Винокур Николай Абрамович
Интервью Григория Койфмана
- Когда и как вы попали служить в штрафную роту?
- После упразднения минометных 120-мм дивизионов в составе дивизионных артполков я ждал нового распределения, и тут начальник санмедслужбы дивизии Моругий распорядился: "Винокура на "передок", в пехоту". Я прибыл в санроту 1160-го стрелкового полка, пробыл там всего-ничего, пока через несколько дней не пришел в землянку, где находились два военфельдшера и командир санроты. Он сказал, что нам придается армейская штрафная рота и нужно послать одного военфельдшера на время боя к штрафникам. Посмотрел я на двух других товарищей по землянке, а они уже в возрасте, семейные, жить хотят, и тогда я сам вызвался к штрафникам. Что мне было терять?.. Мне в штрафной роте понравилось, сам себе хозяин, я был рад, что никому не подчиняюсь и никто мной не понукает, а на то, что риск быть убитым в штрафной больше, чем где еще либо, я внимания не обращал, за два года на фронте к смерти стал относиться, как фаталист, как к неизбежной "части жизни". Я остался служить в этой 138-й ОАШР и пробыл в ней почти восемь месяцев, до момента своего ранения, до 25.3.1945. Рота была в подчинении нашей 352-й СД, и в таком случае по штату в штрафной роте был положен военфельдшер или санинструктор. Ротный, капитан Мамутов, договорился о моем переводе к себе, и так я стал одним из офицеров постоянного состава отдельной штрафной роты.
Первый мой бой в составе роты я принял на границе Польши и Пруссии. Там находилась занимаемая немцами высота 253.2, откуда противник контролировал, наблюдал и видел окрестности на расстоянии до двадцати пяти километров.
Штрафной роте дали приказ взять эту высоту. Я прибыл в роту прямо перед атакой, не успел ни с кем познакомиться, только удивился, как много орденов у капитана, командира роты. У него их было пять штук.
Но до следующего ордена ротному дожить было не суждено, через час он был убит в атаке. Фамилии его уже сейчас не вспомню… Рота, в которой насчитывалось около трехсот человек, штурмом захватила высоту, но через час-другой немцы нас окружили и сильнейшим натиском со всех сторон нас оттуда выбили, и остатки роты, человек тридцать, под диким огнем прорвались и отошли на исходные позиции.
Вот здесь я и познакомился с постоянным составом 138-й ОАШР, входившей в 31-ю армию.
Новым командиром роты стал капитан Мамутов, крымский татарин, человек неописуемой смелости и выдержки, кавалер шести боевых орденов. Он погиб в результате трагической нелепой случайности в конце зимы 1945 года. Его заместителем по строевой был лейтенант Миша Аптекарь, еврей из подмосковного Подольска. Делопроизводителем, или, как его еще называли в роте, "начальником штаба", был пожилой, уже совсем седой человек капитан Отрадов. Вторым заместителем ротного, другими словами - замполитом, являлся капитан Толкачев. В роте был свой особист, лейтенант Кобыхно. На тот момент в роте оставалось еще два офицера: взводный Майский (которого потом от нас забрали и назначили комендантом немецкого прусского городка) и взводный Васильев, выбывший по тяжелому ранению, уже с должности "исполняющего обязанности командира роты". У нас в начале 1945 года за полтора месяца выбыло из строя четыре командира роты подряд, потом расскажу о каждом подробно. Писарем в роте был мужик средних лет, звали Кузьмой, а старшиной роты был наш бывший штрафник по фамилии Бурнос.
Так называемых "заградителей" у нас в роте не было, подобные отделения пулеметчиков с ДП были только в штрафных ротах, "специализирующихся" на бывших власовцах, полицаях и военнопленных.
В бой шли все офицеры из постоянного состава роты, за исключением Кобыхно и Отрадова, но это и не входило в круг обязанностей двух последних, а Отрадов еще должен был обеспечивать охрану "сейфа" - железного ящика с ротными документами и с личными делами штрафников.
