"РОМИ ШНАЙДЕР НЕСЧАСТНА - ПРИЗНАНИЕ АКТРИСЫ..." Весть обо мне под этим заголовком газеты разнесли по всему свету. Бюро газетных вырезок регулярно потчевало меня моей же историей с продолжением. Оттуда я узнала, что мечтаю о мужчине, который наконец поможет мне обрести собственное Я. На эту тему я якобы говорила:
"На самом деле мне трудно в обществе мужчины вести себя раскованно и естественно. Я должна всегда играть какую-то роль, чтобы скрыть свою истинную сущность. Это потому, что я ужасно робкая. Если и мужчина - такой же, то получается пресный флирт. Но если мужчина - сорвиголова, тогда я прячусь под одеяло, как ребёнок..."
Дурацкая псевдо психологическая болтовня!
Кто приписал мне эти глупые рассуждения?
Не знаю. Разыскивать автора было бы слишком утомительно. Многие статьи вырастают просто как сорняки, сами собой.
Моя подлинная суть? Моё истинное Я? Счастлива я или несчастна?
Я размышляю об этом меньше, чем полагают эти борзописцы.
Позвольте мне привести ещё два примера публицистических достижений, которые мне встретились - и, может быть, должны были иметь отношение ко мне. Я не знаю. Знаю только, что у общества из-за таких статеек складывается совершенно превратное представление обо мне. Образ, ни в чём на меня не похожий. Люди, уже со мной знакомые, знают и это. А кто только ещё со мной знакомится - те часто, к моей радости, говорят: "После всего, что мы читали, мы представляли себе Роми Шнайдер совсем иначе..."
Но те, кто меня не знает, должны верить, что я такая сумасшедшая, как меня недавно представил один немецкий иллюстрированный журнал. Сотрудники этого листка позвонили мне в Париж. Я тогда напряжённо работала над моим последним фильмом "Что нового, киска?" и практически не имела свободного времени. Но всё же они уговорили меня сделать несколько снимков.
Они приехали ко мне на авеню Гош. С цветами, подарками, приветливыми лицами и кучей обещаний. Попросили меня надевать разные платья - для разнообразия.
Я сказала:
- Ладно. Но ведь фотографироваться - довольно-таки скучное занятие. Уж если это так необходимо, давайте хотя бы получим от него чуть-чуть удовольствия...
Я заказала шампанское, поставила пластинку, и мы начали.
Одеться, переодеться, глотнуть шампанского, сделать несколько танцевальных па для фотографа... Фотограф был явно доволен.
Но когда я прочла статью, то не поверила своим глазам.
Это было просто уму непостижимо.
Господа журналисты, казалось, до сих пор пребывали в шоке от встречи с этой помешанной. С этой чокнутой, которая за три часа встречи десять раз переоделась, среди дня пила шампанское, то и дело принималась танцевать на ковре и внезапно разражалась пронзительным смехом. Фотограф припомнил с опаской: точно так же вела себя одна девушка, с которой он виделся за день до её попытки покончить с собой.
Ну что тут ещё скажешь?
После этой аферы мне пришлось долго восстанавливать своё чувство юмора. А вторая лживая история вообще не скоро быльём порастёт. Тут ещё скажут своё слово мои адвокаты. Этот пример злостной клеветы и побудил меня, кстати, записать события так, как я их вижу, - то есть так, как это было на самом деле.
В августе 1964 года я провела несколько свободных дней в нашем доме в Берхтесгадене. Этот отпуск в родном доме был мне просто необходим: 1964-й стал для меня самым горестным годом. Каждый это поймёт. Я же почти шесть лет прожила с Аленом Делоном, а теперь этому пришёл конец.
В Берхтесгадене я совсем уединилась, не читала газет и вообще ничего не знала о том, что происходит в мире.
