Впрочем, Елизавете хватило ума промолчать - она была всего лишь гостей, к тому же гостьей, принятой весьма радушно. В любой ситуации разумно оставлять свои мысли при себе. Она поправила бархотку, украшенную скромной жемчужной булавкой, неотличимую от той, что украшала шею графини. Гости же не просто не сводили взгляда с девушек - глаза молодого Фридриха горели. Племянники короля - это было очень заметно - чувствовали себя куда более скованными. Но тут в соседней зале зазвучали первые такты контраданса.
- Могу спорить, стоит нам подняться из-за стола, как молодой Фридрих бросится приглашать вас, милочка.
- И спорить нечего, бросится, - кивнула Елизавета. - Правда, мне думается, что его цель вы, милая графиня…
- Ужасно, если так. Но давайте же проверим!
Девушки грациозно встали и одновременно присели в реверансе. Курфюрст, усмехаясь, кивнул, позволяя им выйти из-за стола.
- Поспешим же, душенька, батюшка нас отпустил. Идемте!
Елизавета послушно поспешила следом за графиней. Перед девушками, словно по волшебству, распахнулись двери бального зала, оттуда хлынул настоящий водопад света. Вместе с ним на девушек обрушились бравурные звуки. Анна не отпускала руки цесаревны, тянула ее за собой и успокоилась лишь тогда, когда обе оказались в линии танцующих дам.
Нынче строгий и обязательный на любом балу, этот танец - простой и деревенский всего столетие назад, был дополнен самыми разными па. Линия дам напротив линии кавалеров, каждые четыре шага перед красавицей новый партнер… Четыре шага - еще один, потом четыре шага - и вновь смена партнера…
Елизавета с удовольствием отдалась танцу - здесь можно было сбросить любые маски и следовать течению музыки, забыть и о шалостях, и о политике, и даже о послушании. Глаза Анны тоже горели от удовольствия, а румянец смог пробиться и сквозь толстый слой пудры.
На четвертой перемене пары перед Елизаветой вырос Фридрих, наследник прусского престола. Молодой человек склонился чуть ниже, чем предписывали бальные требования, и задержал руку цесаревны почти на целый такт дольше. В этот момент четыре шага вместе завершились, должен был появиться новый кавалер… Но перед Елизаветой опять стоял Фридрих.
Принцесса отчетливо хихикнула. Она танцевала рядом, да и смех бальными правилами не запрещен… Пальцы Фридриха в тончайшей перчатке чуть сжали пальцы цесаревны. Два шага, поворот, два шага, книксен на прощание и…
И опять перед цесаревной был Фридрих. Теперь уже не оставалось никаких сомнений - наследник престола Пруссии не стал бы открыто выражать свой интерес просто так, для шутки. Два шага, поворот, еще два шага… Цесаревна и не пыталась более освободить руку из руки принца.
Не пыталась и не хотела, говоря по чести. Впервые она радовалась не просто танцу, но и партнеру. Радовалась тому, как легко и уверенно держит он ее руку, как ведет…
Цесаревна оглянулась на графиню Анну. Та, не таясь, следила за Елизаветой и наследником прусского престола. Следила с видимой радостью. Похоже, у дочери курфюрста были вполне определенные планы на будущее - и ни принц Фридрих, ни оба его двоюродных брата в этих планах не упоминались вовсе.
Елизавета же планов никаких не строила. И о большой любви тоже не мечтала, отлично понимая, что принцесса, тем более незаконнорожденная, никаких мечтаний себе позволить не может. Сейчас она просто позволила себе с удовольствием принимать поклонение принца Фридриха.
За контрадансом последовала кадриль, за ней мазурка, за ней аллеманда, за ней менуэт… Па каждого следующего танца позволяли партнеру все ближе подходить к своей даме. Дамы, то ли устав, то ли подчиняясь неписаным правилам игры, все свободнее вели себя с кавалерами, уже не кокетничая тайком, а флиртуя в открытую. Насколько это было вообще допустимо на балу.
Улыбки становились шире, объятия ближе, взгляды теплее. Из распахнутых в сад стеклянных дверей в зал вливался мягкий и сиреневый весенний вечер - упоительный и волнующий. В дыхании едва слышного ветерка огни свечей танцевали, повторяя движения пар.
Голова цесаревны кружилась. Ей сейчас было совершенно неважно, отчего это происходит. Виной ли тому духота в бальном зале или нежные объятия кавалера, непривычно теплый вечер или затянутое по последней моде платье… Она чувствовала себя настоящей принцессой из сказки, вернее, принцессой, вернувшейся в сказку. И рядом был самый настоящий прекрасный принц - чуткий и сильный.
