Былой войны разрозненные строки - Ефим Гольбрайх 27 стр.


27 июля 1941 года, на военном транспорте "Ворошилов", сопровождавшем караван судов из Одессы в Крым, стал свидетелем одного из самых трагических событий Великой Отечественной войны - гибели флагмана Черноморского пассажирского флота теплохода "Ленин". Около двух часов в ночь на 28-е, там, где находился "Ленин", вспыхнул яркий огонь и раздался взрыв! Через минуту второй! Задрав вертикально нос в ночное небо, "Ленин" две-три секунды стоял на корме и вдруг провалился в морскую пучину Как будто его и не было… Из трех с половиной тысяч человек спаслось двести восемь… Причины этой трагедии до сих пор не ясны. Бомбежки не было, не зафиксировано и подводных лодок. Скорей всего перегруженный теплоход, сидевший ниже ватерлинии, задел нашу мину.

… При форсировании Днепра от близкого разрыва снаряда контузило и выбросило из лодки. Увидел вокруг черную воду. Намокшая шинель, автомат, вещмешок тянули на дно. Вдруг ясно увидел, как белоснежный теплоход "Ленин" задрал нос к небу, стал на корму. И остался стоять! Не утонул. Утонул я сам. Теплоход был последним видением. Но - спасли. Когда пришел в себя, один из спасителей спросил:

- Почему ты, когда упал в воду, стал звать на помощь Ленина? Неужели вам, партийцам, перед смертью Ленин видится?

Не сразу сообразил в чем дело. Увидев тонущий теплоход, крикнул: "Ленин!". Сам своего крика не слышал…

Наум Орлов.

Немцы подошли близко к Николаеву. Директор поручил демонтировать и эвакуировать дорогостоящие станки, недавно купленные за границей за валюту. Один эшелон успел отправить, демонтировал станки для второго, примчался какой-то генерал: "Кто дал команду?" - Директор промолчал. "Город будет обороняться! Немедленно поставить станки обратно! Даю двадцать четыре часа! Не сделаете - расстреляю!". - Стали устанавливать обратно.

Под вечер вышел во двор - никого! Того генерала и след простыл. Рабочие растаскивают склад: "Ты что! Дурной! Немцы в городе!".

Добрался до дома - какой-то мародер выносит его вещи! "Ты что делаешь?!". - "Молчи, жид! Что тебе не все равно - немцы заберут или я!".

Михаил Кимельман.

Во взводе был немолодой, исполнительный прибалт Пресс. Когда танки пошли на батарею, крикнул ему: "Подойди к панораме!". - "Сначала раздам патроны!" - в руках он держал подол гимнастерки, в котором россыпью лежали патроны. Ни визга снаряда, ни разрыва мины не слышал. В следующую секунду голова Пресса скатилась с плеч… Это было похоже на кадр из фильма ужасов. Обезглавленная фигура сержанта долго, так казалось, стояла, держа в мертвых руках подол гимнастерки. И рухнула. На самом деле прошло несколько секунд. Но их оказалось достаточно, чтобы поседеть…

Аркадий Ройтварф.

Разведчики задержали гражданского человека, заросшего густой черной бородой, в телогрейке, подпоясанной широким ремнем, за который, на спине, был заткнут топор.

- Мы не можем с ним объясниться! - Сразу признал в нем еврея и заговорил на идиш. История его такова: Когда в 1939 году немцы пришли в Польшу, ему удалось скрыться, а всю его семью расстреляли. Он ушел в лес. Выслеживал и убивал немцев. Топором. Оружие не брал. Только топором. Пять лет. Как одинокий волк мстил за своих близких. За пять лет ни разу не ночевал в доме. Только в лесу. Заходил в деревни. Его кормили, давали с собой.

"Что теперь будешь делать? Немцы далеко". - "Не знаю". - "Как зовут тебя?". - "Не надо".

Нухим Бохман.

