Напомню ход событий: в 1808 году Наполеон под предлогом похода в Португалию ввел на Пиренеи свои войска, соблазнив испанского короля Карла IV обещаниями доли при разделе португальских колоний. Однако этот союз принес Испании только проблемы, ослабил ее и опозорил короля. Уже в марте народ восстал против Карла IV. Король отрекся в пользу своего сына Фердинанда, который начал править под именем Фердинанд VII. Но Наполеону надоел этот цирк, и он, вызвав и Карла, и Фердинанда во Францию (в те времена он вызывал к себе природных монархов, словно прислугу), вынудил их обоих отречься от испанской короны, которую отдал своему брату Жозефу. Испанцев, кем бы они ни считали и Карла, и Фердинанда, такое обращение могло только возмутить. 2 мая 1808 года в Мадриде начали резать французов. Маршал Мюрат обуздал ситуацию, однако вместо Мадрида восставать начали самые разные области страны. В Аранхуэсе была провозглашена Верховная Центральная Хунта, взявшая на себя руководство борьбой именем короля Фердинанда VII. Про эту удивительную смесь Карл Маркс в своей статье "Революционная Испания" писал: "В воображении народа король был окружен поэтическим ореолом сказочного принца, угнетаемого и плененного великаном-разбойником".
Войск испанцы, кроме Андалузской армии генерала Костаньоса, не имели и поэтому прибегли к экстраординарным мерам: из тюрем выпустили осужденных за мелкие преступления под обещания тут же записаться в армию.
Карл Шмитт писал: "Общая испанская герилья складывалась из приблизительно 200 региональных маленьких войн в Астурии, Арагонии, Каталонии, Наварре, Кастилии и т. д., под руководством многочисленных борцов, чьи имена окутаны множеством мифов и легенд, среди них Juan Martin Diez, который как Empecinado стал ужасом для французов и сделал дорогу из Мадрида в Сарагоссу ненадежной. (…) Ситуация испанского партизана 1808 года характеризуется прежде всего тем, что он отваживался на борьбу на своей небольшой родной почве, в то время как его король и семья короля еще точно не знали, кто же был настоящим врагом. В этом отношении легитимная власть вела себя тогда в Испании не иначе, чем в Германии. Кроме того, высшее духовенство и буржуазия повсюду были afrancesados (друзья французов), то есть ситуация в Испании характеризуется тем, что образованные слои аристократии симпатизировали чужому завоевателю. И в этом отношении выявляются параллели с Германией, где великий немецкий поэт Гете создавал гимны во славу Наполеона, и где немецкое образование никогда окончательно не уяснило для себя, на чьей же оно стороне".
Организаторы партизанской войны в Испании по привычке пытались соблюдать правила: созданная после восстания 2 мая Хунта в июне 1808 года "именем короля Фердинанда VII и испанского народа" официально объявила войну Наполеону и Франции. Война должна была вестись до тех пор, пока Фердинанду VII и испанским Бурбонам не будут возвращены законные права на престол (то есть, у Наполеона был легкий и довольно простой способ решения проблемы – вернуть Испании Фердинанда. Вместо этого он из чистого упорства закачивал в Испанию все новые войска. Впрочем, вернуть Фердинанда – это тоже означало поражение, и Наполеон это отлично понимал).
Вместе с объявлением войны Хунта обнародовала торжественную присягу из 12 пунктов, во втором пункте которой был записан приговор Наполеона и его империи: гверилья (малая война).
"Целью (войны), по нашему мнению, является ведение "малой войны" с отдельными подразделениями врага, нанесение всемерного вреда вражеской армии, отрезание её от источников пополнения продовольствия, запасов, вооружения, повреждение мостов и организация засад на вражеские колонны". Кто из испанцев придумал этот план – неизвестно. Однако он оказался настолько эффективным, что скоро уже целые области Испании контролировались партизанскими командирами (тем более, что регулярные испанские войска были еще в 1809 году разгромлены французами). Франсиско Хавьера Мина, например, звали "король Наварры". В 1810 году он попал к французам в плен, но те, может, из уважения к "титулу", его не расстреляли, а посадили в крепость, где он и дождался крушения наполеоновской империи.
