После смерти Пушкина: Неизвестные письма - Ирина Ободовская 6 стр.

ВВЕДЕНИЕ

Данная книга, по существу, является продолжением книги "Вокруг Пушкина", вышедшей в свет в 1975 году, а затем вторым изда­нием в 1978 году.

Работая много лет в архивах (ЦГАДА. ИРЛИ, ЦГАЛИ и др.) по исследованию эпистолярного наследия XIX века, связанного с Пушкиным, мы обнаружили письмо самого Пушкина - редчайшая находка, а также большое количество писем жены поэта, ее сес­тер, братьев, родителей и других лиц пушкинского окружения, написанных как при жизни Пушкина, так и после его смерти. Появ­ление этих новых документов позволило по-иному посмотреть на сложившиеся уже представления о некоторых сторонах биогра­фии поэта, и прежде всего касающихся самого близкого ему чело­века - его жены.

Письма эти опровергают неправильные суждения о Наталье Николаевне Пушкиной, основанные главным образом на недосто­верных источниках, многие из которых отражают враждебное от­ношение к Пушкину и его жене некоторых современников. "Зло­словие, - говорит сам Пушкин, - даже без доказательств оставляет почти вечные следы. В светском уложении правдоподобие равня­ется правде, а быть предметом клеветы - унижает нас в собствен­ном мнении". Поразительные слова, как будто сказанные поэтом о самом себе! Клевета, родившаяся в великосветском обществе, преследовала Пушкина и его жену, унижала его достоинство и как великого писателя, и как человека.

Вот эти "почти вечные следы" злословия и правдоподобия, приравненные к правде, и послужили основанием для некоторых исследователей, чтобы нарисовать резко отрицательный образ Натальи Николаевны, а Пушкину инкриминировать преступную связь со свояченицей. Этому в значительной степени способство­вали письма и воспоминания некоторых современников, порой да­же из ближайшего окружения поэта.

Умирая, Пушкин завещал своим друзьям защищать жену от клеветы и сплетен петербургского великосветского общества. Пред­чувствуя, что ее ожидает после его смерти, он говорил: "Она, бед­ная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении люд­ском". И он оказался прав. "Мнение людское" сумело так оклеве­тать его жену, что в течение многих и многих десятилетий оно почти не подвергалось пересмотру и редкие голоса, пытавшиеся встать на ее защиту, тонули в море осуждения. И если раньше, в преддуэльный период, на Наталью Николаевну клеветали "по всем углам гостиных" и писали пасквили и анонимные письма, то после гибели поэта об этом говорилось и писалось уже открыто. Ее обви­няли в том, что она женщина неумная и ветреная, что ее легкомыс­ленное поведение послужило поводом к дуэли; ее упрекали в беcсердечии, говорили, что горе ее неглубоко, преходяще, что она скоро забудет мужа. В литературе более позднего периода мелька­ли утверждения, что вдова поэта по возвращении в Петербург про­должала вести легкомысленный, светский образ жизни.

Но главное во всем этом то, что до недавнего времени "молча­ли" сама жена Пушкина и ее сестры, и это позволяло приписывать им мысли, чувства и поступки, отраженные в ряде "свидетельств" современников, несомненно, пристрастных и недостоверных. И вот эти немые действующие лица заговорили...

Трудно переоценить значение писем Пушкиной. Четырнад­цать ее писем к старшему брату Дмитрию Николаевичу Гончарову, написанные при жизни Пушкина, вошли в книгу "Вокруг Пушки­на". Но в дальнейшей работе над архивами нами было обнаружено множество важных и интересных ее писем за период вдовства и второго замужества (1838-1863 гг.). Мы имеем в виду главным образом письма Натальи Николаевны к тому же брату, хранящиеся в Центральном государственном архиве древних актов, а также пи­сьма ко второму мужу Петру Петровичу Ланскому - в архиве ее до­чери А. П. Ланской, в замужестве Араповой, находящемся в Институте русской литературы АН СССР. Письма из архива Араповой - это письма-дневники, так их характеризует и сама Наталья Нико­лаевна: "Мои письма это дневники, где я пишу о всех своих чувст­вах, плохих и хороших".

