…Это случилось в октябре 1927 года. Эйби Рильз, по прозвищу Кид Твист пришел к своему боссу Мейеру Шапиро и потребовал долю в игорном бизнесе. Взбешенный босс приказал телохранителям спустить Кривого с лестницы. Банда братьев Шапиро крепко держала в руках Браунсвилл, пригородный район Бруклина. Казалось, у Рильза был только один выход - как можно скорее уехать из Нью-Йорка. Вместо этого он сплотил вокруг себя небольшую шайку готовых на все парней и объявил войну братьям Шапиро. При первой же попытке убрать Мейера Шапиро Рильз был ранен, а двое его сообщников убиты. Однако конкуренты рано праздновали победу. Кривой Эйби заключил союз с бандой сицилийских беспредельщиков из пригорода Оушен-Хилл, которой руководили два Фрэнка - Хэппи Мойон и Дашер Аббандандо. Совместными усилиями Рильз и Мойон одержали победу в войне. Сразу же между молодыми чрезмерно жадными главарями возник конфликт. От взаимного истребления их удержал Лепке, здраво рассудивший, что бьющую через край энергию обоих боссов лучше направить в иное русло. На сходке он сказал им: "Ребята, у меня есть для вас хорошая работенка" - и заставил помириться, пригрозив, что в противном случае пристрелит того и другого. Так, через некоторое время, было создано "Бруклинское объединение", или "Корпорация убийств".
Функцией этой организации были исключительно заказные убийства. Она специально создавалась как инструмент влияния на тех, кто не желал подчиняться Высшему Совету. В любой необходимый момент каждый гангстер любого уровня мог быть уничтожен специалистами "Корпорации". Будь то Аль Капоне или какой-нибудь Джо Смит. Согласившись на создание Высшего Совета, боссы уже не могли отказаться от создания карательного органа при Высшем Совете - и, к тайной радости Чарли Луканиа, сами надели петлю себе на шею. Поскольку "Корпорацию убийств" создал Лепке, он вполне закономерно вошел в состав Высшего Совета - как ответственный за исполнение приговоров. Теперь Чарли через своего друга Бачелтера мог направлять и контролировать все заказные убийства на территории Соединенных Штатов. Хотя хитрый сицилиец очень ловко представил Высший Совет в качестве коллегиального органа, на деле это означало утверждение его личной власти над синдикатом, так как всю верхушку составляли его близкие друзья - Лански, Торрио, Костелло, Бачелтер, Сигел и Анастасиа. В этом смысле весьма спорным представляется тезис о том, что Лаки Лючано упразднил должность капо ди тутти капи и уравнял мафию с прочими преступными организациями. Кем же он был, как не самым настоящим боссом всех боссов? Без его ведома никто ничего не решал, даже когда он отбывал срок в Даннеморе. Что касается равноправия, то не секрет, что примерно до 1960 года мафия монопольно контролировала сбыт наркотиков, на пушечный выстрел не подпуская к этому бизнесу евреев и черных. Игорные империи Лас-Вегас, Гавана и Рино также прибрала к рукам мафия, грубо потеснив еврейских гангстеров. Огромные деньги стекались в карман одного-единственного человека - Лаки Лючано.
На конгрессе в Атлантик-Сити не присутствовал ни один из двадцати четырех главарей сицилийской мафии, не только потому, что Чарли Луканиа - всего лишь капо в семье Массерия. "Усатые папаши", как называли молодые гангстеры традиционных мафиозо, немедленно бы внесли сумятицу в переговорный процесс, прежде всего - по причине присутствия евреев. Их просто обошли, и никто не сожалел об этом. Подавляющее большинство боссов имели проблемы с мафией, чем Чарли Луканиа не преминул воспользоваться. Он предложил (когда наступит подходящий момент) убрать всех "усатых папаш" по всей стране, а на их место поставить молодых капо с более прогрессивными взглядами. Таким образом планировалось раз и навсегда обезопасить синдикат от мафии. После некоторых колебаний боссы поддержали идею Чарли. С этого дня они были крепко повязаны с ним. Их жизнь, их смерть держал в руках именно Чарли, от которого теперь зависело все. Он вернулся из Атлантик-Сити королем новых банд. В честь этого события Чарли устроил шикарный банкет в ресторане "Сарди’с" на 44-й Западной улице и подарил Гай бриллиантовое колье стоимостью пятьдесят тысяч долларов. Однако праздничное настроение ему испортил Джо Массерия.