(По злой усмешке судьбы Мина воевал с французами за возвращение Фердинанда VII, а после, когда вернувшийся король, наплевав на Кадисскую Конституцию 1812 года, установил абсолютизм, пытался поднять вместе с братом восстание против Фердинанда в Памплоне. После неудачи бежал к своим недавним врагам – во Францию. В 1817 году в Мексике воевал против испанской колонизации, был взят в плен и, несмотря на все заслуги, расстрелян испанцами).
Соединения гверильясов были разными. В некоторых было от одной до четырех тысяч пехоты, кавалерия, иногда и легкие пушки. Ружья часто были французские, некоторым же отрядам англичане передавали мушкеты "Браун Бесс". В некоторых областях отряды соединялись в дивизии, корпуса и армии. Например, дядя Хавьера Мины, Франсиско Эспос-и-Мина командовал дивизией из девяти пехотных и двух кавалерийских полков общей численностью 13,5 тысячи гверильясов.
В 1811 году англичане составили реестр испанских партизан – вышло, что на территории страны действует 111 отрядов общей численностью 35 тысяч человек – в среднем по 300 человек в отряде. Правда, считается, что 1811 год был уже временем спада партизанского движения – в 1810 году французы предприняли несколько карательных экспедиций и, например, в Астурии разбили отряд Хуана Порльера по прозвищу Эль Маркесито (Маркизик) и отряд Аморы (при том, что в этих отрядах было почти пять с половиной тысяч человек).
Клаузевиц полагал, что испанские гверильясы сковали вокруг себя больше 100 тысяч солдат и офицеров Великой Армии. За этой удивительной борьбой наблюдала вся Европа: колосс истекал кровью. Решение было очевидным: надо было пустить ему кровь изо всех жил. Гверильясы переменили настроения не только народных масс, но и королей. Действия австрийской армии, вторгшейся 9 апреля 1809 года в союзную французам Баварию, были согласованы с крестьянскими отрядами в Тироле (отнятом после кампании 1805 года у Австрии и присоединенном к Баварии), которые под руководством Андреаса Гофера подняли восстание в тот же день. Более того, узнав о начале новой кампании, к театру боевых действий отправился из Берлина 2-й Бранденбургский гвардейский гусарский полк под командой майора Фердинанда фон Шилля, прославившегося среди пруссаков в 1806 году партизанской войной против французов в окрестностях крепости Кольберг. В одних книжках пишут, что прусский король от Шилля открестился, в других – что он едва ли не благословил майора на этот поход. Скорее всего, было и то, и другое: публично, для Наполеона, отрекшись от Шилля, король Фридрих Вильгельм Третий в душе желал отчаянному майору удачи.
Однако ни Шиллю, ни Гоферу не повезло: за пять дней сражений (с 19 по 23 апреля) Наполеон хоть и не разгромил австрийцев, но вынудил их уйти из Баварии в Чехию. Правда, потом, 22 мая, было сражение при Эсслинге – второе в Европе после Прейсиш-Эйлау, где Наполеон не победил. До июля Наполеон готовил решающий удар. Понятно, что все это время ему было не до Гофера и не до Шилля.