13 августа я получила телеграмму от моего французского агента и доброго друга Жоржа Бома:
Я ДУМАЮ О ТЕБЕ, ОСОБЕННО СЕГОДНЯ.
Я ничего не поняла. Почему он думает обо мне именно сегодня?
Я показала телеграмму Сандре, моему секретарю. Она только взглянула - и сразу же сказала:
- Думаю, речь идъёт о свадьбе.
Теперь я знала всё.
Ален Делон женился.
Через несколько дней я собиралась лететь в Монте-Карло, чтобы оттуда отплыть на яхте продюсера Сэма Шпигеля в круиз по Средиземному морю.
Накануне моего отъезда, в десять вечера, мне позвонил какой-то репортёр. Он утверждал, что пишет для некоей американской газеты, но потом выяснилось: он был из парижского еженедельника "Франс Диманш".
- У меня для вас письмо от Алена Делона. Могу я вам прочесть его?
Ни единой секунды я не верила, что это правда. На Алена это было совсем не похоже - поручать репортёру читать мне свои письма.
Несмотря ни на что, мне было интересно, что же могло быть в этом письме. Теперь я не могу этого объяснить. А тогда сказала:
- Читайте, пожалуйста.
Теперь я уже знаю, как всё было с этим якобы письмом.
Ален написал о себе книгу. О своей жизни, о своих переживаниях, о своей карьере. Одна глава этой книги называлась "Роми".
Рукопись хранилась у нашего общего друга Жоржа Бома. До сих пор неизвестно, каким образом глава "Роми" исчезла из рукописи и попала в редакцию "Франс Диманш". Они уже тиснули эту главу и теперь хотели получить для следующего номера мои комментарии.
Пока репортёр читал, я молча слушала. И слышала вот что:
"Как можно говорить обо мне и Роми только как о приключении? У нас была необыкновенная любовь. И если мы расстались, то не потому, что больше не любили друг друга, а потому, что любили слишком сильно".
Или такое:
"Я знаю, что моя любовь к Роми была сопряжена с безграничным восхищением - не как актрисой, а как женщиной. Роми была и остаётся для меня идеальной женщиной. Той женщиной, от которой я хотел бы иметь сыновей".
Или, наконец:
"Ни об одной женщине я не буду говорить так, как о ней. Ни об одной женщине я не скажу: она очень сильно любила меня, - это было бы самонадеянно с моей стороны. Но о ней я имею право так говорить, потому что моя любовь была такой же огромной, как и её. Единственное, чего я сегодня желаю: она должна знать, как сильно я её любил - и буду любить всегда".
Во всей главе не найти ни единого слова, нелестного для меня. Ни единого слова, которое вызвало бы мой протест.
И что я должна была сказать об этом?
Я поблагодарила репортёра и попросила ни о чем меня не спрашивать. И всё.
А потом в этой истории поставили жирную точку. В каждом порту, куда мы заходили во время круиза, в любом киоске мне бросался в глаза крупный заголовок:
"Я всё ещё его люблю!"
И дальше стояло:
"До последнего мгновения я не верила, что он женится".
Было забавно, как мои друзья всё время пытались закрыть витрины своими широкими спинами или отвлечь мой взгляд от этих заголовков.
Дело обстояло вовсе не так уж весело. В статье меня вновь представляли как глупую, сентиментальную, слезливую девицу - этакую немецкую невинную барышню, которую позорно бросил коварный француз, и теперь ей оставалось только причитать без конца.
Якобы я сказала:
- Умоляю вас, прочитайте мне письмо.
И ещё:
- Продолжайте, я умею страдать.
И наконец - верх лживости:
- Я никогда не забуду Алена. Он определял мою жизнь. Я бы могла уйти в монастырь, но это было бы для него слишком большим подарком. Поэтому я предпочитаю поступать так, как если бы ничего не случилось.
Подобные статьи часто появлялись после нашего разрыва с Аленом. Они имели мало общего с действительностью. Они превращали и вправду сложные отношения между двумя людьми различного происхождения в слащавый романс, а из нас делали мишени в тире - по ним ведь так весело палить.
