- Пусть передадут премьер-министру: Красная Армия - вот главный аргумент. - Он отвернулся и долго смотрел на темное море, по которому, точно вслепую, шарили и скрещивались широкие лучи прожекторов. - У нас есть еще семь дней. Семь дней… которые решат судьбу мира.
Черчилль находился в своих апартаментах, когда помощник передал ему карту с исправлением Рузвельта. Черчилль хмыкнул, бросил ее на стол.
Он ясно понимал всю трудность своего положения. Пару-тройку пасов он здесь, пожалуй, еще сумеет отбить - а дальше? Сотворить новый мир для старой доброй Британии за… семь дней? Нет, сэр, вы не Господь Бог! Вы премьер-министр, которому, пора готовиться к отставке! - говорил себе Черчилль.
Но унывать не стоило! Жизнь подкидывала ему и не такие испытания, из которых он всегда выходил с гордо поднятой головой.
Черчилль позвонил помощнику:
- Узнайте-ка у хозяев, дружище, где тут можно покататься на велосипеде?
5 февраля 1945 года
Тот же день. Раннее утро. Побережье острова Рюген. Тяжелая холодная волна со свинцовым отливом.
Немецкий патруль, проходя у кромки моря, обнаружил тело рыбака (того самого, которого скинул в море Уилберт).
- Странно… все рыбаки вроде вчера вернулись с лова, - сказал первый охранник. - Доложить… или нет?
- Да черт с ним, мороки будет много, рапорт придется писать. Не до этого, - отмахнулся второй. - У начальства сейчас голова болит о другом - эвакуация.
Он оттолкнул утопленника от берега, и тело быстро отнесло волной.
- Пусть другие докладывают, а мы не видели, - поддержал первый охранник.
То же утро. Крым.
Рузвельт на открытой веранде, смотрел на другое море - синее, с серебристой рябью. Работало радио: Рузвельт слушал, одной рукой вращая ручку настройки: из эфира на всех языках летели возбужденные сообщения о первом дне работы конференции. В другой руке Рузвельт держал рисунок ребенка - "атомный гриб". Президент слушал одно и думал о другом.
На веранду вошел госсекретарь Стеттиниус с папкой в руках.
Рузвельт произнес задумчиво, не оборачиваясь:
- От каких мелочей порой зависит ход истории! Как по-вашему, что это такое?
Стеттиниус заглянул в листок, прищурился.
- Похоже на… переросший трюфель?
Рузвельт печально усмехнулся. Потом обернувшись, удивленно взглянул на Стеттиниуса:
- А где это вы видели переросшие трюфели?!
- Я давно никаких не видел, - вздохнул тот.
- Что вы принесли?
- Мой завтрашний доклад о Совете Безопасности ООН. Придется повторять многое из того, что уже сказано в вашем послании от 5 декабря, - доложил Стеттиниус.
- Придется повторять, - назидательно произнес Рузвельт. - Сталин захочет изучить… под увеличительным стеклом. Встанет и польский вопрос. Только бы не растянуть его на несколько заседаний. Ох уж эти поляки - вечная европейская мигрень!.. От Даллеса нет сообщений?
- Пока нет, - прозвучал короткий ответ.
- Если что-то будет, информируйте меня лично и сразу. В любой момент, - подчеркнул Рузвельт. - Если я буду в зале заседаний, то встаньте у двери с листом бумаги так, чтобы я вас увидел. Я пойму.
Сталин в своем кабинете, наклонившись над картой, прикладывал линейку, измеряя пройденные армиями расстояния.
"Медленно, медленно продвигаемся…" - было написано на его лице.
Раздался стук в дверь.
Вошел секретарь.
- Товарищ, Сталин, вы просили лично информировать вас обо всех просьбах гостей, - начал свой доклад секретарь.
Сталин, не оборачиваясь, кивнул.
- Премьер-министр попросил тренажер. Велосипед. Чтобы педали крутить, - продолжил секретарь.
