Иногда объектом ухаживаний становился сам Мик, и не только в буквальном смысле. Почти целый год его расположения добивался основатель звукозаписывающей компании "Атлантик Рекордз" Ахмет Эртегюн в надежде подписать контракт с популярной группой Rolling Stones. Этот лысеющий мужчина в очках и с бородкой был образцом учтивости. Эртегюн, сын турецкого посла в Великобритании, в 1947 году стал одним из основателей "Атлантик Рекордз" и прославился тем, что записывал таких исполнителей ритм-энд-блюза, как Рут Браун, Coasters, Drifters и Рэй Чарльз. В 1967 году его компания стала подразделением "Уорнер Рекордз", и к тому времени Эртегюн постарался расширить музыкальный спектр, привлекая талантливых исполнителей самых разных направлений. Среди его клиентов были такие замечательные исполнители и группы, как Арета Франклин, Led Zeppelin, Blind Faith, Crosby, Stills, Nash & Young, Yes, Бен Кинг, Iron Butterfl y, Перси Следж, Cream, The Rascals, Buffalo Springfi eld и Бетт Мидлер. Вечно стремившегося к новым вершинам Мика, пожалуй, не столько поражал список громких имен, сколько впечатляло врожденное чувство стиля Эртегюна. Его жена также обладала отменным вкусом; вместе с наследницей компании "Чесбро Понд" Чесси Рэйнер она основала фирму MAC II, занимавшуюся дизайном интерьеров. Так что Ахмет был заметной фигурой в высших кругах Манхэттена задолго до того, как он стал добиваться расположения Джаггера.
Поскольку Кит с Анитой к тому времени уже плотно подсели на наркотики, задача по освобождению группы от цепкой хватки Аллена Клейна была возложена на Мика. "Джаггер просто был обязан взять руководство в свои руки, – утверждал Виктор Бокрис. – Кто, кроме него, мог принимать важные решения?"
При поддержке принца Руперта Джаггер подал иск на 29 миллионов долларов против Клейна, обвинив его в незаконном присвоении денег группы. Несмотря на это, Клейн сохранил права на все оригиналы записей и на все произведения "Роллингов", созданные до 1970 года. Даже после его смерти в 2009 году эти права перешли к его правопреемнику.
Пока шло разбирательство, принц Руперт убедил Джаггера смириться с неизбежными потерями и согласиться на два миллиона компенсации и отказ Клейна от дальнейшего финансового руководства группой. Это привело к противостоянию с "Декка Рекордз", ведь согласно обязательствам первоначального контракта группа должна была записать последний альбом.
Джаггера всегда выводили из себя придирки руководства "Декка Рекордз" к содержанию его песен и попытки навязать цензуру; особенно его раздражал председатель компании сэр Эдвард Льюис. В качестве прощального жеста Джаггер появился в его кабинете, чтобы лично продемонстрировать новую композицию под названием Cocksucker Blues ("Блюз членососа"). Он едва пропел две первые строчки "О, где же у меня отсосут? / Где же меня отдрючат в жопу?", как сэр Эдвард недовольно прервал его и поспешил попрощаться.
Летом 1970 года группа снова отправилась в турне, на этот раз по четырнадцати городам Европы. Поездка растянулась на шесть недель. В каждом городе Мик прилежно писал письма Марше, находившейся на пятом месяце беременности, и перечислял всех девушек, которые сопровождали музыкантов в поездке. "Он постоянно смешил меня, оповещая, чью подружку поимел на этот раз", – вспоминала Марша.
Что касается самого тура, то поначалу ходили слухи, будто, памятуя о печальном инциденте в Алтамонте, группа во время выступлений постарается соблюдать максимальную осторожность. Ничего подобного. От Стокгольма и Гамбурга до Западного Берлина и Рима каждый концерт сопровождался неизменными беспорядками; фанаты, как всегда, выходили на улицы, переворачивали автомобили, устраивали пожары и разбивали витрины. К этому времени полицейские во всех странах уже воспринимали Rolling Stones как небольшую армию вторжения, а не просто рок-группу и заранее готовились к обычным погромам.
