- Это возможно у вас, в России, - он снисходительно улыбнулся. - У нас внуки появляются, когда люди выходят на пенсию.
В хорошо организованной Японии в деды выходили ровненько, годам к шестидесяти.
Что же отвращало супругов Кобаяси от такого симпатичного слова "внук"? Хлопоты? Но внуков здесь растили матери, не бабки. И расходы, связанные с ребёнком, несли родители.
- Я не знаю, откуда ваши двадцатилетние берут деньги, чтобы заводить детей, - сурово сказал Хидэо. - А наш сын окончил университет и стал зарабатывать совсем недавно. Им с женой надо многое купить.
- С ребёнком лучше подождать, - поддержала мужа Намико, не смущаясь тем обстоятельством, что её невестке шёл двадцать восьмой год. - Женщины нашего круга теперь заводят детей лет в тридцать. Когда накопят денег.
- Но у ваших внуков будет дед-профессор. Вы сможете помочь!
Хидэо поднял на неё глаза совсем уже сердито, а Намико воскликнула:
- Почему мы должны помогать? Нашей обязанностью было дать сыну образование. Мы платили за учёбу в университете, кроме того, я ежемесячно посылала ему на аренду квартиры и питание сто двадцать тысяч йен. Теперь он работает и должен сам содержать семью!
- Но ему хватает денег? Он зарабатывает достаточно?
- Я надеюсь, - потупилась Намико.
- Кажется, у вашего сына хорошая работа? - ей снова пришлось поменять тему, разговаривать о внуках тоже было опасно.
- Я не знаю, какая у него работа, - раздражённо вмешался в разговор Хидэо. - Я слишком занят своими делами!
Он сердился так, словно только бездельник имеет время интересоваться жизнью сына.
- Должно быть, Нацумэ очень способный, раз его перевели в отдел финансовой политики банка.
- Может быть! Но он всегда просит у меня денег! - отвергнув комплимент, Хидэо разозлился уже всерьёз.
- Поэтому отец и не любит разговаривать с ним, - тихоько шепнула ей Намико. И заговорила быстро, громко: - Нет, нет, должность Нацумэ очень маленькая! Он только начал карьеру! Он молодой! - Мать словно пыталась оправдать сына - молодому, да с маленькой должностью позволительно просить у отца денег.
Безобидный разговор о детях грозил превратиться в ссору. Она предпочла подняться из-за стола.
- Посмотрите, какую хорошенькую курточку я купила сегодня своему внуку!
- Родители дали Вам денег? - осторожно спросила Намико.
- Нет… - опешила она.
- Они вернут эти деньги потом, - благоразумно заметил Хидэо.
- Да нет же! Я на свои купила, и никто мне ничего возвращать не будет!
Хидэо с Намико в который раз за вечер переглянулись, помолчали, обмозговывая ситуацию странную, непривычную. Наконец, Хидэо произнес серьезно:
- О, Вы - очень хорошая бабушка!
А она не стала объяснить, что Россия полным полна такими бабушками. Чтобы Хидэо окончательно не утвердился в мысли, что в России порядка нет.
Проводив гостей, она брела по Ягияме, печально размышляя, что друг её Хидэо - отец неважный, сыну не помогает, с ним не разговаривает, и о работе его ничего не хочет знать. Конечно, такие отцы встречаются. И не только в Японии - всюду.
- Вас подвезти? - из окна притормозившей возле неё машины выглянул сосед - сэнсэй Сато.
Она предложение приняла - прогулка увела её далеко от дома. Сэнсэй не торопился начинать разговор. Как обычно, первой заговорила она. О детях.
- У меня их трое, - улыбнулся Сато.
- Сколько им лет? - спросила она рассеянно, потому что вопрос это был самый что ни на есть обычный. Сато смутился, замолчал, стал что-то подсчитывать, напряжённо морща лоб… И ответил странно:
- Сыновья уже окончили университет, а дочь ещё учится.
Отец не знал, сколько его детям лет?
- Мой старший сын стал композитором, снимает квартиру недалеко от нас.
