"Робин Мур"? Да. Это первое судно, которое мы потопили в это плавание. В волнениях последовавших затем событий мы почти о нем позабыли. Теперь моряки со "Смеющейся коровы" узнали, что "Робин Мур" вызвал большой переполох на иностранных радиостанциях. Американские газеты опубликовали более или менее точные рассказы уцелевших. Оскорбительная кличка "Пират номер один" была еще самым вежливым прозвищем, которым иностранные корреспонденты и дикторы наградили командира немецкой подводной лодки с эмблемой "Смеющаяся корова". Я был изрядно позабавлен, но в то же время испытал некоторое облегчение. У меня на борту было доказательство правильности и законности нашего поведения в виде коносамента с "Робина Мура". То, что американское радио было обязано поднять большой шум вокруг этого потопления, вполне понятно. Но моряки на немецких подлодках в Южной Атлантике не могли и предполагать, что вскоре после публикации этой новости 14 июня американцы заморозят все немецкие фонды, а затем закроют немецкое консульство.
Как только лодки подошли ближе, милая беседа прервалась. Субмарине Хесслера, которая также направлялась домой, срочно требовалось специальное масло, неиспользованный запас которого еще был на "U-69". И у всех было очень мало еды. Команды всех подлодок были под большим впечатлением от нашего рассказа о дельфинах. Я спустил корабельную шлюпку и доставил в кают-компанию "соседей" тарелку тефтелей из дельфина. Офицеры жадно набросились на еду. Я призвал всю команду в качестве свидетелей, что эти деликатесы на самом деле приготовлены из дельфина. В самом разгаре веселого застолья сообщение, полученное из BDU, напрочь испортило настроение всем его участникам. Снабженческое судно "Лотарингия", бывший голландский 10 746-тонный танкер "Катендрехт", подверглось внезапному нападению и было потоплено британским крейсером "Данедин" 15 июня на юго-востоке от Бермудских островов. Несколько немецких снабженческих кораблей пали жертвой британской разведки во время операции "Бисмарк". Подводные лодки больше не могли рассчитывать на получение припасов от своих судов.
"U-А" была экипирована лучше всех, и поэтому экипаж именно этой лодки получил приказ атаковать быстроходный конвой, направлявшийся на юг. Остальным командам было приказано возвращаться. Пока "U-А" на полной скорости направлялась к конвою, остальные всеми силами старались улучшить свое положение. Пока наши товарищи спешили на полной скорости на встречу с противником, "U-69", в целях экономии топлива, медленно следовала за ними на одном дизеле. Естественно, никто не мог поделиться с нами топливом.
К счастью, опреснитель вскоре починили. Тем не менее новость о том, что команда "U-А" упустила конвой, за время погони почти израсходовала все топливо и теперь также направлялась домой, хорошее настроение не вернула.
В дополнение к этому нас сильно встревожила новость о начавшейся войне с Россией. Первые донесения о небывалом успехе наших армий в новой войне не рассеяли тревоги. У нашей страны появился еще один враг. Наши друзья из 69-го артиллерийского полка, должно быть, сейчас воюют на востоке. Положение нашей подводной лодки, в цистернах которой почти не осталось топлива, ни в коем случае нельзя было назвать благоприятным, но мы снова нашли выход. Сохраняя северный курс, мы вскоре должны были добраться до группы островов, принадлежащих нейтральным странам. Так как у нас уже был довольно приличный опыт в тайном проникновении и уходе из иностранных гаваней, я решил пополнить запасы топлива на немецком судне, которое было интернировано в хорошо известном порту. Я знал, что мои соотечественники меня не подведут, но до нужного места еще нужно было добраться, преодолев много миль. И все это время держать ухо востро, чтобы не пропустить вражеские корабли и самолеты. О всех перемещениях противника, а главное, о конвоях, нужно было немедленно докладывать в BDU.
А в это время в штабе "Большого Льва" в Керневале назревала гроза, которая вот-вот должна была обрушиться на "U-69".
Внезапное требование из BDU - "Немедленно доложите, почему был потоплен "Робин Мур"" - ударило неожиданно, как вспышка молнии.
Почему адмирал Дениц оказался столь непонятливым в том, что касалось "Робина Мура"? Он слал "ракету" за "ракетой", бомбардируя меня вопросами, касающимися деталей и причин потопления.
Я не мог понять причин этого внезапного расследования, проводимого "господами, заседавшими за столом, покрытым зеленым сукном". В своем первом докладе я дал ясно понять, что "потопление произошло в соответствии с призовым законодательством". Разве у них не было ничего более важного, чем этот чертов "Робин Мур"? Лично у нас и без него забот хватало. И только после многократного обмена многословными посланиями стало ясно, почему обитатели Керневаля находятся в столь скверном настроении. За потоплением корабля последовали дипломатические сложности.