О нашем разрыве я до сих пор открыто не высказывалась. Потому и появились бесконечные лживые комментарии, слезоточивые и полные мировой скорби.
Год назад всё изменилось. Теперь мне приписывают беспрерывные новые увлечения. Фантазия этих писак воистину безгранична!
Потанцевали с моим агентом и другом Юджином Лернером - и вот пожалуйста, готова новая история!
Однажды посидели в ночном кабачке с моим коллегой Максимилианом Шеллом - Роми отбивает жениха у Сорайи!
Встретились за обедом с моим партнёром по фильму "Монпти" и героем моего девического флирта Хорстом Буххольцем - супружество Хорста в опасности!
Три недели тому назад одна парижская газета оповестила: Роми помолвлена с Клодом Террайлем!
Я сразу же позвонила Клоду - он владеет трёхзвездочным рестораном "Тур д’Аржан", - и мы вместе посмеялись над газетной уткой.
Как раз на примере с Клодом я могу хорошо объяснить, как обстоит дело в действительности.
Я мимоходом встречала Клода на разных мероприятиях, он мне не слишком нравился. И только теперь, в марте, я случайно увиделась с ним на карнавале в Рио. Мы поняли друг друга и славно вместе веселились. Я заметила, что Клод - как раз тот человек, каких в Париже называют "copain", в смысле - добрый приятель. В Париже хорошо иметь доброго приятеля: с ним можно куда-то пойти, можно вместе заниматься спортом. Конечно, это никакая не любовь, такая, что в самом деле соединяет мужчину и женщину. Любовь вообще бывает очень редко, и это тоже, возможно, хорошо.
До сих пор для меня важнее всего работа, но это будет меняться. Я не хочу однажды остаться наедине только с моей профессией; я и так уже сделалась слишком самостоятельной - а для женщины это опасно.
Единственный утешительный момент в 1964-м: мой первый голливудский фильм "Одолжи мне своего мужа" имел большой успех. Он стал лидером по сборам, открыл мне американский рынок и принёс хорошие рецензии в Америке. Идём в гору!
Вернувшись из Голливуда, я получила передышку на несколько дней в доме моего друга Курда Юргенса - мне надо было взбодриться перед съёмками "Ада" Клузо. Анри-Жорж Клузо жил неподалёку, в Сен-Поль-де-Вансе, и то и дело заходил ко мне, чтобы поговорить об этом проекте. Когда он уже собирался начать репетировать, то вдруг обнаружил, что ему мешает мой легкий немецкий акцент. И захотел за пару недель сделать из меня актрису, говорящую по-французски совершенно без акцента. При всём желании достичь этого было нельзя.
Мы долго спорили и наконец сошлись на том, что моя героиня в фильме будет из Эльзаса. Потом мы сняли в студии в Ницце первые кинопробы с Рафом Валлоне и Ивом Монтаном.
Уже на этих пробных съёмках я заметила, что Клузо - самый трудный режиссёр, какого я вообще встречала. Трудный - не в негативном смысле! Этот человек никогда не бывает доволен, он - настоящий перфекционист, который требует, чтобы каждый звук, каждый световой блик, каждый жест - до малейших нюансов - был именно таким, как он себе это заранее представил в своём воображении. Я спрашивала себя: как ты выдержишь восемнадцать недель съёмок с ним?
Увы, выдерживать не пришлось.
Неудачи начались, когда тяжело заболел Серж Реджиани, что спутало все расклады. С моим здоровьем тоже было не всё в порядке. И наконец, через три недели съемок, разразилась катастрофа: Клузо рухнул с инфарктом. Нужно было останавливать фильм. Дождаться выздоровления Клузо не было никаких шансов: врачи требовали, чтобы он сделал перерыв не менее года.