В их университете как раз предполагался странный концерт - какой-то американец обещал сыграть музыку, сочинённую им с помощью физических формул. Она сказала о концерте Сато:
- Возможно, Вашему сыну это будет интересно?
- Да, да, возможно я позвоню ему, - Сато грустно улыбнулся. - Это будет первый случай за последние годы, когда я буду ему звонить.
Значит, и Сато тоже не говорил с сыном, как Хидэо?
- Моя жена звонит ему. У нас в Японии детей воспитывает мать, - строго объяснял Сато - ревнитель старинных традиций. - Младшего сына я тоже вижу редко, он живёт в нашем городе, но его фирма предоставила ему служебную квартиру. Последний раз он заходил к нам на Новый год…
Значит, отец больше полугода не видел сына, живущего в том же городе. Японские отцы рады сбросить подросших детей со спины, чтобы не разговаривать с ними, не помогать им и не беспокоиться, достанется ли им их наследство… А матери не скучают по детям, не ждут их в гости, не звонят… Японцы не любят своих детей? Они бесчувственны? Или просто скрытны? Ведь "если внука положить в глаз, деду не будет больно" - японская пословица. И, произнося её, Хидэо улыбался мягко, тепло…
Весна, дочь Верноподданного
Первый грибок!
Ещё, осенние росы,
Он вас не считал.
Басё
С одной из учительниц Шимин-центра она встречалась чаще, чем с другими - Сумико дала ей несколько частных уроков японского языка. Денег Сумико не брала - мы же подруги! Но согласилась прийти к ученице на званый обед. И Намико решилась поддержать компанию. Встретились, как водится в Японии, не просто так, а по делу, чтобы научиться готовить знаменитые русские пирожки. Выбрали будний день - мужние жёны не могут отлучаться в выходные, когда дома мужья. Вслед за Сумико в прихожую осторожно озираясь, как котёнок в незнакомом месте, вошла девочка лет десяти.
- Это Харуно, моя младшая дочь, - Сумико погладила прильнувшую к ней атласную головку.
Ставя ножки косолапенько, носочками внутрь, девочка прошла в квартиру, и вдруг, брызнув радостью, побежала вприпрыжку на кухню, засмеялась, захлопала в ладошки:
- О, пирожки!
Её чёлка разлеталась крыльями ласточки, глаза блестели вишнями, вымытыми летним дождём. Мать улыбнулась ласково, погладила дочь по голове, шепнула ей что-то. И Харуно притихла, подошла к столу, стала помогать женщинам готовить тесто. Потряхивая белой от муки челкой, она старательно, не теряя терпения, лепила один за другим незнакомые русские пирожки. И уплетала их с аппетитом, посапывая от удовольствия. А потом, повинуясь тихому приказу матери, вымыла всю посуду, пока женщины записывали в блокноты рецепт русских пирожков.
Через месяц Сумико сказала:
- Я приглашаю Вас в гости. Я и мой муж - профессор архитектуры.
Дом архитектора стоял в дорогом районе Ягиямы, среди таких же домов - солидных, спокойных.
- Соседи у нас - люди с деньгами: юристы, бизнесмены, доктора с частной практикой, университетские профессора…
Сумико скромно улыбалась, принимая комплименты своему дому, снаружи скромному, изнутри богатому самым главным японским богатством - пространством. Полный воздуха и света, дом походил на корабль с большими окнами, не разбитыми мелкими квадратами традиционных японских переплётов. Необычный, неяпонский дом с высоким скошенным потолком всё-таки нёс в себе нечто легко узнаваемое, местное: татами, монотонность светлых стен, скудность мебели - пустоту, простоту…
Харуно в свитерке и джинсах носилась босиком по большой гостиной, как весенний ветерок.
