"Любовь Орлова! Да, она была любовью зрителей, она была любовью друзей, она была любовью всех, кто с ней общался. Мне посчастливилось работать с ней в кино и в театре. Помню, какой радостью было для меня ее партнерство, помню, с какой чуткостью она воспринимала своих партнеров, с редкостным доброжелательством. Она была нежно и крепко любима не только зрителем, но и всеми нами, актерами. С таким же теплом к ней относились и гримеры, и костюмеры, и рабочие - весь технический персонал театра. Ее уход из жизни был тяжелым горем для всех знавших ее. Любочка Орлова дарила меня своей дружбой, и по сей день я очень тоскую по дорогом моем друге, любимом товарище, прелестной артистке. За мою более чем полувековую жизнь в театре ни к кому из коллег моих я не была так дружески привязана, как к дорогой доброй Любочке Орловой".
На Южинском у Раневской появился подкидыш - собака Мальчик, ее страстная любовь. Он хотел гулять, о нем нужно было заботиться.
Раневская писала:
"Москва - незнакомый город, чистый, красивый и чужой. Сносят старые дома и на их месте делают скверы".
"Осквернение Москвы" - называла это Фуфа, но ее Мальчику скверы нравились.
"Лешенька, погуляй с ним подольше, он не успевает все сделать" - и мы ходили с ним по большому кругу, он внимательно всматривался в архитектуру земли, иногда поливал ее, переваливаясь, шел по второму кругу. Но когда я тянул поводок к дому - четырьмя лапами становился в упор, не сдвинуть - еще!
Фуфа тратила несоразмерные деньги на жизнь, стараясь меньше думать о быте, нанимала домработниц, которые ее раздражали.
Наконец нашли для Мальчика няньку:
"Собачья нянька, от нее пахнет водкой и мышами, собака моя, подкидыш, ее не любит и не разрешает ей ко мне подходить. Нянька общалась с водой только в крестильной купели, но она колоритна. Сегодня сообщила, что "ехал мужчина в транвае и делал вид, что кончил институт, на коленях держал партвей, а с портвея сыпалось пшено, и другой мужчина ему сказал: "Эй, ты, ученый, у тебя с портвея дела сыплются"." Животных она любит, людей ненавидит и называет их "раскоряченные бляди". Меня считает такой же - и яростно меня обсчитывает. С ее появлением я всегда без денег и в долгах.
Сегодня выдавала фольклор. Мой гость спросил ее: "Как живете?" - "Лежу и ногами дрыгаю". Милиционер говорит: здесь нельзя с собакой гулять, а я ему: "Нельзя штаны через голову надевать"."
"Пошла в лес с корзинкой, а там хлеб; милиционер спрашивает: "Что у тебя в корзине, бабушка?", а я говорю: "Голова овечья и п…а человечья". Он меня хотел в милицию загнать, а я сказала: "Некогда, спешу на электричку".
Май. Диалог с домработницей:
- Что на обед?
- Детское мыло и папиросы купила.
- А что к обеду?
- Вы очень полная, вам не надо обедать, лучше у ване купайтесь.
- А где сто рублей?
- Ну вот, детское мыло, папиросы купила.
- Ну, а еще?
- Та что вам считать?! Деньги от дьявола, о душе надо думать. Еще зубную купила пасту.
- У меня есть зубная паста.
- Я в запас, скоро ничего не будет, от ей-богу, тут конец света на носу, а вы сдачи спрашиваете".
"Завтра еду домой. Есть дом и нет его. Хаос запустения, прислуги нет, у пса моего есть нянька - пещерная жительница. У меня никого. Что бы я делала без Лизы Абдуловой?! Она пожалела и меня, и пса моего - завтра его увижу, мою радость; как и чем отблагодарить Лизу, не знаю… Завещаю ей Мальчика! 13/XI 77.".