Шилль, вместо того чтобы идти в Баварию, где он все же мог соединиться с Гофером, пошел в Саксонию. Под Магдебургом он столкнулся с французами – ни одна из сторон не победила. Затем его отряд прошел по территории нынешней земли Мекленбург-Передняя Померания. Отряд Шилля скитался по Германии, вместо того чтобы попытаться в каком-то одном месте поднять народ на борьбу с французами. Такая тактика привела к тому, что Шилль из охотника превратился в дичь. За него была назначена награда. В Ганновере и Голштинии были собраны отряды голландцев и датчан, которые скоро выступили против Шилля. Майор засел в Штральзунде и как мог подготовил к обороне его старые укрепления, хотя понятно было, что его небольшой отряд в 2 тысячи человек вряд ли сможет эффективно оборонять город против превосходящего по силам противника (по одним данным, неприятель имел шесть тысяч, по другим – десять тысяч солдат). 31 мая 1809 года начался бой, кончившийся полным разгромом отряда Шилля. Он сам был убит, а отрубленную голову его послали Вестфальскому королю Жерому Бонапарту – зачем-то ему нужен был этот жуткий сувенир. Уцелевшие соратники Шилля частью пробились назад в Пруссию (там солдат распустили по домам, а вот офицеры попали в крепость), частью же были захвачены в плен. Офицеры Шилля были расстреляны по приказу Наполеона 16 сентября 1809 года в вестфальском городе Везеле.
Положение Гофера в Тироле поначалу было намного лучше. Он использовал выгоды ситуации после Эсслинга по максимуму: его отряды (тирольские вольные стрелки) очистили Тироль от французов и к августу Гофер стал здесь единственной властью. Бывшему трактирщику Андреасу Гоферу было тогда 42 года. Пишут, что он был богатырского телосложения, носил бороду. Когда его отряды взяли столицу Тироля Инсбрук, Гофер решил, видимо, что поставленные задачи выполнены – провозгласил себя наместником Габсбургов, издал несколько законов и начал чеканить свою монету. После Ваграма французы вернулись, но Гофер снова поднял восстание, и французская Армия Тироля, предводительствуемая маршалом Лефевром, оказалась втянута в войну. Может, Гофер рассчитывал, что Австрия поддержит его – если не войсками, то хотя бы дипломатически, выменяет Тироль у Наполеона на какую-нибудь провинцию? Однако Шенбруннский мир, заключенный в октябре 1809 года, подтвердил, что Тироль остается у Баварии.
К декабрю отряды Гофера были разгромлены. В январе Гофер, скрывавшийся в горах с женой и детьми, был захвачен французами (его выдал предатель за 1500 гульденов). 20 февраля 1810 года Гофер был расстрелян в Мантуе. История этого героя спустя несколько лет поразила поэта Юлиуса Мозена так сильно, что он написал стихотворение, которое позже стало песней, пережившей их всех. Ее пели и в Советской России – правда, с переписанным текстом: "Вперед, заре навстречу, Товарищи в борьбе, Штыками и картечью. Проложим путь себе…". В оригинале в песне говорится о Тироле, о Мантуе, и о том, что при расстреле Гофер приказал не завязывать ему глаза.
В 1823 году его прах был перенесен из Мантуи в Инсбрук и торжественно там перезахоронен. В 1834 году ему поставлен там же памятник. Потомство Гофера возведено в дворянское достоинство.
3
Почему Гофер и Шилль погибли, не победив? Почему по их примеру жители областей, через которые они проходили, не взялись поголовно за оружие?
Возможно, часть ответа в том, что оба этих командира по тактике были ближе к регулярным войскам. Шилль к тому же почти не обращался к народу Вторая часть ответа: Франция в то время была еще слишком сильна. При этом ни Шилль, ни Гофер не имели той поддержки, какая была у испанских гверильясов в виде регулярной английской армии.
Эта поддержка имеет для эффективности партизанской борьбы решающее значение. В "Теории партизана" Шмитта она именуется "заинтересованное третье лицо". Шмитт пишет: "партизан как нерегулярный боец всегда зависим от помощи регулярного могущества. Этот аспект дела всегда наличествует и также осознаётся. Испанский Guerrillero обретал свою легитимность в своей обороне и в своём согласии с королевской властью и с нацией; он защищал родную почву от чужого завоевателя. Но Веллингтон также относится к испанской герилье, и борьба против Наполеона велась при помощи Англии. Полный ярости Наполеон часто вспоминал о том, что Англия была настоящим подстрекателем и собственно тем, кто извлекал пользу из испанской партизанской войны".