Церемониймейстер гулко опустил посох в пол - первая половина бала истекла, танцующие приглашались к накрытым в саду столам освежиться напитками и мороженым.
Но Фридрих решительно потянул девушку в темноту дальней аллеи. Цесаревна, не оглянувшись на графиню, последовала за принцем. Сейчас она менее всего думала, кто рядом с ней - наследник прусского престола или сын крестьянина. Ей было хорошо, волшебно… Сердце стучало в груди, пальцы дрожали, щеки горели …
Принц уверенно вел девушку по зеленому лабиринту аллей. Наконец они были совсем одни. Окрыленный Фридрих стал необыкновенно, удивительно решительным.
О, первый поцелуй!!! Ему, нежному и робкому, опаляющему и возносящему к вершинам мечтаний, можно посвятить не один десяток романов. Когда-нибудь великая ода любви начнется именно с его истории. Но сейчас, в дальней аллее, произошло настоящее чудо: двое, казалось бы, навсегда разлученные расстояниями, временем рождения, традициями, прозой династических установлений, вдруг обрели друг друга…
Когда, каким образом попала в свою комнату, Елизавета не помнила. На губах жил вкус бесчисленных поцелуев Фридриха, за еще минуту в его объятиях она готова была отдать половину жизни, от одного воспоминания о его признаниях сладко замирало сердце.
Не успела цесаревна накинуть просторный шлафрок, как в дверях показалась принцесса Анна, тоже одетая по-домашнему.
- Как вам показался принц Фридрих? - спросила графиня, заранее зная ответ.
- Ах, душенька, он подлинное чудо. Сколь прекрасным был бы удел женщин, ежели б все мужчины были таковы!
- Душенька, да вы совершенно очарованы им! Влюбились, признайтесь?
- В него невозможно не влюбиться, графиня! Он столь умен, начитан, хорош и в танце, и в стихах…
- Крепки ли его объятия? Если ли в нем мужская сила? Довелось ли вам ее ощутить?
Елизавета покраснела. О да, она чувствовала его силу, чувствовала, какое желание сжигало его.
- Ду-ушенька, - с улыбкой и без зависти протянула Анна. - Да ведь вы в него влюбились, думаю с первого же взгляда! А он? Очарован вами?
- Ах, графиня. - Румянец на щеках Елизаветы стал гуще. - Если верить его словам, он просто голову потерял.
- Ну, такую голову и потерять не жалко… Однако я так рада за вас, цесаревна, так рада.
- Благодарю вас, милочка.
Девушки обнялись.
- Спите сладко, душенька. Вы и завтрашний день намерены подарить своему герою?
- Сомневаюсь… Не смею и подумать, что скажет матушка. Боюсь представить, каково будет мнение вашего батюшки о моем поведении.
- Нынче уже ни о чем не тревожьтесь! Утро вечера мудренее: мы найдем вполне разумное объяснение тому, что наследники разных стран не соблюдают протокол буквально. Ибо наследники молоды и не отягощены памятью о старых обидах, что камнем виснет на старшем поколении. Ложитесь, Елизавета. И пусть сон посетит ваш прекрасный принц!
За Анной закрылась дверь. Елизавета перекрестила девушку вслед:
- Добрых снов, милая графиня! Пусть злые мысли не найдут путь к вашей светлой душе.
* * *
Принцесса Анна оказалась права - ни курфюрст Сансонский, ни царица Екатерина не имели никаких возражений против встреч Фридриха и Елизаветы. Цесаревна была уверена, что милая хозяйка немало постаралась, чтобы объяснить столь вопиющее нарушение протокола.
Елизавета была на седьмом небе. Быть может, впервые в жизни никто не оценивал ее достоинства или поведение с точки зрения брака - ни пристойного морганатического, ни протокольного династического. За веселой семнадцатилетней девушкой красиво ухаживал юноша - по виду сверстник, хотя и двумя годами моложе. И никто не интересовался, принц это ухаживает за наследницей престола или некий прусский гость расточает знаки внимания юной саксонской красавице.
Цесаревна была увлечена обширными знаниями принца - не только в военном или фортификационном деле, но и в делах светских. Фридрих одинаково легко мог пуститься в размышления о различии в древнем и современном театре, о прогрессе в музыкальном искусстве и изготовлении инструментов … Хотя Елизавете были интересны рассуждения принца об армии и фортификационном деле - том самом, одно название которого так пугало милую Анну.
