Дэдди исполнилось пятьдесят лет. Был грандиозный праздник с сотнями гостей. Всякие уважаемые персоны: Макс Шмелинг, Анни Ондра, Гарри Герман Шпитц, Йоахим Фуксбергер, фабриканты шампанского Хенкель и Хаслахер и ещё много других. Дэдди получил так много подарков, что должен был освободить под них целую комнату.
23 ноября 1955 года
Я сделала огромную глупость. Вчера вечером я легкомысленно пообещала дать журналу "Дойче Иллюстрирте" свой дневник. Наверно, опять выпила слишком много лимонада. Лимонад по-прежнему действует на меня как шампанское. Стоит мне выпить стакан, как я делаюсь весёлой и легкомысленной. Вот если бы я вообще не вела дневник, тогда бы его сейчас никто не мог опубликовать. Или мне им сказать, что первые тетради я запрятала где-то в шкафу в Берхтесгадене и не знаю теперь, где их искать?
24 ноября 1955 года
Я его не дам. Я сейчас ещё раз перечитала, что я там писала, и нашла всё глупым и скучным. Да это никого не интересует! Лучше я его вообще сожгу, иначе опозорюсь навечно.
10 января 1956 года
Честно, я сижу уже полчаса и не позволяю себе что-нибудь записать. Ну вот, дневник я не сожгла. Во-первых, было жаль всего этого труда, во-вторых, уж если дал слово - держись.
И теперь каждый понедельник я дрожа открываю "Дойче Иллюстрирте" и читаю, что я там наплела. Признаюсь: иногда мне стыдно.
Несколько страниц я сделала нечитаемыми - слава Богу! Или они были слишком плохие, чтобы представить, что они хоть кому-нибудь интересны, или там рассказывалось о чём-то уж совсем личном, - но теперь мне не приходится обижаться, что я это сделала, правда?
Однако я получила уже кучу писем от читателей "Дойче" и должна сказать, что была не совсем права: некоторым из них "Дневник семнадцатилетней" понравился, и это меня радует.
Теперь я должна дописать, что ещё случилось в последнее время. Попытаюсь. Хотя посмотришь на записи - и видишь: я понимаю в писании как свинья в апельсинах.
В декабре мы были в Париже. Вечером поужинали в ресторане Дэдди "Ателье", а в девять уже был наш поезд.
Париж. Кто его знает, согласится со мной: это великолепный город. Эйфелева башня, Триумфальная арка, Лувр. Не знаешь, с чего начать. Самое сильное моё впечатление - от прекрасного устройства города. Широкие улицы, движение отрегулировано образцово - и никаких трамваев!
Трамваи портят любой город и перекрывают движение. В Париже от них отказались уже двадцать лет назад. У нас в то время никто не пришёл бы к этой идее.
В Париже ездят автобусами и метро. Метро - это подземка, правда, некрасивая и грязная, но зато неслыханно быстрая...
Боюсь, у меня получится слишком подробно. В трёх словах - это было чудесно.
Одной из крупнейших французских ежедневных газет, "Фигаро", я показалась настолько важной особой, что она сделала со мной интервью, прямо в редакции. На следующий день фото и текст стояли на первой странице!
А теперь - гвоздь программы: Луис Бунюэль, известный французский кинорежиссёр из Мехико, пожелал непременно снять меня в главной роли своего фильма "Смерть в этом саду". К сожалению, мы не могли дать согласие, иначе весь мой график пришлось бы изменить, а это слишком трудно. Но всё-таки само предложение - это уже успех!
Но ничем не замутнённого счастья не бывает. Мама потеряла в ресторане на Елисейских полях свою великолепную бриллиантовую брошь. Мы заметили это только на улице, тотчас же вернулись - стол, где мы сидели, уже был занят.
Там сидел Али Хан с двумя друзьями. Мы искали вместе. Но брошь исчезла. Я рассердилась и расстроилась за маму. Даже то, что я была коронована как "Королева вечера" в ресторане "Ля Табль дю Руа", не вернуло нам хорошего настроения. Слава Богу, брошь была застрахована. И через три недели мама получила деньги за неё.