После недельных, круглосуточных боев, когда удалось вырваться и спасти людей, встречали как героя, (и был представлен к этому званию, но получил Знамя) несли на руках. Лежал в какой-то комнатке, приходил в себя. Вошла девушка, стала его целовать, ласкать. Знал: это девушка сержанта и тот берег ее для себя. Отослал. Встретил сержанта: "Я ж не скотина!". Сержант разволновался: "Для вас я был готов на все!". - Неправдоподобно. Но - было.

Магомет. (Фамилия не сохранилась).

Увидел на обочине раненых немцев, семь человек. Политработники говорили: "К пленным надо относиться гуманно". - Погрузил в бричку, повез. Встретился командир полка: "Ты кого везешь? Они твоих родителей расстреляли! Мать-перемать! Двух автоматчиков ко мне!". - Повыкидывали из брички и расстреляли…

В другой раз шел по линии связи, из леса вышел немецкий солдат: - Плен! Плен! - Закинул карабин за плечи и пошли рядом. Еврей и немец. Нагнала машина с артиллеристами. Соскочили: "Куда ведешь?!". - И затоптали сапогами насмерть…

После Победы попал в 306-й рабочий батальон охранять немецких военнопленных. Немецкие офицеры ходили в чистых мундирах, с наградами и смотрели на наших с презрением. Охрану кормили баландой, ни крупинки не просматривалось. А у немцев крутая болтушка. Перелезал на их сторону и повар-немец - наливал по знакомству.

Побежденный - победителю…

Михаил Мишнаев.

Никакой эвакуации не было. Районное начальство сбежало. Решили идти сами… Собрали по чемоданчику и пошли в сторону Орши - там надеялись сесть на поезд. Отошли от местечка километров двадцать до села Рубеж. Там приняли первый "бой": на беженцев напали местные крестьяне, стали рвать из рук чемоданы, узлы - все…

В следующей деревне уже были немцы…

Яков Генин.

На восьмой день войны комсомольцам объявили, что они поедут на несколько дней, "пока отгонят немцев", до старой границы и тогда вернутся в Вильнюс. С собой велели взять полотенце, мыло и зубную щетку. На полторы тысячи учеников комсомольцев было одиннадцать человек. Сели в автобус. Сели и родители - как же, единственная дочь, надо проводить. То, что они увидели на вокзале, повергло их в панику: поезда брали штурмом, лезли в окна. И они сели в поезд вместе с дочкой.

У нее было полотенце. У них - ничего…

Берта Шенкер.

В Грозном зачислили в школу младших командиров. В один из дней вышел в перерыве во двор, старшина крикнул: "Садись в машину! Поедете в лес заготовлять дрова". - Подбежал, схватился за борт, одна нога на колесо, занес вторую… Вышел офицер: "Куда? Отставить! На занятия!". - Машина уехала. И не вернулась… Поехали искать. Нашли пять трупов.

Всех убили чеченцы…

Соломон Шоп.

В батальоне был молодой солдат Черепанов. Так случилось, что батальон освобождал его родное село, где у него оставались мать и девушка. Село было занято неожиданно, никто и не подозревал, что русские так близко. Дом находился на окраине. Распахнув дверь увидел мать. Но в каком виде! Мать была сравнительно молодой женщиной - едва за сорок. Она была накрашена, завита и совсем не походила на несчастную, заморенную голодом. Рядом с ней, в таком же расфранченном виде, стояла его девушка… Забежали соседи, сказали, что мать открыла публичный дом для немцев и вовлекла в эту грязь его девушку! Черепанов весь затрясся. И застрелил мать! Хотел застрелить и девушку, вошедший комбат не дал.

Этих женщин ненавидели больше, чем немцев.

Ида Черепанова (однофамилица).

Училище было в Перми (тогда Молотов), где они жили. В 1943 году, надорвавшись на непосильной работе, умерла мать… Единственный сын. Братьев и сестер не было. Отца он не помнил. Пошел к начальнику училища генерал-майору Коротаеву И тот отказал!

- Училище, мол, будет грузиться на фронт. - Это было вранье. И это знали все. Что делать? Мать. Больше никогда не увидит. И он ушел в самоволку. Всю ночь просидел у изголовья. На похороны не остался. Хоронили соседи. На проходной его уже ждали - сорвали погоны, отобрали ремень, отстегнули хлястик, руки назад. Построили училище:

"ПОД ВИДОМ похорон матери пытался дезертировать. Надо расстрелять, но мы решили отправить в штрафную роту". - Никуда не отправили. Десять суток просидел на строгом аресте - хлеб и вода.