Мику нравилось, что он не утратил своего мефистофелевского обаяния, и особенно ему понравился тот факт, что их выступления в Париже вызвали крупнейшие уличные беспорядки после студенческих волнений 1968 года. И там же, в концертном зале "Олимпия", у него состоялось знакомство, в очередной раз круто изменившее течение его личной жизни.
"Мик, это Бьянка", – сказал Дональд Кэммелл своему старому приятелю, поворачиваясь к стройной и страстной девушке с загадочным и даже немного угрожающим видом. Впервые Кэммеллу бросилось в глаза странное сходство между этими двумя его знакомыми. "А у вас будет великолепная романтическая связь. Вы созданы друг для друга", – добавил он.
Высокомерная никарагуанка по имени Бьянка (раньше ее звали Бланка, но в шестнадцать лет она сменила одну букву своего первого имени) Перес Морена де Масиас презрительно взглянула на музыканта – примерно в такой же надменной манере он сам смотрел на окружающих. Бьянка неплохо говорила на нескольких языках, но Мика поразили не столько ее слова, сколько глубокие гортанные звуки, похожие на бархатное урчание и флиртующие интонации Эрты Китт.
Они провели ночь вместе в парижском доме Кэммелла. И хотя позже Бьянка вспоминала, что той ночью их "словно молнией ударило", она настаивала, что в Мике ее привлекли в первую очередь не физические качества. "Я увидела, что он стеснительный, ранимый человек, совершенная противоположность тому, каким я его представляла".
Мик не знал, как быть с Бьянкой, и, разговаривая следующим утром по телефону с Маршей, не слишком распространялся об этом приключении. Тем не менее он сообщил, что намерен взять одну из своих преходящих подружек в Италию – "просто так, ради смеха".
Джаггер был далеко не единственным, кому Бьянка показалась загадкой. Познакомившись с Миком в 1970 году, она сказала, что ей двадцать один год. На самом деле ей было уже двадцать пять. Не меньше озадачивало то, что своего отца она называла то брокером на товарной бирже, то кофейным бароном, а то и дипломатом.
На самом деле она была племянницей посла Никарагуа на Кубе. Когда родители развелись, ее мать оказалась лицом без гражданства и, чтобы свести концы с концами, устроилась на работу в местную забегаловку в Манагуа, подобно тому как героиня Джоан Кроуфорд в классическом фильме 1945 года "Милдред Пирс" устроилась на работу в ресторан. Бьянка, подобно дочери Пирс, Веде, росла очень избалованным ребенком. "Я не вымыла ни одной тарелки, не сварила ни одного яйца, ни разу не занималась уборкой", – признавалась Бьянка. Воспитывалась она, как и Марианна Фейтфул, в традиционной школе при монастыре, и ее сексуальность точно так же "ужасно подавлялась".
Решив стать первой женщиной-послом Никарагуа, Бьянка два года училась в Парижском институте политических исследований. Все это время она усердно занималась и, по собственному признанию, "оставалась девственницей до восемнадцати с половиной лет".
Постепенно деньги подходили к концу, и Бьянка стала подрабатывать, чтобы оплатить комнату стоимостью доллар в день в одном из неказистых рабочих кварталов. Двоюродный брат, занимавший должность атташе по культурным вопросам в посольстве Никарагуа, помог ей устроиться секретаршей, благодаря чему она получила доступ к пышным дипломатическим приемам.
Но только в Лондоне Бьянка встретила свою "почти первую любовь": актера Майкла Кейна. Через несколько дней после знакомства они уже жили вместе в его квартире в Мэйфейре. Их напряженные отношения – парочка то и дело ссорилась в ресторанах, на вечеринках, в вестибюлях отелей или прямо на улице – постепенно стали предметом обсуждений в богемной среде. Бьянка говорила о Кейне, что он был "недобрым, мелочным человеком" и относился к ней "как к своей гейше". Кейн же высказывался о Бьянке в более снисходительном тоне, и сравнивал ее с "детенышем пантеры, потенциально опасным, но нуждающимся в помощи".