- Ну снимите колеса, и пусть… катается! - не отрываясь от карты, сказал Сталин.
5 февраля 1945 года. Москва. Кабинет Берии
(На докладе начальник ГРУ Иван Ильичев)
ИЛЬИЧЕВ (показывая чертежи). …Эти новейшие немецкие бомбы предположительно могут замедлить темпы нашего наступления.
БЕРИЯ. О каком устройстве идет речь?
ИЛЬИЧЕВ. Весом не менее одной тонны, разработанное группой Курта Дибнера. Использован недостаточно чистый уран-235. Однако пока доподлинно неизвестно, сумели ли немцы изготовить достаточное количество этого материала…
БЕРИЯ (раздраженно перебивая). А что вам известно… доподлинно?
ИЛЬИЧЕВ. По последним донесениям, готовятся испытания в районе Ордруфа. Мы также располагаем информацией о немецких планах ядерной (террористической) "минивойны" со взрывами в Лондоне и Париже…
БЕРИЯ. С поражением в радиусе 500 метров?! И что это даст? Это, по-вашему, решит ход войны?! Это, черт вас подери?! Гитлер что-то подготовил, он на что-то рассчитывает - на что ? А вы меня кормите устаревшими баснями! Еще в 42-м мне передавали высказывание Гейзенберга о том, что заряд, способный разрушить целый город, будет не больше ананаса! А вот это сказано Шпеером, сказано только что, в январе (читает): "Нам нужно продержаться еще год, и тогда мы выиграем войну. Существует взрывчатка размером всего со спичечный коробок, количества которой достаточно для уничтожения целого Нью-Йорка". (Сердито фыркает.) Еще год! Ишь чего захотел, сукин сын!
ИЛЬИЧЕВ. К ядерным снарядам с радиусом поражения в 500 метров в самих СС не относятся всерьез. Немцы, безусловно, близки к созданию бомбы, настолько близки, что Гиммлер уже видит ее у себя в кармане…
БЕРИЯ. Как бы она в ближайшее время действительно там не оказалась! Активизируйте работу! И тщательней отслеживайте гиммлеровских эмиссаров! Что-то они зачастили в Европу.
На острове Рюген велась эвакуация.
По дороге, ведущей к морю, постоянно курсировали крытые грузовики. Вывозили "изделия", маркированные ящики разных размеров…
На погрузке вместе с немецкими солдатами трудилась группа рыбаков. В этой группе таскал ящики Уилберт в рыбацком плаще.
Одновременно Уилби, в форме оберштурмфюрера СС, распоряжался погрузкой очередной партии. Несколько отставленных в сторону ящиков он приказал нести в грузовик. У него вспыхнул скандал с одним из сотрудников в штатском - тот не давал нести ящик в грузовик. Оба так кричали, что привлекли к себе общее внимание. Уилберт, работающий в группе рыбаков, поймал быстрый взгляд Уилби, говорящий: "Вот этот! Это тот, кто нам нужен - это он, "доктор N". Поторопимся: эвакуация, неразбериха… время для операции удобно".
Крым. То же утро.
Черчилль на открытой веранде усиленно крутил педали импровизированного велотренажера - разогревался перед заседанием. По дорожке к веранде подкатила на велосипеде Сара Черчилль. За ней, тоже на велосипедах, на некотором отдалении двигались охранники. Сара помахала отцу.
- Чудесное утро, не правда ли! - восторженно произнесла Сара Черчилль - И какие красивые тут места! Нужно непременно уговорить маму посетить Ялту, папа!
(Справка: Клементина Черчилль посетит Ялту в том же мае.)
Черчилль молча кивнул, стараясь не потерять дыхательный ритм. Сара поднялась на веранду, села в кресло.
- В этом дворце есть что-то подлинно британское. Мне здесь так нравится! А нельзя ли… нельзя ли купить его у господина у Сталина? - спросила Сара. - И маме бы понравилось. Пожалуйста!