- Харуно - значит "весна", - улыбнулась Сумико. - Вообще-то это не совсем обычное имя для девочки. В конце японского женского имени должно быть слово "ко" - "дети". Самое важное для женщины - дети. А моё имя - это еще и свет - "су", и счастье "ми". Сумико снова улыбнулась. Да и как не улыбаться женщине, имя которой было полно света, счастья, детей? Сумико нравился интерес иностранки к японской жизни, и она рассказывала щедро, охотно. Оказалось, многочисленные Ямамото, Ямагучи, Ямазаки несли в своей фамилии слово "яма" - "гора", а Ямада - ещё и поле - "да". Поля и горы фамилий украшали имена. Женские имена искрились счастьем "ми" - Минэко, Мияко, светились светом "су", напоминали о прелести весны - Харуно и об очаровании осени - Акико. Такое имя женщины - словно гимн в её честь.
Но были и имена страшные - одна из учительниц Шимин-центра звалась "день, когда ты умрёшь". Такое имя дал пятой дочери разъярённый отец - он ждал сына. В молчаливой Японии были говорящие женские имена! С мальчиками родители поступали проще - их именовали порядковыми номерами: первый сын, второй сын. Как улицы - Ичибанчо, Нибанчо - первая улица, вторая… Такие имена исполняли роль визитных карточек: с мужчиной, несущим в своем имени словечко "ичи" - "один", стоило иметь дело - первый сын наследовал дом и семейное дело. А имя - второй сын или третий предупреждало уныло:
- Не питайте несбыточных надежд! Я не получу ничего!
Правда, иногда и мужские имена несли особый смысл, например, Тошио - мудрый.
- А это - мой муж Тадао, - сказала хозяйка, убегая в прихожую встречать входящего, сообщила на ходу: - Его имя значит лояльный, верноподданный, любящий императора, преданный начальнику - приблизительно так…
Наверное, родители, давая мальчику имя, думали о том, что такие качества пригодятся ему, чтобы преуспеть в жизни. Теперь японцы не придерживались старой традиции менять имена после совершеннолетия, значит, и малышом муж Сумико был Верноподданным. И мать, склоняясь к его колыбели, говорила, наверное:
- Лояльность ты моя миленькая, верноподданненький мой!
В облике высокого, плечистого мужчины, входящего в гостиную, ничего верноподданного не было. Он спокойно извинился за опоздание:
- Сами знаете, у профессоров в университете по субботам часто бывают собрания. - Спокойно протянул крепкую, шершавую ладонь. Пожал руку уверенно, сильно, улыбнулся: - Мозоли у меня, потому что столярничаю, мебель сам мастерю… В доме многое сделано моими руками. Да и сам дом проектировал я, я же архитектор.
Он расположился на низком японском диване. Во многих японских домах утвердилась эта полумера: стол не низкий, за которым едят, сидя на подушках на полу, но и не высокий, как на западе, а средний, вроде журнального. Для него необходим хоть и низкий, но всё же диван, который комфортнее, чем подушки. А её усадили на высокий, привычный для иностранца стул. Сидеть удобно, но есть с низкого стола приходится нагибаясь.
Харуно взобралась к отцу на колени, обвила его шею руками, зашептала что-то на ухо. Он улыбнулся, обнимая дочь, удерживая возле себя.
- Отец очень любит её, - сказала мать, - и слишком балует.
Она строго окликнула девочку и та послушно юркнула за стойку, отделявшую кухню от гостиной, захлопотала там. Её блестящая головка замелькала, то возникая, то исчезая. Как солнечный зайчик.
- В японском доме раньше всё делала мать, дочь ничего не умела, - сказала Сумико, ставя на стол плошки с рисом. - Но теперь всё меняется. Я работаю, дочерям приходится мне помогать. - Харуно управлялась на кухне привычно, ловко, как взрослая женщина. - Настоящая домохозяйка! - гордо улыбнулась мать. И в этом слове не было ни капли того убогого смысла, к которому привыкли мы.
Неслышно ступая красивыми босыми ногами по ковролину гостиной, Сумико сновала на кухню и обратно, не останавливаясь, не уставая. На небольшом столе уже не было места, а она всё подносила новые кушанья.
- Здесь сырая рыба с уксусом, - указала Сумико на стаканчики из косо спиленного бамбука. - А это - салат из китайской капусты со свежими огурцами, блинчики с мясной начинкой…
Харуно тоже что-то приносила, относила… И вдруг, смеясь, плашмя падала на пол.