Фаддей Булгарин, напомним, воевавший в Испании в рядах французской армии, писал потом в своих воспоминаниях: "Испания была бы гораздо полезнее Наполеону, если б он удержал на престоле покорную ему династию и ласкал самолюбие народа, а не раздражал его. Не будучи Наполеоном, можно было предвидеть, что при первом восстании народа в Испании англичане бросятся туда со всеми своими средствами, потому что они до того времени везде искали точки опоры на твердой земле для борьбы с Наполеоном. В Неаполе им не удалось; в Швеции они не нашли участия в народе к видам короля, напротив, наклонность к союзу с Наполеоном, и потому оставили и Неаполь, и Швецию; в Испании же они нашли именно то, что им было надобно".
За испанскими гверильясами была не только правда – ее и за тирольцами Гофера было немало. Но за гверильясами была еще и Англия, ее флот, ее фабрики, ее золото. (Именно поэтому Мина-младший проиграл в 1814 году в Памплоне – народ устал и кроме того чувствовал, что на этот раз за спиной, кроме правды, нет ничего). Точно так же в 1812 году за Денисом Давыдовым, Сеславиным, Фигнером, Герасимом Куриным, Ермолаем Четвертаковым и многими другими партизанскими командирами была вся русская армия, да еще и вся Российская Империя с царем Александром во главе. Официальная легитимизация борьбы значит порой больше, чем ее внутреннее оправдание. Неудивительно, что по-настоящему Пруссия поднялась на борьбу с французами только в 1813 году – после королевского эдикта о ландштурме: ненависть получила высочайшее одобрение.
Ведь и в России в 1812 году партизанская война началась далеко не сразу, хотя для возбуждения крестьян Наполеон был провозглашен Антихристом и предан анафеме: "Наполеон есть предтеча Антихриста, он враг исконной веры Христовой, создатель европейского синедриона, он отрекся от христианства и предался Магомету. Войну с Россией он ведет с прямой и главной целью – разрушить православную церковь". Анафема, которой вместе с Наполеоном была предана и вся его армия, имела кроме морального и чисто прикладное для православного русского народа значение: проклятый был не человек и его убийство не было смертным грехом.
(Тогда же профессор Дерптского университета Вильгельм Гецель прислал русскому военному министру Барклаю-де-Толли свое исследование, в котором имя Наполеона было переложено в цифры по еврейскому числоизложению. В результате вышло 666 – число Антихриста. Гецель писал, что согласно Библии предел славы зверя определен в 42 года, а Наполеону в 1812 году шел 43 год. "Сие всячески достопамятное изъяснение должно быть в войске разглашено", – просил Гецель. По приказу Барклая, о письме солдатам рассказывали полковые священники).
Однако "народ-младенец" (выражение Федора Ростопчина) за годы борьбы с Бонапартом быстро взрослел. Ведь и Антихристом Наполеона объявили не впервой. В канун 1807 года в церквах провозглашали: "Наполеон дерзает против Бога и России. Покажите ему, что он тварь, совестью сожженная и достойная презрения. Не верьте ему, ниспровергайте его злодейства" – а уже в июне в Тильзите русский царь подписал с Антихристом мирный договор. А ну как и нынче замирится с Наполеоном русский царь – не придется ли тогда отвечать за самоуправство? Так что поначалу крестьяне просто обороняли свои дома и господское добро. Староста села Курчино Боровского уезда Григорий Андреев докладывал своему помещику о происшествии в сентябре: "Пришли к нам французы и хотели деревню сжечь, но я, с помощью Божией и крестьян Ваших, их всех перебил до смерти как тощих собак".