Возле этой высоты, 253.2, наша рота простояла до декабря, а потом немцы утром внезапно оставили высоту, наверное, "ровняли фронт", я так и не понял точно, почему они сами ушли, и мы без боя вошли на территорию Восточной Пруссии.
- Сколько составов поменялось в 138-й ОАШР за время вашей службы в роте? Что за людей направляли в эту роту "искупать вину кровью"?
- Мне довелось пережить четыре "полных" состава роты, и это еще немного, по-божески, так как целых четыре месяца мы просидели в обороне, хотя постоянно проводили разведки боем.
А на "пятом" составе я сам "выбыл из игры"…
Обычно в роте находилось 200–230 штрафников, после каждого серьезного наступательного боя в строю оставалось 15–20 живых. Наша рота все время комплектовалась из уголовного элемента, привозимого из глубокого тыла страны: воры, убийцы, бандиты, аферисты, мошенники, с лагерными сроками в диапазоне 10–25 лет. Отпетая жуткая публика, среди которых "невинных ангелов" не сыщешь днем с огнем.
Только последний, пятый, набор был совсем другим. Единственный раз я поехал "за компанию" с Мишей Аптекарем на прием пополнения, привезенного на станцию Гумбинен. Из тыла прибыло примерно сто молодых заводских пацанов, все они были осуждены по статье "за прогулы".
В годы войны за прогул или повторное опоздание на работу на оборонном заводе в тылу "по законам военного времени" отдавали под суд, и дальше уже все зависело от судейской "щедрости", могли дать срок два года тюрьмы с заменой на штрафную роту, а могли присудить исправительные работы с вычетом заработка при заводе, это уже кому как повезет. Там же, в Гумбинене, нам местные смершевцы добавили еще человек десять из бывших пленных, мы сделали перекличку по списку, расписались конвою за получение личного состава под свою ответственность, и это пополнение было последним набором, с которым мне довелось воевать в одной штрафной роте. К нам почти никогда не присылали осужденных к пребыванию в штрафной роте непосредственно из частей 352-й СД, которой мы были приданы, или из других фронтовых "окрестных" частей. В 31-й армии было несколько штрафных рот, шесть или семь, и военнослужащих "с передка" или из тыловых армейских частей отправляли в другие ОАШРы, и я думаю, что в штабе армии заранее поделили, какие роты предназначены только для уголовников, какие для провинившихся в армейских рядах, а какие для бывших власовцев или не прошедших проверку после освобождения из плена (но штрафников из бывших военнопленных могли прислать и в нашу 138-ю ОАШР). Иначе мне трудно объяснить, почему к нам редко попадали "вояки", да и те в основном были тыловые мошенники, например, был у нас офицер-интендант, вор в погонах, подделавший печать ПФС. Иногда присылали "самострелов", и почти все они были из молдаван, которыми стали пополнять армию после освобождения Бессарабии…
- В штрафной роте были какие-то "свои законы"? Как обеспечивалась дисциплина в роте, если личный состав был набран только из уголовного элемента?
- Штрафникам по прибытии в роту сразу внушали: "Штрафник в плен не сдается!" - это наш главный закон. И когда к нам как-то прислали на пополнение с десяток бывших военнопленных, то наш старшина Бурнос среди них признал одного, служившего ранее штрафником в переменном составе в нашей роте и "пропавшего без вести" в одном из боев. Бурнос пришел к Мамутову и сказал: "Его фамилия Морозов, голову на отсечение даю, что он, сволочь, тогда сам к немцам перебежал!" Мамутов посовещался с офицерами, и они порешили прикончить Морозова в ближайшем бою. Назначили "исполнителя"… и все, он его в атаке "сработал"… "Дело в шляпе"… Вот такое времечко было…
Насчет дисциплины: штрафники понимали своих командиров с полуслова, это передовая, а офицеры штрафной роты - это не лагерный вохровский конвой, у наших, чуть что, был разговор короткий, и самое главное, наши офицеры шли в атаку вместе со штрафниками, в одной цепи.
