Мы ждали этого с трепетом. Утром инструктор практически не наказывал нас. Определенно это было затишье перед бурей. Назначенный час наступил. Богомол сдержал свое слово и заставил нас облачиться в летную форму: легкие теплые комбинезоны, ботинки, кожаные шлемы, перчатки и рюкзаки с парашютами. Волны раскаленного воздуха дрожали над бетонной полосой, когда мы приступили к своей обычной гимнастике. Сначала комбинезоны служили как защита от жгучих солнечных лучей. Кто-то из ребят даже сказал, что нам всегда надо теперь выходить на занятия гимнастикой в такой форме. Я сильно в этом сомневался, потому что первые капли пота уже выступили у меня под мышками. Жара росла изнутри, не оставляя ни малейшей надежды на избавление от нее.
– Минут через пять ты поймешь, какую глупость сказал, – сообщил я одному из оптимистов.
– Да ладно тебе, Кувахара, – ответил он. – Не будь ты таким мрачным.
Когда мы выполняли отжимания, я процедил сквозь зубы:
– Через минуту ты все поймешь, дружище.
– Ничего подобного!
– Дурак!
– Сам болван!
С того момента, как я приехал в Хиро, никто еще не называл меня болваном. Страшно разозлившись, я поднялся на ноги:
– Вставай, щенок! Сейчас мы посмотрим, кто из нас болван!
Парень послушно встал и вызывающе улыбнулся. Я ударил его изо всех сил и тут же сам потерял равновесие. Сцепившись, мы упали на других ребят и неуклюже покатились. Раздались проклятия. Нас растащили. Ямамото схватил меня за руки.
– Хочешь, чтобы нас всех поубивали? – спросил он.
Среди нас сразу же появился Богомол с хлыстом в руках. Правда, эффект это возымело небольшой. Мы уже привыкли к побоям. Ожидая команды приступить к следующим упражнениям, я понял, какую совершил глупость. Внутри у меня уже все горело. Я задыхался. Горло пересохло. Капли пота скатывались со лба, заливали глаза, отчего все вокруг становилось туманным. Все мое тело дрожало, ноги подкашивались. Я не мог заставить себя посмотреть на Танаку, парня, с которым мы только что сцепились.
Когда гимнастические занятия стали подходить к концу, мы уже кипели в своих комбинезонах. Но потом начался традиционный бег по бетонной полосе. В тяжелой одежде было трудно даже просто двигаться, а тем более бежать по страшной жаре. Температура тела продолжала расти изнутри, а солнце вдобавок поднимало ее своими лучами снаружи. Перед началом бега я снял перчатку. Кожа на самом деле жгла мне руку. Мы заковыляли по бетонной полосе, а Богомол беззаботно катил за нами на своем велосипеде. Бетон и яркие солнечные лучи, казалось, тянулись перед нами бесконечно. Я вдругвспомнил слова нашего командующего: "Императорский путь – длинный путь. Он бесконечен. Конца ему не будет никогда".
"Длинный, длинный, длинный…" Слова начали повторяться у меня в голове. Заливавший глаза пот не позволял смотреть далеко вперед.
"Длинный, длинный, длинный… Жизненный путь японца… он завоюет весь мир. Вот почему он должен быть таким длинным и трудным". Наши ботинки ритмично стучали по бетону. Как я заметил, что у этого летного поля был край? Поворота я не запомнил вовсе. В каком направлении мы бежали? Правда, этот путь действительно никогда не заканчивается. "Длинный, длинный, длинный…" Я как-то вдруг почувствовал, что сзади осталось совсем немного человек. Впереди кто-то споткнулся, рухнул на бетон и покатился по нему. Взлетно-посадочная полоса начала качаться. Через полминуты еще один парень схватился за живот, согнулся пополам и упал. Он покатился в сторону, и, пробегая мимо него, я вдруг подумал, что бедняга напоминал тонущий в море корабль. Только он тонул в бетоне. Еще один курсант упал, зацепив и потянув за собой соседа. Да, эти оба тоже утонули в бетоне. Здорово. Их тела стали частицами бетона. Через много лет люди начнут ремонтировать эту полосу, вскроют ее и найдут полости в форме этих тел. Если залить в них гипс, получатся статуи. Но даже тогда я буду продолжать бежать вперед под палящим солнцем. Ока, Ямамото, даже Накамура – они станут статуями. Это печально. Но с другой стороны, стать статуей! Если бы я стал статуей вместе со всеми, меня отвезли бы домой в семейную усыпальницу. Я мог бы сидеть прохладными вечерами под деревьями среди цветов, слушая стрекотание цикад. А Томика тихо приходила бы и поливала меня водой, приговаривая: "Мой маленький братик".