Да, и ещё одно большое событие, о котором мне нужно рассказать, - это премьера "Зисси" в Мюнхене. Мне ещё вспомнилось, что случилось в поезде, когда я ехала из Вены в Дюссельдорф на премьеру "Последнего человека". До Франкфурта я ехала в спальном вагоне. Потом мне пришлось пересесть, потому что спальный вагон отцепили. Теперь в моём купе сидел только один старый симпатичный господин. Он приветливо меня разглядывал. Потом предложил мне сигарету. Я отказалась. Тогда он протянул мне газеты. Я отказалась. Наконец он пригласил меня в вагон-ресторан, завтракать. Есть мне хотелось. Но я же не могла... В общем, я опять отказалась.
В Кёльне в купе вошёл Дэдди, чтобы проводить меня до Дюссельдорфа. Оказалось, он знал моего визави. Это был композитор Рудольф Нельсон, он написал множество песен и оперетт! Тут мне стало неудобно из-за моих отказов. В конце концов, Рудольфу Нельсону уже 77 лет! Мы все вместе пообедали, так я искупила свою вину!
Премьера "Зисси".
Мы с мамой уже за несколько дней приехали в Берхтесгаден. Мы всегда проводим там Рождество и Новый год, в нашем доме в Мариенгрунде. Как минимум раз в году должна же вся семья собраться вместе. И под Рождество это получается всего уютнее.
День премьеры. Кинозал был полон, и я опять сильно волновалась - от этого в день премьеры никуда не деться. Думаю, это чувство так и останется со мной, будь это шестая премьера, как у меня сейчас, или пятидесятая, лет этак через двадцать.
Когда в зале погас свет, мы пробрались внутрь. Для нас были заказаны места в предпоследнем ряду партера.
Удовольствия от фильма на этот раз я не получила. Я его уже видела раз пять или шесть - и теперь чуть ли не в каждом эпизоде находила какие-то огрехи. Всегда есть что-то, что можно было бы сделать лучше.
Потом были поклоны на сцене. Кинопрокатчики до сих пор считали Мюнхен не лучшим местом для премьеры. Якобы мюнхенцы слишком спокойные и скуповатые на похвалы по сравнению с публикой в других городах. Продюсерская фирма "Герцог", которая представляла "Зисси", хотела снять с Мюнхена это проклятие. И это удалось. Успех был потрясающий.
Мы делали наши книксены и поклоны. Мама, и Карлхайнц, и я - нам дарили цветы без конца. Был настоящий успех. И я была очень счастлива.
До этого был приём в "Баварском дворе". "Герцог-фильм" пригласил журналистов со всей Германии. Я встретила много знакомых. Холодные закуски, мороженое, шампанское.
Я получила в подарок к премьере роскошную брошь. Приколола я её справа сверху на своё вечернее платье с открытыми плечами. Первый танец, конечно, был за Карлхайнцем Бёмом. Теперь мы были уже не императором и принцессой, а просто обычными людьми, коллегами.
Когда оркестр сделал перерыв и мы снова заняли наши места, я обнаружила, что новая брошь поранила мне руку. Вновь и вновь убеждаешься, что счастье и боль живут рядом.
Карлхайнц исчез вскоре после полуночи. Очень затосковал по своей жене и дочери Зисси. Зисси всего несколько месяцев. Карлхайнц назвал её так потому, что мы как раз снимали этот фильм, когда она родилась. Совершенно случайно его жену тоже зовут Элизабет. Так что имя вдвойне символично. После приема мы с мамой и ещё несколькими друзьями зашли в бар "У Хайнца". Я была слегка под хмельком, и было очень весело.
На Рождество и Новый год мы и носа не высунули в лес.
Позавчера тоже кое-что случилось: кинобал-1956 в Берлине. Так что год начался хорошо. Бог даст, и дальше так пойдёт. И мы будем здоровы. И исполнится парочка тайных желаний - они ведь есть у каждого...
