Вокруг Пушкина - Ирина Ободовская 15 стр.

Казалось бы, смерть самодура-деда и приход "к власти" Дмитрия Николаевича, судя по письмам сестер, хорошо к ним относившегося, должны были изменить их участь. Од­нако этого не произошло. Семье было не до них. Жесткая экономия, которую наводит молодой хозяин, чувствуется в письмах этого периода. Покупка ситцу на платья, а уж тем более сукна на амазонки - целое событие в жизни сестер, ко­торым хочется приодеться по случаю приезда младшей сест­ры, чтобы не показаться ей совсем уж старомодными. На ее приезд они возлагали большие надежды. В письмах к сестре они, несомненно, жаловались на свою судьбу, и их печаль­ное положение, вероятно, обсуждалось в доме Пушкиных.

Наталья Николаевна намеревалась навестить сестер еще в 1833 году. В марте 1833 года она писала брату: "Прощай, дорогой Митинька, крепко целую сестер, я так перед ними виновата, что уж не знаю, как у них просить прощения, ска­жи им, что я их по-прежнему очень люблю и жду не дождусь их обнять".

В письме П. В. Нащокину в феврале того же года Пушкин писал:

"Вот как располагаю я моим будущим. Летом после родов жены отправляю ее в калужскую деревню к сестрам, а сам съезжу в Нижний, да, может быть, в Астрахань". Но после тяжелых родов Наталья Николаевна долго не могла попра­виться, и поездка не состоялась. Пушкин снял для нее дачу под Петербургом на Черной речке и в конце лета уехал на Урал собирать дополнительный материал к "Истории Пуга­чева", а затем в Болдино.

Еще в 1833 году, по-видимому, существовал проект пере­езда старшей сестры, Екатерины Николаевны, в Петербург. Пушкин пишет жене 21 октября 1833 года: "Что Жуков­ский? Мне пишут, что он поздоровел и помолодел. Правда ли? Что же ты хотела женить его на Катерине Николаевне? И что Катерина Николаевна, будет к нам или нет?" В отсут­ствие Пушкина Наталья Николаевна сняла новую, значите­льно большую квартиру. Возможно, она это сделала, имея в виду приезд сестры. Однако по каким-то причинам Екатери­на Николаевна осталась зимовать на Заводе.

Но в 1834 году, наконец, свидание сестер состоялось. Су­ществовавшая до сих пор версия, что Наталья Николаевна поехала на Завод главным образом для поправления здоро­вья после преждевременных родов, в свете новонайденного письма А. Н. Гончаровой от 20 февраля 1834 года отпадает. Из этого письма мы видим, что сестры начали готовиться к ее приезду еще до ее болезни, в феврале месяце.

Пушкин писал П. В. Нащокину в марте 1834 года: "Жена во дворце. Вдруг, смотрю, - с нею делается дурно - я увожу ее, и она, приехав домой - выкидывает. Теперь она (чтоб не сглазить), слава Богу, здорова и едет на днях в калужскую де­ревню к сестрам, которые ужасно страдают от капризов моей тещи". Следовательно, одной из основных причин по­ездки Натальи Николаевны на Завод было стремление по­видаться с сестрами и обсудить со старшим братом, как устроить их судьбу.

В течение всего этого лета Наталья Николаевна в перепи­ске с мужем и с Е. И. Загряжской, по-видимому, подготавли­вала почву для переезда сестер в Петербург. Об этом свидете­льствуют ответные письма Пушкина. Приведем два из них.

"11 июня 1834 г. Петербург ...

Охота тебе думать о помещении сестер во дворец. Во-первых, вероятно откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому Петер­бургу. Ты слишком хороша, мой ангел, чтобы пускаться в просительницы. Погоди; овдовеешь, постареешь - тогда, пожалуй, будь салопницей и титулярной советницей. Мой совет тебе и сестрам быть подале от двора: в нем толку мало. Вы же не богаты. На тетку нельзя вам всем навалиться".

"14 июля 1834 г. Петербург ...