Давид Кушнер.

Самые страшные месяцы Ленинграда - февраль и март 1942 года. Три дня в городе не было хлеба, даже блокадной пайки!.. И воды. В эти месяцы умирало по тридцать-сорок тысяч человек в день… У больницы Эрисмана поставили шест с надписью "Трупы не бросать!" Но никто не обращал на это внимания - вокруг было огромное количество трупов. Были случаи, когда дети убивали родителей из-за карточек. И наоборот… Приезжающие с фронта военные, более "упитанные", боялись ходить по городу, могли убить и съесть…

Но ежедневно из Москвы прилетал самолет с продуктами для первого секретаря Ленинградского обкома, члена Политбюро Жданова. В перестроечные годы в газетах промелькнул снимок: личный повар Жданова печет ему ромовые бабы. И это в то время, когда люди умирали от голода десятками тысяч!..

Иосиф Зекцер.

Столовые на заводе были пяти номеров. Номер один для директора и высокого начальства, дальше - по степени важности. Что там доставалось простому рабочему… Однажды видел, как человек, которого знал еще по Ленинграду, роется на помойке… Это был мастер высочайшей квалификации, элита рабочего класса. Вскоре он умер…

При этом завод содержал футбольную команду, которая питалась в директорской столовой и после обеда, когда на работу заступала вторая смена, они шли отдыхать…

Павел Перлов.

Американцы поставили Советскому Союзу по ленд-лизу количество автомобилей, равное всему довоенному автопарку Красной Армии, в том числе тысячи мощных студебеккеров. В снаряжение входило кожаное пальто коричневого цвета. Ни одно такое пальто до фронта не дошло. Они оставались в тылу у начальства. Водители студебеккеров и не подозревали о его существовании…

После разгрома Сталинградской группировки противника подвалы в городе были забиты ранеными немецкими солдатами и офицерами. Они умирали от ран, голода, холода. Армия ушла, гражданского населения почти не было. Тяжко было смотреть на их мучения. Улицы были завалены замерзшими трупами, сами пленные растаскивали их, чтобы можно было пройти-проехать. Зацепят крючком за ноздрю и волокут… С убитых было велено снимать сапоги. "Технология" была такая: ударить ломом по щиколотке, она крошится и сапог снимается…

Вот снять бы такую картину, люди никогда не стали бы воевать.

Израиль Аккерман.

Не менее одного процента, при наших потерях это устрашающая цифра, покоящихся в братских могилах - люди захороненные в состоянии клинической смерти. Отличить ее от летального исхода может только опытный врач, да и то не всегда. Врачей на передовой нет. Их и в госпиталях и медсанбатах не хватает.

… На встрече ветеранов вдруг выяснилось, что жив человек, которого собеседник лично похоронил. В начале войны хоронили там, где убит: в воронке, в окопе. Доложили командиру полка. Тот приказал перезахоронить. Оказался живой. Но пошли уже другие люди, хоронивший ранее об этом не знал. Этот случай был описан в "Известиях".

… Контужен был очень тяжело. Кровь изо рта, носа, ушей. Никаких признаков жизни. Несут к братской могиле. Один из санитаров сказал: "Вроде живой?". - "Мертвяк! Не видишь? Тащи!".

На счастье рядом оказался санинструктор. Подошел. Что скажет? В бричку? В яму? В секунду решалось жить или умереть. - В бричку! - В госпитале лежал полгода. Не видел. Не слышал. Не говорил. Писал записки. Речь восстановилась последней. Однажды в госпитале встретился раненый на костылях: "Ты Сенька? Из какого полка?".

Это был тот санитар.

Семен Шастун.

