Дмитрий Лихачев - Валерий Попов 13 стр.


В духе лукавых народных баек - история о белгородцах, которые наполнили свои колодцы киселем и убедили осаждавших их город печенегов, что сама земля их кормит, поэтому осада бесполезна - и печенеги ушли.

Если бы не труды Лихачева - гениальные творения древнерусской литературы не были бы доступны широкому читателю, а остались бы лишь "полем битвы" узкого круга специалистов.

Читая Лихачева, мы познаем те времена. Время нашей жизни, нашего сознания продлевается на семь веков - в древность. Без Лихачева бы мы туда не пришли.

Гроб с нетленными мощами Нестора хранится в пещерах Киево-Печерской (от слова "пещеры") лавры, где можно увидеть в полутьме тесной галереи то руку, то лик великих старцев, чудесным образом сохранившихся.

Другое великое творение древности, которое приблизил к нам Лихачев, - сочинение князя Владимира Мономаха, известное под названием "Поучение".

Если в "Повести временных лет" потрясают масштабные исторические картины, то здесь мы встречаем ощутимый портрет конкретного человека того времени с абсолютно индивидуальными, неожиданными и даже поразительными свойствами. "Поучение" создано в конце XI - в начале XII века, и изумляет психологическая точность, доступная русской литературе уже тогда.

Рукопись эта дошла до нас случайно в составе так называемой Лаврентьевской летописи в единственном списке. Рукопись эта могла сгореть вместе со списком "Слова о полку Игореве" в московском пожаре 1812 года в собрании рукописей графа Мусина-Пушкина, знаменитого собирателя древностей. Если бы эта рукопись сгорела, как "Слово о полку Игореве", то и ее существование и древнее происхождение оспаривалось бы, как и в случае со "Словом" - настолько многие детали изложения изумляют, кажутся современными и невероятными для тех далеких веков. И хотя рукопись существует - бытует много легенд о ее "не подлинности", о ее создании в XVIII веке с целью поддержки власти царей, которым как бы передает поучения сам Владимир Мономах! Ведь именно знаменитая шапка Мономаха, хранящаяся в сокровищнице Кремля, со времен Мономаха и до сих пор - символ власти.

Сам жанр рукописи скептики считают абсолютно нетипичным для XI–XII веков. Однако Лаврентьевская летопись - и это уже научно доказано - один из самых древних и, безусловно, подлинных списков, дошедших до нас. И в нем содержится само "Поучение", а также жизнеописание Мономаха и его письмо князю Олегу Святославичу (Гориславичу, как его называли за горе братоубийственных войн).

Письмо это в изложении Лихачева, сохранившего максимально возможное приближение к оригиналу, производит сильнейшее впечатление: тут потрясает не великая история, а живая жизнь, полная чувств, удивительный - и абсолютно неожиданный образ Мономаха. Предыстория такова.

В 1096 году под стенами Мурома в битве с войсками Олега был убит сын Мономаха Изяслав. Старший сын Мономаха Мстислав послал Олегу письмо с требованием отступить от Суздаля и Мурома, предлагая за это помирить Олега и Мономаха.

Владимир Мономах был женат на дочери последнего англосаксонского короля Гаральда - Гите. Гаральд погиб в битве с норманнами при Гастингсе в 1066 году. Таким образом, Мстислав был королевской англосаксонской крови и в честь деда даже имел второе имя - Гаральд. (Академик М. П. Алексеев, работающий одновременно с Лихачевым в Пушкинском Доме - о их отношениях в книге уже упоминалось, - написал капитальный труд "Англо-саксонская параллель к Поучению Владимира Мономаха".)

Ответив отказом на предложение Мстислава, свирепый и коварный Олег был разбит Мстиславом и бежал за пределы Руси. Мстислав пытался его удержать и обратился к Мономаху с просьбой - написать Олегу и помириться с ним (убитый Изяслав был крестным сыном Олега. Таков был ужас междоусобной вражды!). И Мономах в своем письме прощает и даже утешает Олега: "Жизнь в руках Божьих - виноватых нет!" Пишет фразу, смысл которой прост, но неожидан в его устах: "Что удивительного в том, что муж убит на войне?" - и просит отпустить сноху, молодую вдову Изяслава.

Пожалуй, это первое в истории столь откровенное проявление душевных мук и христианского прощения.

Конечно, тут был и политический расчет - Мономах начал проповедовать мысль о том, что феодальное дробление не означает вражды. При нем был введен обряд крестоцелования - что означало клятву в отказе от вражды.

Мономах поддержал и создание "Повести временных лет", и религиозный культ Бориса и Глеба, и идею варяжского происхождения князей - всё, что вело к единению Руси и победе над половцами.