Теперь поговорим о деле. Если ты в самом деде вздума­ла сестер своих сюда привезти, то у Оливье оставаться нам невозможно: места нет. Но обеих ли ты сестер к себе бе­решь? Эй, женка! смотри... Мое мнение: семья должна быть одна под одной кровлей: муж, жена, дети покаместь малы; ро­дители, когда уже престарелы. А то хлопот не наберешься, и семейственного спокойствия не будет. Впрочем, об этом еще поговорим".

Но положение девушек было так печально, а взаимоот­ношения с матерью так тяжелы, что и Пушкин и Наталья Николаевна не смогли им отказать. Уже по другому поводу он писал жене: "Но ты во всем этом не виновата, а виноват я из добродушия, коим я преисполнен до глупости, несмотря на опыты жизни".

Судя по письму Екатерины Николаевны от 8 декабря 1834 года, вначале предполагалось, что у Пушкиных будет жить только Александра, а Екатерина - во дворце вместе с тетушкой Загряжской. Однако это намерение почему-то не было осуществлено, и Пушкиным пришлось принять в дом обеих девушек.

В начале августа Пушкин закончил все дела и, по-видимо­му, 16 или 17 августа выехал из Петербурга. Пушкин уже приезжал ранее на Полотняный Завод в 1830 году, когда сва­тался к Наталье Николаевне. Теперь он прогостил у Гонча­ровых две недели. По воспоминаниям современников, он вставал рано и уходил один гулять в парк. Особенно любил он сидеть в беседке, стоявшей на высоком берегу реки Суходрев, откуда открывался красивый вид на луга и леса. Часто гулял он с женой и свояченицами по большой липовой ал­лее; вероятно, совершали они и дальние прогулки верхом. На Полотняном Заводе, как уже говорилось, была большая библиотека, главным образом книги XVIII и начала XIX ве­ка. В течение всего своего пребывания в Заводе Пушкин ра­ботал в этой библиотеке. Сохранился "Регистр книгам у г. А. С. Пушкина", в котором значится 82 названия; возмож­но, Дмитрий Николаевич подарил их поэту.

В начале сентября Пушкин с семьей и сестры Гончаровы выехали в Москву.

В расходной книжке Д. Н. Гончарова за сентябрь 1834 года от 6-го числа значится расход ямщикам за 4 тройки и 2 лошади на поездку до Москвы. Деньги эти в сумме 200 руб­лей отнесены на счета Е. Н. и А. Н. Гончаровых и Пушки­ных. Из этого можно сделать вывод, что они выехали в Мо­скву числа 5-6 сентября.

В Москве, пока Наталья Николаевна ездила в Ярополец проститься с матерью, сестры готовились к отъезду. Пуш­кин уехал в Болдино.

В расходной книге по московскому дому за 1834 год есть две очень интересные записи:"19 сентября. От г-на Пушки­на к барышням с почты за письмо - 6 коп.";"21 сентября. От барышень к А. С. Пушкину по почте два письма - 78 коп."

Письма эти неизвестны, о них мы здесь узнаем впервые. О чем писал Пушкин сестрам? Вероятно, как человек с доброй и отзывчивой душой, он прислал им теплые пожелания счастли­вого пути, как радушный хозяин - желал хорошо устроиться в его доме. Сестры, по-видимому, были тронуты его письмом, и каждая из них немедленно написала ответное письмо.

Ни Екатерина, ни Александра не ездили с младшей сест­рой в Ярополец. Надо полагать, ни разу за все лето не при­езжала на Завод и Наталья Ивановна, во всяком случае ни в одном ее письме к сыну за этот период об этом не упомина­ется. Но Дмитрий Николаевич в середине лета, судя по од­ному из писем Натальи Ивановны, ездил к матери, очевид­но, чтобы переговорить о предстоящем переезде сестер в Петербург.

В последних числах сентября все три сестры выехали в столицу. Дмитрий Николаевич проводил их до Петербурга. В его записной книжке за сентябрь - октябрь 1834 года зна­чатся расходы: "Из Петербурга до Москвы издержано - 357 р. 82 к. От Москвы до Завода - 76 р. 62 к."