1956-1958
Ну, не так уж я и наивна
"Зисси, молодая императрица" - "Китти и большой свет" - "Робинзон не должен умереть" - "Монпти" - "Скамполо" - "Судьбоносные годы императрицы" - "Девушки в униформе"
"Зисси, молодая императрица" снята в 1956 году с теми же исполнителями и с теми же затратами, что и "Зисси". Роми противилась участвовать во втором фильме, однако была вынуждена играть и в третьем, "Судьбоносные годы императрицы" (1957). Возражениями восемнадцатилетней Роми просто пренебрегли, поскольку фильмы имели невероятный успех, в том числе и за границей. Теперь ей постоянно предлагают входить в надоевший штампованный образ.
В 1957 году она снимается также в фильмах "Китти и большой свет" и "Робинзон не должен умереть" - образ бедной юной девушки в Англии начала XVIII столетия когда-то сильно впечатлил Роми, и она настояла на этой роли. Её партнер здесь - Хорст Буххольц, с которым она также снимается в Париже в фильме "Монпти" (1957).
Растёт желание Роми обрести независимость, самостоятельность, свободу в выборе ролей и фильмов. В конце 1957 года начинаются съёмки "Скамполо" на острове Искья и в Неаполитанском заливе. Роми снова играет девушку своего возраста.
Сразу после своей поездки в Америку (1958) Роми снимается в картине "Девушки в униформе"; роль Мануэлы становится пробным камнем её творческих возможностей. Рядом с Лили Пальмер и Терезой Гизе молодая актриса проявляет всё, на что способна. Съёмки в Берлине и Гамбурге изнуряют Роми.
В главе "Ну, не так уж я наивна" Роми рассматривает проблемы выбора предложений, материала для сценариев, взаимоотношений с продюсерами и прокатчиками.
Когда фильм "Зисси" был закончен, мне стало ясно одно: время ученичества прошло. И теперь я уже - подмастерье. Об этом говорили разные события. Например, балы: я должна была на них появляться, даже если и не испытывала от этого удовольствия. Они были обязанностью, принудительным условием, и я замечала, что мне не позволено быть такой, как любая другая девушка в семнадцать лет. Или была, например, история, когда я встретила на одном балу в Мюнхене Тони Зайлера. Это был "Охотничий бал", и Охотником выступал журналист Ханнес Обермайер. На его бал в "Баварском дворе" слетается всё, что в Мюнхене что-то значит и при этом имеет отношение к кино.
Мама, Дэдди и я тоже приехали в Мюнхен, потому что прокатчик, у которого была "Зисси", придавал этому значение. Да и вообще мне нравится в Мюнхене. И когда я после обеда встретила Охотника в холле отеля, он сказал:
- Роми, сегодня вечером будет один безумный сюрприз! Сюрпризом оказался Тони Зайлер. За несколько дней до этого он выиграл три олимпийские медали в лыжных гонках и теперь подыскивал себе агента для съёмок - вроде бы он хотел участвовать в "Geierwally" .
Вечером, на празднике, когда Охотник представлял всех киношников, я стояла возле Тони; он совсем растерялся и смутился. Он ничего не говорил и только кланялся, а женщины просто набрасывались на него - дело известное.
Потом, много позже, Тони подошёл и пригласил меня танцевать. Ну, мы танцевали. Никто не обращал на нас внимания, и мы болтали. Он рассказал о своих кинопробах, а я, что называется, делилась опытом. Всё свелось к совету: "Не позволяй сделать из себя сумасшедшего".
Оркестр играл без перерыва один танец за другим, и мы всё танцевали и танцевали. Наконец нас обнаружил один репортёр. Пока он нас фотографировал, подошли и другие журналисты. Они потащили нас к тиру и заставили участвовать в игре. А почему бы и нет? Это же карнавал, нам было весело, и вокруг нас собрались тоже только довольные люди. Наутро мы встретились ещё за завтраком, а потом мы уехали - без Тони - в Геную, отдыхать на Средиземном море. Всё. Дальше начался полный абсурд. Трюк, который кто-то специально выдумал, чтобы заработать на нас кучу денег. Я к этому уже привыкла. К сожалению. Эти вечные разговоры: якобы я влюбляюсь в каждого партнёра или я - подружка того или этого.
