На эту удочку моего английского спутника я попался почти сразу, так как через несколько минут ко мне подошёл тот же человек, который нас предупредил о наших вещах, и начал разговор именно с вопроса, из какой страны мы приехали. Следуя совету Стива, я сказал, что мы из Швеции, за чем последовала целая серия более подробных вопросов об этой стране: "нашей" шведской географии, климате, медицинском страховании, системе образования, уровне жизни и вообще о самых разных вещах. Моим собеседником оказался неплохо образованный инженер, который по тачным делам ехал в какое-то местечко со своим товарищем, сидевшим на другой лавочке с их вещами. Если бы я не бывал раньше в Швеции, то мне было бы совсем непросто выйти из этого положения, не обнаружив нашей неправды. За время плавания к нам подходили ещё и другие пассажиры, которые тоже интересовались нашим происхождением, и которым мне приходилось снова представлять нас шведами. Но это было со мной в первый и последний раз. Вскоре появился и остров с нашим железнодорожным вокзалом, на который нам оказалось так непросто попасть.
Здешний вокзал, оказавшийся совсем недалеко от пристани, представлял собой одну платформу, за которой стоял древний сарай, где находились несколько примитивных грязных лавчонок со всякой местной снедью и билетная касса с расписанием поездов. Однако расписание было настолько стёрто временем и замазано грязью, что на нём ничего нельзя было разобрать. Я решил ещё раз убедиться в правильности той информации, которая у нас была относительно конечной станции назначения поезда и его отправления, и справился на этот счёт в кассе. Получив подтверждение, что стоявший на пути единственный здесь поезд действительно шёл в Кито и должен был отправляться примерно через 35–40 минут, мы приобрели билеты до Кито и сразу же пошли к вагону, чтобы занять удобные места для наблюдения за меняющимися пейзажами во время нашего долгого и, как нам было известно, необычного и очень живописного пути из Гуаякиля.
Наш совсем крохотный поезд походил скорее на привезённый со свалки времени старый трамвай, состоявший из трёх небольших вагонов, в которых тамбуры не имели никаких дверей, а в самих вагонах крупные по размерам окна в основном были без стёкол. У деревянных лавок для пассажиров были необычно высокие спинки, но их сиденья, несмотря на жёсткость, были относительно удобными для короткого путешествия. Внутри вагонов было грязно и очень жарко. Мы выбрали себе места у окон, расположившись каждый на отдельной лавке, ввиду небольшого числа собравшихся пассажиров. Конечно, после перелёта накануне из Чили и бессонной ночи в кафе на пристани в Гуаякиле со всеми постигшими нас перипетиями мы очень устали и уже проголодались, но после успешной посадки на пароход, а теперь и на поезд у нас появилось второе дыхание, подкреплённое захватывающей перспективой предстоящего увлекательного путешествия через джунгли и Анды Эквадора.
Что касается еды, то нам было известно, что во всех южных странах на безопасное для желудка питание можно было рассчитывать только в хороших ресторанах больших городов, а воду следовало пить предпочтительно из бутылок и даже чистить зубы нужно было тоже минеральной водой. Находясь в путешествии, мы особенно старались соблюдать эти элементарные правила, предпочитая иногда обойтись без соблазнов местной кухни. Но находиться целый день в поезде без еды было тоже невозможно, и, посовещавшись, мы решили запастись достаточным числом бутылок с минеральной водой и крупной связкой бананов, которые можно было спокойно есть, снимая с них кожу. С этим поручением мои коллеги отправили меня в лавочки на вокзал.
Когда, нагруженный приобретёнными запасами, я стал подходить к поезду, то очень удивился собравшейся прямо у входа в наш вагон толпе людей. По внешнему виду они были индейцами, которые, кстати, вместе с метисами составляют свыше 70 % всего населения Эквадора. Подойдя ближе, я увидел, что в центре толпы, которая заблокировала вход в наш вагон, происходит самая настоящая драка. Дрались два индейца с уже окровавленными лицами и синяками, но их взаимное избиение друг друга проходило без всякою внешнего проявления злобы или ненависти. Сначала как-то ненормально спокойно, даже будто без всякого желания и скорее по необходимости, один ударял второго, который почти не защищался от получаемых ударов. Затем такой же раунд предпринимался в ответ против первого нападавшего. После короткой серии обмена кулаками наступала пауза, в ходе которой враги переводили дыхание, испытывающе смотрели друг на друга, не говоря при этом ни одного слова, а затем всё повторялось сначала. Это была какая-то странная молчаливая драка без всяких внешних эмоций. Люди в окружавшей их толпе наблюдали за дракой очень сосредоточенно, но тоже в полном молчании и лишь немного перемещаясь, чтобы не мешать и не занимать пространство у участников поединка. Видя, что эта тупая драка может продолжаться ещё какое-то время и блокировать для меня вход, я пошёл к другому тамбуру, но вдруг в проёме окна увидел Женю, который принял от меня принесённый провиант прямо с платформы, а я вошёл в вагон через вторую площадку. Несколько минут спустя драка закончилась, и толпа разошлась так же молчаливо, как наблюдала за кулачным боем.
