Содержание:
Часть первая - ПОДГОТОВКА 1
Август 1941 - июнь 1942: - призыв в армию и учеба 1
Часть вторая ОТ НОВОБРАНЦА ДО "СТАРИКА" 5
Июль - сентябрь 1942 г.: - первые бои 5
Октябрь 1942 - январь 1943 г.: - Подготовительные курсы и присвоение офицерского звания 9
Весна / лето 1943 г.: - взводный командир в Силезии, окопная война под Ельней 12
Лето / осень 1943 г.: - штаб строительства укреплений и позиционная война 16
Осень / зима 1943 г.: - командир роты, русское наступление, ранение 19
Часть третья - ПЕРЕЛОМ 24
Январь - июль 1944 г.: - офицерские курсы, операция "Багратион"- русское летнее наступление 24
Лето 1944 г.: - ожесточенные оборонительные бои и отступление в Прибалтику 30
Осень / зима 1944 г.: - Наревский плацдарм, курс переподготовки и отпуск за отвагу 38
Январь 1945 г.: - русское наступление на Висле 42
Февраль - март 1945 г.: - последние дни 46
Часть четвертая ПЛЕН И СВОБОДА 51
Апрель 1945 - апрель 1946 г.: - плен и выздоровление 51
Апрель 1946 - июль 1947 г.: - пленник русских 58
Июль - сентябрь 1947 г.: - свобода в 23 года 62
Армии Шейдербауер
Жизнь и смерть на Восточном фронте
Взгляд со стороны противника
Часть первая
ПОДГОТОВКА
Август 1941 - июнь 1942:
призыв в армию и учеба
Мне надо было прибыть в егерские казармы города Сен-Авольд области Вестмарк к 15.00 1 августа 1941 г. Если бы не это слово "Вестмарк", то я бы не имел ни малейшего понятия о том, куда мне следовало отправляться. Вестмарк было наименованием, присвоенным территории, которая была присоединена к Рейху после капитуляции Франции. Включала ли она в себя только бывшие германские земли Эльзаса и Лотарингии, или еще что-то, не знал никто. Во всяком случае, мне пришлось прибегнуть к помощи крупномасштабной карты, чтобы отыскать Сен-Авольд, который, как я наконец обнаружил, находился между Саарбрюкеном и Мецем (Лотарингия). 1 августа не было обычной датой призыва - как правило, датами призыва были 1 апреля и 1 октября. Оказалось, что на самом деле, в соответствии с Полученными призывными повестками, 1 августа к месту назначения прибыло всего лишь несколько молодых парней. Поскольку в это время моя мать находилась в Лизертале вместе с Руди и Лизль, я поехал к ним. На 31 июля у них была запланирована поездка в церковный приход Эйзентраттен к семье пастора Шимика, школьного друга моего отца.
Оттуда я и отправился в путь на рейсовом автобусе, который довез меня до города Шпитталь на реке Драва. Дальше я поехал на скором поезде через Зальцбург. Ночью мы пересекли южную Германию и прибыли в Саарбрюкен, где я вышел, чтобы пересесть на обычный пассажирский поезд, который шел на Мец. На платформе я встретил одного парня, который, как и я, оглядывался по сторонам. Он тащил с собой два больших чемодана. Я поговорил с ним. Выяснилось, что мы оба направлялись в одно и то же место. Это был Людвиг Поповски, сын водителя трамвая из Вены. В нем я нашел своего первого товарища. В течение двух лет мы находились в относительной близости друг от друга.
Никто из нас не знал и не мог объяснить, почему мы оказались именно в этом районе. Не знали мы ничего ни о том подразделении, к которому были приписаны, а именно 2-й роте 7-го резервного батальона, ни о той части страны, из которой поступало пополнение. Поповски, как и я, решил довериться случаю, относительно того, в какую пехотную часть он попадет. Загадка разрешилась вскоре после нашего прибытия на место. Прежде всего, нам пришлось тащить свой тяжелый багаж от станции Сен-Авольд два километра через горку, за которой находился этот маленький городок. Егерские казармы располагались на его окраине.