Авторитет Чарли Луканиа рос день ото дня, и это не давало покоя Джо Боссу. Уже дважды он пытался поставить на место слишком шустрого капо, а тот игнорировал сделанные предупреждения. Но это было еще полбеды. Обладая политическими связями на самом высоком уровне, с людьми вроде Хиннеса и Альберта Смита, Луканиа ни разу не задействовал их в интересах своего босса. Вот это было совершенно недопустимо! Массерия назначил Чарли встречу в отеле "Барбизон плаза" один на один. Он приехал на место без телохранителей и сразу вскипел, когда увидел своего капо в компании Фрэнка Костелло:
- Я же сказал, один на один, мать твою!
Чарли спокойно парировал:
- Джо, ты неудачно выбрал место. Здесь я у себя дома и, сам понимаешь, имею право делать, что хочу. Фрэнк - мой друг. А я не хочу выставлять за порог своего друга.
- Ладно, хрен с ним, - буркнул Массерия, - пусть знает, с каким типом водит дружбу. Меня не устраивает все, что ты делаешь, Сальваторе. Ты вечно куда-то ездишь, с кем-то там треплешься за моей спиной. Почему я узнаю об этом от посторонних людей? Ты что, не знаешь закон Организации: ни шагу без разрешения босса?
- Я ездил в гости к своему другу Никки Джонсону, - ровно ответил Чарли, - дела здесь ни при чем.
- Вот как? А твой бизнес с пойлом? Почему я не имею с этого ни цента?
- Джо, послушай, мы же условились насчет пойла. Это мое личное дело.
- В семье Массерия ни у кого нет личных дел, - отрезал Джо Босс, - лучше не пробуй кинуть меня, малыш. Последний раз я говорю тебе это. Вот, при нем. - Массерия кивнул в сторону Костелло и вышел, громко хлопнув дверью. Чарли и Фрэнк долго молчали.
- Да он из ума выжил, - первым нарушил молчание Костелло.
- Этот псих может всех нас прикончить, - мрачно напророчил Чарли.
- Выход только один - опередить его. - Костелло выразительно провел пальцами по горлу.
- Фрэнки, поверь, я много думал об этом. Убрать человека такого ранга, как Массерия, дело непростое. Время для этого еще не пришло.
Костелло задумался. Но случай был не тот, когда есть несколько вариантов действий.
- Придется идти на поклон к старому Доктору. Больше ничего не остается.
Чарли поежился:
- У черта на голове оба рога одинаковые. Разницы между Маранцано и Массерией нет никакой. Если не считать латыни.
- Хорошо, а что ты предлагаешь?
Луканиа в сердцах выругался по-сицилийски:
- Sono seccato!
Но интонация была такая, как надо. Фрэнк Костелло вздохнул с облегчением:
- Слава богу, решили. Вот что я предлагаю, Чарли. В семействе Маранцано есть один тип, Тони Стролло, ты знаешь, старик доверяет ему больше всех остальных. Так получилось, что наш Вито - друг этого Стролло, у них какие-то совместные дела. Вито может выступить посредником с нашей стороны, а Тони - со стороны Маранцано. В этом случае все должно быть о’кей.
Чарли согласился с видимой неохотой.
- Знаешь, Фрэнки, - мечтательно сказал он, - где я хотел бы встретиться с Маранцано? На его похоронах.
Костелло улыбнулся. Чарли шутил, и его это радовало.
- Вот это будет классная вечеринка!
- Ага, - зубоскалил Луканиа, - Маранцано будет отлично выглядеть в деревянном костюме.
Оба итальянца громко расхохотались.