Мой первый доклад был в Керневале неправильно понят. Штабные офицеры сложили вместе тоннажи двух потопленных судов "Тьюксберри" и "Эксмур". К несчастью, оба этих корабля оказались в судовом регистре. Офицеры проверили национальность "Тьюксберри", но, очевидно, они не позаботились сделать то же самое в отношении "Эксмура". Им даже в голову не пришло, что я нарушу прямой приказ соблюдать определенное поведение по отношению к американцам. В подобных обстоятельствах они, естественно, хотели абсолютно уверенно стоять на ногах, и моя фраза "призовое законодательство" была не совсем понятна. Я не побеспокоился о том, чтобы упомянуть об изменении названия корабля.
Была еще одна сложность. Скорее всего, из-за ошибки в определении их местоположения спасательные шлюпки после того, как мы недолго буксировали их по направлению к африканскому берегу, были подхвачены противоположным течением и выброшены в Атлантику. Примерно двадцать четыре часа они держались вместе, но потом шлюпки разбросало в разные стороны. Их обнаружили лишь спустя две недели на южноамериканском берегу. Это первое, что я о них узнал. Несмотря на то что весь экипаж и пассажиры спаслись и что команда "U-69" сделала все возможное, чтобы помочь людям, разнообразные иностранные информационные агентства с готовностью ухватились за это дело. По радио передавались длинные репортажи, то соответствующие действительности, то откровенно сфабрикованные. По всем Соединенным Штатам прокатилась волна протеста. Враждебность по отношению к Германии быстро росла, народ требовал принять какие-то меры против немцев. Американцы получили повод, который искали. Теперь следовало ожидать дальнейших дипломатических осложнений. Дальнейший обмен дипломатическими нотами продолжался до сентября того же года.
"Большой Лев" очень разочаровался в своем еще недавно "хорошем старом воине". Это и другие сообщения из Керневаля были выдержаны в весьма энергичных выражениях, однако моя совесть была чиста.
Тем не менее тон адмирала заставил меня подумать о военном трибунале, который вполне мог меня ждать по возвращении. Я был очень рад, что у меня есть судовые документы, доказывающие правильность моего поведения, которые я мог предъявить в свою защиту.
Когда поток тревожных и гневных сообщений уменьшился, а потом и вовсе иссяк, кому-то из моряков пришла в голову светлая идея открыть одну из двух оставшихся бутылок бренди. Я не мог не видеть, что война, которая так долго велась по радио, пагубно сказалась на настроении подводников. Люди выглядели усталыми и подавленными. Поэтому я принял решение открыть обе. Две бутылки крепкого напитка были распределены среди сорока четырех человек и сыграли на удивление весомую роль в деле уничтожения хандры. К счастью, бренди в тропиках не испортилось.
Глава 27
БЕЗ ТОПЛИВА В СЕРЕДИНЕ КОНВОЯ
"Смеющаяся корова" неторопливо вернулась к оживленным судоходным маршрутам. Что-то должно было произойти. И в действительности, очень скоро была замечена добыча. Ауэрманн принял нечто плавающее в воде за груз, смытый с палубы какого-то судна, Баде подумал, что это обломки кораблекрушения, а один из вахтенных настаивал, что видит покачивающийся на воде ящик.
Я тоже не мог сказать, что это такое, но благоразумно держал рот на замке и лишь отдал приказ, чтобы моряки не сосредоточивали свое внимание только на неизвестном предмете, а в то же время не забывали смотреть по сторонам, где в любой момент могли появиться самолеты, клубы дыма и вражеские перископы.
Но в поле видимости не было абсолютно ничего, кроме неба и воды… Поэтому, имея достаточно времени, мы решили взглянуть на непонятный плывущий объект поближе. Как выяснилось, это был огромный тюк хлопка. Быть может, где-то далеко вражеское судно закончило свое последнее плавание в глубинах океана, и только один этот тюк всплыл на поверхность. Возможно, хлопок плавал в океане несколько недель кряду. Это была довольно приятная добыча. Почему экипаж подводной лодки, который часто был вынужден топить ценное сырье вместе с вражескими судами, не может однажды привезти его домой? Хлопок уже давно довольно редко встречался в Германии. Все, что оставалось, это подойти ближе к тюку и поднять его на борт. Оказалось, что сделать это вовсе не так просто, как хотелось бы. Усилия двадцати пар рук оставались напрасными. Тюк был слишком большим и тяжелым.
Мне все это надоело, и я неожиданно отдал приказ разойтись по боевым постам. Люди, удивленно взглянув на меня, бросились к люку и вниз.
- Что такое? - спросил один из них.
- Понятия не имею, - ответил его сосед. - Учения, как мне кажется.