"Мой подкидыш в горе. Ушла нянька, которая была подле него 2 года (даже больше). Наблюдаю псину мою. Он смертно тоскует по няньке. В глазах отчаянье. Ко мне не подходит. Ходит по квартире, ищет няньку. Заглядывает во все углы, ищет. Упросила няньку зайти, повидаться с псиной. Увидел ее, упал, долго лежал не двигаясь, у людей это обморок, у собаки большее, чем обычный обморок. Я боюсь за него, это самое у меня дорогое - псина моя, человечная".
"Сижу в Москве лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром, а в мои годы один может быть любовник - домашний клозет. Одиноко, смертная тоска…"
Раневская была дружна с Брониславой Захаровой, актрисой МХАТа, которая стала ее помощником, внимательным слушателем. Мальчик привязался к Броне, Раневская ревновала, написала стихи:
Масик маленький, родной,
Он приполз ко мне домой,
Он со мной и день и ночь,
Потому что он мне дочь!
Посвящение Масику, бросившему, изменившему мне ради Брониславы Захаровой. 78 г.
"Ласкай Мальчика, - говорила Фаина Георгиевна Броне, - даром, что ли, хлеб ешь?" Это значило, что надо взять рожок для обуви на длинной ручке и чесать Мальчику бока. Эта палка для обуви называлась "ласкалка".
Бронислава Захарова сохранила свои записи этого времени о Фаине Георгиевне:
"Читала ей Цицерона.
Медсестра сказала Фаине Георгиевне: "Редко встретишь женщину, читающую такую книгу".
Фаина Георгиевна ответила: "Не только женщины, но и мужчины редко встречаются такие"."
Читали Маяковского. - "Он гений. Это мещанство - не читать Маяковского".
"Запомни на всю жизнь - надо быть такой гордой, чтобы быть выше самолюбия".
"Жить можно только с тем, без которого не можешь жить" - это сказала мне Анна Ахматова.
"Анна Андреевна рассказывала Фаине Георгиевне, что она читала публикацию о найденных недавно в Малой Азии керамических табличках, на одной из которых было написано: "Этот дом построен до рождения Иешуа"."
"О Набокове: "Писать умеет, только писать ему не о чем"."
"Когда нужно пойти на собрание писателей, такое чувство, что сейчас предстоит дегустация меда с касторкой".
"И Толстой, и Сологуб пишут о смерти, но после того, как ты знаешь, что думает о смерти Толстой, незачем знать, что думает по этому поводу Сологуб".
"Если человек выйдет на площадь и начнет кричать, какой он несчастный, то его сочтут за сумасшедшего; а актер это делает каждый раз, и ему это позволено; ну разве это не сумасшествие?"
"Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она: "Дорогая, откуда я его знаю. Я же сама себе никогда не звоню"."
"Анна Андреевна мне говорила: "Вы великая актриса". Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, мне не дают, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, я великая жопа".
"По телефону разговаривала с Цявловской о Пушкине и плакала. Говорила: "Это Жуковский виноват, он мог бы предотвратить дуэль!"
Это все после просмотренной по телевизору передачи о Пушкине, плохо снятой, безвкусной. Возмутил ее финал с детьми".
"Слова Давыдова: "Абсолютно бездарный актер - такая же редкость, как абсолютно гениальный"."
Давыдов выступал в провинции с "Горе от ума" и заболел. Ему сказали, чтобы он не волновался, так как за него будет играть талантливый украинский актер местной труппы. Выйдя в роли Фамусова, он сказал: "Хто там ходить? Хто там бродить? Хто симхвонию разводить?"
"Возмущалась книгой Л. K. Чуковской, которая в трагические для Ахматовой дни 1946 года, после известного партийного постановления и до 1952 фактически ее избегала".
"Приходила Тэсс. Она не ко мне приходила, а к икре, салату, колбасе, телевизору. Единственное стоящее рассказала:
В Петрограде в 1919 году на одной квартире собрались Александр Блок и многие известные поэты, писатели, человек двенадцать. Ели фаршмак из мороженой картошки и воблы. Засиделись и все остались ночевать. Блока положили в отдельной комнате. Часа в три ночи пришел комиссар с милицией проверять документы. Хозяин сказал: "Тише, там отдыхает Александр Блок".