Второе сочинение Владимира Мономаха - "Поучение" - возникло так. К нему пришли послы его братьев с предложением выступить против Ростиславичей и выгнать их. Владимир для начала открыл Псалтырь и нашел в нем утешение, обратив его к своим братьям, а потом к детям и всем, кто его услышит. В "Поучении" Мономах учит и военному искусству, и управлению землей, и призывает братьев отложить их обиды, не предавать крестного целования, довольствоваться своим уделом, не доверять наемным тиунам и воеводам, напоминает христианские заповеди: "Малое - лучше богатства", "не уклоняться учить увлекающихся властью", а также - "птицы находят свое место". Обращается он и к торговцам с призывом: "Напойте и накормите!"

Знаменательно и происхождение его жизнеописания. После семилетнего сражения Владимир Мономах не захотел продолжения кровопролития и отдал Олегу Чернигов, его вотчину, а сам переехал в Переяславль. "И выйдохом на святого Бориса день из Чернигова", как говорится в его жизнеописании. Общий тон его - задушевный, много цитат, примиряющих высказываний Отцов Церкви, князя Василия Великого, есть и псалмы царя Давида.

Сочинения князя Владимира Мономаха, по мысли Лихачева, - первые проявления русской христианской души, этики, мудрости, особенно важные потому, что исходят из уст правящего князя и, значит, определяют устои жизни той поры. Благодаря Лихачеву мы узнаем, что древнерусская литература - это вовсе не собрание пыльных рукописей, интересных лишь дряхлым монахам да профессорам, это - увлекательное чтение, в котором содержатся, кстати, все те моменты, которые привлекают читателя и сейчас.

Одна из лучших книг Лихачева - "Поэтика древнерусской литературы", изданная в 1967 году и в 1969 году удостоенная Государственной премии, вызвала большой интерес не только "древников", но и всего общества. Лихачев наглядно показал, что древние сочинения - гениальны, не уступают современным, а превосходят их. Олег Басилашвили, не только замечательный актер и общественный деятель, но и страстный читатель, в своих воспоминаниях рассказывает, что "Поэтика" Лихачева сразу стала дефицитной в книжных магазинах, за ней охотились, книголюбы ее выменивали, причем за одну "Поэтику" давали три "Королевы Марго"! Случай небывалый. Успех книги был определен и безусловной политической смелостью автора. Хрущев как раз объявил тогда "антирелигиозную семилетку". Религия должна была исчезнуть отовсюду. И вдруг - эта книга о древнерусских летописях, в основе своей - религиозных. Такое мог позволить себе только Лихачев! Растет не только его научный - политический вес! Он становится фигурой, к которой прикованы взгляды общества. В своей "Поэтике" он показывает замечательную духовность, художественность древнерусских сочинений - и люди невольно сравнивают это богатство с убожеством и нелепостью хрущевских речей. Лихачев вроде бы тогда не занимался вплотную политикой - но стал одной из самых заметных политических фигур.

Еще одним замечательным "древним бестселлером", открытым для нас Лихачевым, была "Повесть о Петре и Февронии Муромских". Оказывается, все читательские соблазны, безотказно действующие и сейчас, были освоены еще в древнерусской литературе. "Соблазненная и покинутая", после испытаний нашедшая свое счастье, козни злых сил, благородное самопожертвование, чудесное спасение, затем смерть влюбленных в один день - все это, столь заманчивое для читателя, в "Повести о Петре и Февронии Муромских" уже есть.

Повесть содержит два весьма причудливых, увлекательных сюжета: о змее-соблазнителе и о мудрой деве.

Первый сюжет тесно переплетен со вторым. Начинается повесть с того, что к жене благоверного князя Павла летает змей - насильник, принимающий образ самого Павла. Жена его мистическим образом узнает способ убить змея - "от Петрова плеча, от Агрикова меча".

Князь Петр, брат Павла, понимает, что речь идет о нем, и мужественно берет на себя это опасное дело. Остается найти Агриков меч. И Петр находит его во время своей поездки для уединенной молитвы - в загородном храме, в алтаре между "керамидами", то есть керамическими плитками, закрывающими погребение.

Встретив змея в образе Павла и убедившись, что это змей, Петр убивает его. Кровь змея попадает на его кожу, и кожа покрывается струпьями, князь превращается в подобие мумии. Болезнь эта неизлечима.

И тут появляется простая дева Феврония, олицетворение народной мудрости, таланта, мистической силы.

Используя все свои чудесные знания, Феврония изготавливает снадобье и начинает лечить Петра. Поначалу Петр не хочет жениться на простой, кроткой девушке, но постепенно, познавая ее чистую душу, ту благодать, что исходит от нее, влюбляется и женится. Чванливые жены бояр не принимают "простушку" - и тогда Петр и Феврония уединяются, живут простой жизнью, полной счастья и даже чудес. Жерди в их ограде расцветают, а они сами легко разгадывают мысли встречных.