Но атмосфера в роте всегда была нормальная, людская. Мамутов делал все, чтобы штрафники не чувствовали себя "униженными смертниками", не давил никого, относился к людям с пониманием и уважением. Заботился, чтобы все штрафники были накормлены "от пуза", перед боем лично с ними беседовал, объяснял, что и как надо делать.
Да еще Кобыхно каждое пополнение "засорял" своими завербованными "стукачами", и мы знали, что происходит в роте и "чем дышит" личный состав, особист везде имел свои глаза.
- Внешне как-то можно было отличить обычного бойца от штрафника?
- Чисто визуально? Если только глаз хорошо наметан, то можно, по мелким деталям…
Например, штрафники никогда не надевали каски, а в стрелковых обычных ротах их изредка можно было увидеть на головах у бойцов. У штрафников-уголовников взгляд был особый, такого с "комсомольцем-добровольцем" не спутаешь… В атаку штрафники ходили с "Е. твою мать! Б….!!!!", без всяких там комиссарских криков: "За Родину! За Сталина!"…
- Вооружение вашей штрафной роты отличалось как-то от обычной стрелковой роты?
- У штрафников были винтовки-"трехлинейки", автоматы ППШ и пулеметы ДП. Патроны и гранаты - без ограничений. В обычных стрелковых ротах были еще пулеметы "максим" и изредка ПТРы, а у нас - нет. Вот в принципе и все отличия в вооружении. Да и во всем остальном большой разницы не было…
Что стрелковая рота, что штрафная, один черт, всех ждут на том свете…
Чуть не забыл: в нашей роте штрафникам не выдавали "100 граммов наркомовских", не полагалось.
К боевым наградам штрафников в нашей 138-й ОАШР не представляли, и пока не ранят, штрафников из роты не отпускали, даже за проявленный героизм, на отличившихся штрафников только писали представление на снятие судимости.
- Как кормили личный состав 138-й роты?
- Обычный паек, общие армейские нормы снабжения для красноармейцев и сержантов. Своя полевая кухня, но если честно сказать, то офицерам еще в Польше готовили отдельно. Штрафники не голодали.
А в Пруссии вообще началась гастрономическая "вакханалия": мы захватывали фуры, набитые салом, колбасами, сырами, в каждом занятом поселке штрафники отстреливали коров и свиней, и все это мясо шло в котел. Мы отъедались за всю войну и "авансом" на будущее. В подвалах, в каждом пустом немецком доме, находился настоящий склад продовольствия, уж кто-кто, а немцы умели делать запасы.
В Летцене нам пришлось выдержать тяжелейший бой, и когда остатки роты продвинулись вперед, мы обнаружили гастроном, магазин набитый едой и выпивкой. Шампанское стояло рядами. Нам было чем помянуть погибших…
- Как складывались отношения у штрафников с местным населением в Польше и в Германии?
- Вам честно ответить или "для публикации"?.. В Польше штрафная рота находилась вне населенных пунктов, а на передовой и контактов с поляками мы почти не имели. Да я и сам не слышал, чтобы в Польше наши бойцы "сильно отличились", существовал приказ, регламентирующий отношения с местными, и насилия, масштабного мародерства или грабежей на польской земле не было…
А в Восточной Пруссии все было иначе. Помню, как мы впервые вошли в Пруссию и 30 километров без боя продвигались в направлении куда-то на Истенбург, пока не нарвались на пулеметный заслон.
Пошли в атаку, пулеметчики сразу смылись, и перед нами предстал целый, совершенно пустой немецкий городок. Печки еще были теплыми в домах, об них мы грели руки. Мы расположились в особняке, в центральном квартале городка, где находились банки и другие учреждения. Все завалились спать, я пошел осматривать второй этаж. Нашел там красивый кортик, радовался "трофею" и вдруг чувствую запах гари… так это мы горим потихоньку… Выстрелом в потолок всех поднял на ноги, выбежали из здания, поглядели вокруг, оказывается, зашедшая после нас в город пехота начала мстить и палить городок дотла.