Не знаю, сыграло ли это свою роль, но то, что эти люди сослужили Тони плохую службу, - это точно. Дома его подняли на смех, и когда он проиграл гонку, то обвинили меня. Чушь!
Он просто не тренировался, потому и проиграл. Это он сам мне сказал. Потом я его ещё раз встретила, в Китцбюэле, и он был по-прежнему мил и прост, как тогда, не строил из себя звезду и не страдал манией величия. Он сказал:
- Знаешь, Роми, я больше не хочу участвовать в этой ахинее. Они же просто запускают руку мне в карман, вот и всё.
Но через два дня это снова красовалось в газете - как будто я не могу хоть раз в жизни тихо-мирно попутешествовать.
Недавно я поссорилась с одним журналистом. Он утверждал: так и должно быть. Публика желает знать, что я делаю, во всех деталях.
Но я - не такая уж важная персона. Мне просто повезло: правильные роли, правильные режиссёры, сценарный материал, который мне подходил. Я же не раздулась от чванства из-за того, что в восемнадцать лет имею девять фильмов. Мне просто повезло (тьфу-тьфу, не сглазить бы!).
Конечно, я хочу стать хорошей актрисой. Как Мария Шелл или Хильдегард Кнеф, или другие, кому я недостойна воды подать. Меня постоянно упрекают, что у меня нет театрального образования. Да, этого мы не предусмотрели, а теперь мне не хватает времени - в прошлом году я снялась в трёх фильмах: "Китти и большой свет" с режиссёром Альфредом Вайдеманном, потом - "Зисси, молодая императрица" с Эрнстом Маришкой, и напоследок - "Робинзон не должен умереть" с Йозефом фон Баки. Это было так утомительно, что я радовалась, получив хоть пару дней отдыха.
Но всё-таки я учила английский, делала упражнения по сценической речи. Конечно, систематически заниматься актёрским мастерством - этого мне было не одолеть. И мама, и я - мы обе этого хотели бы, но график не позволяет: вся жизнь у меня как бег с препятствиями.
В 1957-м я должна сниматься: во-первых, в "Анне Зедльмайер", истории о прекрасной мюнхенской девушке и баварском короле Людвиге I, с печальным концом. Партнёром будет Карлхайнц Бём. Дальше Хельмут Койтнер должен экранизировать роман Габора фон Васари "Монпти" - со мной и с Хорстом Буххольцем, моим партнёром.
Вот на столе куча сценариев. Недавно появился берлинский продюсер Артур Браунер с пятью сценариями сразу! Причем один лучше другого. Но ни один из этих фильмов мы не могли вставить в график. Всякий раз я попадаю всё в тот же переплёт: или график, или сценарии.
С материалом сценариев теперь так: очень много исторических любовных сюжетов. Как будто меня к ним пришпилили. После "Зисси" я будто обязана сыграть все сентиментальные любовные истории последних восьми столетий. Но у Дэдди твёрдая рука, и он отклоняет этот материал, не считая его "товаром". И ещё есть миф: Роми, наивное дитя. Если бы я на самом деле была такой невинной, скучной и глупенькой, как обрисовывают меня некоторые авторы, то мне следовало бы немедленно всё бросить. Но есть и ещё целая "армия", которая меня атакует: прокатчики и продюсеры. Им хочется, чтобы я принесла им жирный навар. Тогда это - фильмы "номер такой-то", которые должны сниматься именно ради кассовых сборов, точно так же, как предшествовавшие им "номера". Можно тут, конечно, и просчитаться, - ну а всё же...