Любовь их трогательна и помогает выжить, а в конце концов - и в этом главная идея сочинения - по-своему одолевает и смерть.

Почувствовав смерть, они сделали общий гроб. Приняли монашество, но оказались в разных монастырях. Когда Петр стал умирать, послал людей - призвать Февронию: "Умри вместе со мной!"

Феврония в это время праведно несла монашескую службу, вышивала для Храма Богородицы "воздух" (покрывало) для святой чаши, и передала Петру, что сначала должна закончить работу. Петр позвал ее второй раз - и снова она не смогла оставить работу. Такой "троекратный заход", когда главное случается лишь с третьего раза, весьма распространен как в древней литературе, так и в теперешней. В третий раз Петр передал ей: "Уже хочу умереть и не жду тебя".

Феврония дошила покрывало, потом - это описано очень подробно - воткнула иголку, обмотала ниткой и послала сказать Петру, что готова умереть вместе с ним.

Лихачев в своем исследовании подчеркивает значительность этого "действа" с иголкой и ниткой. Это и символ земных трудов, которые нужно завершить перед кончиной, и потрясающей точности реалистическая деталь. В этом повествовании такая деталь выглядит находкой, прорывом в будущую литературу - поскольку столь реалистические, бытовые детали прежде в летописях не встречались.

Феврония пришла к Петру, и они умерли вместе. Но их положили, как водится, в разные гробы. Однако наутро они оказались в одном гробу. Так их и похоронили. Смерть взяла свое - но любовь восторжествовала над смертью. Таков великий смысл этого замечательного сочинения. В XV веке в Муроме появился культ Петра и Февронии. На иконах Феврония обычно изображалась ткущей полотно, а перед ней скакал заяц, олицетворяющий ее связь с всемогущими силами природы.

В подлиннике, на древнеславянском, немногие в наши дни смогли бы постичь это сочинение - Лихачев, замечательно пересказывая, дарит нам еще один шедевр.

Огромную популярность этого сочинения во все века Лихачев тонко и точно объясняет удивительной интонацией сочинения, простотой и беззлобием персонажей, а значит, и автора, а также простодушным, лишенным какого-либо экстаза подходом к чудесам, которые вплетаются как приметы обычной жизни, выглядят доступными, "домашними".

Многие литературные шедевры, возникшие в разных странах и в разное время, порой таинственно связаны между собой. Лихачев отмечает некоторое "созвучие" "Петра и Февронии" с "Тристаном и Изольдой". Там Тристан превращается в цветущий терновник и спускается к гробу любимой своими корнями.

Лихачев поведал нам, что в древнерусской литературе были не только замечательные тексты, но и гениальные, навсегда отпечатавшиеся в истории писатели. Одним из них, несомненно, был протопоп Аввакум, величайший писатель XVII века (хотя он сам себя писателем не считал - лишь жил, мучился и записывал). Конечно, "Житие протопопа Аввакума" было знаменитым и в прошлые века - но нашему веку подарил его Лихачев. Он изучает текст, анализирует и делится мыслями и открытиями. Аввакум, идеолог старообрядчества, "твердокаменный" блюститель старины, старых канонов, оказывается при этом самым смелым и свободным писателем XVII века, проникшим во все будущие века. Когда его враг, Никон, пытаясь объединить русское, белорусское и украинское православие, предложил церковную реформу "на греческий манер", где, в частности, предлагалось сократить время богослужения, Аввакум яростно восстал против этого. А поскольку "тишайший" (он же хитрейший) царь Алексей Михайлович, уверяя Аввакума в своей преданности и поддержке, встал, тем не менее, на сторону "реформатора" Никона - Аввакум и его товарищи оказались в суровой ссылке. В конце он оказался в Пустозерске, на Севере, на Белом море, где последние 15 лет своей жизни провел в яме, откуда он лишь изредка выбирался. И проявил при этом удивительную силу духа, страдая, но не унывая, ибо уныние - есть худший грех. В Пустозерске в "земляном гробу" он написал свыше шестидесяти челобитных, множество толкований, поучений, посланий, бесед, и главное - великую книгу - "Житие протопопа Аввакума", слава которой простирается по сей день и которая, без сомнения, входит в "короткий список" лучших книг, созданных человеком.

Старовер Аввакум проповедует небывалую по тем временам свободу - разрешает крестить детей мирянам (поскольку священники на Севере - редкость), разрешает умирающим причащать самих себя… Речь автора свободна, красочна, народна. "Невозможно Богу солгати!"; "Несть на мне ни нитки, токмо крест с гайтаном, да в руках чётки, тем от бесов и боронюся!" Тон его весел и ласков. Он любит уменьшительные названия и обращения - "миленький", "мучка", "хлебец".