Есть записи и других расходов. Возвратившись, Дмитрий Николаевич ездил к матери в Ярополец поделиться петер­бургскими впечатлениями, рассказать, как устроились сестры. Это подтверждается письмом Натальи Ивановны. 7 ок­тября она писала сыну, вероятно, в Москву:

"В письме, которое ты мне прислал в момент отъезда из Москвы в Петербург, ты писал, что предполагаешь приехать ко мне; возможно, я увижу тебя раньше, чем это письмо дойдет до тебя".

Как мы уже упоминали, еще до отъезда на Полотняный Завод Пушкин сменил квартиру на большую - они поселились в бывшей квартире князя Вяземского, уехавшего надолго за границу, в доме Баташева на Гагаринской набережной (теперь набережная Кутузова, 32).

Старики Пушкины писали из Михайловского дочери О. С. Павлищевой 7 ноября 1834 года: "Наконец, мы получи­ли известие от Александра. Наташа опять беременна. Ее се­стры вместе с нею и снимают прекрасный дом пополам с ни­ми. Он говорит, что это устраивает его в отношении расхо­дов, но несколько стесняет, так как он не любит отступать от своих привычек хозяина дома..."

Наталья Николаевна надеялась выдать старших сестер замуж и сразу же по приезде начала "вывозить их в свет". Богатая старая фрейлина Екатерина Ивановна Загряжская, родная сестра Натальи Ивановны, также принимала самое деятельное участие в их судьбе. В семье Пушкиных Екатери­на Ивановна играла заметную роль. Она постоянно бывала у них, помогала своим племянницам материально. Пушкина она любила, об этом говорят его неоднократные упомина­ния о ней в письмах к жене. В свою очередь и он платил ей привязанностью и уважением. Но характер у Екатерины Ивановны был очень властный, и все три сестры находи­лись под ее влиянием. Искренне желая им добра, она, одна­ко, понимала его по-своему. С молодых лет находясь при дворе, она считала близость к императорской фамилии за­логом жизненных успехов своих племянниц.

Очевидно, еще до приезда сестер Е. И. Загряжская нача­ла хлопотать об устройстве Екатерины во дворец фрейли­ной к императрице, надо полагать, не без участия и помощи их родственницы Натальи Кирилловны Загряжской, поль­зовавшейся большим влиянием при дворе.

Назначение Екатерины Николаевны фрейлиной состоя­лось очень быстро. Об этом сообщает она брату в письме от 8 декабря 1834 года. На этом письме следует остановиться особо.

7

Более чем благосклонный прием, оказанный император­ской четой незнатной и бедной Гончаровой, вызывает удивление.

Хотели ли они этим доставить удовольствие старой фрейлине Загряжской или первой красавице двора Н. Н. Пушкиной, сказать трудно. Во всяком случае, салонные любезности императора выходят, как нам кажется, за рамки официального приема новой фрейлины. О том, какую роль играли многие фрейлины при дворе, хорошо известно. Не потому ли, вероятно, под влиянием родных, Екатерина Ни­колаевна не поселилась во дворце, как предполагалось?

Но более всего обращает на себя внимание в этом пись­ме разговор Николая I с Натальей Николаевной о ее муже. Пушкин избегал придворных балов, на которые он был вы­нужден являться в камер-юнкерском, столь ненавистном ему мундире. Накануне этого бала, 5 декабря 1834 года, Пуш­кин делает запись в своем дневнике:

"Завтра надобно будет явиться во дворец - у меня еще нет мундира. Ни за что не поеду представляться с моими то­варищами камер-юнкерами - молокососами 18-летними. Царь рассердится - да что мне делать?"

Екатерина Николаевна пишет, что Пушкин "сказался бо­льным, чтобы не надевать мундира". Здесь расхождение с дневниковой записью поэта, который говорит, что у него нет мундира. Видимо, мундир у него был, но ему так не хоте­лось ехать, что он решил сослаться на его отсутствие. Надо полагать, что помимо высказанных Пушкиным причин бы­ли и другие мотивы.

А. Н. Вульф (сын П.А.Осиповой, соседки Пушкина по Михйловскому) записал в своем дневнике, что он нашел Пушкина "мало изменившимся от супружества, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир... Он го­ворит, что он возвращается к оппозиции".