Вскоре поезд тронулся и по узкой полосе рельс очень медленно, словно тяжёлый пароход, потянулся по водам залива, создавая иллюзию, что мы не едем, а плывём по воде. Солнце продолжало подниматься, а вслед за ним росла и влажная, липкая жара. Пассажиров в нашем вагоне было совсем не много, и мы сохраняли свои просторные места. Очень скоро наш поезд вышел из водного пространства и так же медленно стал вползать в район тропических болот, где в вагоны без оконных стёкол стали влетать массы самых невероятных местных насекомых, досаждая пассажирам своими упрямыми приставаниями. Потом возникли очень крупные комары. Меня комары любят во всех широтах, но в здешних болотах мне пришлось с ними воевать в течение всего продвижения поезда по этой влажной тропической полосе, с сожалением вспоминания, что я единственный из нас троих, кто не удосужился перед отъездом из Нью-Йорка сделать необходимые прививки или запастись нужными лекарствами.
Затем поезд стал понемногу подниматься, и болота уступили место более сухому тропическому лесу, а с его появлением начались остановки, где, как обычно происходит на станциях, выходили одни и входили другие пассажиры. Необычность наших новых пассажиров заключалась в том, что они почти все, за исключением нескольких метисов, были настоящими индейцами в их ярких национальных одеждах с неизменными шляпами. У женщин шляпы были совершенно одинаковыми, в форме котелка из фетра, но разных расцветок, тогда как мужчины носили разные по форме и плетению соломенные шляпы. Между собой они почти все говорили на кечуа - языке, который здесь когда-то усиленно и успешно насаждали завоевавшие эти земли инки.
Другой любопытной особенностью новых пассажиров было то, что они везли с собой не только какие-то вещи в виде мешков, корзинок, пакетов и узлов, но и свою домашнюю живность: за время пути в нашем вагоне побывали куры, гуси, козы, овцы и даже свиньи вместе с другими птицами и маленькими животными. Все, кроме нас, воспринимали это путешествующий скотный двор как обычное нормальное явление, не обращая внимания на находившихся рядом с ними птиц и животных с их пением, кудахтаньем, блеянием и хрюканьем. Проходивший время от времени для проверки билетов контролёр тоже без всяких возражений перешагивал через эти живые препятствия на своём пути. Иногда попадались безбилетники, которые, увидев контролёра, сразу же направлялись к выходу на противоположной стороне вагона и спрыгивали с поезда.
Дело в том, что наш маленький поезд тянул совсем неказистый паровозик английского производства конца XIX века, когда англичане, строившие здесь, да и в большинстве стран Южной Америки, первые железные дороги, привезли сюда свои паровозы и вагоны. С тех пор этот подвижной состав данной железной дороги не менялся, а лишь ремонтировался. Наш поезд к тому же двигался все время вслед за поднимающейся местностью вверх, и чем выше, тем медленнее. Он шёл в основном так медленно, что люди сходили с него и входили в него не только на станциях, но и в наиболее удобных для них местах. Кроме того, поскольку из-за крутизны подъёма при приближении к отрогам Андийских Кордильер железнодорожное полотно извивалось длинными петлями, из поезда можно было выйти в начале такой петли, пересечь её пешком без всякой спешки и встретить поезд на следующем изгибе. Мы с Женей тоже испробовали такой эксперимент, а на одной из более длительных остановок мы с ним даже пошли погулять по индейской деревеньке, поглядывая на поезд, а когда он пошел, мы сели на него на очередной петле.
Несколько раз наш паровоз-ветеран на более трудных подъёмах скользил на рельсах так сильно, что часть пассажиров сходила, чтобы облегчить его усилия, а помощник машиниста спускался из кабины с ведром песка и сыпал его на рельсы, после чего поезд, скрипя и напрягаясь, трогался, и все снова занимали свои места.
Окружавший нас пейзаж менялся с возраставшей высотой местности. На этом маршруте мы должны были пройти несколько климатических зон от жарких тропиков побережья до холода перевалов через Анды. Именно на нескольких подъёмах и спусках почти по вертикальным склонам высоких андийских скал наш паровоз проявил себя самым настоящим мужественным воином. До того как я сам испытал эти восхождения и спуски на поезде, я никогда бы не мог себе представить, что это возможно не только на нашем хилом паровозике, но и на мощном современном электровозе.