Я не хотела сниматься в "Зисси-2". У меня было скверное предчувствие, да и мама тоже всегда говорила, что пресловутые "вторые части" почти непременно проваливаются. Об этом говорил мне и мой отец Вольф Альбах-Ретти ещё в Вене, когда мы снимали первую "Зисси"; уже тогда пошли разговоры, что если этот фильм будет успешным, то второй части не избежать.
Но я сказала "нет", и это означало - весной 1956-го, - что "Зисси-2" сниматься не будет.
Я тогда приехала навестить родителей в санатории, в Верхней Баварии, и там узнала, что после "Китти и большого света" всё-таки будет сниматься "Зисси-2".
Меня просто взорвало. Я потребовала объяснений и узнала - это устроил прокатчик. Тогда я связалась с Хербертом Тишендорфом. И пока мама и Дэдди в полном молчании слушали наш разговор, собралась с силами и спокойно объявила: в "Зисси-2" я не играю.
Мне правда жаль, что всё было решено за моей спиной. Но если поначалу я была просто несгибаемой, то к концу разговора Херберт Тишендорф всё же меня подавил. Он возмутился:
- Как ты со мной разговариваешь?
А потом заявил, что у него слишком много работы, чтобы отвлекаться на такие пустяки.
Я продолжала настаивать:
- А для меня это совсем не пустяки. Вечно ты рассказываешь, что у тебя бессовестно много работы. Но посмотри: с одной стороны, ты же признаёшься, что я твой "кассовый магнит". С другой стороны - у тебя для меня нет времени. Уж если я и вправду для тебя так важна, то, пожалуйста, обрати на меня внимание и избавь меня от отговорок про твою жуткую занятость...
Услышав, как он выругался в ответ, я сунула трубку Дэдди:
- Говори с ним сам!
В результате Херберт Тишендорф приехал, и они быстренько со мной справились.
Но всё-таки я выторговала, в противовес этой Зисси, мой любимый сюжет: "Робинзон не должен умереть" с Хорстом Буххольцем.
Правда, у меня было подозрение, что этот сценарий будет без конца откладываться. Но я настояла на письменном согласии снимать "Робинзона"; это было впервые в моей жизни - мне удалось не отступить. Я твёрдо решила пробить этот фильм и приложила к этому все усилия, даже когда мы уже начали в мае снимать в Мюнхене "Китти и большой свет". Я страшно боялась Альфреда Вайдеманна, который снял "Канариса" и "Алиби" и о котором шла молва, что его конёк - чисто мужские фильмы.
Но мы друг друга сразу прекрасно поняли - моментально. Мы с Карлхайнцем Бёмом поехали вокруг Женевского озера: через Веве, Монтрё, Эвиан - всюду. Это было неповторимо. В Женеве меня не знали. И только через три недели, пока мы здесь снимали и в газетах много писали о нашем фильме, великолепная анонимность была утеряна.
Здесь, в Женеве, Альфред Вайдеманн объяснил мне, насколько важно играть правильную роль. "Иногда, девочка, достаточно одной-единственной роли, чтобы всё испортить и потерять себя. И тогда - хоть стой на голове, но тебе уже не подняться. Помни о Ханнерль Матц!"
Снова и снова мне напоминали об Иоханне Матц, сделав из неё вечное предупреждение. Она показала себя в "Лесничихе" просто великолепно, и после этой картины, как мне говорили, её гонорары взлетели до небес.
Однако потом, после трёх или четырёх "неправильных" ролей, она рухнула вниз, и я сама знала, как она страдала из-за этой ситуации. Может, ей помог новорождённый ребёнок. Но я это поняла очень хорошо.
Мало-помалу, в течение многих съёмочных недель 1956 года, мне делалось ясно, в каком направлении должна идти моя работа в кино. Мы снимали "Зисси-2".
Я чувствовала, как пошли мне на пользу уроки Альфреда Вайдеманна. Он мне, скажем так, укрепил спинной хребет. "Если тебе что-то не подходит - сопротивляйся!" Это было как волшебное слово, и он мне его подарил. Так я и старалась себя держать.
Но иногда это означало: "Роми просто сбрендила!"