Бурный роман с Кейном закончился через год, и она вернулась в Париж. Через полгода она завела роман с Эдди Барклеем, женатым (к сожалению, уже в девятый раз) влиятельным управляющим студии звукозаписи, старше ее на двадцать четыре года. Но за несколько дней до судьбоносного знакомства с Миком она благополучно рассталась с Барклеем.
"В тот день я немного повзрослела", – вспоминала Бьянка, утверждая, что в Кейне и Барклее искала своего рода "защиту и любовь отца". В Мике она нашла иные качества и сравнивала его скорее со "старшим братом".
Так получилось, что "старший брат", как и другие мужчины в ее жизни, оказался заодно и очень богат. Как говорил ее знакомый Дональд Кэммелл: "Бьянка из тех женщин, которые постоянно задают себе вопрос – а кто будет оплачивать мои счета следующие пять лет?"
Некоторые проницательные наблюдатели указывали на странные пробелы в биографии Бьянки, а также на тот факт, что, несмотря на финансовые проблемы, она могла позволить себе платья от Ива Сен-Лорана и Живанши. Ходили слухи (впрочем, совершенно необоснованные), что Бьянка была одной из "девушек мадам Клод" – изысканных, роскошных и хорошо образованных молодых компаньонок представителей высшего общества 1960-х годов. Девушки мадам Клод, которым отдавали предпочтение президенты, премьер-министры, диктаторы, дипломаты, ведущие промышленники, кинозвезды и даже парочка рок-звезд, часто удачно выходили замуж и занимали прочное место в высших сферах. Автор светских хроник Кливленд Армори говорил: "Можно открыть светский справочник на любой странице и найти бывшую девушку мадам Клод, а ныне уважаемую матрону с Парк-авеню".
А тем временем журналисты старались как можно больше разузнать об экзотическом создании, пришедшем на смену Марианне Фейтфул в жизни Джаггера. Когда Мика с Бьянкой в Лондоне окружила шумная толпа репортеров, он отказался даже назвать ее имя. "Извините, но я не могу сказать, кто она такая. Это наше личное дело", – заявил Мик. Когда за ними стали охотиться папарацци, Мик защищал эту загадочную женщину сильнее, чем Марианну. Когда один фотограф сунул свою камеру прямо под нос Бьянке, Джаггер набросился на него с кулаками и ударил по лицу. За нападение Мика приговорили к штрафу в 1400 долларов.
Оказавшись в надежном укрытии за стенами поместья Старгроувз, Бьянка принялась наводить там порядок. Отвечая на звонки других подружек Мика, она советовала им исчезнуть, и как можно быстрее. Однажды позвонила мисс Памела и, к своему удивлению, услышала на том конце линии хрипловатый женский голос. "Никогда, ни при каких обстоятельствах не звони больше Мику, понятно?" – сказала Бьянка.
Но другое дело Анита Палленберг. С уходом Марианны она стала "девушкой "Роллингов"" номер один, и не потому, что давно уже встречалась с Китом; особый статус ей придавал тот факт, что когда-то у нее были связи и с Брайаном, и с Миком. Подружка Билли Уаймэна шведка Астрид Лундстром, невеста Мика Тэйлора Роза и Ширли Уоттс – все они старались держаться подальше от Палленберг.
К несчастью для Бьянки, Палленберг сразу невзлюбила новенькую. Почему-то Аните вдруг пришло в голову, что худая никарагуанка раньше была мужчиной, и она предложила наркоторговцу Испанцу Тони Санчесу 50 тысяч долларов, если он докажет, что Бьянка перенесла операцию по смене пола.
Но потом Палленберг оставила эту абсурдную затею и обратилась к темным силам. Она принялась насылать на Бьянку проклятия с помощью кукол вуду и однажды даже трижды обошла изумленную девушку, засунув в туфлю листочек с записанным от руки проклятием.
