Снова потянулись тревожные, нескончаемо длинные дни и вечера. Елизавета Дмитриевна Тимофеева медленно поправлялась. Она теперь могла встать с постели, ходить. Когда дяди не было дома, Наташа посылала мать на улицу караулить, а сама отпирала амбар и передавала все необходимое беженкам, которые страшно боялись каждого шороха, звука шагов. Только в отсутствие Ковалева вечером или ночью они выходили подышать свежим воздухом.
- Как-нибудь переселить бы их надо в более надежное место, - несмело предлагала Дарья Сидоровна дочери, видя, как за последнее время еще больше похудела и побледнела Наташа.
- Надежнее нашего дома в городе не сыскать, - язвительно отвечала Наташа, намекая на дядю.
Дарья Сидоровна тяжело вздыхала. Как-то днем, когда матери и дяди не было дома, Наташа услышала осторожные шаги в сенях.
- Кто тут? - испуганно спросила она, открыв дверь и вглядываясь в темные сени.
- Не беспокойтесь, барышня, свой, - отозвался хриплый голос, и Наташа увидела сутулую, в долгополом пиджаке фигуру Якшина. - Дядя ваш дома?
- Нет, не дома, - резко ответила Наташа, не спуская с него глаз.
Сутулясь, Якшин вошел в кухню, держа картуз в руках.
- Мир дому сему, - пробормотал он, ощупывая глазами стены кухни, и решительно прошел в комнату.
"Что он выглядывает?" - тревожно подумала Наташа.
- Постояльцы-то ваши дома? - в упор глядя на Наташу, спросил Якшин.
- Какие постояльцы? - спросила Наташа, побледнев. - Никаких у нас нет постояльцев.
- Ты, девушка, меня не бойся, - предупредил он и многозначительно добавил: - Я человек хороший, полезный…
Что хотел этим сказать Якшин, Наташа не поняла. Она молчала. Сердце у нее учащенно билось. Якшин, так и не сказав, зачем он приходил, медленно, слегка прихрамывая, вышел из дому, пытливо оглядел бревенчатый, под железной крышей амбар с черневшим на двери тяжелым старинным замком-калачом, снова пытливо из-под нависших кучковатых бровей взглянул на Наташу, многозначительно улыбнулся и ушел.
До Якшина дошли уже слухи, что в доме Ковалева скрываются какие-то посторонние женщины. Кто эти женщины, он не знал. Но раз скрываются, значит, с ведома полицая Ковалева. Он решил проверить.
Наташа поняла: дальше держать у себя семью Тимофеева нельзя. Нельзя больше медлить ни одного дня.
Когда пришла мать, Наташа стремительно бросилась к ней, рассказала о посещении Якшина.
- Боюсь я его, - откровенно призналась Дарья Сидоровна. - Неспроста он приходил… Может быть, помочь, а вернее - со злой целью… - Она растерянно глядела на дочь. - Может быть, Прохору признаться: все ж свой человек…
Но дожидаться дяди Наташа не стала.
В тот же час на общем совете было решено, что Елизавета Дмитриевна и Марфа Андреевна, как только стемнеет, двинутся в путь. Решили они уйти в отстоявшее далеко от Лихвина село Батюшково, где у них жили дальние родственники.
- Я провожатого вам найду, - пообещала Наташа, вспомнив про Егора Астахова.
Женщины сразу стали готовиться в путь, а Наташа, накинув на плечи ватник, выбежала на улицу. Теперь она действовала решительно, не раздумывая.
Егор Астахов жил недалеко, на Колхозной улице. Наташа раньше бывала у него. Но теперь в высокий, недавно рубленный дом с голубыми наличниками под зеленой крышей она не решилась зайти, боясь встретиться с отцом Егора - Чугреем. Она прошла раз-другой по улице мимо дома, перешла на другую сторону улицы. Наконец Егор, заметив ее, выскочил калитке.
Они остановились в соседнем закоулке.
- Я доверяю тебе большую тайну, - сказала Наташа.
Егор был крайне удивлен, выслушав несвязный, сбивчивый рассказ Наташи про семью Тимофеева, про непонятное посещение Якшина, и очень обрадовался, когда узнал, что ему поручает Наташа. В тот же вечер Егор Астахов отправился вместе с женщинами в селе Батюшково.