Я поняла, что повисла в воздухе. Перерыв в работе означал для меня много больше, чем просто "лопнувший проект". Я же погрузилась в этот фильм полностью, с головы до пят. Теперь с фильмом покончили, даже прежде чем по-настоящему начать. И я не знала, что я должна делать.
Тогда, осенью 1964-го, я впервые осознала всерьёз, что мне необходимо как-то выстраивать свою жизнь помимо кино и театра. Мне захотелось заново учиться жить - налаживать частную жизнь, встречаться с друзьями, отправляться в отпуск.
Я попыталась соединить работу и просто жизнь. И это удалось.
По счастью, мне не приходится заботиться о деньгах. Уже юной девочкой я очень хорошо зарабатывала - и мой отчим отлично вложил мои деньги и до сих пор продолжает распоряжаться моими средствами, так что финансовые соображения не играют никакой роли в моих планах. Я ему очень благодарна - за это, да и за многое другое.
Кстати, большое преимущество для актрисы: я могу не брать роли, если не хочу их играть. Могу устраивать перерывы так надолго, как хочу, - и в перерывах продолжать своё образование.
Я беру уроки танцев и пения, чтобы быть во всеоружии, если меня однажды привлечёт, например, интересный мюзикл. Очень надеюсь скоро выпустить долгоиграющую пластинку - песни на немецком, французском и английском.
Осенью я снимусь в фильме режиссёра Жюля Дассена "В половине одиннадцатого летним вечером", по роману Маргерит Дюрас, с Мелиной Меркури и Питером Финчем. Следующий фильм в Голливуде намечен на январь 1965-го, затем пойдёт фильм "Тарновска" по роману Ганса Хабе, и затем - снова театр.
Недавно я пережила приятное событие. Я встретила на одном приёме французского писателя Жана Ануя и спросила, над чем он сейчас работает. Он сказал, что сейчас вообще не в настроении работать, потому что не знает, что ему писать.
- Но если вы вернётесь к работе, - спросила я, - то, может быть, напишете пьесу для меня?
- Это я люблю, - ответил он. - Пьеса по заказу? Согласен!
И при прощании в такси заверил меня:
- Я думаю о вашем заказе.
Надеюсь, из этого что-нибудь получится. Такие встречи вообще - обычное дело для артистического общества в Париже. Поэтому я люблю Париж, и поэтому я живу в Париже. Хотя и не только по этой причине...
Париж сделал меня свободной. Париж дал мне то, чего я прежде никогда не имела. В Париже я научилась свободно мыслить. Я больше не боюсь свободно высказывать что думаю. И не боюсь потом поступать как я хочу.
1965-1967
Моя бюргерская мечта
"Труба № 4" - "Шпион на два фронта"
Роми растеряна после разрыва с Делоном, она грустит, она чувствует себя опустошённой. Проваливаются и профессиональные планы. Франция ей опротивела, хотя она бы охотно снова выступала в театре. Но всё же, несмотря на все трудности, она была во Франции счастлива, здесь она выстроила свою карьеру. Роми чувствует, что меняется вся её жизнь.
В 1965 году она едет на театральный фестиваль в Зальцбург, в Берхтесгаден к своей матери и наконец - в Берлин. Там 2 апреля в Европейском центре на открытии ресторана, который принадлежит её отчиму Блатцхайму, она знакомится с актёром и режиссёром Харри Мейеном (псевдоним Харри Хаубенштока). Этот мужчина еврейского происхождения, на 14 лет старше Роми, производит на неё впечатление человека спокойного и надёжного. Он живёт в мире театра, считает его более значительным, чем мир кино, - это тоже привлекает Роми. Она очарована им. Они решают пожениться, как только он получит развод с Аннелизой Ремер. Оба мечтают о совместных театральных проектах. Роми собирается покинуть Париж и окончательно переселиться в Берлин.