Черчилль как-то неопределенно дернул головой, усиливая ритм вращения педалей.
- Ты сегодня что-то очень уж по-боевому настроен, папа! А когда мы сюда ехали, говорил, что собираешься попробовать роль миротворца, - напомнила ему дочь.
- Миротворец кормит крокодила в надежде, что тот сожрет его последним, - был ответ.
Сара усмехнулась:
- Очередной афоризм? Непременно запишу для истории.
Черчилль понимал, что на этой конференции ему часто предстоит отбиваться в одиночестве. Если Соединенные Штаты и Англия были и остаются безусловными стратегическими партнерами, то по тактическим вопросам Рузвельт был склонен к большему сотрудничеству со Сталиным, нежели того желала бы Британия в лице ее премьер-министра.
Второе заседание в Ливадийском дворце
Обстановка менее торжественная, более деловая.
Рузвельт, Сталин, Черчилль за столом переговоров. Секретари раскладывают папки с документами, карты; каждый из лидеров формально углублен в изучение чего-то своего, подчеркивая деловой характер происходящего.
Открывая заседание, Рузвельт предложил обсудить вопрос о зонах оккупации Германии. Он подчеркнул, что речь должна идти не о постоянной, а о временной оккупации. Сталин никак не отреагировал на этот акцент. Зато поставил другой - нужно ли оставлять правительство Гитлера, если оно безоговорочно капитулирует, или не оставлять Гитлера ни при каких условиях! Сталин подыграл Черчиллю, дав ему возможность сразу, открыто и однозначно заявить на весь мир: никаких переговоров с военными преступниками!
Учитывая уже ставшие известными Москве секретные переговоры англичан с бывшим заместителем фюрера Рудольфом Гессом, Сталину было важно, чтобы это прозвучало именно с английской стороны.
СТАЛИН. Вопрос о расчленении Германии уже обсуждался между премьер-министром и мной в Москве в октябре прошлого года. Но решение не было принято, и невозможно было его принять, так как в Москве не было президента.
ЧЕРЧИЛЛЬ. Имея в виду мощь Пруссии - главную причину всех зол, я думаю, что возможно создание еще одного большого германского государства, со столицей в Вене. Это обеспечило бы линию водораздела между Пруссией и остальной Германией. Население Германии было бы поровну поделено между этими двумя государствами. Далее встанет вопрос - будет ли Пруссия подвергнута внутреннему раздроблению. Вопрос требует изучения. На мой взгляд, это вопрос о расчленении больше подходит для рассмотрения уже на мирной конференции.
РУЗВЕЛЬТ. Вопрос, безусловно, требует изучения. Но сейчас нужно решить дело в принципе: расчленять Германию или нет.
СТАЛИН. Это правильно.
РУЗВЕЛЬТ. Я не вижу иного выхода, кроме расчленения. (Черчиллю.) Так вы согласны добавить в статье 12 слова о расчленении Германии или не согласны?
ЧЕРЧИЛЛЬ (с трудом сдержав крайнее недовольство). Я готов только к тому, чтобы три министра иностранных дел рассмотрели статью 12 в целях выяснения возможности включить слова "расчленение Германии" или другую формулировку в эту статью.
На этом пока и порешили. Сталин и Черчилль словно прощупывали силу и податливость друг друга. Когда Черчилль предложил перейти к вопросу о правительстве Германии, Сталин заявил, что предпочитает обсудить вопрос о репарациях.
Рузвельт тут же согласился со Сталиным и сразу перешел к этому вопросу. Обсудили восемь положений, на которых должен быть построен план материальных репараций. Доклад по этим пунктам сделал Майский.
Черчилль слушал внешне рассеянно. Его взгляд порхал, как бабочка, по стенам и потолку зала заседаний. На самом деле Черчилль еще раз продумывал и выстраивал свою речь.
Он начал говорить сразу, едва Майский закрыл лежащую перед ним папку.