Желая отомстить за прошлые обиды, дон Сальваторе долго поджаривал Чарли на медленном огне. На неоднократные просьбы о встрече не отвечал ни "да", ни "нет", ссылаясь на занятость, а сам уже потирал руки, представляя себе, как Луканиа каждую ночь ложится спать, не зная наверняка, суждено ли ему проснуться. Наконец, вдоволь поводив Чарли за нос, Маранцано назначил встречу на полночь 17 октября 1929 года. Местом встречи стали доки на Статен-Айленде. Вито Дженовезе все это очень не нравилось. Целых четыре месяца он вел переговоры и не верил в искренность дона Сальваторе.
- Чарли, тебе нельзя идти туда одному. Давай я возьму автомат и спрячусь в багажнике твоей машины. Ты тоже возьми оружие. В случае чего мы разделаемся с "усатым папашей". Он придурок, не позволяет своим людям носить "томпсоны". Я срежу всех одной очередью.
- Нет, так нельзя, - запротестовал Чарли, - я дал слово, что приду один и без оружия. Поступить иначе я не имею права. Человек чести всегда держит свое слово.
Неаполитанец Вито, весьма далекий от всех этих сицилийских понятий, пожал плечами:
- Как хочешь. Дело твое.
Ровно в полночь, минута в минуту, Чарли приехал на Статен-Айленд. Сальваторе Маранцано уже ждал его, прохаживаясь взад-вперед по пустому доку. Как полагалось по обычаю, дон обнял Чарли и поцеловал в обе щеки.
- Buon jorno, figlio mio.
Однако Чарли не стал целовать ему руку, тем самым демонстративно нарушив неписаный закон мафии. Глаза Маранцано гневно потемнели:
- Я вижу, ты ничуть не изменился.
Луканиа примирительно сказал:
- Дон Сальваторе, у нас это не принято.
Усевшись на ящик, Маранцано процедил:
- Иногда я сильно сомневаюсь, что ты родился на Сицилии.
Чарли начал терять терпение.
- Нам надо поговорить о другом, - довольно резко произнес он.
Маранцано пренебрежительно отмахнулся:
- Знаю, знаю, что ты скажешь. Джо Босс - плохой босс. Странно, что ты так долго терпел его ругань. С твоими-то амбициями.
- У меня не было выбора, - угрюмо ответил Чарли.
- Выбор всегда есть, - назидательно изрек Маранцано, - но я не виню тебя. Ибо, как говорили древние римляне: "Еггаге humanum est". Но никому не позволено ошибаться дважды. Этого я тебе простить не могу.
Чарли молчал, понимая, что для дона настал час торжества. Маранцано придвинулся к нему вплотную, лицом к лицу:
- Я снова смогу доверять тебе только в одном случае: если ты убьешь Массерию.
- Дон Сальваторе, - Луканиа перевел дух, - это моя давняя мечта.
- Не сомневаюсь. Но убить его должен именно ты. Потому что слишком много грехов за тобой накопилось. Никто другой такой чести не достоин.
Чарли не обманывался посулами Маранцано. Старый дон заманивал его в капкан. По законам Общества Чести на убийство человека такого уровня, как Массерия, требовалась санкция глав всех двадцати четырех семейств. Совет донов - Comissione - должен был собраться на тайный сицилийский суд и коллегиально вынести приговор Массерии, если его вина будет доказана. Иной образ действий означал неминуемую смерть для исполнителя убийства. Потому-то мафия и смогла подняться так высоко, что ее ряды не разъедали внутренние разборки. На американской земле еще не было случая, чтобы какой-либо дон погиб от рук сицилийцев. А Маранцано не собирался созывать Comissione. Приказ убить Массерию он отдал самостоятельно с целью сведения своих личных счетов с Джо Боссом.
И первое, и второе противоречило законам мафии. Но после смерти Массерии Маранцано, без сомнения, станет капо ди тутти капи, то есть особой неприкосновенной. Зато Чарли Луканиа в любом случае подлежал немедленной ликвидации. Сразу, как только Массерия покинет этот мир.
- Я не согласен, - твердо ответил Чарли.
- Вот так, да? - Лицо Маранцано исказила гримаса ненависти. - Наконец-то ты снял маску, бамбино. Под ней у тебя змеиная чешуя.
Дон вскочил на ноги:
- Идите сюда!