Мы прибыли на место примерно в 14.30. Хотя мы еще не были солдатами, нам все же пришлось испытать на себе истину поговорки, которая гласит, что "половину своей жизни солдат должен ждать попусту". В этом, конечно, есть смысл. Как бы то ни было, но в 15.00, в известной степени официальным образом, в моей биографии открылась новая и очень важная глава. Выяснилось, что мы были приняты на обучение в качестве кандидатов на офицерское звание. Большинство ребят было из Нижней Силезии. Один приехал из Рура, двое из Богемии, и мы с Поповски из Вены.
Располагавшийся в Сен-Авольде батальон являлся резервным подразделением 7-го пехотного полка, который в мирное время дислоцировался в силезском городе Швейдниц (в наст, время польский город Свидница. - Прим. ред.). Мы узнали, что весь Силезский резервный корпус был переброшен в "Вестмарк". Во Французской кампании 7-й пехотный полк находился под командованием полковника из Вены. В то время полк получил пополнение из Вены численностью около батальона. Случилось так, что вплоть до самого конца войны почти в каждой роте я встречал, по крайней мере, одного венца или австрийца.
Со своей стороны, я часто сожалел о том, что не предпринял ни одной попытки попасть в часть, укомплектованную моими земляками. До того как стать солдатом, я мечтал о том, как было бы здорово пройти парадным маршем по венской Рингштрассе вместе с возвращающимися домой войсками. Но позднее мои сожаления свелись к тому, что у меня не было живущих рядом со мной близких боевых товарищей. Это стало для меня очевидным, когда после войны мне пришлось заседать в окружном суде города Линца вместе со своими коллегами Заунером и Хеметсбергером. Они воевали в составе 45-й австрийской дивизии. Заунер был среди солдат Линцского пехотного полка - "сыновей земли и города", которые ушли на фронт из казарм городского замка. Хеметсбергер был артиллерийским офицером штаба дивизии.
Сразу после "обустройства", общего понятия, в которое я включаю отведение мне койки в помещении казармы и получение предметов обмундирования и снаряжения, началась суровая служба, связанная с первоначальной подготовкой. Она продолжалась шесть недель. Оказалось, что это была своего рода проверка. Из семнадцати человек, прибывших 1 августа, шестеро было отчислено, потому что они не отвечали необходимым требованиям. Так как они еще не достигли официального призывного возраста, то их отправили домой. Можно было себе представить, с какими насмешками их должны были встречать в школе остававшиеся там одноклассники после таких, доставивших массу хлопот "каникул".
Итак, одиннадцать из нас осталось. Служба, не считая обычной работы в казарме, продолжалась под присмотром лейтенанта, фельдфебеля и ефрейтора, который в то же время являлся старшим по кубрику. В число наших "одиннадцати" входили Ганс Альтерман из Готтесберга, Вальтер Борман из Бреслау, Вальтер Хеншель из Райхенбаха, Ганс Бернт и Готфрид Бергман из Лигница, Йохен Фидпер из Глогау, Дизель и Гельмут Юберла из Траутенау, Польман из Вупперталя, Поповски и я.
Так как у Поповски был при себе фотоаппарат, то у меня сохранилось несколько снимков. На первом из них запечатлена наша группа на плацу. На нас полевые кители с расстегнутой верхней пуговицей, ремни застегнуты, армейские сапоги и полевые кепи. Я стою совсем не по-военному, с руками в карманах брюк.
После прохождения первоначальной подготовки нас перевели в Морхинген, на полпути между Мецем и Сааргемюндом. Это место в основном состояло из казарм, построенных после 1871 г., когда Эльзас и Лотарингия отошли к Германии. Здесь размещался штаб 28-го резервного полка, в который входили 350-й и 461-й резервные батальоны. Начиная с этого времени наша группа являлась частью 2-й роты 350-й резервного пехотного батальона. О Сен-Авольде воспоминаний у меня почти не сохранилось, потому что в период прохождения первоначальной подготовки покидать казармы не разрешалось. Могу припомнить только единственный выход в город, который мы использовали для поиска фотоателье. Морхинген я помню как место, где проходило все наше обучение, как на плацу, так и на стрельбище. Конечно, в Сен-Авольде мы тоже занимались строевой подготовкой и впервые ознакомились со своим оружием. Но все это мало что значило, по сравнению с тем разнообразием и интенсивностью подготовки, которую мы проходили позднее.