Но в этих длинных письмах-дневниках Наталья Николаевна за­писывала также очень подробно все мелочи текущей жизни дома. Естественно, что эти дневниковые записи помещать целиком бы­ло бы нецелесообразно, поэтому мы публикуем из них то главное, то важное, что, по нашему мнению, характеризует Наталью Николаевну как человека.

Что было известно о том, как жили после гибели Пушкина вдо­ва и дети поэта? Очень мало. Были письма. Письма самой Натальи Николаевны, ее родных. Казалось бы, зная ее больше после смер­ти мужа, мы могли бы лучше понять, какою она была и при его жизни. Но все, что носило дату 1838 года и далее, как это ни стран­но, не привлекало внимания исследователей: эти письма просто не читали, а если и читали, то относились к ним с предубеждени­ем, с заранее "запрограммированным" осуждением.

Новые эпистолярные материалы позволили во многом расши­рить и углубить наши представления об этой женщине, о ее харак­тере, мыслях и чувствах, увидеть в ней то, что так прекрасно и проникновенно выражено самим Пушкиным: "Жена моя пре­лесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чис­тое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Бо­гом".

Вдумываясь в эти слова, невольно сожалеешь, что некоторые современники, даже близкие поэту лица, поверхностно судили о Пушкине и его жене, приписывали Наталье Николаевне легкомыс­ленное, а порою и равнодушное отношение к семье. А между тем приводимые в книге письма говорят нам о том, как высоко ставила она долг жены и матери, как нежно и беззаветно любила детей, как щедро была наделена таким великим свойством человеческой ду­ши, как доброта, о чем говорит и сам Пушкин.

Несомненно, большой интерес представляют и новонайденные письма Александры Николаевны Гончаровой, в замужестве Фризенгоф, и Екатерины Николаевны Гончаровой, в замужестdt Дантес-Геккерн. Сестры Гончаровы, жившие вместе с Пушкиными в период 1834-1837 годов, тесно общавшиеся с ними и в какой-то степени бывшие участницами преддуэльных событий, уже нашли отражение в книге "Вокруг Пушкина". Публикуемые в новой книге письма не только значительно пополняют наши сведения о них, но и позволяют дать новое освещение таким, например, вопросам, как отношение Александры Гончаровой к Пушкину, а также Ната­льи Николаевны и семьи Гончаровых к Екатерине Дантес и т. д.

Неизвестные письма А. Н. Гончаровой-Фризенгоф и ее мужа Густава Фризенгофа поистине заставили заговорить бродзянские портреты: они рисуют нам очень живо семейную жизнь Фризенгофов, Александру Николаевну как добрую, любящую жену и забот­ливую мать. Великолепным французским языком написаны письма Густава Фризенгофа, свидетельствующие о его глубокой, искрен­ней любви к жене и теплом отношении к ее родным.

Впервые читатель узнает и о судьбе Екатерины Дантес, уехав­шей за границу вслед за своим мужем, высланным из России. Эти очень интересные письма, хранящиеся в ЦГАДА, говорят нам о трагической судьбе этой женщины, навсегда порвавшей с роди­ной, в силу самолюбивого своего характера никогда не признававшей вины мужа, а может быть, и своей...

В книге приводятся письма и выдержки из писем членов семьи Гончаровых: Ивана Николаевича, брата Натальи Николаевны, и ее родителей - Натальи Ивановны и Николая Афанасьевича, до­полняющие и поясняющие некоторые письма других корреспон­дентов. К сожалению, в архиве сохранилось мало писем младшего из Гончаровых, Сергея Николаевича. Это, вероятно, объясняется тем, что он жил в Москве, часто приезжал в Полотняный Завод, общался с Дмитрием Николаевичем и в Москве, и у матери в Яропольце и особой надобности в переписке не было. Имеющиеся в ЦГАДА его письма посвящены главным образом хозяйственным делам московского дома Гончаровых и тяжелому материальному положению семьи самого Сергея Николаевича.