День именин Николая I, 6 декабря, всегда торжественно праздновался во дворце. Император, видимо, был взбешен умышленной неявкой Пушкина и не постеснялся высказать это Наталье Николаевне во время танца. Можно предположить, что Екатерина Николаевна написала брату об этом разговоре в смягченных тонах.

Через несколько дней Пушкин записывает в "Дневнике":

"Я все-таки не был 6-го во дворце - и рапортовался боль­ным. За мною царь хотел прислать фельдъегеря или Арнта".

Вероятно, это та часть разговора Николая I с Натальей Николаевной, о которой умолчала Екатерина Николаевна в письме к брату. До сих пор не было известно, откуда Пуш­кин узнал о таком намерении царя, теперь можно предполо­жить, что об этом рассказала ему жена.

Первые шаги сестер Гончаровых в Петербурге не были радостными. Великосветское общество встретило их, несо­мненно, очень сдержанно. Провинциальные девушки были там действительно "белыми медведями", как откровенно го­ворит Екатерина Николаевна в письме от 16 октября. Их принимали только ради сестры, мадам Пушкиной. И хотя Александра Николаевна и пишет брату в конце ноября 1834 года: "Мне кажется, что нас не так уж плохо принимают в свете", это не совсем верно.

Сестры возлагали большие надежды, как мы видим из их писем, на назначение Екатерины фрейлиной, но эти ожида­ния не оправдались: их положение в великосветском обще­стве не улучшилось. Приведем выдержку из "Дневника" Пушкина от 8 января 1835 г.: "В конце прошлого года своя­ченица моя ездила в моей карете поздравлять В. К. (великую кн.Елену Павловну). Ее лакей повздорил со швейцаром. Комендант Мартынов посадил его на обвахту - и Кат. Ник. принуждена была без шубы ждать 4 ча­са на подъезде. Комендантское место около полустолетия за­нято дураками; но такой скотины, каков Мартынов, мы еще не видали". Запись Пушкина свидетельствует о неуважительном отношении к молодой фрейлине даже дворцового ко­менданта. Не менее характерным является и поступок гра­фини Пален (письмо от 28 января 1835 г.), не пожелавшей идти в Эрмитаж в сопровождении какой-то Гончаровой.

Письма сестер пестрят просьбами о деньгах. Назначен­ного им Дмитрием Николаевичем содержания не хватало, а главное - он высылал деньги с большим запозданием. При­ходилось занимать направо и налево. В письме от 14 августа 1835 года Александра Николаевна пишет, что если бы Дмит­рий Николаевич регулярно выплачивал им содержание, их письма были бы гораздо интереснее, не было бы этого не­престанного "бормотанья", цель которого - деньги. В бо­лее поздние годы Александра Николаевна шутливо напишет брату: "Твой образ, в окладе из золота и ассигнаций, всегда там - у меня на сердце". Сестры получали по 4500 рублей в год. По тем временам это было не много. На эти деньги они содержали прислугу, лошадей, вносили свою долю расходов за стол и квартиру, делали себе туалеты. А туалеты стоили дорого. Богатая тетушка Загряжская много делала для своих племянниц; так, она подарила Екатерине Николаевне при­дворное платье, а оно стоило немалую сумму, около двух ты­сяч рублей.

Но вот она кончилась, эта первая зима... Прав был Пуш­кин, говоря, что Наталье Николаевне не удастся выдать сес­тер замуж. "...Ты пишешь мне, что думаешь выдать Катери­ну Николаевну за Хлюстина, а Александру Николаевну за Убри: ничему не бывать; оба влюбятся в тебя; ты мешаешь сестрам, потому надобно быть твоим мужем, чтоб ухажи­вать за другими в твоем присутствии, моя красавица", - пи­сал Пушкин Наталье Николаевне летом 1834 года.

Мнения современников о внешности сестер противоре­чивы. Некоторые насмешливые высказывания по этому по­воду нам кажутся неискренними и пристрастными. Так, в письме к брату П. А. Вревский сравнивает Екатерину с "ручкой от метлы". Но о ее свадьбе он узнает в Ставрополе от Льва Сергеевича Пушкина, и сам называет это "кавказ­ской любезностью". Несомненно, это идет от Льва Пушки­на, а мы знаем, что он был маленького роста... "Кто смотрит на посредственную живопись, если рядом Мадонна Рафаэ­ля", - пишет о Екатерине Николаевне и Наталье Никола­евне злоязычная Софи Карамзина. Но в другом письме она же вынуждена признать: "...среди гостей были Пушкин с же­ной и Гончаровыми (все три ослепительные изяществом, красотой и невообразимыми талиями)". "Они красивы, эти невестки, но ничто в сравнении с Наташей", - говорит сест­ра Пушкина О. С. Павлищева.