Наташа впервые за последнее время облегченно вздохнула. Осталась у нее только одна забота: как-нибудь сообщить партизанам о новом местопребывании семьи Тимофеева. Об этом ее просила Елена Тимофеева.
На другой день дядя, рано вернувшись домой, остановился у полуоткрытой двери амбарушки, взглянул на висевший на колышке замок с ключом. Подошел ближе, заглянул внутрь и закрыл дверь на замок.
- Запирать надо, - строго предупредил он выглянувшую на двор Наташу. - Жулья теперь много кругом, обчистят - не услышишь…
А дома снова предупредил:
- Ночевать без моего ведома никого не пускайте. Слышите?
Мать с дочерью переглянулись. "Все знает!" - подумали они. Впервые за последнее время Наташа почувствовала к дяде что-то вроде благодарности. "Совесть его мучает. Сохранил еще совесть-то", - подумала она. Знал ли дядя, кто у них жил, или только догадывался, осталось невыясненным.
О посещении Якшина Дарья Сидоровна все же рассказала брату. Немного спустя Наташа усльшала за плотно притворенной дверью разговор в большой горнице:
- Сперва допрашивали его в комендатуре, посадили было. Подозрение имели. Скользкий человек… - словоохотливо рассказывал дядя, с шумом хлебая борщ. - А на днях приемником наградили, немецким…
Судя по голосу дяди, он тоже был встревожен посещением Якшина, к которому и раньше у него было неприязненное отношение.
Этот день был особенно богат событиями.
Не успел Прохор Сидоровнч еще пообедать, как громко звякнула снаружи калитка и в дом ввалились несколько полицаев во главе с рослым и грузным Чугреем.
- Хозяин дома? - спросил он. - Показывай, хозяин, кто у тебя в амбаре живет.
Ковалев спокойно снял с гвоздя ключ и подал Чугрею.
Отпирай сам… - сказал он, обиженно шевеля губами. - Кроме мышей, никто там не живет.
Вместе с Чугреем и полицаями Ковалев вышел во двор. Чугрей отпер замок, широко распахнул дверь, держа наготове револьвер.
- Выходи! - громко приказал он в темноту. Ковалев все шевелил губами, с невинным видом глядя на полицаев.
Тщательно обследовав амбар, Чугрей снова запер дверь и вернул ключ Ковалеву.
- Ошибка вышла… Ты, друг, не обижайся. Сегодня тебя проверили, а завтра меня…
В комнате тряслась Дарья Сидоровна, неподвижно сидела Наташа.
Обыскивать дом Чугрей не стал.
Не прошло и десяти минут после ухода полицейских и Ковалева, как произошло новое событие.
Тихо звякнуло стекло в окне: кто-то осторожно постучал.
Взглянув в окно, Наташа заметила на улице за палисадником смуглое цыганское лицо Славки, который пытливо, с нетерпением поглядывал на окна, не решаясь войти в дом.
Торопливо накинув на себя коричневую плисовую жакетку и закутав голову платком, она выскочила на крыльцо.
За последнее время Славка вытянулся, еще более стал похож на цыгана. Давно не стриженные волосы космами выпирали из-под рваной шапки. В карманах у него бренчали какие-то железки. Славка, оглянувшись; по сторонам и почему-то вобрав голову в плечи, не спеша приблизился к Наташе. Действовал он как настоящий разведчик из кинокартины, которую он видел до войны.
- Наташка! - сказал он шепотом. - Дело есть. Приходи на реку. Знаешь, у бугров, где прошлым летом в волейбол играли. Только не торопись, осторожно.
Наташа, побледнев, кивнула головой.
- Шурик прислал? - спросила она. Славка многозначительно щелкнул пальцами.
- Понимаешь? - спросил он.
- Ладно, - сказала она тоже шепотом, чувствуя, как сразу сильно забилось сердце.
Славка, не оглядываясь, торопливо ушел.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В то время как Славка был у Наташи, Вася и Володя, извещенные Генкой и Костей, находились в прибрежных кустах, на условленном месте, дожидаясь прихода Саши.