Я с удовлетворением отметил, что люди действовали достаточно быстро. Опустив "U-69" на несколько морских саженей, мы снова поднялись на перископную глубину. Затем я несколько изменил курс.
- А как же с нашим хлопком? - разочарованно спросил один из подводников.
Я отдал приказ подниматься на поверхность. Когда люди вышли на мостик, началось всеобщее ликование. Мы выполнили чудесный маневр, благодаря которому я привел лодку прямо под тюк, и теперь хлопок мирно лежал на палубе.
Проблему хранения этого морского подарка пришлось решать Джимми номер один. Не было шанса убрать этот тюк целиком. Его нужно было разорвать на куски. Мокрая упаковка была выброшена в море, а сухой хлопок запихнули в один из гальюнов. Вскоре в помещениях не осталось ни одной свободной щелочки, а половина кипы хлопка все еще оставалась на палубе. Тогда Роудер, изрядно поломав голову, освободил еще немного места, а остатки хлопка запихнули под койки. Когда были спрятаны последние кусочки этого сокровища, из каждой трещинки и каждого укромного уголка стали выглядывать снежно-белые обрывки.
- И что мы будем со всем этим делать? - поинтересовался Ауэрманн.
Я обвел взглядом своих офицеров и рулевого:
- Какие у вас есть предложения, господа?
- Отдать это зимнему фонду помощи за их рождественский концерт по заявкам.
- И что они нам за это сыграют?
- "Der Onkel Eduard aus Bentschen".
Ауэрманн яростно запротестовал:
- Тогда я предложу им сто марок, чтобы они это не играли.
Он поднялся на мостик и почти тут же позвал меня.
- Ты еще один тюк хлопка увидел?
- Нет. Дым на горизонте.
Тут же в действие пошли бинокли. Две мачты едва можно было рассмотреть сквозь дым. Прямо на нас явно шел корабль.
- Кажется, судно где-то на три-четыре тысячи тонн, - чуть позже сообщил Баде.
- Но оно не похоже на британское.
- Ох, только скажи, что оно нейтральное, и я прыгну в океан.
Судно приближалось, сохраняя свой курс. Вскоре нам придется погружаться.
- Все по местам. Погружение!
Через перископ видно было гораздо хуже.
- Скрестите пальцы, Баде, - сказал я и приник к окулярам перископа. Но на этот раз примета не сработала. Я смог легко разглядеть испанский флаг, нарисованный на корпусе, и затем прочел название судна - "Монте Тейде", Бильбао, Испания.
Судну было позволено следовать своим путем.
26 июня штурман Маринфелд вызвал меня на мостик:
- Герр капитан, я не хочу показаться паникером, но при всем моем желании не могу точно сказать, это дым виднеется там за кормой или нет.
Нам пришлось долго смотреть в заданном направлении, прежде чем мы смогли что-то понять. Маленькая тонкая струйка дыма виднелась над горизонтом. Было ли это всего лишь необычное по форме облако или это действительно дым поднимался из трубы?
- Это судно, герр капитан, - сообщил один из вахтенных.
Мы развернулись на несколько градусов левее и направились в сторону дыма. У нас было настолько мало топлива, что мы не могли преследовать судно. Мы очень надеялись, что враг сам приблизится. Только бы это снова не оказался испанский корабль!
- Кажется, он уходит от нас, - после короткой паузы проговорил Ауэрманн.
Наступила мертвая тишина. При нашей медленной скорости расстояние между нами, казалось, не менялось. Наш гидрофон засекал судно через определенные промежутки времени. Вечером стало ясно, что лодка теперь находится в гораздо более выгодной позиции. Теперь не приходилось сомневаться, что куда более быстроходное судно идет зигзагом. Значит, оно, несомненно, принадлежит одной из воюющих стран.
По мере приближения мачт поднималось настроение у команды. Пока все шло прекрасно, и только старший механик волновался из-за топлива. Я послал за ним.
- Взгляните на это, Роудер, - сказал я, указывая на мачты. - Сухогруз. Чудесное судно. Две мачты, шесть трюмов. Длиной пятьсот футов. Судно до планшира забито снаряжением и военными запасами для Англии. Только взгляните на него.
Естественно, как и все остальные, он видел только мачты и, не желая портить другим настроение, с энтузиазмом согласился со мной.
- Роудер, - серьезным тоном спросил я, - мы можем достать это судно?
Совершенно очевидно, ни один подводник не мог отказаться от такой возможности, вот и наш осторожный старший механик ответил:
- Мы должны попробовать, герр капитан.
- Прекрасно, Роудер. Тогда спускайтесь вниз и все подготовьте. Мы атакуем сегодня.
Через час вахтенный обнаружил еще один столб дыма недалеко от первого. Сразу же были позабыты тоскливые дни последних недель, переход на половину рациона и скудное меню. Никто больше не думал о возможности получения продовольствия с других кораблей. Мы надеялись достигнуть порта нейтральной страны в ближайшие несколько дней.