Попробуйте, дорогой читатель, представить себе почти отвесную и очень высокую гору, к подошве которой подъезжает ваш поезд с задачей подняться на неё и затем спуститься с неё с противоположной стороны - задачей, которая представляется невыполнимой. Но английские инженеры нашли для неё восхитительно простое и смелое решение: вдоль подошвы горы под небольшим углом подъёма, на который способен подняться паровоз, в скале прорубали узкий срез, где укладывались рельсы; затем этот срез с рельсами продолжали снова параллельно подошве горы, образуя пространство, на котором мог разместиться состав поезда; поезд сначала поднимается по срезу в скале под небольшим углом вверх и затем останавливается на ровной части среза; от хвоста поезда теперь начинается новый срез в скале под таким же небольшим углом, как и предыдущий, с продолжением рельс в плоскую часть, куца поезд попадает с первого яруса остановки, двигаясь своим последним вагоном вперёд.
Эта страшная, головокружительная схема подъёма продолжается до самой вершины горы, преодолев которую поезд точно таким же способом затем проводит спуск с ее другой стороны. На всём расстоянии этого невероятного подъёма и спуска с повторяющимися манёврами вперёд-назад поезд и пассажиры висят над бездной без каких-либо ограждений или перил, да они, видимо, были бы просто бессмысленными, так как были бы в любом случае не способны удержать поезд от падения. Когда наш слабенький паровоз, несколько раз выполняя эту горную акробатику, оказывался всего на втором или третьем этаже этой устрашающей лестницы, большинство пассажиров, увидев, как с высоты самолета, подножие горы при подъёме или спуске, инстинктивно переходили на ту сторону вагона, которая упиралась в стену горы, чтобы не видеть далеко внизу зияющую пропасть.
Однажды во время пути мы остановились перед мостом через горную реку, что, оказалось, было вызвано размывом небольшого участка сё полотна водой во время недавно прошедшего здесь шторма. Многие пассажиры высыпали на улицу посмотреть, как рабочие ремонтируют наш путь. Мы с Женей присоединились к некоторым из них и рискнули перейти по шпалам на противоположный берег, где велись работы. К нашей радости, начатый за несколько часов до нашего прибытия к этому месту ремонт пути уже заканчивался, и довольно скоро наш паровоз со скоростью пешехода преодолел починенный участок и направился к самой большой на этом пути станции Рио-Бамба, лежащей примерно на половине расстояния между Гуаякилем и Кито. Ковда мы прибыли в этот горный городок с фантастическим видом на поразительно красивый вулкан Чимборасо, наш кондуктор вошёл в наш вагон и громко объявил, что это последняя станция, что поезд дальше не пойдёт и что всем нужно освободить вагоны.
Это объявление явилось для нас полной неожиданностью, но мы наивно подумали, что здесь, очевидно, была пересадка на Кито. Для уточнения я обратился к проходившему кондуктору с этим вопросом, показывая ему наши билеты, где чётко значился Кито, на что он ответил очень просто: расписание поменяли, и если мы хотели продолжить путь до столицы, мы могли это сделать с этими же билетами, но через два дня, когда туда будет поезд. Нам трудно было поверить в подобные методы работы местной железной дороги, но неожиданному изменению ситуации нужно было смотреть в лицо, что в тот конкретный момент означало выгрузку из вагона и обдумывание плана наших дальнейших действий на половине пути к Кито.
Оказавшись на быстро опустевшей платформе под взглядом великолепного величественного Чимборасо со снежной шапкой на его вершине, мы присели на наши чемоданы и обменялись мнениями по поводу сложившегося положения. Поскольку дело шло к вечеру, ясно было одно, что в тот же день мы никуда уехать всё равно не сможем и, поскольку за время нашего длительного путешествия мы порядном устали и проголодались, было решено направиться в гостиницу, вымыться и за ужином решить, как быть дальше.
На выходе с вокзала нам удалось без труда взять такси, водителя которого мы попросили отвезти нас в самую приличную гостиницу города, куца он подъехал буквально через десять минут. К нашему удовлетворению, в гостинице, которая по своей архитектуре и возрасту напоминала крупное жилище одного из первых богатых испанских поселенцев, было много свободных номеров, и мы могли выбрать комнаты с панорамным видом на глубокую долину и поднимающийся за ней высокий конус Чимборасо. Как и в других местах, приезд сюда иностранцев был экзотическим событием для тех, кто нас видел, и прежде всего в гостинице.