"Прифронтовая полоса" была охвачена мятежами и анархией: крестьяне боролись с помещиками, с высылаемыми против них карательными отрядами, шайки враждовали друг с другом. В Минской губернии крестьяне убивали своих помещиков и уходили затем в лес. Беспорядки эти достались в наследство французским оккупационным властям, которые, не разобравшись, причислили крестьян к партизанам, действующим по заданию русского командования.
Появление армейских партизан и вести о сдаче и пожаре Москвы, почти совпавшие по времени, дали народу определенную цель, еще сильнее раззадорили простой люд, захваченный неизвестным до тех пор ощущением полной свободы ("Война все спишет"), а главное – сделали народную войну легитимной.
4
В русской и советской историографии первым армейским партизаном считается Денис Давыдов, который был отправлен Кутузовым во французские тылы 22 августа.
Между тем еще 20 июля Барклай-де-Толли приказал атаману Платову призвать крестьян к борьбе с неприятелем ("Внушите жителям, что теперь дело идет об отечестве и божьем законе, о собственном имени, о спасении жен и детей"), а 21 июля он о том же самом писал Смоленскому гражданскому губернатору Казимиру фон Ашу: "Именем Отечества просите обывателей всех близких к неприятелю мест вооруженною рукою напасть на уединенные части неприятельских войск, где оных увидят. К сему же я пригласил особым отзывом россиян в местах французами занятых обитающих, дабы ни один неприятельский ратник не скрылся от мщения нашего за причиненные вере и Отечеству обиды". (К середине августа в Смоленской губернии было уже около сорока партизанских отрядов). Листовки с призывом к партизанской войне были распространены также в Псковской и Калужской губерниях, где их читали в церквах.
23 июля Барклай-де-Толли создал летучий отряд барона Винцингероде, которому было предписано "тревожить левый фланг неприятеля и схватывать все партии и курьеров". По сравнению с Давыдовым, которому Кутузов дал всего 50 гусар и 150 казаков, Винцингероде получил целую армию: Казанский драгунский и Изюмский гусарский полки, а также пять казачьих полков, Черноморскую сотню, Перекопский татарский и Ставропольский калмыцкий полки. Винцингероде разделил отряд на мелкие группы, поставив перед каждой свою задачу. В августе отряд Винцингероде был переименован в корпус и переброшен на охрану Петербургского направления. Винцингероде постоянно устраивал рейды, атакуя обозы и небольшие отряды неприятеля. При всем том первым русским партизаном он не стал. Причина очевидна – какой же русский партизан с такой фамилией?
(Впрочем, если уж быть совсем точным, то первым русским партизаном – то есть ведущим войну во главе небольшой партии (отряда) войск в тылу неприятеля – был происходивший из тирольских дворян Виктор Прендель. В 1799 году в составе австрийских войск он попал в армию Суворова, с которой проделал Итальянский поход. Тогда Прендель впервые увидел казаков. У него появилась мечта – командовать этой отчаянной конницей. В 1804 году он поступил в русскую службу, а в 1805-м, командуя отрядом в 100 гусар и 150 казаков, орудовал на коммуникациях французов. Партизаны штаб-ротмистра Пренделя "истребили" обозы 11-ти французских полков, взяли в плен 60 французских офицеров и чиновников и 260 солдат. За это Прендель был награжден орденом св. Владимира 4-й степени и произведен в капитаны. В 1812 году Прендель состоял в отряде Винцингероде. В 1813 году, во время Заграничного похода, Прендель продолжал партизанить. Когда удавалось взять в плен курьера с письмами, то, отобрав из почты все, что могло пригодиться русскому командованию, остальное отсылали французам, предварительно поставив на письмах штемпель с надписью по-немецки "Привилегированная казачья почтовая контора". За подобные штуки на Пренделя была объявлена французами охота и за его голову установили денежную награду, но охотников на нее уже не нашлось. После взятия союзниками Лейпцига Прендель был назначен его комендантом).