Завершив съёмки в Испании в фильме "В половине одиннадцатого летним вечером" (1965), Роми начинает в 1966-м работу над фильмом "Труба № 4", где её партнёр - Мишель Пикколи. 15 июля 1966 года Роми Шнайдер и Харри Хаубеншток регистрируют свой брак в загсе Сен-Жан-Кап-Ферра. В это время она снимается в картине "Шпион на два фронта", где Харри Мейен тоже получает небольшую роль.
Роми прощается с Францией. 3 декабря 1966 года в Берлине, в больнице имени Рудольфа Вирхова появляется на свет её сын Давид Кристофер Хаубеншток. Семья живёт в своей квартире в Груневальде. Начинается мирное, гармоничное время. Нет взлётов, но нет и скуки.
21 февраля 1967 года в Вене умирает Вольф Альбах-Ретти, отец Роми.
Записи этих лет показывают внутреннюю раздвоенность, нерешительность в выборе между театром и кино, между Францией и Германией. Но по дневнику и письмам видно также и то, как Роми счастлива в семейной жизни, как гордится она своим сыном.
Январь 1965 года
Я устала. Моя жизнь - ад. Только вечерами я иногда бываю счастлива - в надежде, что "она" ночью не вернётся.
Она всегда тут. Она - это другая. Она вперяет в меня ночью свой взгляд. Она бранит меня, смеётся, плачет. Она всегда держит руку на моём плече. Она не упускает меня из виду. Она упрекает меня за мои ошибки - раз, другой, третий... Я никогда не избавлюсь от неё. Но я её ненавижу. Человек, которого я любила, всегда говорил: "Дай себе волю, решись, прыгни в воду..." Он был прав, конечно. Меня от этого уже тошнит. Если бы я могла убить эту другую! Однажды мне это удастся.
Я помню, как это началось. Очень, очень давно. Это было зимой в школе, в Зальцбурге. Я молилась. Мне было, кажется, лет восемь. Господи, помоги мне стать актрисой. Я была счастлива, когда я молилась. Меня это как-то возвышало. В тот раз я стояла на коленях и видела себя со стороны. Лицо закрыто руками, белая стена, распятие. И вдруг поняла, что не могу больше молиться. Потому что она была тут, другая, она всё разрушила - мою молитву, мои восемь лет, мою искренность. Сёстры-монахини ничего не поняли. Для них я была всего лишь маленькая Альбах, как меня и правда звали, трудное создание, ребёнок, чьи родители развелись, маленькая невоспитанная девочка, которая без конца делает ошибки. Лгунья. Да, я лгала. Я изобретала истории, я придумала целую жизнь, чтобы похвастаться перед подружками. Я рассказывала о людях, которых никогда не видела. Моя мать никогда не брала меня с собой на киностудию. Но это для меня ничего не значило. Я важничала и сочиняла, что только вчера ужинала вместе с Гэри Купером.
В моей частной жизни от меня вечно что-то требовали. Я не хотела, чтобы у меня отнимали то, чего я не собиралась отдавать. Меня же просто обкрадывали. Не только обкрадывали - грабили! Я была как собака. Делала всё отлично - до судорог. При этом я способна любить мужчину, когда он с утра совсем заспанный. Когда он ещё не чистил зубы и не продрал глаза после сна. Тогда он настоящий, таким я его люблю. Мне нужна сила. Мужчина, который меня поставит на колени. До сих пор я всегда сталкивалась со слабостью. Мы оба только тявкали друг на друга. А мне было нужно, чтобы меня взял в руки тот, кто сильнее, распрямил бы меня, пронял до мозга костей. Но есть ли вообще такой мужчина? Сначала так и было. И я говорила: "Господи, пусть всё так и остаётся". Но я знала, что этого не будет. Я думала: сохрани этот миг, переживи его сполна, потому что назавтра всё исчезнет и нужно будет платить по счетам за своё счастье. Вот я и заплатила. Самую высокую цену.