"Наставление по обучению личного состава пехотной роты" (HDV130/2a) представляло собой "библию", согласно которой протекала тогда наша солдатская жизнь. Из раздела, посвященного одиночной строевой подготовке, приведу следующий отрывок, относящийся к "основному положению":
Хорошая выправка солдата является показателем его подготовки и общего физического воспитания. Она должна совершенствоваться всякий раз, когда повседневная служба предоставляет для этого возможность.
Стойка "Смирно" без оружия. В основном положении солдат стоит неподвижно. Каблуки плотно сдвинуты. Носки раздвинуты как можно шире с тем, чтобы они располагались почти под прямым углом относительно друг друга. Тело опирается одновременно на пятки и подушечки пальцев обеих ног. Колени слегка выпрямлены. Верхняя часть тела держится прямо, грудь слегка выдвинута вперед. Плечи находятся на одном уровне. Они не приподняты. Руки мягко вытянуты вниз, локти умеренно подвернуты вперед. Рука касается бедра кончиками пальцев и запястьем. Пальцы держатся вместе. Средний палец лежит на брючном шве, большой палец располагается вдоль указательного на внутренней стороне руки. Голова держится прямо, подбородок слегка поджат к шее. Гпаза смотрят прямо вперед. Мышцы расслаблены и напряжены одновременно. Судорожное перенапряжение мышц является причиной плохой и натянутой выправки.
Услышав предупредительную часть команды, оклик начальника или команду "Внимание!", солдат, безусловно, должен остановиться и стоять неподвижно даже при отсутствии команды "Смирно!".
"Вольно!". Левая нога выдвигается вперед. Солдат может шевелиться, но не может говорить без разрешения.
Сначала мы изучали старую винтовку образца 1898 г. Затем последовало обучение обращению с ручным пулеметом, пистолетом "Люгер", пистолетом-пулеметом, ручной гранатой и противотанковым ружьем. После этого нас обучали несению боевой и полевой службы, а также ближнему бою. Не менее важной была подготовка и в составе отделения, которое состояло из командира и девяти солдат.
Командир отделения является лидером и первым в своем отделении вступает в бой. Он отвечает за:
- выполнение своей боевой задачи;
- управление огнем ручного пулемета и, насколько позволяет боевая обстановка, управление своими стрелками;
- укомплектованность своего отделения оружием, боеприпасами и снаряжением и поддержание их в бое- готовом состоянии.
Подготовка в составе отделения включала в себя ведение боя, поведение под огнем противника, продвижение вперед, захват и удержание позиции, отход, а также несение разведывательной и дозорной службы.
Наставление HDV130/2a, конечно же, охватывало и порядок обучения действиям пехотинцев в составе взвода и роты. Все это содержалось в 670 пунктах. Однако подготовка офицера пехоты требовала не только знаний, необходимых для командования отделением, взводом или ротой, но и изучения так называемого тяжелого пехотного оружия, т. е. станкового пулемета, миномета, легких и средних полевых орудий, противотанковой пушки. Она включала в себя обучение верховой езде и вождению. Нас учили управлять как моторными, так и гужевыми транспортными средствами.
По большей части служба проходила на полигонах. Большое внимание уделялось маршевой подготовке. Начинали мы просто с движения по кругу в составе различных подразделений, а потом перешли к маршам на различные, постепенно увеличивавшиеся расстояния. Марши чередовались с основательной огневой подготовкой. Я оказался хорошим стрелком. Вскоре выяснилось, что острота зрения в моем правом глазу была ниже, чем в левом. Первоначальная проверка зрения была у нас поверхностной. Тем не менее, после того как я попробовал стрелять с левого плеча, мне удалось добиться отличных результатов. В упражнениях в стрельбе без упора на 100 метров стоя и на 200 метров лежа я смог выбить 30 и 35 очков соответственно, став таким образом лучшим (с небольшим опережением) стрелком в нашей группе.