Никто из ребят не знал, что и на этот раз Саша пришел в город не один, а вместе с Митей Клевцовым. Задание командира достать батареи для партизанского радиоприемника они выполнили вместе.
В уцелевшем от разгрома складе типографии Саша разыскал два комплекта батарей, а Митя отнес их огородами к реке. Договорившись, когда они встретятся, Саша и Митя разошлись, каждый по своим делам. Не спеша, ленивой, словно ему нечего делать, походкой Саша снова прошел по своей улице Володарского, мимо своего дома. Поглядел на окна с выбитыми стеклами. Кто-то там уже успел похозяйничать. И похоже, не немцы, а свои. Кто-нибудь из полицаев или близких к ним людей. Как ни велик был соблазн побывать дома, Саша все же устоял. Рисковать нельзя.
Командир разрешил ему встретиться в городе со своими одноклассниками. Надо быстрее вызвать их. Пройдя почти всю улицу, Саша встретил знакомых ребят-тимуровцев. Копались они на пепелище сожженного склада, что-то разыскивая. Вызвать к себе ребят не представляло труда. Они тоже заметили его. И почти сразу же Славка побежал к Наташе, а остальные - к Васе Гвоздеву… Саша снова спустился к реке.
Со стороны никто ничего не мог заподозрить. На откосе, прикрытые с берега кустами, сидели трое пареньков и о чем-то оживленно полушепотом беседовали. Немного поодаль тимуровцы следили за петлявшей по огородам и круто спускавшейся к реке тропинкой.
Вася и Володя, перебивая друг друга, рассказали Саше о всех своих злоключениях по пути с оборонных работ.
- Думали, и живы не будем, когда нас бомбили. Вот где настоящий фронт-то был! - Последнюю фразу Вася произнес с гордостью: дескать, вот в каких переделках побывали!
- Застряли мы, - мрачно и немногословно жаловался Малышев, - просто свет не мил.
Ребята, вопросительно поглядывая на него, ждали.
Саша не знал, что ответить. Действительно, положение у Васи и Володи никудышное. Ребят могли каждую минуту выдать как комсомольцев, могли забрать на работу, увезти в Германию. По-прежнему он медлил что-либо говорить о себе. Сказать ребятам, что он партизан, значит нужно вести их с собой, иначе обидятся. Он снова попытался вывернуться.
- Где же ты теперь обретаешься? - в упор спросил его Володя.
- Пока в Песковатском… А что дальше будет, неизвестно, - попытался он весьма неуклюже схитрить.
Но Володя не выдержал. Он поднялся на ноги, давая понять, что разговор на этом не исчерпан. Повторилось то же, что было недавно с деревенскими ребятами в Песковатском.
- Врешь, Сашка!.. Чего скрываешь-то?.. Всё знаем… Говорить, что ли, запрещено?
Сам того не ожидая, Володя помог Саше. И тот обрадованно кивнул головой. Трудный вопрос был разрешен сам собой.
- Не отведешь нас к своим? Так и говори ясно.
Саша уклончиво пожал плечами. Он тоже вместе с Васей поднялся на ноги.
- Нельзя, ребята… - откровенно заговорил он. - Я рассказывал о вас командиру, но пока нельзя… Без разрешения я никак не могу привести. Даже отца… Даже отца родного… - повторил он, вспомнив про Павла Николаевича. И вдруг горячо принялся их уговаривать не искать пока партизан, а самим действовать самостоятельно: - В городе можно такие дела развернуть… Ух-х!.. - У Саши заблестели глаза. - В случае чего и я вам могу помочь… Вместе можем… Если понадобится, весь наш отряд поможет… А с командиром я снова поговорю… Вот честное слово, поговорю… - И Саша с мальчишеской горячностью даже перекрестился.
- А ты думаешь, мы не действуем?.. - прервал его Володя.
- А мы шины на площади у грузовиков на днях порезали, - не удержался Вася. Ему не терпелось рассказать, как они действовали вдвоем с Володей. - Ребята в городе есть. Надежные ребята. Вот бы нам группу сколотить, - воодушевился Вася.