Вскоре Бьянка поняла, что Палленберг – не единственный ее враг. 3 ноября 1970 года Мик поведал Бьянке, что Марша родила ему дочь. Марша Хант благоразумно отказалась называть малышку Миднайт Дрим ("Полуночный сон"), как советовал Мик, и настояла на своем выборе – Карис.
Бьянка захотела тоже родить ребенка от Мика, хотя очень быстро выяснилось, что он не является образцовым отцом. В последующие две недели он виделся со своей дочерью лишь дважды, и то по нескольку минут, между другими делами. Хант сердилась на него за равнодушие к ребенку, о чем и сказала прямо. Но Джаггера это совершенно не волновало. "Я никогда не любил тебя, – кричал он в ответ. – И вообще, ты сошла с ума, если думаешь, что когда-то любил!"
Хант разрыдалась, но Мик от этого только больше разъярился. "Она мой ребенок, и я могу забрать ее у тебя в любое время", – заявил он, намекая на то, что у него больше возможностей и больше влияния и он может нанять целую армию юристов.
"Ну попробуй. А я вышибу тебе мозги", – выпалила Хант.
Ближе к Рождеству критики расхвалили альбом Get Yer Ya-Ya’s Out! ("Выкладывай свои вкусняшки!"), а фотография Мика появилась на обложке журнала Newsweek. "Из всех выдающихся рок-музыкантов – Пола Маккартни, Боба Дилана, Джона Леннона, Джими Хендрикса, Дженис Джоплин, Эрика Клэптона – Мик Джаггер, пожалуй, самый удивительный, самый яркий, самый экстравагантный, обладающий демонической силой, воздействующей даже на тех, кто инстинктивно отворачивается от него; и при этом он никогда не старается снискать чьего-то расположения", – говорилось в статье.
Даже после ухода Марианны из дома номер 48 по Чейни-Уок Мик по-прежнему принимал Пола и Талиту Гетти, в компании которых он пристрастился нюхать кокаин. Как утверждал Испанец Тони Санчес, к ним часто присоединялись Кит с Анитой, и все порой возбуждались настолько, что ему приходилось "успокаивать их" героином.
Невероятно, но Мику при этом еще удавалось распутывать сложное финансовое положение "Роллингов". "Мик постоянно с кем-то встречался, – вспоминал Тревор Черчилль, который позже возглавлял европейское отделение компании "Роллинг Стоунз Рекордз". – Пока все остальные сидели, он нервно расхаживал по помещению и засыпал деловых людей градом вопросов".
"Мику удавалось держать ситуацию под контролем, – продолжал Черчилль. – Он обладал невероятной деловой хваткой, постоянно вносил свои предложения и не давал нам расслабиться". Не было ничего необычного в том, что он звонил Черчиллю или другим финансовым сотрудникам и просил их сообщить цифры продаж последнего альбома в Италии или в Швеции. Всеми банковскими операциями группы он руководил лично. "Он был очень, очень проницательным бизнесменом, – признавался Черчилль. – Не перестаю восхищаться, насколько он умен в этом отношении".
Существовал только один человек, голос которого для Мика был решающим. "Прежде чем за что-то приниматься, он советовался с Китом, – говорил их давний коллега по бизнесу Сэнди Либерсон. – Если Кит говорил "нет", то Мик не настаивал на своем".
4 марта 1971 года было объявлено, что после прощального тура по девяти городам группа Rolling Stones переезжает во Францию. Мик утверждал, что "Роллинги" покидают родину "из-за климата", но было понятно, что тут задействованы и финансовые интересы: по сравнению с 1969-м финансовым годом за 1970–1971 годы они сэкономили несколько миллионов долларов.
Прежде чем окончательно покинуть Великобританию, "Роллинги" устроили еще несколько шумных вечеринок. Одна из них прошла в клубе "Марки", где много лет назад все только начиналось; Кит там сильно напился и замахнулся своей красной гитарой Gibson на менеджера клуба.