Комиссар: "Что, настоящий?"
Хозяин: "Стопроцентный!"
Комиссар: "Ну, хрен с вами" - и ушел".
"Показывала Нину Станиславовну: "На Тверском бульваре такой воздух, просто Швейцария! - Останемся в Москве!"
"Знаете, почему Толстой не любил Шекспира? Это два медведя из разных эпох в одной берлоге".
"Любимый анекдот (играла):
В суде:
- Вы украли у соседей курицу?
- Нужна мне была ваша курица!
- Соседи жаловались, что вы заглядывали в окна.
- Нет у меня других забот.
- Пострадавшие утверждают, что вы хотели украсть не одну, а две курицы, и хотели залезть в курятник.
- Делать мне было нечего.
- Преступление наказуется треми годами тюрьмы.
- Есть у меня время сидеть в тюрьме.
- Вас сейчас возьмут под стражу и поведут в тюрьму.
- Здрасьте, я ваша тетя".
"Скоро 60 лет, как я на сцене, а у меня есть только одно желание - играть с актерами, у которых я могла бы еще поучиться".
"Сегодняшний театр - торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире. Я туда хожу, как в молодости ходила на аборт, а в старости рвать зубы. Я родилась недовыявленной и ухожу из жизни недопоказанной. Я недо… И в театре тоже. Кладбище несыгранных ролей. Все мои лучшие роли сыграли мужчины".
"Приезжал театр Брехта, - записывает Раневская. - Вторично Елена Вейгель спросила меня, почему же вы не играете "Кураж", ведь Брехт просил вас играть Кураж, писал вам об этом.
Брехта уже не было в живых. Я долго молчала, не знала что ответить. Потом виновато промямлила: у меня ведь нет своего театра, как у вас". Но ведь геноссе Завадский обещал Брехту, что он поставит "Кураж". Я сказала, что у геноссе Завадского плохая память.
Мне на приеме в его честь Брехт сказал, что видел меня в спектакле "Шторм" и тогда понял, что в театре есть актриса для "Кураж". Мне добрые люди советовали эту беседу и письмо Брехта опубликовать в театральной газете, но я не из умелых и деловых, а письмо куда-то сунула. Вот так!"
Шел восьмидесятый год ее жизни.
Центральное телевидение готовило передачу к юбилею Раневской и попросило Фаину Георгиевну помочь в определении отрывков из ее фильмов.
Она написала:
"Обязательно:
1) "Шторм" полностью,
2) фильм "Первый посетитель": дама с собачкой на руках,
3) "Дума про казака Голоту",
4) "Таперша" Пархоменко,
5) "Слон и веревочка",
6) "Подкидыш": "труба" и "газировка",
7) "Мечта": тюрьма и с Адой Войцик,
8) "Матросов" или "Небесный тихоход",
9) Фрау Вурст - "У них есть Родина",
10) "Весна",
11) Гадалка - "Карты не врут",
12) "Свадьба": "приданое пустяшное",
13) "Человек в футляре": "рояль",
14) "Драма",
15) "Золушка":
1) сцена, где она бранит мужа за то, что он ничего не выпросил у короля,
2) сцена примерки перьев,
3) отъезд "познай самое себя"."
Позже - после 27 августа, своего 80-летия, - Раневская горько добавила наискосок списка:
"Сцены по просьбе телевидения. Показ сцен не состоялся. Забывчивое оно, это телевидение.
Все было в фонотеке, была пленка, пропавшая на телевидении. Ко дню моего 80-тилетия нечего показать! Мерзко!"
Зачем ее огорчили? Могли бы хоть что-то ей объяснить - ведь к 100-летию эту пленку показали по ТВ, она есть - там почти все, отмеченное Раневской.
Ия Сергеевна Саввина вспоминала:
"Я не помню, чтобы Раневская что-нибудь для себя просила, искала какую-либо выгоду. При этом у нее было обостренное чувство благодарности за внимание к ней. В связи с 80-летием ее наградили орденом Ленина, и мы, несколько человек, приехали с цветами поздравить Фаину Георгиевну (постановление опубликовано еще не было, только в театр сообщили, и Раневская ничего не знала). Реакция ее была неожиданной; мы привыкли к ее юмору - даже болея, шутила над собой. А тут вдруг - заплакала. И стала нам еще дороже, потому что отбросила завесу юмора, которым прикрывала одиночество".