Я не заметил, как бетон вдруг резко надвинулся на меня. Тепловатая жидкость из фляги выплеснулась мне на лицо, и я увидел спицы велосипедного колеса.
Глава 12
Полное искупление
Несколько дней никакие тайные планы не приходили нам в голову. Слишком хорошо мы прочувствовали на себе, чего стоили шутки Богомола. Кто-то снова раздобыл яд. Опять разгорелись жаркие споры.
– Мне все равно, что они со мной сделают, – пробормотал потенциальный убийца. – По крайней мере, этот злобный зверь получит по заслугам!
– Да, но всей эскадрилье будет еще хуже, – напомнил ему другой курсант.
Через пару дней яд вылили в туалет.
Примерно неделю спустя после инцидента с гимнастикой в летной форме я впервые испытал неприятные ощущения во время полета. Наша злоба на Богомола достигла вершины очередной волны, и мы стали придумывать для него новые пакости. Как унизить сержанта безнаказанно? Это был жизненный вопрос. На этот раз хотелось устроить нечто более утонченное, чем проволока на лестнице.
– Как насчет хорошенькой порции слабительного? – спросил Накамура.
– Ха, думаешь, нас не поймают? – усмехнулся я. – Снотворное! – в восторге вскрикнул Танака. – Может, снотворные таблетки? Он сломается и не придет на построение!
– Это было бы неплохо, – согласился кто-то. – Богомол на глазах у всех превращается в щенка! Разве он такое переживет?
– В первый же день перепрыгнет через забор и убежит!
– Нет… – Я покачал головой. – Плевать, кто из вас что про него говорит, но он мужик крепкий. Богомол никогда не сломается.
– Ага, он будет звать свою мамочку, а потом повесится от позора.
Я взглянул на Танаку и подавил в себе старую злость на него. Она сохранилась еще с той стычки на взлетно-посадочной полосе. С ним – я прекрасно понимал – мы никогда и ни о чем не договоримся. И постоянно на его губах играла эта наглая улыбочка. Я мысленно видел, как избиваю его лицо до неузнаваемости, но только одного не могу добиться – уничтожить эту улыбочку.
– Ладно, щенок, – сказал я, – валяй, подсыпай ему снотворное. Посмотрим, что из этого выйдет.
– Отлично, щенок, – ответил он и насмешливо поклонился.
Несмотря на нашу вражду, я с нетерпением ждал результатов проделки Танаки. К сожалению, парень не смог достать необходимых таблеток. Для большинства из нас так навсегда и осталось тайной, каким образом некоторые добывали яд.
Но вскоре мы придумали и разработали новый план. Тацуно превосходно справлялся с базовой подготовкой, и я искренне гордился своим другом. Он был маленьким и бледным. Постоянно казалось, будто его вот-вот свалит с ног какая-нибудь серьезная болезнь, но Тацуно каким-то образом всегда справлялся с трудностями. Даже когда легкий ветерок мог унести моего друга прочь, он цеплялся за жизнь и держался в таких случаях, в каких сдавались физически более сильные и крепкие люди.
Однажды темным вечером мы с Накамурой встретились с Тацуно и его приятелем в уборной.
– У нас есть план, – прошептал я. – Мы поможем вам отомстить вашему сержанту, если вы поможете нам хорошенько нагадить нашему. Нам нужно несколько иголок. Соберите все, какие найдете в казарме. Все равно никто их не станет проверять. Мы потом вернем вам их… я надеюсь!
Я изложил наш план, и на следующий день у нас было необходимое количество иголок.
Выбрав вечер, сразу после десяти часов мы пробрались в комнату нашего сержанта, сняли с кровати одеяло и простыни и начали втыкать в матрац иглы остриями вверх. Затем мы снова застелили кровать, расправив одеяло и простыни так, чтобы никто ничего не заметил.
Вернувшись в свою казарму, мы с хихиканьем уселись в темноте.
– Сегодня ночью он хорошо поспит, – прошипел я.
– Так в Индии спят, – сказал Ямамото. – Не могут же йоги нас превзойти.
В ту ночь мы давились от смеха.
– Эй, смотрите на меня, – сказал Ока. – Я – Богомол!
– Это было великолепное представление. Ока проковылял в темный проход между койками, неловко разделся, с удовольствием зевнул и потянулся. – Спокойной ночи, дети. Приятных сновидений, – пробормотал он, медленно укладываясь на свою койку.
В полутьме мы внимательно наблюдали за тем, как Ока закрыл глаза. Вдруг они резко открылись, вылезли из орбит, а изо рта стал рваться немой крик боли. Несколько секунд Ока молотил руками и ногами по койке, затем вскочил и стал подпрыгивать, словно на трамплине для прыжков в воду.
За Окой и Ямамото всегда было смешно следить, потому что оба были быстрые и пронырливые, как белки. Глядя на нелепые движения Оки, мы забились в конвульсиях и смеялись до слез. Другие тоже начали свои представления, и вскоре все пятнадцать человек проснулись.
– Сколько времени? – простонал кто-то.
Я услышал, как Морияма ответил:
– Ох, Ока и Кувахара со своей бандой… опять втянут всю эскадрилью в историю.
Мы успокоились только после одиннадцати.
После завтрака всем ребятам из нашей казармы было приказано явиться в комнату Богомола. Лениво постукивая пальцами по спинке стула, сержант отклонился назад и молча взглянул на нас. На столе четырьмя аккуратными серебристыми рядами лежали шестьдесят иголок.
Богомол долго сидел, словно медитируя. Наконец он схватил одну из иголок, прищурил один глаз и прицелился ею в какое-то место на стене.
– Итак? – произнес сержант.
Никто не отозвался.
– Когда я учился в школе, нам такое в голову не приходило. Очень умно. Да, очень умно! – Вдруг Богомол резко рванул стул из-под себя, грустно взглянул на нас и покачал головой. – И вы ничего не знаете об этом, не так ли? – Сержант указал на Накамуру: – Эй, ты, прыщавый, отвечай!
Накамура судорожно глотнул, но ничего не сказал.
– Прекрасно! Честный прямой ответ. Странно только, мой дорогой прыщавый друг, что ты не выражаешь ни удивления, ни непонимания. Очевидно, ты знаешь, что я хочу… выяснить?
– Нет, господин старший сержант!
Богомол встал и начал прохаживаться по комнате, затем остановился перед Мориямой, глядя на него ледяным взглядом.
– Нет, нет… ты ведь тоже ничего не знаешь, верно? Слишком глупо!
Сержант непроизвольно ударил Морияму по носу, затем отпустил нас. Когда мы выходили, он крикнул нам вслед:
– Одна небольшая деталь: на следующее построение каждому из этой эскадрильи принести свои наборы принадлежностей для починки одежды. Сообщите об этом курсантам из других казарм.
Богомол выглядел бесстрастным, когда обнаружил, что у каждого из нас в наборе для починки одежды есть иглы. Он даже оценил нашу умную стратегию и добавил, что в связи с этим приготовил для нас специальный подарок.
И снова первая половина дня прошла спокойно. Даже на физической подготовке не случилось никаких инцидентов.
Потом пришло время наших ежедневных летных занятий.
– Кажется, пару недель назад кто-то очень сильно согрелся в своей форме, – заявил Богомол. – Некоторые даже в обморок от жары падали. Сегодня вы увидите, какой я милосердный человек. Мы не будем надевать летные костюмы. Как вам это нравится?
Забравшись в заднюю кабину самолета, я не заметил, кто сегодня был моим инструктором. Он обернулся, и я узнал своего старого знакомого по базовой подготовке Змея. Его перевели в инструкторы. Я начал пристегиваться ремнями, но сержант покачал головой:
– Извини, но пристегиваться не разрешается, Кувахара!
Я отпрянул назад. Нельзя пристегиваться ремнями! К тому же Змей говорил со мной очень любезно, и это тоже очень сильно пугало.
Мы взлетели и быстро набрали высоту. На пяти тысячах футов Змей с усмешкой оглянулся. Его глаза за стеклами очков выглядели узкими щелями.
– Держись!
Холодный воздух уже бил меня в открытой кабине. Вцепившись в недействующие рычаги, я увидел, как мир перевернулся и ринулся на нас. Мы не спеша выполняли мертвую петлю. Я прижал голову к груди и ухватился за болтавшиеся свободно ремни. Момент был крайне неприятный. Самолет выровнялся и влетел в облако. От сильного ветра я окоченел. Затем, вырвавшись из белого пара, мы начали выполнять вторую петлю. Без ремней! Воздух рвал меня на части, словно гигантская рука. Еще секунда, и меня выбросило бы в небо! Я мрачно боролся с земным притяжением и обжигающим ледяным ветром.
Когда самолет наконец снова выровнялся, я уже не понимал, где находился верх, а где низ. Перевести дыхание мне не удалось. Машина стала резко падать по спиральной траектории. Кровь в моей голове стучала так, будто я залпом выпил целый стакан ледяной воды. Перед глазами все расплывалось и погружалось в темноту. Когда я пришел в себя, мы готовились к посадке. Не в силах двигаться, я просто вывалился из самолета.
Все шестьдесят курсантов прошли через это испытание, и полчаса спустя большинство из нас не могло стоять на ногах. Мы были столь измождены, что Богомол фактически извинился перед нами.
– Ведь вы же служите в военно-воздушных силах. Вы должны приучать себя к подобным вещам.
Однако для меня это был не последний неприятный полет. Всего через две недели произошло странное, необъяснимое событие. Шестеро из нас летели в одном строю, когда Богомол приказал совершить маневр и следовать за ведущей машиной, в которой летел он. Я летел первым в строю и потому сразу последовал за сержантом, когда его самолет сделал вираж, плавно снизился и начал выполнять петлю. Выполнив, в свою очередь, фигуру и выходя из петли, я продолжал держаться на хвосте Богомола, но вдруг по какой-то причине – причине, которая непонятна мне до сих пор, – вместо того чтобы сбросить скорость, нажал на газ.
Почувствовав, что я очень близко, Богомол изменил курс и начал подниматься вверх. Я продолжал держаться в опасной близости от него. Странное это было ощущение. Казалось, самообладание покинуло меня. Мои наушники стали разрываться от криков.
– Убирайся с моего хвоста, придурок! Идиот! Сбавь скорость!
Позади уже появились остальные самолеты нашего звена. Богомол стал резко снижаться, а я следовал за ним как привязанный. Будь у негоболее быстрая и маневренная машина, мне никогда не удалось бы так долго преследовать сержанта. Но его попытки уйти от меня на тренировочном самолете были тщетными. Богомол крутился, вертелся, взмывал вверх, падал, но освободиться от меня не мог. Мысль сбить его в воздухе вдруг ошеломила меня, но потом я испугался. У меня возникло ощущение, будто я чуть не попал под воздействие гипнотизера.
Когда мы вошли в крутой вираж, Богомол проревел:
– Поворачивай вправо! Вправо!
Этот приказ подействовал на меня не больше, чем жужжание пойманной мухи. Я повернул влево, и мы избежали столкновения только чудом.
Богомол в отчаянии нажал на газ и помчался в сторону гор над Фукагавой, и вскоре наши моторы ревели между ними над длинными долинами. Поросшие деревьями склоны обступали нас. Я потянул на себя штурвал и увидел, как самолет Богомола взмыл вверх. Еще чуть-чуть, и сержант опоздал бы! Крыло его машины срезало верхушку сосны! Жертва безжалостного насилия – я преследовал Богомола. Мы продолжали подниматься, держась в нескольких метрах друг от друга, а потом над вершиной горы стали разворачиваться.
А потом это случилось! Финал спектакля! Безумие! Богомол выпрыгнул из самолета с парашютом. Я увидел грибок шелкового купола, под которым покачивалась человеческая фигурка размером с куклу. Она становилась все меньше и меньше. Богомол плавно спускался в долину, когда вдалеке что-то вспыхнуло. Самолет сержанта совершил свою последнюю посадку.
В моей голове стоял громкий гул. Тело стало словно восковым. Наверное, я бы разбился где-нибудь, если бы в наушниках не раздался голос:
– Кувахара! Возвращайся! Разворачивайся и возвращайся, а то пожалеешь! Вспомни о своей семье! Вспомни об императоре! Вспомни о своем долге!
Надо мной кружил Змей.
Весь этот эпизод, как отрывки сна, длился несколько минут. Я кое-как присоединился к своему звену. Здравомыслие вернулось ко мне, а вместе с ним пришел леденящий душу страх. Дрожа от постоянно растущего ужаса, я выполнил оставшиеся маневры. Сразу после посадки меня повели к командующему. Наши игры над горами Фукагавы быстро привлекли к себе внимание начальства.
Богомол был уже здесь, живой и невредимый. Его подобрала санитарная машина. Ситуация была странной. Когда я отрапортовал командующему, он приказал нам сесть. Разговор пошел в удивительно неформальной обстановке. Очевидно, мои действия потрясли командующего. Казалось он полагался больше на собственное мнение, чем слушал других.
– Ну, расскажите, что произошло. Сначала послушаем тебя, Намото.
Богомол украдкой бросил на меня пылающий взгляд.
– Господин командующий, я должен сказать, что этот курсант безумен! Это совершенно очевидно! Во время обычного тренировочного полета он изо всех сил старался протаранить мой самолет. Если бы я не выпрыгнул из машины, это ему удалось бы. Он…
– Как долго он тебя преследовал?
– Несколько минут, господин командующий. Он… – Неопытный новичок, и ты не смог оторваться от него?
– Я…
– Интересно… Много забавных случаев произошло с тех пор, как я приехал в Хиро, но ничего подобного я еще не видел.
Командующий взял карандаш, подержал его над листом бумаги, затем повертел в пальцах и стал стучать им по столу. Вдруг он на мгновение улыбнулся:
– Конечно, время от времени мы теряем одного-двух сержантов.
Богомол замер. По-прежнему постукивая карандашом и не поднимая глаз, командующий спросил:
– Что ты можешь сказать, рядовой Кувахара?
Я запнулся и посмотрел себе под ноги.
– Мне… мне нечего сказать, господин командующий.
Что я мог сказать? Как вообще можно было объяснить происшедшее?
– Ты хотел убить этого человека?
– Нет…
– Хотел покрасоваться перед товарищами?
– Нет, я…
– Господин командующий! – Богомол бросил на меня мимолетный взгляд, но командующий заставил его замолчать резким, почти раздраженным жестом.
– Гм, когда ты решился на такой поступок?
Я судорожно глотнул.
– Я не решался. Я хочу сказать… не знаю, господин командующий. Я просто летел следом… как сержант инструктировал нас. Я… просто летел вслед за ним.
– Понятно. А не слишком ли близко к самолету сержанта ты летел? Сержант Намото так и подумал. Ему стало так не по себе, что пришлось в срочном порядке покинуть самолет. Одна из лучших наших тренировочных машин разбилась.
Богомол изо всех сил стиснул челюсти.
– Простите, господин командующий, – произнес я и понял, как глупо прозвучали мои слова. Но больше мне сказать было нечего. – Богомол приказал нам лететь за ведущей машиной. Я последовал за ним.
Некоторое время командующий сидел молча. Он потер бровь, покачал головой и тихо выругался. Командующий был маленьким человечком, которого никто не заметил бы даже на улицах Ономити. Но военная форма, казалось, придавала ему солидности. Его выправка, жесты, скрытая сила свидетельствовали о том, что в этом маленьком теле жил большой человек.