Также впервые публикуется и ряд писем и выдержек из писем П. А. Вяземского к Н. Н. Пушкиной, отражающих его отношение к вдове поэта, его настойчивое ухаживание за нею. Нельзя пройти мимо и его весьма резких высказываний о светском обществе и са­лоне Карамзиных. Но главное в его письмах - обаятельный образ Натальи Николаевны, в этом их важность и значение для данного исследования.

Несомненно, обратят на себя внимание читателя и письма Жоржа Дантеса и Луи Геккерна. Они дают нам новый дополните­льный материал для их характеристики, позволяющий еще глубже понять лицемерие, ни зость этих людей, сыгравших столь подлую роль в гибели Пушкина.

В книге публикуется всего около 200 новонайденных и неизве­стных писем и выдержек из писем. Некоторые из них были нами опубликованы в журнале "Москва" (№ 11, 1974 г. и №1, 1976 г.), а также в "Неделе" (19 мая 1974 г.). Все остальные письма публику­ются впервые.

В подлиннике все письма - на французском языке, перевод сделан И. М. Ободовской. Встречающиеся во французском тексте слова и фразы, написанные по-русски, даны в разрядку, чтобы от­личить их от основного переводного текста.

Помимо писем, нами были исследованы в архивах (главным об­разом в архиве Гончаровых) дневники, метрические записи, по­служные списки, различные хозяйственные документы и контор­ские книги, в которых имеются, например, такие интересные за­писи, как расходы на почтовые отправления, указывающие, кому, когда и откуда посылались корреспонденция и посылки. Расход­ные записи на продукты, вина, одежду, мебель, газеты и книги, описи библиотеки дают возможность яснее себе представить быт членов семьи Гончаровых, их интересы; иногда из этих записей можно получить и очень ценные сведения. Так, например, расхо­ды на вина позволили нам установить даты приезда родственни­ков (а это бывает важно для подтверждения того или иного собы­тия) и гостей, в частности В. А. Жуковского и С. Л. Пушкина. Опи­си садов и парков рисуют нам их состояние во времена Пушкина, дважды приезжавшего в Полотняный Завод, а также во время двух­летнего пребывания там семьи поэта в 1837-1838 гг. Все эти сведе­ния позволили расширить и углубить наше представление о жизни авторов писем и окружавших их лиц.

Наряду с архивными материалами нами в процессе работы был использован ряд опубликованных в печати исследовательских и литературоведческих работ, основной перечень которых прилага­ется.

Книга предназначена для широкого круга читателей. Обилие эпистолярного материала и стремление придать описываемым со­бытиям необходимую последовательность предопределили струк­туру ее - хронологический порядок изложения. В связи с этим и публикация писем чередуется с нашими комментариями. Предла­гаемый вниманию читателей обзор большого количества писем и других материалов, естественно, далеко не полон, но мы полагаем, что в нем в основном отражено то новое и важное, что дает воз­можность пересмотреть сложившееся отношение к ближайшему окружению Пушкина, и в первую очередь к его жене, Наталье Ни­колаевне.

Книга делится на три части, посвященные трем сестрам. [...]В книге дается большое количество иллюстраций, главным образом порт­реты, а также факсимиле писем. Многие из портретов публикуют­ся впервые.

ЧАСТЬ I. ПОСЛЕ СМЕРТИ ПУШКИНА

ВДАЛИ ОТ ПЕТЕРБУРГА

29 января 1837 года не стало величайшего русского поэ­та и писателя Александра Сергеевича Пушкина. Прошло еще несколько дней, и гроб с его телом заколотили в ящик, поставили на дроги и с непристойной поспешностью увез­ли в Святогорский монастырь. Она осталась одна. Та, кото­рую он так безгранично и самоотверженно любил. Любил как жену и мать своих детей и ценил как человека.