Как-то вечером та спросила цесаревну:
- Милочка, но отчего вас столь увлекают все эти непонятные предметы? Отчего вы не просите принца беседовать с вами о предметах более простых и для нас, девиц, более интересных?..
- Оттого, милая Аннушка, что мне интересны его рассказы! В них чувствуются и знания, и вдумчивые размышления. Принц, похоже, сам прошел все то, о чем рассказывает, прошел как обычный солдат, а не как балованный наследник престола. Его рассказы убеждают меня в том, что он способен защитить всех, кому повезет прожить жизнь с ним рядом.
Анна сморщила носик:
- Думаю, я бы уснула после первого же такого рассказа…
Елизавета погладила Анну по плечу:
- А если бы вам был интересен сам рассказчик?..
- Да, неведомо, как бы тогда я себя вела…. Выходит, вам интересен сей рассказчик?
Елизавета задумалась - не хотелось открывать душу. Но и лгать не хотелось тоже.
- Да, душенька, интересен. Рядом с ним жизнь для меня была бы прекрасной…
- Это же замечательно, милая Елизавета! Думаю, король не просто так не противится вашим встречам…
Что-то в голосе и в выражении глаз Анны насторожило Елизавету. Уж слишком она радовалась успеху гостьи, слишком интересовалась ее отношениями с юным Фридрихом. Видно было, что она готова спрашивать и о более интимных сторонах встреч. Хотя пока и сдерживается. Потому Елизавета и не торопилась раскрывать душу графине Анне.
Размышления Елизаветы были прерваны едва слышным стуком в дверь. Девушка подняла голову, но не успела сказать ни слова: узкая створка едва приоткрылась, и на пол упало письмо в конверте с вензелем курфюрста Августа.
- Что это? - пробормотала Елизавета.
Ответа не было, да и не могло быть. Девушка подошла к двери и взяла в руки сиреневый конверт. Она была почти уверена, что это не записочка от матушки и не письмо от Анны. Сердце Елизаветы предательски забилось.
- Это может быть только от него… - прошептала она и сломала печать.
"Душа моя, несравненная греза! Каждый день, проведенный с тобою рядом, смело могу я назвать праздником. Каждый же час, проведенный вдали от тебя, превращается в год невыносимых страданий. Стань же счастьем всей моей жизни, любимая! Согласись разделить каждый ее миг со мною - и ты никогда не пожалеешь о том мгновении, когда, собравшись с духом, решилась на сие изумительное деяние! Прошу тебя, молю - стань моею женою. К твоим ногам приношу я свое сердце, свою душу и все, чем владею! Прошу тебя, молю, скажи "да"!
Вижу слезы счастья на твоих глазах, единственная! Ежели сие не привиделось мне - буду ждать тебя в часовне Валентина Всемилостивого, покровителя всех влюбленных в десятый час пополудни. Ничего не бойся, ни в чем не сомневайся! И ты составишь счастье всей моей жизни!
Навеки твой принц Фридрих".
Дрожь охватила Елизавету. О, она знала, что принц питает к ней самые пылкие чувства, но такого она и представить не могла. Чтобы наследник престола решился на подобное! Это будет даже не бунт, это будет скандал, который затронет половину царственных домов Европы!
- Господи, спаси и сохрани меня… Но что же делать? Согласиться? Отказать?
Ноги цесаревны подкосились, и она не столько села, сколько упала в кресло у окна. Всего миг назад она была простой мечтательницей… Всего миг… А теперь она желанная невеста. Единственная и любимая… Кто бы мог подумать, что сие вообще возможно?!
"Подумать… Подумать… Мне надо все хорошенько обдумать, взвесить… Я не могу вот так, без размышлений, как в омут, бежать в эту самую часовню, не могу назвать милого Фридриха своим единственным, не могу даже вслух такого произнести! И не могу ни с кем посоветоваться, вот что самое тяжкое!.. Что мне делать? Куда бежать? А если это просто розыгрыш?"
Часы на дворцовой башне пробили полдень. Солнце заглянуло в комнату цесаревны и заиграло в овальном зеркальце и милых хрустальных безделушках, расставленных на туалетном столике.
- Солнышко, ну хоть ты дай мне совет, прошу!..
Но солнце молчало, отказываясь давать советы в таком тонком и деликатном деле. Елизавет пыталась разобраться в своих чувствах, но никак не могла понять, чего же хочет, да и хочет ли чего-то вообще.