Скука закончилась, и "Смеющаяся корова" снова вышла на тропу войны.
Мы медленно приблизились к первому судну. Временами высказывались опасения, что это передовой корабль или разведчик, который по каким-то причинам курсировал по Атлантике в одиночестве. Но незадолго до наступления темноты мы смогли ясно увидеть, что перед нами большой корабль, возможно даже вспомогательный крейсер. А значит, где-то поблизости должен быть конвой.
Когда опустились сумерки, ничего нельзя было разглядеть, и мне приходилось полагаться на счисление. А через час перед нами снова появилась тень корабля. Он шел тем же курсом и на той же скорости, что и раньше.
- Приготовиться. Всем занять боевые посты.
На мостике были только вахтенный офицер, я и орудийный расчет. Все остальные были на своих постах.
В конце концов раздался знакомый крик:
- Трубы 1 и 2 готовы!
Офицер сфокусировал свой бинокль на тени.
- Атакуем с правого борта, - сказал я.
Затем внезапно один из вахтенных крикнул:
- Тень справа по борту!
Едва мы с вахтенным офицером успели поймать вторую тень в биноклях, когда вновь раздался крик:
- Тень слева за кормой!
Вот это да!
Бинокли были направлены во все направления. Очертания судов возникали из темноты со всех сторон.
- Мы ровно в центре конвоя, - резюмировал Баде.
- Тогда устроим переполох в курятнике.
- Приготовить все трубы к выстрелу.
Восторг достиг высшей точки. Подобный приказ был отдан впервые.
- Полный вперед! - Я хотел достать самый большой корабль, поэтому приходилось действовать быстро.
Когда главный механик услышал этот приказ, у него волосы встали дыбом. Я крикнул с мостика:
- Как долго мы сможем идти на полной скорости?
- Самое большее минуты три, - проворчал Роудер, своим тоном давая ясно понять, что подобная скорость недопустима. Однако мне на мостике показалось, что я услышал "тридцать минут", поэтому мы продолжали идти на этой скорости. Понимая, что старшему механику по должности положено немного перестраховываться, я принялся осуществлять свой любимый прием вывода лодки на позицию перед конвоем, из которой удобно начинать атаку. Тем временем я отправил сообщение в BDU, сообщая численность и курс конвоя, состоящего, по моим подсчетам, из тридцати кораблей.
Не успела еще "Смеющаяся корова" добраться до самого большого судна конвоя, как в люке показалось обезумевшее лицо старшего механика.
- У нас заканчивается топливо. Если мы продолжим идти на полной скорости, никогда не доберемся ни до какого берега.
Это впечатляло.
- Что ж, сколько нам осталось? - поинтересовался я.
- Тринадцать минут.
- Прекрасно. - У меня не было времени беспокоиться о таких деталях.
Старший механик, не без причины раздраженный, вернулся вниз. А мы в это время добрались до передовой линии конвоя, и перед нашим взглядом предстало четыре прекрасных огромных судна, плывущие близко друг к другу.
- Приготовиться. Мы атакуем.
- Малый вперед.
Под палубами старший механик и два механика машинного отделения вздохнули с облегчением.
- Лево руля десять градусов.
Рулевой повторил приказ.
Нос судна медленно повернулся. Ауэрманн, находившийся у прицела, поймал в перекрестье первый из четырех кораблей.
- Разрешаю открыть огонь.
Целью был первый корабль.
- Труба 1, огонь!
"Рыбка" "Лютци" покинула трубу прямо как стрела. Мы развернули лодку. Теперь под прицелом был второй корабль.
- Труба 2, огонь!
Снова в воде раздалось шипение, и "рыбка" "Макс" со своим смертоносным содержимым умчалась на полной скорости.
Затем пришла очередь третьего судна.
- Труба 3, огонь!
"Рыбка" "Антон" отправилась на поиски своей цели.
И теперь настал черед четвертого.
- Труба 4… Не торопитесь. Целиться в середину корабля, так… Огонь!
Четвертая торпеда покинула трубу.
- Руль лево на борт. Правый двигатель полный вперед. Левый двигатель стоп.
Лодка резко развернулась налево. Стрелки секундомера продолжали бежать.
Через несколько секунд ад должен вырваться наружу, и вполне могло оказаться, что старший механик экономил топливо зря. Лодке, совершающей свое последнее путешествие на глубину, топливо не нужно.
Вот оно. Первый удар. Ослепительно яркое пламя, вертикальная стена огня, фантастический взрыв, и уже через двадцать секунд ничего не осталось от первого корабля - "Ривер Люгер", построенного в 1937 году и приписанного к Глазго. Судно исчезло под водой вместе с 9000-тонным грузом. Естественно, это встревожило весь конвой.