Плятт в этот вечер подарил стихи:
Вечером 14-го апреля 1976 года, в честь награждения Ф. Г. Раневской орденом Ленина
ЗРИТЕЛЯМ
Я вам признаться не боюся:
Когда женился я на Люси,
Меня лишь чувства волновали, -
Приданого за ней не дали…
С тех пор прошло уже полвека.
И нет счастливей человека,
Чем я сегодня: мне дана
Орденоносная жена!Купер Плятт.
Ростислав Янович часто подписывался именем своего персонажа из спектакля "Дальше - тишина".
Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил: "Муля! Не нервируй меня!" - "Леонид Ильич, - обиженно сказала Раневская, - так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы". Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь: "Простите, но я вас очень люблю".
Раневскую любил не один Брежнев. Ее благодарными почитателями и давними друзьями были Виктор Некрасов и Аркадий Райкин, Петр Капица и Святослав Рихтер, Сергей Лемешев и Самуил Маршак, Верико Анджапаридзе и Татьяна Пельтцер.
"Милый, дорогой Виктор Платонович, - писала Раневская еще в Киев Виктору Некрасову, - не могу писать писем, а потому послала телеграмму. Боюсь, что вы ее не получили. Телефонистка-кретинка уверяла, что Крещатик - фамилия. Я орала в трубку: Катя, Роман, Елена, Щорс… Телефонистка спросила, что это - щорс?
Нестерпимо грустно. Очень хочется с Вами увидеться.
Браню себя, даже ненавижу себя за то, что болтала всякую ерунду (хотела произвести впечатление) и не давала Вам говорить - Вашу книжку читала с восторгом, с восхищением и чувством черной зависти…"
В дни юбилея Раневской Виктор Некрасов написал ей письмо (все отточия - некрасовские):
"26. 8. 76
Дорогая, дорогая Фаина Георгиевна!
Вот видите, как в жизни случается. Вернулся я из леса, норвежского леса на берегу озера, включил транзистор, послушал последние известия и вдруг слышу, как Завадский поздравляет Вас! Вот так вот, прекрасно модулируя, говорит о Вас массу прекрасных, одно лучше другого, слов… А потом объявляют пьесу с Вашим участием. И Вашего неизменного Ростислава Плятта…
Я развалился на диване и, устремив глаза на сосны и ели, стал слушать историю о стариках и детях в этой проклятой Америке…
И услышал Вас… И вспомнил Вас. Единственный мой визит к Вам, визит, который…
Да что говорить. И почему я больше к Вам не зашел? А, успею… И вот, успел…
А ведь я к тому же Ваш должник. Должен Вам десятку, а м. б. и больше…
Итак, насколько я понял со слов Завадского, Вам стукнуло… А вот сколько, и не знаю. Он не сказал. И тут уж я должен сказать - какое это имеет значение? Наша Раневская всегда молода! Сердцем, душою…
Так ли это, дорогая Фаина Георгиевна? Ох, как хотелось бы, чтоб так - жить, по-моему, и сердце и душа должны соответственно возрасту. Так или иначе, но Вы для меня остались той, какая Вы есть. (Дальше эпитеты, которые Вам самой хорошо известны…)
Короче - я в Вас тогда влюбился. И люблю до сих пор. За все…
…Так я и не узнал, чем же кончилось все в этой американской семейке. Узнал только, что Вы приготовили плохой обед. А дальше затрещало и исчезло…"
Прочитав очередную книгу В. Лакшина, Раневская написала ему: "Дорогой Владимир Яковлевич!