Груда ящиков в углу с грохотом обвалилась. Оттуда вышли шесть широкоплечих парней, лица которых скрывали цветные платки. Несколько быстрых, режущих ударов - и Чарли Луканиа скорчился на ходу. Его подвесили за руки к потолочной балке.
- Эту ночь ты запомнишь надолго, - зловеще пообещал Маранцано, - если, конечно, останешься жив.
В руке одного из парней тускло блеснул кастет. Чарли ощутил страшный зубодробительный удар. Рот моментально наполнился кровью. В голове помутилось.
- Дай слово, что ты убьешь Массерию, - потребовал дон Сальваторе. Ненависть вскипела у Чарли в груди:
- Пошел ты на хрен, старый дурак!
Не помня себя от ярости, Маранцано выхватил нож и полоснул Луканиа по лицу. Лезвие рассекло кожу от глаза до подбородка. Маранцано хотелось изрезать наглеца на куски, но это была бы слишком легкая смерть. Сдержавшись, дон отошел в сторону.
Палачи сорвали с Чарли одежду. По голому телу застегали ременные пряжки.
- Твою мать! Мать твою! - орал он до хрипоты в легких.
- Заткните ему пасть! - взвизгнул Маранцано.
Кастеты вышибли Чарли все передние зубы. Стены дока поплыли и вдруг бешено закружились у него перед глазами.
- Он отрубился, - констатировал один из палачей. Маранцано приказал:
- Облейте его водой.
Почувствовав холодное прикосновение, Чарли с усилием открыл глаза. Перед ним стоял Маранцано, играя лезвием ножа:
- Ну что, надумал?
Разорванные, залитые кровью губы чуть шевельнулись:
- Козел…
Маранцано отскочил в сторону как ошпаренный. Закончив перекур, палачи потушили о тело Чарли свои сигареты. Он только слабо вздрагивал.
- Дон Сальваторе, парень того… копыта сейчас откинет, - предупредил один из истязателей. Бросив последний взгляд на беспомощно обвисшее, искалеченное тело, Маранцано распорядился:
- Добейте его.
Палачи послушно намотали ремни с пряжками на огромные кулаки. Железо с чавканьем разрывало мягкую плоть. По рукам мучителей струилась липкая кровь. Жертва не подавала признаков жизни. Маранцано отвернулся и пошел к своей машине.
Тело Чарли завернули в брезент, чтобы не запачкать кровью сиденье. Маранцано курил одну сигарету за другой. Возле съезда с Гиланд-авеню на Хьюгенет-Бич дон решил остановиться:
- Выбрасывайте.
Распахнулась дверь. Почерневший от крови брезентовый кокон шлепнулся прямо в водосточную канаву. Взревел мотор. Автомобиль Маранцано резко рванул с места и скрылся за домами.
Около трех часов утра тело Чарли подобрал полицейский патруль. Копы невольно вздрогнули, когда поближе рассмотрели чудовищно отекшее лицо избитого человека. Они решили, что парень мертв. И если бы не поторопились сообщить оператору, что обнаружили труп, возиться бы с ним не стали. До смены им оставался всего час. Но сработал полицейский рефлекс. Поэтому патрульным пришлось доставить тело в ближайшую больницу. Как оказалось, не зря. Дежурный врач осмотрел его и сказал, что парень еще жив. Можно с уверенностью утверждать, что если бы полицейские знали, кому именно спасают жизнь, то объехали бы это место десятой дорогой. Пролом черепа, одиннадцать выбитых зубов, разрез правой щеки, угроза удаления правого глаза, восемь сломанных ребер, перелом большой и малой берцовой кости, перелом костей левого запястья, раздроблены большие пальцы, разрыв связок правого колена, многочисленные следы порезов лезвиями бритв и ножей на груди, ожоги по всему телу, множество синяков, большое количество разрывов кожных тканей - таков был печальный итог работы палачей Сальваторе Маранцано. Но Чарли выжил.
Первыми своего друга навестили Фрэнк Костелло и Мейер Лански. Даже их каменные сердца дрогнули при виде того, что сделали с Чарли. Оба полезли в карманы за платками, чтобы утереть слезы.
- О, Чарли, ты настоящий счастливчик! - воскликнул Мейер Лански.