- Устала!
И тут же вскакивала, бежала к матери на кухню… И опять появлялась из-за стойки с чайным подносом в руках, подходила к столу мелкой, семенящей походкой, кланялась церемонно, как взрослая японка. Её маленькая фигурка была так грациозна и изысканна, словно одета была не в джинсы, а в кимоно.
- Когда я вырасту большая, то стану делать музыкальные шкатулки, - вдруг ни с того ни с сего сообщила Харуно и снова побежала вприпрыжку, резвясь, словно маленькая рыбка в светлом пруду родительской любви. А мать с отцом глядели на неё ласково, любовно…
- Открой же подарок нашей гостьи, Харуно! - разрешила мать.
Не сразу разрешила, словно воспитывая выдержку. Освободив от бумаги русскую деревянную игрушку, девочка замерла. Миндалины её глаз до краёв наполнились удивлением, восторгом.
- Ой! Я никогда не видела такого!
Харуно даже зажмурилась от счастья, прижала к груди вырезанного из липы старичка. Потом отстранила его, разглядывая, поглаживая пальчиком вязанку дров и странную обувь - лапти, бормоча ласково:
- Кавай! Кавай-десне… - миленький!
Мать усадила Харуно за стол, но девочка не столько ела сама, сколько кормила деда. Она перемазала его соевым соусом и потащила в ванную умывать. А пока дед обсыхал, Харуно сделала из бумаги всё, что понадобится ему: стул, стол и даже кровать. Маленькие пальцы быстро и ловко сгибали бумажные листы.
- У нас все ребята так могут! На Танабату мы делали журавликов!
Японскому искусству оригами учили в школе.
Сбегав в свою комнату за карандашами, Харуно принялась рисовать сказку про русского деда. Но в лесу, где он жил, рос бамбук, потому что Харуно не знала, как выглядит липа. И русская изба ей никак не удавалась. Вообще рисование у Харуно получалось хуже, чем оригами. Отец с интересом смотрел на дочкины художества, но не помогал.
- Я тоже в этом не силён. Японский архитектор - не художник, а технолог, - улыбнулся он и объяснил: - Главное, чтобы дом устоял при землетрясении. Потому мы учим студентов правилам строительства… - Он говорил про необычное соединение деревянных брусьев, которое спружинит при толчке и про упругие подушки, на которые ставят большие дома. Она восхищалась, он охлаждал её восторги: - Как это делать - давно известно. Существуют стандарты. Они предусматривают всё, до самых мельчайших деталей. Надо только их заучить. Дом в Японии строит не архитектор, а строительные стандарты.
Слушая часто повторявшееся слово "стандарт" она впервые начинала осознавать, что же казалось ей таким странным в нарядном городе. Его красота была красотой бумаги и тканей - красотой вывесок с причудливыми переплетениями иероглифов, разноцветьем рекламы… А если всё это снять, дома остались бы неприглядными бетонными коробками, сирыми, как обритая красавица.
Харуно бросила рисование и принялась за то, что умела делать куда лучше - писать иероглифы.
- Вот это - моё имя, - объясняла она. - Его можно написать хираганой, а можно - кянджами…
Сумико посмотрела на часы и коротко, громко позвала. На лестнице, ведущей на второй этаж, показалась девушка.
- Это - моя старшая дочь! - представила мать.
Та, что спускалась по лестнице, ничем не была похожа на Харуно! Ни бесцветным лицом, ни тусклыми глазами с припухшими веками, ни повисшими волосами, ни вялым плоским тельцем под бесформенной серой кофтой. Девушка спускалась молча, глядя под ноги, опустив по-старчески уголки губ.
- Она много занимается в последнее время - готовится к экзаменам в университет. Не выходит из дома, спит по четыре часа. А сегодня вообще не спала. Подружка пришла, они занимались вместе.
В голосе матери не было ни капли сочувствия. И отец смотрел безжалостно:
- Молодые должны усердно трудиться!
Девушка села к столу, поела вяло, словно не ощущая вкуса еды. Медленно подняла голову при вопросе гостьи:
- Трудно сдавать экзамены?