Сейчас закончила - взволновалась-захлебнулась Вами. Чехова и Бунина люблю всю жизнь, Вас полюбила, когда впервые прочитала о Булгакове, а узнав эту Вашу работу, уже до конца дней буду любить Вас одного из всех пишущих сейчас. Я серая, я не критик литературный, я все сердцем беру - читала и волновалась Вашим даром…"
Лакшин ответил:
"Дорогая Фаина Георгиевна!
Жизнь есть сон. Давно живу, как во сне: стремлюсь к усидчивости и покою - и беспрерывно разъезжаю (на днях вернулся из Грузии); хочу видеть одних людей - вижу почему-то других; даже книги читаю по необходимости, не те, какие хотел бы.
Но мой сон включает в себя и одно безусловно радостное видение - Ваше присутствие на земле. Оттого разрешите поздравить Вас с новым годом и подтвердить мою любовь и душевную преданность Вам. В. Лакшин".
Дружеский привет Сергея Яковлевича Лемешева:
Если хочешь сил духовных
И физических извлечь,
Пейте соков натуральных -
Укрепляет грудь и плечь!
Это сочинил предприимчивый шашлычник в Ялте, в 1926 году.
Доброго Вам здоровья и полного благополучия, дорогая Фаина Григорьевна!
Ваши В. и С. Лемешевы.
Поздравление от драматурга Иосифа Леонидовича Прута:
"Телеграмма, это - отписка. Когда любишь, то не может хватить места на телеграфном бланке, чтобы выразить другу свою любовь. Ты та, дружбой чьей я всегда гордился, как горжусь тем, что ты существуешь.
Многие поздравляют тебя в эти дни. Хочу сделать это и я. Пусть в жизни твоей все будет так, как я тебе желаю. Тогда к высокому званию прибавятся еще и тонны здоровья, успехов, творческих радостей.
Фаина, дорогая подруга. Когда я услышал по радио твой голос, то сказал человеку, стоящему рядом со мной: "Это говорит Раневская, великая артистка!.." Крепко тебя целую, желаю непотревоженного счастья. Твой И. Прут".
Из дневника Раневской:
"29 января 77 г. У меня сегодня день особый, счастливый день. Сейчас позвонил Аркадий Райкин, а он ведь гениальный. Он сказал, что хотел бы что-то сыграть вместе со мной. Горжусь этим, очень горжусь. Что-то, значит, хорошее во мне есть - в актрисе…"
Письмо академика Петра Леонидовича Капицы:
"Дорогая Фаина Григорьевна,
Я был очень тронут Вашей телеграммой с поздравлениями по случаю присуждения мне Нобелевской премии, хотя Ваше восхищение моим гением основано только на доверии к общественному мнению, а мое восхищение Вашим талантом основано на прямом восприятии.
Вспоминаю, как мы встретились с Вами у Валентины Михайловны Ходасевич, и Вы повергли тогда меня ниц непрерывным потоком остроумия.
Мы были бы очень рады, если бы Вы собрались когда-нибудь к нам.
Примите, пожалуйста, наши самые лучшие пожелания к Новому году.
Искренне Ваш П. Капица".
Знакомство Раневской со Святославом Теофиловичем Рихтером началось в 1980 году, когда после спектакля он послал ей громадный букет красных роз.
А когда подарил ей свою фотографию - он за роялем, - то надписал: "Великой Фаине с любовью. Святослав Рихтер".
Телеграмма 1981 года:
"С большой нежной любовью всегда молодого Леонида Утесова крепко обнимает старая Раневская".
Поздравительная открытка 1979 года - с бабочками - Татьяне Ивановне Пельтцер:
""Татьянин день" Таничка! Я так крепко Вас люблю, что, борясь с ленью, пишу записку - карандашом - моим сверстником!
Вы не представляете, как мне хочется Вам много сказать, и только хорошего, моя дорогая, моя славная Таничка!
Люблю Вас за талант, за доброе сердце, за все, что люблю в Человеке. Ваша Раневская.
P.S. Пусть бабочки всегда летают над Вами, даже зимой".
"Знакомые спрашивают: "Ну, кого ты сегодня жалеешь?" Толстого!.. Уходил из дома, где столько детей нарожал. Гений несчастный!