Екатерина и Александра были похожи на младшую сест­ру, но меркли рядом с ее необыкновенной красотой. А меж­ду тем они были недурны собой, особенно Екатерина.

"...Среди портретов, находящихся на Полотняном Заво­де, имеются два, изображающие Екатерину Николаевну, - пишет художник А. Средин, побывавший там еще в начале XX века. - На одном - бледной акварели - она представле­на молоденькой девицей; быть может, он близок ко времени первого пребывания Пушкина на Полотняном, в середине мая 1830 года, вскоре после того, как он стал женихом Ната­льи Николаевны. Круто завитые темные букли обрамляют ее розовое личико; глаза смотрят доверчиво и, пожалуй, не­много наивно, черты ее лица довольно правильны, а шея и посадка головы очень красивы. Радужный легкий шарф оку­тывает худенькие девичьи плечи".

На более поздних портретах - парижском, работы ху­дожника Сабатье, и другом, где она изображена во весь рост, с лорнетом в руке, - мы видим женщину скорее южно­го типа, с большими черными глазами, довольно привлека­тельной наружности.

Об Александре Николаевне мы находим интересные све­дения в книге Н. Раевского "Если заговорят портреты":

"Принято считать, что умная Ази Гончарова... была не­красива. Чуть заметное косоглазие Натальи Николаевны, которое нисколько ее не портило, у старшей сестры было много сильнее. Позировать, а позднее сниматься анфас она обычно избегала. Однако бродянские портреты Александры Николаевны показывают, что в молодости она была далеко не так некрасива, как обычно думают... На большом оваль­ном портрете, несомненно пушкинских времен, у Ази Гонча­ровой очень миловидное и духовно значительное лицо".

Вероятно, причиной неуспеха девушек являлась не внешность, а бедность: обе были бесприданницами. Их стремление во что бы то ни стало выйти замуж вполне есте­ственно. Приятель Пушкина, сосед по Михайловскому, А. Н. Вульф писал о своей сестре Анне Николаевне:

"Жалобы ее на жизнь, которую она ведет, справедливы: положение девушек ее лет точно неприятно; существование ее ей кажется бесполезным, - она права. К несчастью, де­вушки у нас так воспитаны, что если они не выйдут замуж, то не знают они, что из себя делать. Тягостно мыслящему су­ществу прозябать бесполезно, без цели". Эти слова можно полностью отнести и к сестрам Гончаровым.

Наступила весна 1835 года. 14 мая Наталья Николаевна родила сына Григория. Это был уже третий ребенок в се­мье. Дальнейшее ухудшение материального положения за­ставляет Пушкина летом этого года еще раз попытаться уехать на несколько лет в деревню. Однако, как мы знаем, и на этот раз ему не удалось вырваться из Петербурга.

В связи с намерением Пушкиных переехать в деревню, по-видимому, возник вопрос о возвращении сестер на За­вод. В одном из писем Александра Николаевна весьма бурно реагирует на предложение брата вернуться домой. Она прекрасно понимала, что Петербурга они уже больше не уви­дят.

Нет сомнения, что присутствие сестер Гончаровых осложняло семейную жизнь Пушкиных. Они стремились ча­ще бывать в обществе, и Наталья Николаевна вынуждена была сопровождать их. Не случайно сестры называют ее "наша покровительница", и когда она, беременная, не мо­жет выезжать, они не знают, "как со всем этим быть".

В июне Пушкины и Гончаровы переезжают на дачу на Черной речке. Сестры настойчиво просят Дмитрия Нико­лаевича прислать им четырех лошадей, одну для Пушкина. Верховые прогулки были любимым развлечением поэта в Михайловском. Очевидно, он ездил и на даче, - и один, и с женой и свояченицами.