К утру пылали все здания… Если бы кто бойцам заранее сказал, что это будет наша территория, разве бы кто-то из них стал жечь дома?.. Но в следующих освобожденных городках и поселках нам уже встречалось местное население, и тут наши штрафники всех "ставили на уши". Выпивка и шнапс в каждом первом подвале, все под рукой… Мы, офицеры штрафной роты, смотрели на это сквозь пальцы, к немцам никакой жалости не испытывали и не мешали штрафникам делать с местным населением, что хотят.
Одним словом, "кто в Кенигсберг не сбежал, мы не виноваты"… Штрафная рота идет впереди всех, и контроля за ней со стороны каких-либо "чужих начальников" нет никакого, и наш "главный коммунист", капитан Толкачев, тоже помалкивал, не потому что боялся, что ему кто-нибудь из пьяных штрафников выстрелит в спину, а просто считал такое возмездие заслуженным наказанием за зверства немцев на нашей земле, а ротный особист Кобыхно всегда был где-то позади, возле кухни.
Капитан Мамутов немцев люто ненавидел, а уж мне и Аптекарю, потерявшим всех родных от немецких рук, и подавно было плевать, что с ними происходит. Васильев тоже полродни в войну потерял…
Мы не лезли, не вмешивались ни во что…
А бандит - он всегда бандит, и в тылу, и на фронте в шкуре штрафника, натура уголовная всегда даст о себе знать, так что… наша рота "резвилась"… В Хальсберге подбегает ко мне молодая немка, кричит по-немецки: "Меня уже изнасиловали четырнадцать человек!" А я иду дальше и думаю про себя: жалко, что не двадцать восемь, жалко, что еще не пристрелили тебя, сучку немецкую. Масла в огонь еще подлил случай в Грюнвальде, когда власовцы на самоходках прорвались в наши тылы и зверски вырезали тыловые подразделения двух соседних стрелковых дивизий и медсанбаты вместе с ранеными и медперсоналом. Об этом даже Илья Эренбург написал в своей статье "Грюнвальдская трагедия"… И тогда мы вообще озверели… В отместку в Ландсберге на следующий день наша пехота перебила захваченный немецкий госпиталь с ранеными. Вам сейчас не понять, сколько ненависти накопилось в наших сердцах…
- В вашей 138-й ОАШР в плен немцев брали?
- Могли взять… Например, когда меня тяжело ранило, то четырех только что взятых в плен немцев заставили меня нести в наш тыл, и когда они донесли меня до ближайшего ПМП, то уже могли быть уверенными, что здесь их никто не тронет… Нет, все правильно, сейчас если повспоминать, то у нас немцев в плен брали… По возможности, конечно, если было кому их конвоировать в тыл…
- Среди штрафников были случаи дезертирства или "самострелы"?
- Дезертиры были, но за побег из штрафной однозначно "ставили к стенке"…
Самострелов было немного, случаев пять-шесть. На медицинских карточках передового района перед эвакуацией в тыл им прямо и без жалости писали две буквы "СС" - самострел.
Один из подобных случаев мне хорошо запомнился. Был у нас штрафник Новиков, москвич, так он подговорил одного из молодых "заводских" пацанов, чтобы тот в него выстрелил в руку, а он ему засадит пулю в бедро. Так они и сделали, только молодого парнишку наш особист сразу расколол, и, как потом говорили, их после излечения в госпитале отправили на суд в трибунал.
- С немецкими штрафниками сталкиваться приходилось?