На другой вечеринке отличился уже сам Мик. Это был прощальный вечер в отеле "Скиндлз" в Мейденхеде, на берегу Темзы. Когда администратор попросил покинуть помещение в четыре утра, Джаггер буквально взбесился. Эрик Клэптон с Джоном Ленноном попытались сдержать почетного гостя, но Мик схватил стул и разбил витражное окно. "По крайней мере, ты сможешь заплатить за него перед отъездом из этой чертовой страны", – заметил Леннон.
Заверив всех, что у них и в мыслях нет навсегда расстаться с любимой Англией, Мик и члены его группы в конце марта наконец-то бросили якорь в спокойной налоговой гавани на юге Франции. Уаймэн поселился в отдельном доме среди холмов Граса, Уоттс приобрел ферму в городе Воклюз со средневековой архитектурой, а Кит с Анитой сняли виллу Нелькот с видом на бухту Вильфранш.
Мик с Бьянкой тем временем остановились в эксклюзивном отеле "Библос" в Сен-Тропе и принялись искать себе жилище, по крайней мере не уступающее новой резиденции Кита. И они его нашли: поместье с черепичной крышей и оштукатуренными стенами на побережье, в получасе езды от Биота.
Устроившись на новом месте, "Роллинги" объявили о том, что заключают договор с "Атлантик Рекордз" Этергюна на 5 миллионов долларов и шесть альбомов. По условиям четырехлетнего контракта, "Атлантик" должна была распространять записи под лейблом Rolling Stones.
Часть крупного аванса от "Атлантик" была потрачена на заключение контрактов с новыми исполнителями. Именно по этой причине Маршалл Чесс, сын основателя "Чесс Рекордз" Леонарда Чеса, согласился возглавить новую звукозаписывающую компанию "Роллинг Стоунз". Но из-за прирожденных подозрительности и недоверчивости Мика сделки постоянно срывались. "Вопреки распространенному мнению, он вовсе не любит рисковать", – сказал Черчилль о Мике. Кроме того, "Роллинги" вовсе не собирались "делиться деньгами или славой". Когда предоставлялся случай подписать договор с такими малоизвестными в ту пору исполнителями, как Genesis или Queen, альбомы которых впоследствии продавались лучше альбомов самих "Роллингов", Джаггер, по выражению Черчилля, просто "отмахивался от них". "Было очень жалко наблюдать за тем, как Джаггер упускает возможность заработать миллионы".
Ровно через неделю после подписания контракта с Этергюном "Роллинги" выпустили альбом Sticky Fingers ("Липкие пальцы"), первый под новым лейблом. Джаггеру было недостаточно того, что на нем записаны такие несомненные хиты, как Brown Sugar ("Коричневый сахар") или Wild Horses ("Дикие кони"). Ему хотелось еще и оформить его самым провокационным образом, и для этого он обратился к своему давнему приятелю Энди Уорхолу.
"Мик кое-что позаимствовал у Марлона Брандо, кое-что у Мэрилин Монро, но больше всего он позаимствовал у Энди", – писал составитель биографии Уорхола и знакомый Джаггера Виктор Бокрис. В какой-то степени, заметил Бокрис, Энди Уорхола, художника-новатора и первопроходца поп-арта, можно было назвать "Миком Джаггером изобразительного искусства".
Инструкции Джаггера были краткими: "Нам нужно слегка шокировать публику – как всегда, Энди". Уорхол его не разочаровал. В результате появилась обложка с фотографией мужского торса в джинсах и с настоящей застежкой-молнией, под которой красовался логотип с высунутым языком, выполненный дизайнером Джоном Пэшем, – сплав изобразительного искусства, моды и рока. Пухлые губы Мика – "беременные губы", как назвала их комедийная актриса Джоан Риверз, – и язык вскоре станут таким же узнаваемым символом по всему миру, как логотипы "Макдоналдса" или "Кока-колы".
Вопреки распространенному мнению, изображенная на обложке джинсовая промежность с заметной выпуклостью принадлежала вовсе не Джаггеру. Для получения нужного снимка Уорхол нанял нескольких мужчин-моделей и сказал им сделать то, к чему частенько прибегал сам Джаггер для достижения желаемого результата на сцене, – засунуть в брюки скатанный носок.