Огневая подготовка и марши, которые регулярно проводились по субботам, выделялись из проходившей на плацу строевой подготовки. Огневая подготовка давала телу отдых. Марши сопровождались сильной нагрузкой. Если в первом марше, который продолжался час, мы прошли 5 километров, то через несколько недель, с постепенным увеличением на 10 километров, мы проходили по 55 км. Это приводило нас на грань полного изнеможения. Как полагается настоящим пехотинцам, на маршах мы носили портянки вместо носок, а перед маршем смазывали ноги оленьим салом, так что, если сапоги были впору, то мозолей и волдырей не было. Волдыри под кожей появились у меня только один раз. Это было очень болезненно, но по крайней мере дало мне возможность сидеть на конной повозке, которая следовала за нами.
Повседневная жизнь в казарме начиналась с утренней поверки, за которой вскоре следовала команда дежурного фельдфебеля "тем, кто наряжен подавать кофе, выйти из строя". До того как начиналась работа, через полтора часа после подъема, надо было умыться, безупречно заправить койки и прибраться в шкафчиках. Работа в казармах заключалась в чистке оружия и уборке помещений. Один час в неделю отводился на чистку и ремонт форменной одежды и обуви, не считая ежедневной чистки сапог. Брюки своей выходной формы мы разглаживали, укладывая их между простынею и соломенным матрацем.
Помимо полевой и повседневной формы, каждый из нас имел комплект выходной формы одежды. Ее называли Сарасани по наименованию известного в Германии цирка, так как выглядела она далеко не нарядно, а напоминала скорее цирковую одежду. В то время как полевая форма была изготовлена из грубой однородной ткани зеленовато-серо-коричневого цвета, выходная форма была пошита из двух видов сукна. Китель был бледно-зеленый, а брюки больше отдавали синевой. Воротник темно-зеленый, петлицы и нарукавные нашивки отделаны серебристой тесьмой.
К этому добавлялась фуражка и, что было лучше всего, кант белого цвета, который был цветом пехоты как рода войск. Не считая его изящного и чистого вида, этот цвет всегда казался мне выражением простоты и непритязательности, которыми славилась пехота. Другими цветами были красный для артиллерии, зеленый для горных стрелков, черный для саперов, голубой для медиков, синий для танкистов, лимонно-желтый для связистов, темно-желтый для кавалерии, и позднее для разведывательных подразделений, и затем фиолетовый для капелланов. Но ни один из них не мог сравниться с нашим чистым белым.
Полевая учеба проходила в основном на большом гарнизонном полигоне. Но потом мы перешли к использованию, особенно для маршей, приятной холмистой местности в окрестностях Морхингена. Однажды мы остановились на отдых возле большого сливового сада, который был расположен вдали от всех деревень. Это навело нашего лейтенанта на мысль дать нам "укрыться" в этом саду и наесться слив. Через какое-то время, еще до уборки винограда, наш марш проходил мимо виноградника. И в этом случае лейтенант разрешил нам "укрыться" между гряд. Как на старых картинах, изображающих молочные реки с кисельными берегами, мы лежали на земле и срывали почти уже созревшие виноградные гроздья.
Самые приятные занятия, потому что они совершенно отличались от всех остальных, проходили у нас по средам. В эти дни с 14.00 до 16.00 мы занимались верховой ездой, а с 16.00 до 18.00 вождением. Для верховой езды за каждым из нас была закреплена своя лошадь. Мою звали Апельсин. Чтобы завоевать доверие лошади и поощрять ее, все должны были обязательно иметь при себе кусочек хлеба из своего пайка. Мы учились не подходить к животному сзади и тому, как взнуздывать и седлать его. Нам надо было также убирать навоз из конюшни и чистить лошадей щеткой.
В ходе этой подготовки мы учились езде различными видами аллюра - шагом, рысью и галопом, а также Овладевали навыками управления лошадью. Наконец, в манеже мы преодолевали небольшие препятствия и выполняли упражнения в седле. Езда на открытом воздухе была скорее более радостной, чем напряженной, особенно когда после первых часов езды уже не так горела задняя часть. Однажды я, должно быть, чем-то досадил Своему Апельсину. Он сорвался в бешеный галоп, и я не Смог удержать его. Примерно через километр он успокоился, но, судя по всему, он все же захотел наказать меня и резко остановился на полном скаку. Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не вылететь из седла, что-явно входило в его намерения.