- У меня первый орден как раз за немца-штрафника. В декабре 1944 года напротив нас стоял немецкий штрафбат. На Новый год, 31 декабря, дивизионная разведка через наши порядки пошла в поиск, на захват "языка", а своего санинструктора с ними не было, и меня "одолжили" в группу прикрытия, на случай если придется выносить раненых разведчиков и оказывать на месте первую медицинскую помощь "языку" или нашим раненым. Я с собой еще взял одного санитара-штрафника, своего "ординарца", в группе "поддержки" (прикрытия), кроме разведчиков, были также арткорректировщик и связист. Ночь темная, вьюжная, но при отходе немцы всех обнаружили, началась очень серьезная перестрелка, и так вышло, что тащить к своей траншее взятого "языка" пришлось мне и санитару, другие прикрывали. Я немцу из пистолета прострелил обе ноги, чтобы не сбежал, и мы его поволокли под огнем. Притащили, в землянке у ротного я его перевязал, и немца отправили в штаб дивизии. Потом, дней через пять, Кобыхно спрашивает: "Ты вообще представление имеешь, кого тогда взяли?!" - "Кого? Штрафника немецкого, обычного "фрица". - "Сам ты штрафник… Этот немец, бывший майор, служил в абвере. В Берлине в ресторане он напился и стал орать, что русские все равно победят, вот его за это разжаловали в рядовые и послали в штрафную. Не "язык", а сущий клад, в штаб фронта отвезли"…
- Если речь зашла об орденах. Как награждали офицеров из постоянного состава роты? Чем отмечены лично вы за войну?
- С войны я пришел без регалий, из всех наград - костыли и инвалидность 2-й группы.
Но в 1953 году меня вызвали в военкомат, сверили мой военный билет со своими записями и спрашивают: "В декабре 1944 года служили в войсковой части номер такой-то?" - "Было дело". - "Вас нашел не врученный ранее орден Красной Звезды. Поздравляем!" Через полгода вновь пришла бумага - опять явиться в Киевский горвоенкомат, в наградной отдел, я еще жене в шутку сказал, наверное, первый орден по ошибке вручили, с каким-нибудь однофамильцем, видно, спутали, а сейчас назад забрать хотят. Прихожу. "Товарищ Винокур, приказом от такого-то февраля 1945 года вы награждены еще одним орденом Красной Звезды". Вручили… В 1959 году, когда я уже работал в Калининграде, выясняется, что за бой на высоте 252.3 я также был награжден, орденом Отечественной войны 1-й степени.
Снова вызов в военкомат, военком вручил, пожал руку… Вот так, "не было ни гроша, да вдруг алтын"…
Но на войне я не думал об орденах, не до этого было… Ротный капитан Мамутов имел шесть орденов, но такому, как он, и звание Героя надо было дать дважды. Другой наш офицер, лейтенант Васильев, имел три ордена, а вот заместителя командира роты Аптекаря Мишу, провоевавшего в штрафной роте офицером два года, ни разу не наградили. Причину, кроме "пятой еврейской графы", мне трудно представить. В 1957 году я поехал в Москву на 4-й Всесоюзный съезд врачей и оттуда махнул в Подольск, к Аптекарю домой. Выпили с ним серьезно, и он, посмотрев на мои две орденские планки (на КЗ), говорит: "Эх, Коля, я всю войну на передовой провел, четыре ранения, и ни хрена. Даже медаль "За отвагу" мне пожалели дать…" После войны Аптекарь стал судьей всесоюзной категории по тяжелой атлетике, но за границу судить соревнования его не выпускали, даже в соцстраны, потому что еврей, да еще он в анкете написал, что был в штрафной.
- Запись в личном деле, что человек был в штрафной роте, могла после войны повлиять на что-либо?
- Я, например, после войны никому не говорил, что был в штрафной. Ведь не будешь же ты каждому встречному или каждому своему начальнику объяснять, что служил в штрафной в "постоянном составе", а не попал туда за мародерство, убийство офицера или за дезертирство… "Штрафная рота" - это в какой-то степени клеймо на будущее для всех бывших солдат и офицеров штрафных подразделений, и неважно, кем ты в ней был…
Последнее время есть тенденция представить всех бойцов, попавших в штрафные роты и батальоны, невинно осужденными, "жертвами сталинского режима" и командирского самодурства и так далее.