В братских могилах захоронено 6,5 млн. человек - из них только 2,3 млн., одна треть, известна по фамилиям…

…Шарахнуло по ноге, как колом огрело. Подполз товарищ, перевязал: - Ну, ползи, пока не добили. - Дополз до дороги, санитары кинули в бричку. Подошла полуторка, привезли в бывший лагерь военнопленных: нары, солома. Погрузили в телячьи вагоны. Все тяжелые, лежачие. На все вагоны один ходячий - с рукой на отлете. Дали по куску хлеба с салом и воды. Налетел самолет. Первая бомба попала в паровоз. Он зашипел и остановился. Еще одна разорвалась рядом с вагоном, но попала в кювет. Левую сторону вагона снесло, но никого из раненых не задело. Самолет развернулся, но увидев расползавшихся из вагонов раненых улетел. Ему и в голову не пришло, что раненых везут в товарняке. Всю ночь стояли. Никто не подходил. Слышался только плач женщин.

Утром потащили обратно, перегрузили в другой эшелон. Наконец приехали в Тамбов. За две недели пути никто из медработников не подошел. Белые черви стали расползаться из раны по телу. Брал руками и выкидывал…

Петр Ланин.

Взвод переправился на Керченский плацдарм одним из первых. И только поднял людей в атаку - разорвалась мина. Удар был такой, что отдалось в затылке. Подбежал санитар, наложил на ногу жгут. Ночью, на носилках, поднесли к отходящему пароходу. У трапа стоял военврач и в темноте сортировал раненых: "Куда ранен? Тяжело? Легко? Тяжелых в трюм, легких - на палубу!". - "Почему в трюм?". - "Ты тяжелый. Все равно не выплывешь…"

Александр Дерюгин.

Привезли в передвижной госпиталь. Разрезали сапог. Хирург сказал: "С ногой придется расстаться". - И сразу наркоз. Двоих раненых, оба без ноги, повезли на аэродром, одели в ватные конверты и подвесили носилки под самолет. Кукурузник сел в поле, подъехала санитарная машина, санитар раскрыл конверты: "Ты что?". - "А у меня уже два конверта пропали. В чем повезу следующих?". - Зима, холод, они полуголые и в машине ни матраца, ни одеяла. В госпиталь привезли синими… Выбежали сестры, окружили, плачут: "Пока солдат нужен… А теперь пусть пропадает!". - Занесли в баню, стали растирать. До Украины везли в хорошо оборудованных румынских вагонах, тепло, сытно. Там колея другая, перенесли в холодный вагон. Сестра одна, и кушать почти нечего… "У тебя какой ботинок?". - "Правый". - "А у меня левый".

Спаровались, высунули в окно - котелок горячей картошки и бутылка самогона. Ожили.

Моисей Шлеймович.

В Ташкентских госпиталях, где проходили практику, поразило большое количество раненых в левую руку… Высунет из окопа, а снайпер уже ждет.

Арон Эпштейн.

Новый 1942-й год застал в госпитале. Как отметить? Елки нет. В палате лежало четыре человека: капитан с острова Ханко, мичман с Северного флота и летчик Сорокин, повторивший подвиг Алексея Маресьева. Его сбили над территорией противника, раненый он перешел, переполз, линию фронта, отморозил ноги и ему ампутировали обе ступни. Выздоровев, он вернулся в свой полк, сбил несколько самолетов, получил Героя и часы от английской королевы с надписью "лучшему летчику Северного Флота". Сорокин сказал: "Возьми мои костыли, составь и пусть каждый повесит самое дорогое". - И повесил часы английской королевы. Капитан и мичман повесили фотографии жен и детей. У меня ничего не было. Повесил синего бумажного зайца, которого подарила девочка-пионерка на концерте для раненых.

Через сорок лет, на встрече с преподавателями и студентами Одесского медучилища, рассказал об этом и показал зайца. Из зала раздался взволнованный женский голос: "Это мой заяц!" - одна из преподавателей училища и была той девочкой.

Александр Копанев.

В скитаниях по оккупированной территории, набрела на партизанский отряд. Несмотря на то, что не было оружия, приняли.

Уже не была девочкой - исполнилось тринадцать. И хотя все еще была уверена, что дети рождаются от поцелуев, еврейская девушка в тринадцать лет привлекательна даже в рубище.