Трагическая гибель мужа потрясла Наталью Николаевну. Сохранилось много свидетельств современников, описыва­ющих ее ужасное состояние в течение двух долгих, мучите­льных дней, когда умирал ее муж и после его кончины. Она производила на окружающих раздирающее душу впечатле­ние, отчаяние ее было беспредельно. Но, к счастью, она не была одинока в эти дни, с нею были сестра Александра Николаевна, тетушка Екатерина Ивановна Загряжская, нежно любившие ее; как только узнали о смерти Пушкина, приеха­ли из Москвы братья Дмитрий и Сергей Гончаровы. Ее окру­жали друзья мужа - Жуковский, Плетнев, Тургенев, Данзас.

После смерти Пушкина Наталья Николаевна тяжело за­болела и не смогла проводить гроб с телом мужа в Псков­скую губернию, но просила Александра Ивановича Тургене­ва, которому Николай I приказал отвезти и захоронить поэ­та, отслужить панихиду. В письме к А. Н. Нефедьевой Турге­нев писал 9 февраля 1837 года:

"Вчера вечером я был уже здесь... Ввечеру же был вчера у вдовы, дал ей просвиру монастырскую и нашел ее ослабев­шую от горя и от бессонницы, но покорною провидению; я перецеловал сирот-малюток и кончил вечер у Карамзиных".

Умирая, Пушкин завещал жене носить по нему траур два года. И Наталья Николаевна решила уехать на это время в Калужскую губернию, к брату Дмитрию Николаевичу, в име­ние Полотняный Завод. "Я думаю, - говорила она, - что лучше всего исполню его волю, если проведу эти два года со­всем одна, в деревне" .

Как только Наталье Николаевне стало несколько лучше, она начала готовиться к отъезду. Ей было тяжело оставаться в Петербурге, где все напоминало о трагических событиях, и она спешила уехать. Глубоко религиозный человек, Ната­лья Николаевна в последние дни перед отъездом часто езди­ла в церковь и горячо молилась. Очевидно, немного смягчи­ли ее горе беседы со священником Бажановым. По свидете­льству современников, это был умный, добрый человек. Вот что пишет об этом П. А. Вяземский А. Я. Булгакову 10 февра­ля 1837 года: "Пушкина еще слаба, но тише и спокойнее. Она говела, исповедовалась и причастилась и каждый день беседует со священником Бажановым, которого рекомендо­вал ей Жуковский. Эти беседы очень умирили ее и, так ска­зать, смягчили ее скорбь. Священник очень тронут располо­жением души ее и также убежден в непорочности ее".

Перед отъездом Наталья Николаевна увиделась с сест­рой Екатериной Дантес, которая не бывала у Пушкиных с того дня, когда уехала из их дома в церковь на венчание, 10 января 1837 года. Зная, что уже, вероятно, никогда не встре­тится с сестрами, так как ей предстояло ехать вслед за му­жем, высланным за границу, Екатерина Николаевна приеха­ла проститься с ними. Свидание происходило в присутст­вии братьев, Александры Николаевны и тетушки Екатери­ны Ивановны. Это свидание, несомненно, наложило отпе­чаток на отношения сестер, братьев и Загряжской к Екате­рине Дантес. Что было говорено, в чем обвиняли ее Ната­лья Николаевна, Гончаровы и Загряжская (а они, по-види­мому, ее обвиняли), мы не знаем. А. И. Тургенев свидетель­ствует, что Екатерина Николаевна плакала. Подробнее об этом свидании мы скажем в третьей части.

16 февраля Наталья Николаевна с детьми и Александрой Николаевной в сопровождении братьев и Екатерины Ива­новны выехала в Москву. Вся обстановка квартиры и биб­лиотека Пушкина были сданы на двухлетнее хранение на склад друзьями поэта уже после отъезда семьи.