Ответила тускло:
- Я привыкла.
- Да, привыкла, - подтвердила мать. - Наши дети всё время сдают экзамены. После начальной школы перед поступлением в школу второй ступени, мы называем её юниорской. После юниорской школы надо опять держать экзамены, чтобы поступить в школу высшей ступени - одиннадцатый и двенадцатый класс. Потом - экзамены в университет…
- Что ты любишь больше всего, какой предмет?
Это был самый простой вопрос, но девушка растерялась, беспомощно посмотрела на мать. Родители переглянулись.
- Она хорошо сдаёт все экзамены, потому что хорошо готовится, - сказала Сумико, выручая дочь. - А специальность мы ещё не выбрали. Наверное, английский язык и литература. Мы хотим, чтобы она поступила в государственный университет. Но там такой конкурс! Если не поступит, придётся идти в частный. А это дорого!
Интересно, что же такое дорого для них, обитателей большого дома?
- В долларах? - переспросила Сумико. - Учёба в частном университете обойдётся в десять - двенадцать тысяч в год. Почти вдвое дороже, чем в государственном. Частные университеты престижнее? Так было раньше. Теперь больше доверяют государственным. Теперь даже дети богатых стремятся поступить туда. Потому конкурс стал таким большим, а экзамены трудными. Многие родители вынуждены нанимать репетиторов, это дорого. В этом году я потратила на учителей для старшей дочери больше полумиллиона йен! Теперь дорогое образование! Потому японцы заводят всё меньше детей.
Неужели через несколько лет, пройдя через длинную череду экзаменов, Харуно станет такой же, как её старшая сестра? Она задержала пробегавшую мимо девочку, поцеловала. Харуно смутилась. В Японии не целуются.
Старшая сестра молча сидела за столом, глядя неподвижно.
- Обычно она, как и Харуно, помогает мне на кухне. Но когда дети готовятся к экзаменам, у меня прибавляется работы, - говорила Сумико. - Нет, я не помогаю им в занятиях, хотя многие женщины сейчас так делают. Мы называем их "мамы - репетиторы". У нас теперь так много надо дать ребенку! Соревнование слишком велико! Но я им не помогаю, только обслуживаю.
Негромкий приказ матери отправил старшую дочь наверх - заниматься, а Харуно - к синтезатору. В комнате зазвучал Бах. Электронный. Потом пришёл черёд Вивальди, Харуно переключила кнопку в положение "клавесин". Сумико устало опустилась на стул. Крепкое тело, сильные руки, высокий, умный лоб в бисеринках пота - в этом большом доме, похожем на корабль, она была капитаном. Её коротким приказам мгновенно повиновались не только Харуно и её сестра, но и муж. Нарушая японские традиции, он сам подливал гостье сакэ, давая жене отдохнуть. Ужин кончался.
- Не стоит меня благодарить! - говорила, прощаясь, Сумико.
- Я старалась отплатить за Ваше гостеприимство! Вы так хорошо принимали нас с дочкой, учили готовить пирожки…
Сумико, не смущаясь, сознавалась, что отдаёт долг благодарности. И её муж согласно кивал. А маленькая Харуно, ещё не выучившая как следует японские обычаи, повисла на шее гостьи безо всякого долга, от души. А потом долго махала рукой и кричала "Сайонара-а-а-а!" - "До свидания!", и её голос, как колокольчик, звенел над пустынной вечерней улицей. А рядом с ней на крыльце стояли, улыбаясь, верноподданный отец и мать с именем, полным света, счастья и детей.
- Какой славный у Сумико дом! - рассказывала она вечером по телефону Намико. - И муж симпатичный, и дочки…
- Я никогда не была у них, - смутилась Намико. - А мужа и старшую дочь не видела. Да и младшую встречала только у Вас.
А ведь Намико говорила о матери Харуно: моя лучшая подруга.
- Намико сказала, Вы были вчера в гостях, - встретил её в понедельник в университете Хидэо.
- Да, - призналась она. - Я была у профессора архитектуры.
При слове "профессор" Хидэо одобрительно кивнул.