- Да, - подтвердил Костелло, - именно счастливчик. Другой на твоем месте уже давно бы подох.
Вслед за мужчинами в палату ворвалась Гай Орлова. Она упала на колени перед одуревшим от боли и морфия сицилийцем.
- Чарли, о, Чарли!
Слезы ручьем хлынули из ее глаз, размазывая тушь по щекам. Больше она не смогла произнести ни слова. Только плакала, прижимая к груди руку Чарли. Костелло и Лански буквально вынесли Гай из палаты - ноги не повиновались ей. С тех пор за Луканиа окончательно утвердилось прозвище Лаки-Счастливчик. Он прославился в преступном мире как человек, сумевший перехитрить саму Смерть.
Три месяца Лаки неподвижно пролежал на больничной койке, мучимый жестокими болями. Его лечили лучшие врачи Нью-Йорка. Впервые за всю свою жизнь он имел возможность спокойно, неторопливо и тщательного размышлять. Прокручивая в голове десятки, а то и сотни вариантов, он мысленно выстраивал практически безошибочную стратегию будущих действий. Когда приходила Гай или кто-то из друзей, он возвращался из той мыслительной прострации, в которой пребывал почти постоянно. За все это время был только один неприятный визит, вызвавший у Лаки приступ раздражения. Явился Тони Морелло, личный телохранитель Джо Массерии, с целью передать ему соболезнования босса. Лаки сделал вид, что находится в отключке. Неловко потоптавшись вокруг него, Морелло поспешил уйти. Луканиа попросил врача об услуге: "Вы запомнили этого типа, док? Если он еще раз здесь появится, скажите, что я на процедурах". К моменту выписки он стал совершенно другим человеком. Более хитрым, расчетливым, безжалостным. Но мало кто из гангстеров догадывался, что выздоровление Чарли Лаки Луканиа означает знамение грядущей великой войны, которая раз и навсегда изменит преступный мир и унесет огромное количество жизней.
В результате переломов ребер Чарли усвоил привычку ходить очень прямо, слегка наклонив корпус вперед. На его лице навсегда сохранились рубцы и шрамы. Так как у него был поврежден нерв, правое веко наполовину закрывало глаз, придавая всему лицу выражение тревоги. Когда Чарли впервые появился на улице морозным январским днем 1930 года, в Нью-Йорке и во всей стране неистовствовала Великая Депрессия. Страшный, невиданный доселе биржевой крах 25 октября 1929 года пронесся по Америке, как смерч, разрушая и сметая все на своем пути. Миллионы людей одновременно оказались за бортом жизни. Нищета достигла критического уровня. Сотни вчерашних миллионеров прижимали к виску пистолеты и кончали жизнь самоубийством. Кризис косил компании, корпорации и фирмы, как траву. Вся финансово-экономическая деятельность замерла на месте. Естественно, чудовищный кризис не мог не ударить по карману гангстеров. Люди напрочь забывали о каких бы то ни было развлечениях и сосредотачивались исключительно на выживании. Некому стало пить виски в подпольных кабаках, играть в рулетку, посещать публичные дома. Значительно упал даже спрос на наркотики. В условиях кризиса требовались принципиально новые идеи. И Фрэнк Костелло нашел, что предложить: игровые автоматы! Их конструкцию изменили таким образом, чтобы игрок, дернув за ручку, обязательно что-нибудь выигрывал. Опустив в щель десять центов, взамен можно было выиграть пакетик мятных конфет стоимостью три цента или жевательную резинку стоимостью один цент. Таким образом удалось обойти закон, запрещающий азартные игры в штате Нью-Йорк. К тому же мало кто из клиентов соображал, что их безбожно надувают. В считанные дни синдикат установил по всему Нью-Йорку до пяти тысяч автоматов, которые давали совокупный ежегодный доход в сумме восемнадцати миллионов долларов. Американцы быстро прозвали эти автоматы "однорукими бандитами". Полиция, разумеется, держалась в стороне, ибо "однорукие бандиты" находились под защитой мэра Нью-Йорка Джеймса Уолкера и губернатора штата Альберта Смита. Что и говорить: хорошо, когда повсюду друзья!