Расположившись и приняв душ, мы отправились в ресторан, где в этот час оказались единственными клиентами и где нас обслуживало одновременно несколько официантов во главе с хозяином. Заказав ужин, мы решили выяснить у хозяина возможности выезда из Рио-Бамбы на следующий день, не дожидаясь два дня поезда. Он сообщил, что оттуда в Кито каждое утро отправлялся автобус, который прибывал в него к вечеру из-за не очень хорошей дороги и бесконечных остановок в крупных деревнях и городках. Такое путешествие нам показалось очень привлекательным, так как давало возможность проехать по широкой высокогорной долине, посмотреть более близко на жизнь индейцев и увидеть новые потрясающе красивые пейзажи. Выяснив дополнительные подробности, связанные с часом отправления автобуса, местом нахождения его станции и магазина для закупки в дорогу воды и бананов, мы рано отправились спать и попросили хозяина разбудить нас в шесть утра, чтобы успеть позавтракать и немного погулять по городу до выезда на автобусную станцию.
На следующее утро с восходом солнца мы уже с аппетитом завтракали, наслаждаясь почти всегда безопасными жареными яйцами с беконом. Приготовив к отъезду вещи, наша троица вышла в экзотическое индейское поселение Рио-Бамба, состоявшее в основном из жалких примитивных лачуг без каких-либо удобств и даже без электричества, но разместившихся по внедрённой ещё первыми испанцами квадратной сетке расположения улиц вокруг центральной площади, которая почти неизменно везде называлась Пласа де Армас.
Пройдясь по нескольким очень похожим друг на друга улицам, мы случайно наткнулись на окраине этого городка на базар. Этот день оказался, на нашу удачу, базарным, что дало нам возможность познакомиться с той формой торговли, которую мы считали уже давно ушедшей в прошлое и забытой. К нашему невероятному удивлению, на этом базаре люди деньгами не пользовались. Мы с любопытством наблюдали, как, например, человек, нёсший в руках живую курицу, останавливался у других продавцов, продававших корзинки, домотканую одежду или ремесленную посуду, и в разговоре с ними рассматривал их товар и демонстрировал достоинства своей курицы. Обойдя нескольких потенциальных кандидатов на сделку и выяснив наиболее подходящие условия, он затем подходил к тому из них, кто его устраивал больше других. Отобрав себе несколько горшков, продавец курицы передавал её новому владельцу и отправлялся со своими приобретениями домой.
Мы не разу не видели, чтобы люди на базаре рассчитывались деньгами. Надо также отметить, что сама атмосфера рынка была совершенно не похожа на движение, шум, выкрики продавцов и то общее оживление, которые являются типичными для обычных рынков. На этом базаре в основном царило какое-то мрачное молчание, люди никогда не улыбались, почти не разговаривали друг с другом, если не считать коротких фраз, которыми они изредка обменивались для целей выяснения условий сделки. На лицах присутствующих лежала печать какой-то неизбывной вековой печали и страдания, что оставляет угнетающее впечатление. Этот общий мрачный, угнетённый вид мы наблюдали среди индейцев и в других местах.
Познакомившись с этим необычным базаром, мы поспешили в гостиницу за своими вещами, а оттуда на такси прямо на автобусную станцию. Там автобус уже принимал пассажиров, которые, как и в поезде из Гуаякиля, ехали тоже со своим скарбом, маленькими домашними животными и птицами. Поскольку в автобусе между сиденьями было не так много места, чемоданы и другие крупные вещи загружались за специальную загородку на его крыше и укреплялись верёвками. Там же, на крыше, среди чемоданов размещалось несколько более крепких и смелых пассажиров, которые охотно поднимали туда вещи других путешественников.
Ввиду того, что мы были единственными, кто ехал до конечной станции, нас посадили на самое последнее сиденье, чтобы мы не мешали тем, кто выходил или садился раньше, и чтобы нас тоже меньше беспокоить. По-видимому, на таком автобусе иностранцы здесь раньше никогда не ездили или ездили очень редко, что вполне объясняет тот чрезвычайный, но молчаливый интерес, который вызывало наше присутствие среди пассажиров-индейцев. Они с нескрываемым любопытством нас разглядывали в течение всего нашего многочасового пути, но разговоров с нами не заводили.
Собрав всех желающих, и почти по расписанию, наш повидавший виды автобус, покачиваясь и погромыхивая нашим багажом на неровностях дороги, выехал из Рио-Бамбы и взял курс на Кито. Шоссе, напоминавшее нам с Женей наши советские дорога, в основном шло по большой долине среди гор, где попадались местные крутые спуски и подъёмы, но это не имело ничего общего с преодолением высоких отвесных скал, которые выпали на пути нашего поезда накануне. Ярко светило прохладное из-за большой высоты солнце, что делало путешествие более приятным, чем в удушающей жаре на подступах к Андам. То и дело рядом с нами пробегали чистые и пышные, как воздушный взбитый крем, кучевые облака. Иногда они оказывались прямо на дороге, и было забавно проезжать сквозь них на автобусе, как на самолёте.