое ЧП выговор вроде бы навесили на подменного помполита. А когда еще одна девочка из экипажа, поддавшись уговорам работавшего на судне в составе стаффа – команды турфирмы-фрахтователя – итальянского фотографа, осталась в Англии в Саутгемптоне, он – человек, безусловно, умный и обладающий в пароходстве немалыми связями, видимо, сумел каким-то фантастическим образом спихнуть с себя основную ответственность.
Надо сказать, что был он вообще личностью довольно своеобразной и совсем не однозначной, как большинство встреченных мною позднее помполитов. Среднего роста, загорелый, с резкими чертами лица, он умел без особого труда расположить к себе человека, даже не догадывающегося об истинных причинах проявляемого начальством дружелюбия. Между тем главной задачей его было, походя, накопить буквально на каждого любого вида компромат, который мог бы быть впоследствии использован в нужный момент. Просто так, на всякий случай. Продвижение дальше по партийной линии было, очевидно, его заветной мечтой, а для такого пути наверх существовали свои законы – двигаться, топя других… Говорят, кстати, его жена работала в то время вторым режиссером на Одесской киностудии. Впрочем, наличие жены на берегу никак не мешало в рейсе его регулярным встречам в своей роскошной двухкомнатной каюте со многими молодыми девчонками из экипажа. Особенно ему нравилось, теша свое самолюбие, проделывать это с теми, о ком было известно, что у них уже кто-то на пароходе есть, используя своеобразное право первой ночи. Отказать ему, рискуя закрытием визы, решались не всегда, и кое-кто по позднейшим слухам потом был вынужден на берегу посещать врача для лечения.
…У меня всегда были очевидные способности к ориентированию на местности – ну должно же быть что-то хорошее в человеке. Говорили, что проходит месяц, полтора прежде чем новичок начинает более или менее сносно ориентироваться в при чудливых хитросплетениях отсеков громадного судна и может, не заблудившись, запросто попасть с бака на корму, спуститься в машину или дойти из нижней кают-компании к служебному лифту, ведущему на мостик.
Спроси меня даже сейчас как пройти по любому городу на любом континенте, где побывал хоть однажды, – разберусь без особых затруднений. Вот и тут освоился буквально за пару дней… От роскошной утопающей в мягком ковровом покрытии центральной палубы, где находилось Бюро информации с круглосуточным вахтенным администратором и дежурными представителями стаффа из дирекции круиза, спускаясь вниз, можно было попасть к каждому из трех судовых ресторанов: "Крым", "Одесса" и "Море". Палубами выше располагались многочисленные бары, салоны, магазины, пассажирская библиотека. Огромный кинотеатр "Максим" был ближе к корме.
Вся же нижняя часть судна, отделенная от пассажирских помещений вежливыми табличками "crew only", принадлежала экипажу, а судовой госпиталь, охотно посещаемый немолодыми туристками, поскольку работал бесплатно, находился как бы на полпути.
Постепенно я осознал и собственный статус. Как администратор пассажирской службы я принадлежал к командному составу на судне, что давало известные преимущества. Например, чем не привилегия – постельное белье с упомянутым уже банным халатом по объявленным дням не приходилось менять в прачечной самому – за тебя это делала назначенная девочка из каютных.
При увольнении в город меня автоматически назначали старшим группы, что, впрочем, кроме преимущества выбора маршрута, имело и свои недостатки.
Что касается питания, то для этого на "Горьком" существовали три места – столовая команды, нижняя кают-компания и верхняя кают-компания. В первой было самообслуживание, в кают-компаниях же работали официантки. Высший комсостав во главе с капитаном питался в верхней кают-компании – сам Мастер, первый и старший помощники, главный механик, комитетчик, освобожденный секретарь ВЛКСМ, штурмана и еще пять-шесть человек, включая редактора судовой многотиражной газеты "Буревестник" Новикова.
По-видимому, некий шлейф истории моего появления на судне каким-то образом коснулся ушей руководства, и меня начали настойчиво уговаривать питаться наверху, что по рангу мне вовсе не полагалось. Особенно старался похожий на Пьера Ришара из "Игрушки" Новиков, уверяя меня, что он специально согласовал этот вопрос с первым помощником и капитаном. Впрочем, это же любезно подтвердил мне и Зайцев.
Дело было не только в том, что для того чтобы идти наверх каждый раз пришлось бы надевать форму, проходить еще не один десяток метров и потом ждать маленького служебного лифта, медленно поднимающего на верхнюю палубу.
Просто я отлично осознавал, что место там мне, новичку, не по чину, а чувствовать себя минимум трижды в день стесненно мне совсем не хотелось. Даже чтобы войти или выйти в кают-компанию по принятому ритуалу, пусть и формально, следовало попросить разрешение у капитана. Словом, пришлось игнорировать приглашение, пока о нем не забыли.
В нижней же кают-компании, где за столами собирался средний комсостав – механики, администраторы, радиооператоры – было куда как демократичнее и комфортнее. Между прочим, я тогда впервые в жизни попробовал разнообразный фруктовый йогурт в стаканчиках, он стоял на подносиках при входе, и каждый в кают-компании мог брать его, сколько хотелось. В Союзе такого еще не видели.
Я написал несколько статеек в печатающуюся в судовой типографии тиражом в четыреста экземпляров газету, чем вызвал приступ восторга Новикова, верставшего ее главным образом из поступавших по радио официальных сообщений агентств и переписанных из энциклопедии справок о странах, куда предстояло нам заходить. На общем комсомольском собрании, проходившем в кинотеатре "Максим", меня избрали первым заместителем секретаря комитета ВЛКСМ турбохода. Все больше появлялось у меня на борту и приятелей.
Каждое утро на судне начиналось с того, что ровно в шесть по принудительной связи (динамик был устроен таким образом, что звук в нем нельзя было выключить) начинала звучать по нарастающей мелодия "Эль-Бимбо" Поля Мориа, и голос радиста сообщал дату, день, место нахождения судна и судовое время. "Особую радость" эта информация доставляла тем, кто только что завалился отдыхать после ночной вахты, и потому некоторые умельцы все же ухитрялись отключать у себя в каютах трансляцию, что по понятным причинам было категорически запрещено. Тихо приоткрывались двери, и молодой народ, проведя ночь вместе, начинал расползаться по своим штатным каютам, готовясь к предстоящему трудовому дню.