Малышев же был за то, чтобы уйти в партизанский отряд. Володя понимал, что Васю удерживает тревога за мать. Если он уйдет в отряд, мать одна останется в городе.
- Ну, а склады у немцев где? - расспрашивал Саша.
Ребята ничего определенного не могли сказать. К домам, где теперь расположились фашисты, они и близко опасались подходить.
- Мы узнаем, - пообещал Володя.
- Смотри, Егорка Астахов идет, - тревожно сообщил Вася, все время следивший за тропинкой среди кустарника.
Ребята увидели рослую, нескладную фигуру Егора, который медленно шел к берегу, посматривая по сторонам.
Возвращался он обратно из Батюшкова, проводив семью Тимофеева до самого села. Вид у него был изнуренный, усталый. Заметив своих школьных друзей, Егор пошел навстречу им.
Стоявшие на тропинке встретили подошедшего Егора подчеркнутым молчанием. Почему-то никто не смотрел в его сторону, словно не замечал.
Володя, засунув руки в карманы, хмурил брови. Вася грыз какую-то травинку, сосредоточенно глядя себе под ноги. Саша, сняв шапку, приглаживал волосы.
- Здравствуйте, ребята! - глухо поздоровался Егор.
Но никто не протянул ему руки, лишь скупо поздоровались и глядели, как показалось Егору, какими-то невидящими глазами. Кому-то первому нужно было заговорить. Володя и Вася вопросительно поглядывали на Сашу, но он тоже молчал.
- Что, разговаривать не хотите? - наконец произнес Егор.
- Почему? Разговаривать можно… - первым отозвался Саша. - Сам знаешь… Отец-то у тебя кто?
Егор молчал.
- Как же ты, а? - спросил Саша и, помолчав, хотел спросить, что намерен Егор делать дальше, но на язык подвернулись другие слова: - Как же ты допустил? Неужели не замечал раньше?
- Не замечал, - пробормотал Егор. - Не думал я… Давно хотел уходить из дому.
Глядя на Егора, Саша молчал. Молчали и ребята.
Егор и раньше был недоволен своей жизнью у отца. Изредка это прорывалось у него, но тогда никто не обращал на его слова внимания. Теперь Саша чувствовал и себя в какой-то мере виноватым, вспомнив, что Егор жаловался ему.
- Значит, раньше признаков не было? - снова спросил Саша, сдвинув к переносью густые черные брови.
- Были, - глухо отозвался Егор и, тяжело подняв сухие, воспаленные глаза, решительно и в то же время заикаясь, спросил: - Вы-ы что… не-е-е… верите мне?.. Думаете, я з-заодно с отцом?
- Не верим, - решительно и сурово ответил за всех Вася, сдвинув на затылок кепку, из-под которой чернели волнистые пряди волос.
Егор еще больше побледнел, глаза у него загорелись.
- Я б-был комсомольцем и-и… останусь им по-прежнему! - звенящим голосом выкрикнул он. - М-мо-жете не верить. Я не-е-е прошу верить. Я докажу, вот у-увидите!..
И то, что Егор выкрикнул, а не сказал последние слова, и то, что голос у него дрогнул и прервался, и то, что он прямо смотрел каждому из ребят в глаза, сразу как-то приблизило Сашу к Астахову, заставило поверить ему.
- А комсомольский билет у тебя с собой? - осведомился Саша, прищурив глаза и держа руки в карманах потрепанного черного пальто.
Ребята насторожились.
Егор с готовностью сунул руку за пояс брюк.
- Покажи! - приказал Саша.
Егор долго возился, расстегивая ремень. Ребята видели, как трясущимися руками он отпорол подкладку у брюк и достал комсомольский билет.
- Вот… - Он держал маленькую серую книжечку, показывая ее ребятам.
- Дай сюда! Егор медлил.
- З-зачем?
- Я партизан… имею право у тебя взять.
- Не-е… о-тдам… - Егор, отошел на шаг назад, с явной враждебностью глядя на своих бывших друзей.
Все молчали… Саша тоже молчал, испытывая тягостное, гнетущее чувство неуверенности в своих действиях. Порывистый, сердитый ветер, налетевший с реки, сорвал с кустов уцелевшие жухлые листья и погнал их по выбитой козами луговине, собирая в кучки и вертя каруселью.