Речь премьер-министра звучала весомо, несколько патетически, в противовес прежнему скучновато-деловому тону:
- Я хорошо помню конец той войны! Репарации тогда доставили одни разочарования. Англия взяла у Германии несколько старых пароходов, а на те деньги, которые Германия получила от Англии, она построила себе новый флот! Безусловно, жертвы России не сравнимы с потерями других стран. Но я уверен, что из разбитой и разрушенной Германии невозможно получить такое количество ценностей, чтобы компенсировать убытки даже одной России. Англия пострадала очень сильно. Если бы я видел возможность поддержать английскую экономику путем взимания репараций с Германии, я бы решительно пошел по этому пути. Но я сомневаюсь в успехе! Кроме того, что будет с самой Германией?! Призрак голодающей Германии с ее 80-миллионным населением встает перед моими глазами! Кто будет ее кормить? Кто будет за это платить? Не придется ли нам самим покрывать репарации из нашего же кармана? (Обращаясь к Сталину.) Если хочешь ездить на лошади, то ее нужно кормить сеном и овсом.
- Но лошадь не должна на вас бросаться, - заметил Сталин.
- Признаю неудачность своей метафоры, - согласился Черчилль. - Поставим вместо лошади автомобиль. И тогда для его использования понадобится бензин.
- Опять не вижу аналогии. Немцы не машины, а люди, снова возразил Сталин.
Черчилль кивнул и неожиданно для всех… широко улыбнулся.
Позже, вернувшись домой, в Англию, Черчилль похвастается в одной из частных бесед, как ловко он заставил Сталина это произнести - "немцы - люди".
Остров Рюген. Серия взрывов.
Уилби и Уилберт успешно провели операцию по захвату "доктора N". Они затащили немца, которого они считали этим самым "доктором N", в полуразрушенное одним из взрывов помещение, в котором угадывалась только что эвакуированная лаборатория.
- …Мы знаем, кто вы. Вас называют "доктор N". Мы должны получить от вас подтверждение или опровержение факта атомных испытаний. Наглядное и неоспоримое, - заявил доктору Уилберт. - И мы получим его от вас любой ценой. Но важен фактор времени. Важен для вас. Если мы получаем информацию немедленно, то вы, гарантированно - все остальное: жизнь, деньги, безопасность для вашей семьи.
Реакция немца оказалась совершенно непредсказуемой. Он вдруг резко расхохотался:
- Для моей семьи?! Подтверждения?! Ха-ха-ха… Вы их получите!
В это время в пригороде Вашингтона состоялась встреча Алена Даллеса с представителем военно-промышленного комплекса США.
Беседа была запротоколирована помощником Даллеса следующим образом:
ОТ ЛИЦА ДАЛЛЕСА. Пока я не могу сообщить вам ничего нового. Мы в стадии установления личного контакта. Я уже знаю имя этого человека - Карл Вольф, самое доверенное лицо рейхсфюрера.
ОТ ЛИЦА НЕИЗВЕСТНОГО. А вы абсолютно убеждены, что Гиммлер по-прежнему держит под контролем атомный проект? А если он блефует, набивает цену?
ОТ ЛИЦА ДАЛЛЕСА. Гиммлер держит под контролем не только атомщиков. Надеюсь, что очень скоро мы узнаем много интересного о других секретных разработках немцев. Но прежде всего - информация по бомбе.
ОТ ЛИЦА НЕИЗВЕСТНОГО. Вы уверены, что речь идет о бомбе, а не о ядерном снаряде с радиусом поражения в 500 метров?
ОТ ЛИЦА ДАЛЛЕСА. Я убежден, что речь идет именно о бомбе.
Уилберт и Уилби вместе с немцем вошли в его дом. Навстречу им из детской спальни вышла женщина.
- Знакомьтесь, моя жена. Эльза, - произнес доктор N. - Эльза, сними парик. Пожалуйста.
Так нужно.
Женщина сняла парик; под ним оказалась совершенно лысая голова. Ее лицо, руки, шея были покрыты сыпью.