Семья Пушкиных приехала в Москву ночью, но там не остановилась; переменив лошадей, поехали дальше. Это по­служило поводом к осуждению Натальи Николаевны, ее упрекали в том, что она не повидалась с Сергеем Львови­чем. Но состояние моральное и физическое ее было насто­лько тяжелым, что она не могла встретиться со свекром, вы­нести душераздирающее свидание с несчастным отцом. Пе­тербургские врачи категорически предписали ей ехать пря­мо в деревню.

Московский почт-директор А. Я. Булгаков писал П. А. Вя­земскому 26 февраля 1837 года:

"...Наталья Николаевна не была у него в проезд ее через Москву и даже не послала наведаться об нем. На другой день отъезда ее явился к Сергею Львовичу брат ее Гончаров (Сергей Николаевич) со следующею комиссиею: "Сестрица приказала вам сказать, что ей прискорбно было ехать через Москву и вас не ви­деть, но она должна была повиноваться предписаниям свое­го доктора; он требовал, чтобы она оставила Петербург, жи­ла спокойно в уединении и избегала все, что может произвести малейшее в ней волнение; в противном случае не руча­ется за последствия. Сестра чрезмерно изнурена, она прика­зала вам сказать, что она просит у вас позволения летом приехать в Москву именно для того, чтобы пожить с вами две недели, с тем чтобы никто, кроме вас, не знал, что она здесь. Она привезет вам всех своих детей. Сестра не смеет себя ласкать этой надеждою, но ежели бы вы приехали к ней в деревню хотя бы на самое короткое время". Старика поручение это очень тронуло, Наталья Николаевна умно по­ступила и заставила всех (признаюсь, и меня) переменить мнение на ее счет. Москва о ее приезде дозналась, все узна­ли, что она не видела Сергея Львовича, и ее немилосердно ругали, особливо женщины. Таковы всегда человеки! Снис­ходительны к тем, кто в счастьи, и строго взыскивают с тех, кои и без того горем убиты".

И сам Сергей Львович понимал тяжелое состояние неве­стки. В другом письме Булгаков писал тому же Вяземскому, что был у С. Л. Пушкина. "Спрашивал я его о невестке, он отвечал: - Я слышал, что она проехала здесь в пятницу, но ее не видал... - Это, видимо, его опечалило, а потому и ска­зал я ему: - Я понимаю, сколь мучительно было бы для нее и для вас первое свидание, она хотела вас поберечь и на себя не надеялась... "Я и сам это так толковать хочу, - прервал Сергей Льво­вич". Однако он очень сожалел, что не видел внуков. Это свидание, как мы увидим далее, состоялось несколько позд­нее, летом того же года.

Вероятно, известную роль в этом случае сыграла и те­тушка Загряжская, пользовавшаяся большим влиянием на Наталью Николаевну. Старая фрейлина поехала с ней не только потому, что ей хотелось проводить племянницу. За те две недели, что прошли со дня смерти Пушкина, сплетни и толки о его кончине уже успели дойти до Москвы, и горя­чо любившая Наталью Николаевну Екатерина Ивановна хо­тела оградить ее от лишних тяжелых переживаний. Мы по­лагаем, что и она настаивала на том, чтобы Наталья Никола­евна миновала Москву, ни с кем не встречаясь. Возможно, что у Екатерины Ивановны были и свои, личные мотивы стараться избегать этих родственных встреч. Напомним здесь, что братья Дмитрий и Иван, приезжавшие в Петер­бург в январе 1837 года на свадьбу сестры Екатерины, уеха­ли, ни разу не навестив тетку и не простившись с ней. По-ви­димому, ее в чем-то обвиняли в связи с трагическими собы­тиями в семье Пушкиных, и она, естественно, стремилась избегать разговоров на эту тему сейчас, когда раны, нане­сенные гибелью поэта, были еще так свежи. Обращает на се­бя внимание и то, что о проезде Натальи Николаевны через Москву не известили также и мать, Наталью Ивановну, к ко­торой могли послать нарочного в Ярополец, когда уже изве­стен был день отъезда. Как мы увидим далее, Наталья Ива­новна была этим очень огорчена и обижена.