- Как, ребята?.. - нерешительно спросил Саша, поглядев на Володю и Васю. - Считать его комсомольцем или нет?
Егор весь затрясся, подскочил к Саше.
- А к-какое вы имеете право не с-считать меня комсомольцем? - запальчиво крикнул он.- M-можете не верить, п-подозревать… А я был комсомольцем и останусь… Не вы меня принимали…
- Мы, - твердо сказал Саша. - Как, ребята? Будем считать его комсомольцем? - И, прищурившись, повернувшись к Егору, разъяснил: - Мы теперь здесь Советская власть. Понял? Мы партизаны. Поэтому имеем право…
- Пускай докажет, что он комсомолец, - предложил Володя, и голос у него зазвучал мягче, просительнее: - Докажи, Егорка…
- Пускай убьет отца, - с непонятной для себя жестокостью предложил Вася. - Не отец он тебе, Егорка. Чужой человек. Предатель.
- У-убить отца? - шепотом спросил Егор, разом побледнев, руки у него дрожали.
Никто не ответил ему.
Всем стало как-то неловко. Даже непримиримо настроенный Гвоздев отвел глаза в сторону, не решаясь что-либо добавить или повторить.
Понимая, что вся теперь ответственность лежит на нем, Саша больше не колебался.
- Вот что, ребята, - голос у Саши звучал повелительно, твердо, - без приказа командования партизанского отряда убивать кого-либо из предателей не разрешено. Поняли?
Егор стоял, тяжело дыша. Полы расстегнутого пиджака у него обвисли, разбитые ботинки щерились в носках гвоздями.
- Отойди в сторону, - предложил Егору Саша. Он указал вниз на кусты. - Я позову. - Саша проследил глазами, как тот безмолвно и покорно отошел в сторону.
Когда ребята остались втроем, Саша тихо спросил:
- Как думаете, ребята?
- Раз комсомольский билет сохранил, значит, и совесть сохранил, - проговорил Малышев, твердо взглянув Саше в глаза. - За комсомольский билет фашисты вешают.
- Я тоже так думаю, - сказал Саша, вздохнув полной грудью. Насупленные брови у него разошлись, глаза сразу потеплели. - Проверим на деле, ребята. Ладно? И раньше с отцом он жил как чужой. Помните?.. Хотел бросать школу, поступать на работу.
- Значит, доверяешь ему? - спросил Вася Гвоздев.
- Проверим. - Саша тихо свистнул и, увидав, что Егор обернулся, махнул ему рукой: - Подойди… - Немного помедлил. - Верим тебе и считаем комсомольцем. Понял?
Круглое веснушчатое лицо Егора просияло.
- Вы дадите мне задание? Дадите з-задание? В-вот увидите… - нервно повторял он, пряча билет.
- Вот тебе задание… - Саша помедлил. - Узнаешь, где у немцев в городе склады расположены. И что там находится. Сумеешь?
- Сумею. - Егор крепко, до боли пожал Саше руку. В эту минуту он совершенно забыл, что собирался рассказать Саше про семью Тимофеева. Вспомнил, когда уже ушел от ребят.
После ухода Астахова все по-прежнему молчали.
- Правильно ты, Сашка, поступил, - первым отозвался Володя.
- Егору я верю.
- Я тоже верю, - не сразу отозвался Вася Гвоздев. - Ты торопишься? - спросил он, видя, что Саша переминается с ноги на ногу.
- Да, - чистосердечно признался Саша. - С Наташей я хотел повидаться… На днях встретимся… Я снова приду в Лихвин и тогда… - Саша не договорил, прощаясь с друзьями. - До скорой встречи!
Разошлись поодиночке.
Вася, уходя последним, все же счел нужным предупредить.
- Учти, у Наташки дядя тоже полицай, озлобленный человек.
- Ладно, - успокоил его Саша, весь занятый уже мыслями о предстоящей встрече с Наташей Ковалевой. Прошлый раз она что-то хотела рассказать ему. На что-то намекала. Но тогда у него не было времени, он торопился к Мите. А сейчас он может по душам поговорить с ней.