Доктор прошел в спальню, где в кроватях лежали двое детей.
- Идите сюда! - позвал он. - Смотрите!
У детей были такие же лысые головы; кожа покрыта болячками. Рядом с кроватями стояли тазики, для рвоты.
- Еще нужны подтверждения? - поинтересовался их отец.
Уилби невозмутимо фотографировал.
- Да, нужны еще фотографии, документы, - ответил Уилберт.
6 февраля 1945 года
Третье заседание в Ливадийском дворце
В этот день в залы Ливадийского дворца было допущено трое журналистов - по одному от каждой страны. По инструкции они не имели права задавать вопросы работающим на конференции; их присутствие было скорее декоративным. Неожиданно появился четвертый-представитель Франции.
Когда из глубины дворца, в форме Королевских ВВС, с белой папкой под мышкой, появилась Сара Черчилль, все четверо бросились ей навстречу.
АНГЛИЧАНИН. Ради бога, мисс, только одно слово!
САРА. Мне очень жаль.
АМЕРИКАНЕЦ. По инструкции - никаких вопросов официальным лицам, но вы ведь здесь как частное лицо. Пожалуйста!
САРА. С этого утра я помощник официального лица.
СОВЕТСКИЙ. Мисс, по какому вопросу вы сегодня в качестве помощника?
САРА. По вопросу Совета Безопасности ООН.
ФРАНЦУЗ. Мадемуазель, могу ли я сообщить читателям моей газеты, что… вам очень идет эта форма?
Сара с улыбкой кивнула и прошла дальше.
Заседание открыл Рузвельт.
РУЗВЕЛЬТ. Ну что ж, сегодня можно было бы сразу приступить к обсуждению вопроса о международной организации безопасности. Я считаю, что нашей главной задачей является обеспечение мира, по крайней мере, на пятьдесят лет. Я считаю целесообразным заслушать по этому поводу доклад государственного секретаря …
Стеттиниус начал делать доклад. В это время Сара Черчилль снова проходила через те же залы, но уже с красной папкой под мышкой, теперь в сторону зала заседаний. Она невольно обратила внимание, что журналисты на своих местах что-то непрерывно строчат в своих блокнотах. Сара бросила удивленный взгляд, слегка подцепив им своего соотечественника. Англичанин сорвался с места и побежал за ней.
ЖУРНАЛИСТ (на ходу). Совершенно никакой информации… Знаете ли, когда нет официальной информации, а ты вынужден ее выдавать… Собачья работа!
САРА. Я вас понимаю. Лучше делать новости, чем рассказывать о них.
ЖУРНАЛИСТ. О! (Быстро записывает.) И все же, мисс, все же… хоть полсловечка!
САРА. Хорошо. Записывайте! Сегодня здесь они делают то, о чем завтра другие будут только думать.
Сара Черчилль вошла в помещение перед залом заседаний, села за стол, переставив свой стул так, чтобы хотя бы краем глаза видеть своего отца.
Как и предполагал Рузвельт, Сталин после доклада госсекретаря США Стеттиниуса попросил передать ему текст для более детального изучения. Сталин сказал, что, на его взгляд, этот доклад представляет собой комментарий к посланию президента. А в послании заложено, как ему кажется, не только право наций высказываться в ООН, но и возможность такого механизма, который позволял бы нациям добиваться решений по важным для них вопросам.
В дискуссию тут же вступил Черчилль:
- Британия не возражает. Нельзя создавать впечатление, будто три великие державы хотят властвовать над миром, не давая другим даже высказать свое мнение.
- Право высказать свое мнение дешево стоит, - произнес Сталин. - Вы, вероятно, считаете, что если Китай подымет вопрос о Гонконге, то он пожелает только высказаться. Это неверно. Китай потребует решения. Если Египет подымет вопрос о возврате Суэцкого канала, то… потребует решения этого вопроса.
Черчилль собрался что-то отвечать, но Сталин продолжал: