Этот арест был для нас неожиданным ударом; Фанфан и я были как громом поражены. Фаншетта была такая добренькая девочка! Что нам было делать, средств никаких нет - котел опрокинут: прощайте устрицы, прощай шабли, не придется нам больше кататься как сыр в масле. Не лучше ли было бы для меня не бросать своего молота? Фанфан со своей стороны стал жалеть о своих пирожках.
Погруженные в печальные размышления, мы медленно подвигались по набережной Феррайль, как вдруг нас пробудил звук военной музыки - два кларнета, барабан и цимбалы. Вокруг этого оркестра собралась густая толпа зевак. Музыканты помещались на телеге, над ними развевался пестрый флаг и разноцветные султаны. Когда музыканты перестали играть, барабан забил дробь. Какой-то господин, в мундире с галуном по всем швам, встал и обратился к публике с речью, показывая на большую карту, на которой был намалеван солдат в мундире.
- С соизволения Его Величества я пришел объяснить подданным французского короля те выгоды, те льготы, которые он им дарует, допуская их в колонии. Вы, молодые люди, вероятно, не могли не слышать о стране Кокань - нужно ехать в Индию, чтобы попасть в эту блаженную страну. Там всего вдоволь.
Хотите вы золота, жемчуга, бриллиантов? Стоит только наклониться - все дороги ими вымощены, да и наклоняться-то не нужно, за вас это сделают дикие.
Любите вы женщин? Там их есть вдоволь на всевозможные вкусы: есть и негритянки, принадлежащие всем и каждому; есть креолки, такие же белые, как мы с вами, - они любят белых до страсти, это и понятно в такой стране, где одни черные. И заметьте, что каждая из них богата, как Крез, - условие, выгодное при вступлении в брак.
Имеете вы слабость к вину? И в этом отношении там пречудесно - есть вина всевозможных сортов: и малага, и бордо, и шампанское. Не рассчитывайте только встретить там бургонского - не хочу вас обманывать, бургонское не выносит моря; что касается других вин всего земного шара - то их сколько угодно, по шести су бутылка, принимая в соображение конкуренцию. Да, господа, по шести су, и это вас нисколько не удивит, когда вы узнаете, что часто сто, двести, триста кораблей, нагруженных винами, в одно и то же время входят в гавань. Представьте себе затруднительное положение капитанов; они спешат вернуться и сваливают свой груз на землю, объявляя, что они будут слишком счастливы, если публика согласится черпать бесплатно из их бочонков.
Но это еще не все: как вы думаете, ведь приятно всегда иметь сахар под рукой? Я уже не говорю о кофе, ананасах, апельсинах, гранатах, померанцах и тысяче самых прекрасных плодов, которые растут сами по себе, без ухода, как в земном раю; не стану также распространяться об индийских ликерах, приятно щекочущих глотку.
Если бы я обращался к женщинам и детям, то стоило бы распространиться об этих лакомствах: но я говорю с мужчинами. Я знаю по опыту, что родители обыкновенно из кожи лезут, чтобы отвлечь молодых людей от пути, на котором они могут найти счастье и богатство, но будьте рассудительнее папенек, и в особенности маменек.
Не слушайтесь их, если они станут стращать вас, что дикие живьем пожирают европейцев, - все это дело прошлого, времен Христофора Колумба или Робинзона Крузо.
Не слушайтесь их, если они станут стращать вас желтой лихорадкой. Желтая лихорадка! Господа, если бы она была так ужасна, как уверяют, то по всей стране только и были бы понастроены больницы, а видит Бог, их там ни одной нет!
Понятно, вас еще напугают климатом. Я слишком откровенен, чтобы с этим не согласиться: климат там очень жаркий, но природа так щедро наделила прохладительными напитками всевозможных сортов, что жару даже и не замечаешь.
Вас станут стращать ядовитыми насекомыми, гремучими змеями. Успокойтесь, разве вы не имеете в своем распоряжении толпу невольников, чтобы отгонять насекомых? Что касается змей, то ведь они шумом гремушек объявляют о своем приближении.
Вам наскажут сказок и небылиц о кораблекрушениях. Знайте же, что я пятьдесят семь раз совершал плавание по морям, тысячу раз видел тропики, для меня пропутешествовать от одного полюса до другого - все равно, что выпить стакан воды, и на океане, где нет ни дорог, ни ухабов, я считаю себя в большей безопасности на корабле в 74 тонны, нежели в какой-нибудь душной карете или в омнибусе, который ходит из Парижа в Сен-Клу. Надеюсь, этого довольно, чтобы рассеять ваши опасения. Я мог бы еще дополнить эту картину прелестей жизни в Индии… я мог бы порассказать вам о наслаждениях охоты, рыбной ловли. Представьте себе лес, где дичь до того доверчива, что и не думает спасаться бегством, и так робка, что стоит погромче закричать, чтобы свалить ее на землю. Представьте себе реки и озера, до того обильные рыбой, что вода то и дело выступает из берегов.
Я чуть не забыл упомянуть о лошадях: лошадей, господа, там столько, что шагу нельзя сделать, чтобы не встретить их тысячи… словно стада овец. Вы, может быть, любители лошадей, желаете верхом ездить? Стоит только запастись веревочкой подлиннее. Из предосторожности следует завязать петлю. Вы пользуетесь минутой, когда лошади пасутся, тогда они ничего не подозревают, подкрадываетесь, выбираете любую и набрасываете свою петлю. Лошадка - ваша, остается только или сесть на нее верхом или вести ее под уздцы, если сочтете удобным, - здесь всякий свободен в своих действиях.
Да, господа, повторяю, все это сущая правда, уверяю вас. В доказательство этого король французов, Его Величество Людовик XVI, который мог бы меня слышать из своего дворца, уполномочил меня предложить вам от его имени эти благодеяния. Посмел бы ли я обманывать вас чуть ли не в его присутствии?
Король желает одеть, обуть и накормить вас; он хочет осыпать вас богатством; взамен этого он ничего не требует от вас; работать не придется, денег вволю, ешь до отвалу, ложись спать и вставай, когда заблагорассудится, - только раз в месяц королевский парад.
Уж что касается этого, то вам от парада не вывернуться, разве получите дозволение, в котором, впрочем, никогда и не отказывают. Исполнив эти обязанности, вы свободны, как птицы Божий, чего вам еще больше? Хорошей должности? У вас она будет, только поторопитесь. Предупреждаю вас, что завтра уже будет, может быть, слишком поздно. Суда уж готовы к отплытию - ждут только попутного ветра, чтобы сняться с якоря… Поспешайте же, парижане. Если, паче чаяния, вам наскучит хорошая жизнь, то в гавани вы всегда найдете корабль, готовый перевезти в Европу тех, кто страдает тоской по родине.
Пусть приходят ко мне все желающие узнать ближайшие подробности, мне нет надобности сообщать вам своего имени - меня и так всегда знают. Живу я в двух шагах отсюда, у первого фонаря, в доме виноторговца. Вы спросите Бель-Роза.
Положение, в котором я находился, заставило меня внимательно выслушать эту речь; я запомнил каждое слово Бель-Роза, и, хотя с тех пор прошло двадцать лет, я повторяю ее, не пропустив ни единого словечка. Речь произвела не менее сильное впечатление и на Фанфана. Мы стали совещаться между собой, как вдруг какой-то долговязый олух, на которого мы не обращали ни малейшего внимания, влепил Фанфану звонкую оплеуху и повалил его наземь.
- Я научу тебя другой раз косо смотреть на меня, грубиян!
Фанфан был окончательно ошеломлен ударом, я хотел защитить его; наглец поднял руку и на меня. Скоро нас окружила толпа - свалка становилась серьезною. Публика занимала места, как для зрелища. Вдруг какой-то человек пробивается чрез толпу - это Бель-Роз.
- Что случилось? - сказал он, показывая на Фанфана, который плакал горькими слезами. - Кажется, этот господин получил оплеуху. Дело плохо, но он малый храбрый, я уж вижу по глазам - дело устроится.
Фанфан старался доказать, что Бель-Роз не ошибся и, во-вторых, что он, Фанфан, не получал пощечины.
- Все равно, дружище, - возразил Бель-Роз, - вам необходимо драться.
- Конечно, - заключил обидчик, - дело без этого не обойдется. Этот господин оскорбил меня - он за это ответит, один из нас должен остаться на месте.
- Ну ладно, вы получите удовлетворение, - ответил Бель-Роз, - за этих господ я ручаюсь. Назначайте час.
- Назначайте сами!
- Пять часов утра, позади епископского дома. Я принесу рапиры.
Слово было дано, наш противник удалился, и Бель-Роз, хлопнув по животу Фанфана в то место, где жилетный карман, - причем зазвенело несколько монет, остаток нашего прежнего величия, сказал:
- Клянусь честью, голубчик, я сильно интересуюсь вами, пойдемте со мной. Вы также не будете лишним, - прибавил он, ударив меня по животу, как и Фанфана.
Бель-Роз повел нас в улицу Жюивери, до кабачка, куда мы и вошли по его приглашению: "Я с вами не войду, - сказал он, - но такой человек, как я, должен заботиться о соблюдении приличий; я сброшу сначала свой мундир и сию же минуту присоединюсь к вам. Спросите бутылку с красной печатью и три стакана". Бель-Роз покинул нас. "Не забудьте же, с красной печатью", - прибавил он, оборачиваясь.
Мы в точности исполнили приказания Бель-Роза, который не замедлил вернуться; мы встретили его, почтительно снявши шапки. "Полноте, дети, - сказал он, - наденьте шапки без стеснений. Я присяду к вам; где мой стакан? - Он опорожнил его залпом. - У меня страшная жажда - точно засело что в глотке".
Продолжая говорить, Бель-Роз опорожнил другой стакан, обтер лоб платком, положил оба локтя на стол и принял таинственный вид, который начал беспокоить нас.
- Так-то, друзья мои, завтра мы деремся. Знаете ли, - обратился он к Фанфану, у которого душа ушла в пятки, - вам придется иметь дело с сильным противником, он в этом деле мастак.
- Неужели? - растерянно пробормотал Фанфан, поглядывая на меня.
- Ну да, я не шучу, он хоть кого за пояс заткнет; но это еще не все; считаю своим долгом предупредить вас, что у него чертовски несчастливая рука.
- У меня не лучше! - воскликнул Фанфан.
- Как, и у вас тоже?
- Очень просто, когда я был у хозяина, то не проходило дня, чтобы чего-нибудь не разбил, хоть тарелку.
- Совсем не то, дружок, - возразил Бель-Роз. - Я хочу сказать, что он всякий раз, как дерется, непременно убивает своего противника.
Дело было ясно - Фанфан дрожал всем телом, по лбу его струились крупные капли пота, его свежие щеки покрылись белыми пятнами, лицо удлинилось, сердце упало, - он задыхался. Наконец он разразился глубочайшим вздохом.
- Браво! - воскликнул Бель-Роз, пожимая ему руку. - Люблю людей храбрых… Ведь вы не боитесь? - Потом, стукнув кулаком по столу: - Эй, мальчик, бутылку того же самого, слышишь? Этот господин угощает… Встаньте-ка, любезный друг, выпрямитесь, протяните руку, согните ее, встаньте боком - вот так, прекрасно, восхитительно, чудесно!
И тем временем Бель-Роз продолжал опоражнивать стакан за стаканом.
- Клянусь честью, я хочу из вас сделать настоящего фехтовальщика. Знаете ли, что вы сложены на славу, из вас вышел бы отличный солдат - трудно найти лучше. Жалко, что вы не упражнялись в фехтовании. Но нет, быть не может, вы посещали фехтовальные залы!
- Клянусь вам, никогда в жизни, - защищался Фанфан.
- Признайтесь, вы дрались на дуэли.
- Никогда.
- Не скромничайте, к чему скрываться, я, право, не понимаю…
- Уверяю вас, - вступился я, - что он никогда даже не прикасался к рапире во всю свою жизнь.
- Уж если вы так уверяете, то я принужден вам поверить. Но знаете ли, вы оба продувные малые, такого старого воробья, как я, не проведешь, сознайтесь в истине, не бойтесь, что я выдам вас, разве я не друг вам? Если вы мне не доверяете, то мне уж лучше уйти. Прощайте, господа! - продолжал Бель-Роз рассерженным голосом, направляясь к двери.
- Ах. г. Бель-Роз, не покидайте нас, - воскликнул Фанфан. - Каде вам повторит, что я говорил вам сущую правду; я по ремеслу пирожник - не моя вина, если у меня есть способности к оружию. Я держал в руках скалку для теста, но никогда…
- Я так и знал, что вы непременно чем-нибудь орудовали… Я люблю откровенность, у вас она есть - это лучшая добродетель для вашей карьеры. С вашей искренностью далеко пойдешь; я уверен, что из вас вышел бы добрый воин. Но пока не в этом дело. Мальчик, еще бутылочку. Черт меня возьми, я никогда бы не поверил, что вы в жизнь свою не дрались… Ну, все равно, для меня высшее счастье оказывать помощь юношеству: я научу вас одному удару, одному только маленькому удару. (Фанфан выпучил на него удивленные глаза). Только обещайте мне не выдавать его никому.
- Клянусь, не выдам! - воскликнул мой приятель.
- Вы будете первый, кому я доверяю свою тайну. После этого вы увидите, люблю ли я вас! Завтра я вас посвящу в свою тайну.
С этой минуты Фанфан ожил и почти оправился от страха; он осыпал Бель-Роза выражениями благодарности и смотрел на него, как на своего спасителя. Мы выпили еще по стаканчику, не переставая, с одной стороны, благодарить, с другой стороны, изъявлять участие; наконец, когда становилось поздно, Бель-Роз с достоинством простился с нами. Перед уходом он был настолько любезен, что указал нам место, где мы могли отдохнуть.
- Отправьтесь от моего имени, - сказал он, - в гостиницу Гриффон, в улице Мортельери, скажите, что пришли по моей рекомендации, а потом спите спокойно и будьте уверены, что все обойдется благополучно.
Фанфан не заставил себя просить и заплатил за угощенье.
- Ну, прощайте, - проводил нас Бель-Роз, - я приду будить вас.
Мы отправились в Гриффон, где нас уложили спать. Фанфан не мог сомкнуть глаз от волнения - может быть, он горел нетерпением узнать пресловутый удар, который обещался показать ему Бель-Роз, может быть, он трусил - последнее вернее.
На рассвете мы услышали, как отворилась дверь и кто-то вошел к нам в комнату: "Эй, вы, сонные тетери! Кто же спит в такой час, живей на ноги!" - крикнул он. Мы вскочили, как встрепанные. Едва мы успели одеться, как он отвел Фанфана в сторону, удалился с ним куда-то на несколько минут, потом они снова вернулись вместе.
- Ну, пора нам, - сказал Бель-Роз, - только чур не дурить! Так помните же, мой удар - кварта, и больше ничего, только одна кварта, и он в ваших руках.
Фанфан, несмотря на полученный им урок, был как в воду опущенный; когда мы пришли на назначенное место, он был ни жив, ни мертв. Наш противник и его секундант были уже на месте.
- Вот здесь вам драться, - сказал Бель-Роз, взяв рапиры, которые передал мне. - Ну, кажется ни одному из вас не войдет в брюхо ни на вершок больше, нежели другому, - сказал он, смерив клинки. - Ну, молодчик, берите-ка, - сказал он Фанфану, подавая ему скрещенные рапиры.
Фанфан колеблется, Бель-Роз повторяет приглашение, Фанфан судорожно схватывает рапиру, но так неловко, что она вываливается у него из рук.
- Все это вздор, - говорит Бель-Роз, подымая рапиру и снова вручая ее Фанфану. - Ну, становиться в позицию! Посмотрим, кто кого одолеет!
- Постойте на минутку, - перебивает секундант другого, - мне надо к вам обратиться с вопросом. Милостивый государь, - сказал он Фанфану, который едва стоял на ногах, - мне надо знать, вы не фехтмейстер и не бретер?
- Что такое? - прошептал Фанфан едва слышным голосом.
- По законам дуэли, - продолжает секундант, - я обязан потребовать от вас клятвы на честное слово, что вы не фехтмейстер и не бретер.
Фанфан безмолвствует и бросает на Бель-Роза вопросительные взгляды, как бы умоляя его помочь ему.
- Говорите же, - настаивает секундант.
- Я… я только ученик… - лепетал он в смущении.
- Ученик… говорится любитель, - заметил Бель-Роз.
- В таком случае, господин любитель, сейчас же разденьтесь, мы желаем освидетельствовать вас.
- Это верно, - сказал Бель-Роз, - об этом-то я и не подумал; ну ладно, раздевайтесь, живей, Фанфан, долой платье и белье!
Фанфан состроил жалкую физиономию; рукава его камзола вдруг стали необычайно узки; он расстегивался снизу и снова застегивался сверху. Скинув жилет, ему никак не удавалось развязать тесемки у ворота - пришлось разрезать узел. Наконец он очутился голым, в одних только панталонах. Бель-Роз вручает ему рапиру:
- Ну, живей, друг сердечный, становитесь в позицию!
- Защищайся! - кричит его противник; оружие скрещивается, рапира Фанфана дрожит и судорожно мечется - рапира его противника, напротив, неподвижна и непоколебима; Фанфан того и гляди, что упадет в обморок.
- Ну, будет, довольно, - в один голос восклицают Бель-Роз и другой секундант, бросаясь на рапиры, - достаточно, вы оба храбрецы, мы не допустим вас перерезать друг другу горло; помиритесь, поцелуйтесь и забудьте обо всем. Дело прошлое. Черт возьми! Не убивать же такого молодца… Но клянусь честью, он храбрец, каких мало. Успокойтесь же, Фанфан.
Фанфан вздохнул свободнее; он окончательно оправился, когда его убедили в его храбрости; его противник ради приличия поломался немного, прежде нежели согласиться на мировую; но в конце концов смягчился. Оба противника поцеловались, и было условлено довершить мировую сделку, позавтракав вместе в певческом кабаке около Нотр-Дам, где есть славное вино.
Когда мы пришли туда, стол был уже накрыт, завтрак готов - ждали только нас. Бель-Роз отвел в сторонку Фанфана и меня.
- Ну-с, друзья мои, вы теперь знаете, что такое дуэль - не Бог весть какая премудрость, я вами доволен, любезный Фанфан, вы вели себя героем. Но дело в том, чтобы не уронить себя до конца, вам не следует допускать, чтобы он платил за завтрак.
При этих словах лицо Фанфана омрачилось - он знал печальное состояние нашего общего кошелька.
- Эх, дружище, полноте, вздор какой, - прибавил Бель-Роз, заметив его затруднение, - Если вы не при деньгах, то я за вас поручусь. Хотите денег? Хотите тридцать франков, хотите шестьдесят? Между друзьями что за стеснение! - И он вынул из кармана двенадцать экю по шести ливров. - Вот вам на двоих, - сказал он, - денежки-то новенькие, это счастье приносит.
Фанфан колебался.
- Да берите же, отдадите, когда можете. На таком условии вы не рискуете ничем, занимая у меня.
Я тихонько толкнул локтем Фанфана, желая сказать ему: "Да бери же, наконец, когда дают". Он понял намек, и мы положили деньги в карман, тронутые добрым сердцем Бель-Роза.
Скоро нам пришлось солоно от этих денежек. Вот что значит быть неопытными.
Завтрак прошел весело: много толковали о скупости родителей, о сквалыжничестве мастеровых-хозяев, о счастьи быть независимыми, о громадных богатствах, которые можно добыть в Индии; названия - Капской земли, Шандернагора, Калькутты, Пондишери, Тибо-Салба - были ловко вклеены в разговор; рассказали несколько примеров о громадных состояниях, нажитых молодыми людьми, недавно приглашенными Бель-Розом.
- Говоря не хвастаясь, - сказал он, - у меня рука пресчастливая. Давно ли кажется пригласил хоть бы этого маленького Мартена, а теперь, глядите-ка, он в набоба превратился - катается как сыр в масле. Я пари держу, что он заважничался и если встретит меня, - так и не узнает. О, много неблагодарных на белом свете! Но что ж делать, таков наш общий удел!