Прохода не давали. Партизанский отряд - не подразделение Красной Армии, где есть какая-то дисциплина, субординация, можно к кому-то обратиться, пожаловаться. Пошла к командиру отряда. Тот сказал: "Я тебя защитить не могу. Уходи". - Ушла.

Когда Красная Армия освободила городок, пошла посмотреть - может кто живой остался. Объял ужас. По улицам свободно ходили полицаи! Которые на ее глазах убили родителей, расстреляли сестер, размозжили голову младшей сестричке. Подумала - немцы вернулись.

Немцы не вернулись. Когда война повернула на Победу многие полицаи пришли в партизанские отряды "смыть вину кровью". И их приняли. Рассказала все уполномоченному НКВД. Ни в один дом не пускали, смотрели косо. Ночью пришли, сказали: "Не убили тогда - убьем сейчас. Уходи".

Люся Блехман (Цымринг).

…В школе сидели за одной партой. Оба призывались в тридцать девятом году. Сына "врага народа" отставили, а его взяли. Был танкистом. Из Львова прислал фотографию с зубчатыми краями. Больше писем не было. И надежды тоже. Еврей. Бандеровцы стали действовать в первые часы войны.

После Победы поехал в свой родной город. Витебск был разрушен. Ни спросить, ни сказать. На Марковщине сохранилось несколько бараков. Никого. Все на работе. Возле одного сидит одинокая сгорбленная старушка. Стал подходить. Молодой, здоровый, красивый. Живой. Старушка стала подыматься навстречу и вдруг, воздев руки к небу, закричала: "А Гришеньки-то нету!".

Это была его мать…

Полицай-украинец служит немцам, а у себя дома три с половиной года спасает еврейскую семью. Приходят наши. Полицая на десять лет в Сибирь. За то, что служил немцам или за то, что спасал евреев?..

Украинский мальчишка, начитавшись книг о разведчиках, выслеживает своего одноклассника-еврея и предает его немцам. Немцы расстреливают не только еврейскую семью, но и украинскую, которая укрывала. А как "награду" доносчику заодно расстреливают и его!

В селе Уданово немцы ведут евреев на расстрел. Навстречу идет христианский священник Сылин. Впереди обреченных с гордо поднятой головой идет раввин. Священник не сворачивает в сторону, подходит к раввину, обнимает его:

"Прощай брат!". - "Прощай брат! - отвечает раввин, - встретимся на Страшном суде!".

Немецкий комендант кричит священнику: "Не мешайте нам нести службу!". - Священник по-немецки отвечает: "Вы служите Молоху, а я Богу!".

Этот священник спас еврейскую семью из пяти человек.

Илие Мазоре.

Заместителю председателя колхоза Марку Моисеевичу Эпельбауму поручили эвакуировать в глубь страны молочное стадо племенных коров. Посадил жену и дочь в бричку и своим ходом гнал скот до Саратова. Перегнал благополучно, без потерь. Здесь скот разобрало начальство, а его избрали председателем одного из колхозов. Одним из первых в стране ввел денежную оплату труда колхозников. Они и работали в полную силу.

Колхоз процветал. Собрали деньги на танк. Приехал сын одной из колхозниц, танкист. Ему и вручили боевую машину. После освобождения Киева стал собирать стадо, чтобы вернуть хозяевам в прежний колхоз. Не тут-то было! Не отдают! Понравилось.

Стал шуметь, требовать. Начальство окрысилось. Стали его снимать с работы. Трижды! И трижды колхозники не давали снять - любили и уважали. На четвертый раз все начальство съехалось - сняли. И тут же судить. Разбазаривание средств в больших размерах. Как же, платил деньги за труд! Осудили и отправили в стройбат. С трудом освободился.

Так нет же! Уже после войны приехали в его колхоз, описали дом, мебель…

Поразительно, но слово "Победа" на войне не существовало. И это несмотря на то, что вера в Победу в армии и народе никогда не ослабевала, даже в самые тяжелые дни. Только поэт мог сказать: "когда мы победим…" Для солдат же это было табу. Солдаты, от рядового до генерала, всегда говорили: "когда уже кончится эта проклятая война…"

Назад Дальше