Отказать принцу - значит навлечь его гнев на всю страну - ведь Пруссия, пусть и состоит в родстве в домом Романовых, однако чаще выступает ее врагом. Согласиться стать женой принца и тайно обвенчаться? Ох… Пусть сейчас это кажется таким желанным и таким прекрасным … Но вот что будет, когда пройдут годы и острота чувств утихнет?
"Да и есть ли они те самые чувства, о которых я сейчас думаю? Или, быть может, это вообще чья-то злая шутка.."
Да, принц кажется по-настоящему влюбленным. Слова его пылки, руки горячи, объятия крепки. Но что, если это всего лишь умелое лицедейство? Что, если графиня Анна уговорила Фридриха изображать пылкую страсть?
Наконец колокола собора запели сложную вечернюю песню - этот бесконечный каторжно-тяжкий день подошел к концу.
- Ну что ж, - Елизавета встала, - не будем длить неприятное: что бы там ни было на самом деле, отсидеться не получится. Надо пойти и самой все увидеть, пусть даже готовится не свадьба, а фарс…
"Быть может, надеть свадебный туалет?" Девушка улыбнулась своим мыслям и взяла в руки шляпку - с широкими полями, отделанную черными страусовыми перьями и вышитую бисером.
- Пожалуй, со свадебным платьем подождем. Обычного голубого будет достаточно. Оно подходит по тону, не слишком яркое, однако вполне торжественное…
Цесаревна пыталась успокоиться, просто беседуя с зеркалом. Темно-сиреневая зеркальная гладь ее молчаливого собеседника была недвижима. Но вместо спокойствия Елизавета ощутила более чем сильный приступ волнения.
- Нет уж, матушка, так не годится! - одернула она себя. - Что ж это ты? Нешто и впрямь поверила в высокие чувства?
Цесаревна невидимкой выскользнула из калитки для челяди и затерялась в нарядной толпе на городской площади. Елизавета уже не раз удивлялась тому, что с приходом вечера горожане не прячутся по домам, за толстыми стенами и тяжелыми ставнями. На площади бродячие музыканты веселили гуляющих. Дамы смеялись, мужчины беседовали. У фонтана играли дети. Как любые дети любого времени и любой страны, они презирали окрики взрослых и считали себя умными, взрослыми и бесстрашными.
Эта картина, прекрасная в своей обыденности и непринужденности, лучше всяких слов успокоила Елизавету.
- Я должна появиться в этой часовне… - теперь голос цесаревны звучал куда увереннее, хотя бы для нее самой. - Должна, хотя бы для того, чтобы убедиться в искренности слов принца. Или убедиться в его двоедушии и коварстве!
Часовня Валентина располагалась совсем рядом с дворцом курфюрста, но все же не на главной улице. Высокие стрельчатый двери были распахнуты настежь, теплый свет заливал мостовую и крошечный садик у стен обители. Чуть слышно пел орган, напоминая о присутствии Всевышнего в каждом деянии, каждом мгновении и каждом сомнении.
Елизавета вошла в храм. Она убедила себя в том, что ничего хорошего здесь ее не ждет, и изумилась картине, что открылась ее взору. Сотни горящих свеч, цветы в вазах и на алтарном приделе, парадное облачение священника и… принц Фридрих, стоящий по правую руку от него.
"Неужели это не злой розыгрыш, отвратительная шутка или спесивая насмешка? Неужели сказка оказалась правдой? Неужели этот юноша и в самом деле ждет меня, в самом деле мечтает назвать своей женой перед богом и людьми, желает вместе дожить до того часа, пока смерть разлучит нас?"
Сердце Елизаветы стучало так громко, что она не слышала, как запел орган, призывая гостей ликовать при появлении новобрачной. Хотя гостей как раз и не было. Вот до алтаря остался десяток шагов, вот пять. Наконец цесаревна вложила замерзшие пальцы в теплую руку Фридриха.
- Я мечтал и не надеялся тебя здесь увидеть…
- Ты же сам позвал меня, мой принц. Как же я могла предать тебя, не ответить на твой призыв?
Священник откашлялся:
- Дети мои, вы ли припадаете к престолу творца нашего, дабы соединил он вас навеки, дав вам одну судьбу на двоих?
- Да, отец, - кивнул Фридрих. - Мы припадаем, мы ищем его совета и защиты.
Голос принца задрожал. Елизавета поразилась тому, каким глубоким и проникновенным он стал. Ее руке так было спокойно в руке Фридриха… "Неужели он и в самом деле готов назвать меня женой и спутницей своих дней? Неужели это правда?"