Дух его весел - свою речь он называет "вяканьем", свое писание - "ковыряньем".

Он - что ново для тех времен - дает удивительно точные бытовые картины: "…плачучи, кинулся ко мне в карбас".

Ему и его верному спутнику Досифею отрезали языки, но они выучились говорить обрубками, при этом еще дразнились и потешались. При такой жизни Аввакум даже хвастался - и вроде был и вправду доволен: "Я веть богат: рыбы и молока много у мня!"

Ирония спасает его: "Давеча был блядин сын, а топерева батюшко!" Но главное, что вызывает наше сочувствие и любовь - необыкновенно нежная, добрая душа автора: "Будьте мудры, как голуби, потому что прячут головы, когда их бьют, просты, как голуби - потеряв гнездо, вьет новое. Попович я, голубятник был!"

Но самым, пожалуй, поучительным - и наиболее часто цитируемым местом "Жития" является эпизод, когда их гонят из одной ссылки в другую, и они с попадьей по очереди падают, обессиленные, и жена спрашивает Аввакума:

"- Долго ли муки сея, протопоп, будет?

- До самыя смерти, Марковна, до самыя смерти.

- Добро, Петрович, ино еще побредем".

Аввакум был апологетом старой веры, терпел за нее муки и за нее погиб. И притом его образ отпечатался в "Житии" как чрезвычайно обаятельный, веселый, вольный. Аввакум утверждал, что сам человек создает нравственные нормы в своей душе. Аввакум бесстрашно высмеивал слабость царя, церкви, патриарха и епископов, их бездушие и лукавство.

Аввакум предлагает стоическую, но отнюдь не закостенелую мораль: нужно радоваться жизни, и как особый дар Бога принимать посланные им страдания. Долг каждого - мучиться до смерти, пока существуют на земле грех и неустойчивость в вере. Мученичество - единственное, что избавит человека от страданий совести.

И усвоив это, утверждает Аввакум, можно жить в мире с собой и даже в счастье. Вот пример настоящей высоты духа! "Житие протопопа Аввакума" написано вольно, размашисто, содержит разговоры весьма смелые и даже обращения к царю абсолютно "на равных": "Ведь ты, Михалыч, русак!" Кроме того, что Аввакум прописал на все века свою неповторимую личность, в "Житии" есть и точные портреты других людей - его жены Марковны, воеводы Пашкова, его сына, казаков - в общем, той жизни… Аввакум - великий писатель, продвинувший русскую литературу намного вперед, давший ей живость, гибкость, индивидуальность, удаль и силу духа.

Лихачев показал нам и другого замечательного писателя, жившего еще в XVI веке, - Ивана Грозного. О его таланте, как утверждает (и доказывает) Лихачев, говорит многое. И прежде всего - виртуозное владение речью, используемая с жестокой точностью смена "масок" и интонаций. В его письменном наследии сочетаются горькая искренность и шутовство, чувство превосходства - и притворное самоуничижение, которое часто предшествует внезапному и коварному нападению, "вынесению приговора".

Столь мастерское владение словом, объясняет нам Лихачев, требовало, кроме врожденного таланта, еще и серьезного образования. Среди воспитателей "царя-писателя" - лучшие, самые известные литераторы того времени - поп Сильвестр, автор знаменитого "Домостроя", главной книги той поры, утверждающей семейные и государственные устои, а также - митрополит Макарий, составитель книги "Великие Четьи-Минеи", сборника самых важных религиозных текстов, необходимого тогда в каждом доме. По указаниям Макария для юного еще Ивана была расписана сюжетами, необходимыми для образования и воспитания, Золотая палата Кремля.

Честолюбивый Иван поставил перед собой задачу - "в мудрости никем побежден бысть!". Еще в молодые годы он вел прямые, без боярской поддержки, переговоры с послами на их языке. В 1572 году распространял глумливые письма против короля Сигизмунда на немецком языке. Возможно, он писал не сам, а диктовал свои послания писцам, но выбор слов, владение стилем, безусловно, идут от него.

Наиболее известное письменное наследие Ивана Грозного - его письма изменнику князю Курбскому, сбежавшему в Литву в 1564 году.

Первое письмо - пышно, торжественно, скорбно. Автор как бы еще надеется на раскаяние и возвращение беглого князя. Второе написано уже после взятия города Вольмера, где скрывался Курбский. Его тон уже издевательски-глумливый: "Хотел отдохнуть в Вольмере, да и тут Бог нас принес".

Назад Дальше