Я не хочу обижать никого из наших актрис. Но даже если они, что называется, сексапильны, они все равно не эротичны. Тут сказываются и гены, и воспитание. Еще лет десять назад я сказал: есть женщины, а есть неизвестно что - женский пол. Этому полу все равно, как его воспринимают, он мертвый. И хотя люди женского пола могут обладать прекрасной фигурой, осанкой, манерами, все это уже становится неважным. Да простят меня советские артистки, но когда у кого-нибудь из них вот такая попа, а она переживает, что ее не снимают, и говорит, что у нее такая конституция, я не могу этого понять. Даже если она очень талантлива. Это и есть непростительное, "совковое" отношение к своей внешности. Но есть и другие. Они едят ту же еду, дышат тем же воздухом, ходят в те же магазины… Можно как угодно относиться к Ире Алферовой - актрисе, но выглядит она превосходно. Или Таня Друбич. она работает, из-за руля не вылезает, с ребенком возится и всегда прелестна. В "Гении" я снимался с Ириной Белогуровой, ухоженной, женственной, подтянутой.
Вообще все это относится и ко мне. Каждое утро я даю себе слово ходить в бассейн, заниматься спортом, но не делаю ничего из этого. Я не могу сказать, что нахожусь в своей лучшей физической форме. Хотя категорически не хочу быть этаким Сталлоне с накачанными мускулами. Понимаете, мне обидно, что мои данные так мало использованы. Я ведь занимался фехтованием, плаванием, могу бегать, прыгать, вожу почти все виды транспорта - это не каждый умеет делать. А у нас почему-то стесняются все это показать на экране. Недавно я смотрел нашу старую комедию "Волга-Волга" и буквально визжал от восторга. Куда все это делось? Почему мы разучились так снимать?…
Я хочу снять детектив. Не пиф-паф-ой-ой-ой. А как "Аферу". И чтобы все было красиво, чтобы все были бы красивыми и чтобы даже убивали красиво… Я придумал такой кадр: огромная толпа на Тверской, а в середине мы снимаем скрытой камерой невероятно красивых, классно одетых мужчину и женщину. Они бы шли, а их было бы видно издалека…
…Я сейчас репетирую с Мариной Нееловой, у Камы Гинкаса… Она красива, она изумительная актриса.
Как-то после спектакля Камы Гинкаса "Тамада" я подошел к нему и попросил разрешения репетировать во втором составе. Сам от себя не ожидал такой прыти.
…Я отказался играть Коровьева в фильме Юрия Кары, притом что это абсолютно моя роль. Ну, буду ждать. Климова, например. Потом он найдет контракт и снимет… но не меня, а американского артиста. А я со своей репутацией "звезды" окажусь в говне и не сыграю.
У меня так мало режиссеров, с которыми я хочу работать и которые действительно знают, что можно из меня вытянуть. Я сам пытаюсь выдергивать себя из определенного амплуа. Если бы я играл одних героев-любовников… Если бы я сам к себе так относился… Самое смешное, что помимо профессии я не зарабатываю ни копейки. А воровать негде. И у меня нет богатых мамы с папой. Я существую как существую. Хотя что-то меняется. Иногда думаю: вот у меня миллионы, я покупаю дом с бассейном, тренажерами, на время успокаиваюсь, занимаюсь одним делом, не разбрасываюсь… У меня нет денег. Я только что получил квартиру. А вы знаете, сколько стоит кресло? Пять моих съемочных дней.
Мне непонятна брезгливость наших молодых артистов. Они ни за что не унизят себя участием в массовке. Когда я учился на первом курсе, я ночевал на "Мосфильме", потому что страшно хотел сниматься. Я понимал: вот один эпизод, другой, третий - и когда-нибудь… Я верил в то, что это произойдет, на остальное мне было наплевать. Да, я шестнадцатый раненый в четвертом окопе, меня не видно, но зато как драматично я тяну голову… Никто не вспоминает о том, что я делал первые шесть лет в Москве. А я днем снимался в одной картине, ночью - в другой. В тех же окопах, разумеется… Но мне не стыдно.
Я никогда не стеснялся зарабатывать. Хотя есть фильмы с моим участием, которые я никогда смотреть не буду. Если относиться к себе слишком серьезно, то это может стать ловушкой… Наверное, да, есть в этом нечто позорное. Но мой позор должен быть хорошо оплачен. И я не хочу, чтобы о моих чувствах кто-то знал. Это мой стыд - я его ни с кем не разделяю…
С голоду я не умираю, поэтому к Алексею Герману, например, если пригласит, буду ездить на свои деньги и возьму отпуск в театре. Я же не идиот, я понимаю, где мне приходится сниматься, и я - хочу или не хочу - сам режиссирую на площадке и даже хочу снять фильм. Но не потому, что считаю себя режиссером. Просто надоело. Да, картина может быть дерьмо, но ведь я работаю, я стараюсь - это не то что на секундочку зашел. Другой вопрос - что получается. В кино актер, к сожалению, ни за что не отвечает. Хотя нет, в случае провала зритель обвиняет не режиссера, а актера. А в театре - совсем другое дело. В театре спрашивай с меня. Меня там никто не монтирует, и я отвечаю за каждую минуту пребывания на сцене, даже под пыткой…
Актер всегда должен быть в тонусе, актер должен играть. Играть во что бы то ни стало, иногда даже через силу, в каком-нибудь дерьмовом кино… Попробуй год прожить без тренажа - это конец, это потеря профессии… Вот я люблю эти черные джинсы, я из них не вылезаю, мне в них удобно, я знаю каждое пятнышко. А у меня есть брюки, которые я надеваю раз в год. Так и с ролями. Наши более или менее хорошие режиссеры ищут западных контрактов, а это значит, что у них будут сниматься западные актеры, нам же достанутся в лучшем случае вторые, третьи роли. Но я играл с Франко Неро, играл на равных… Я не верю, что наши актеры хуже тех, западных. Просто мы совсем в другой ситуации. Все мы… И в этой нашей ситуации ни для кого исключений нет. А наиболее одаренные, те, которых "все хотят", беззащитны так же, как и начинающие артисты. Всеобщее недовольство рождает в конце концов всеобщее удовлетворение. Оно же - равнодушие или высокомерие. В результате мы все оказались квиты, пропустив момент, когда вместо наших лучших артистов на сцену вышли Игроки. Апофеоз банкротства - "звездный" спектакль того же названия во МХАТе. Трагикомизм этой постановки состоит - помимо прочего - в неожиданной подмене профессионального существования. Признанные мастера театра подают свои реплики, как эстрадные репризы, окончательно, кажется, освободившись от чувства партнерства и "отдыхая" в паузах, пока работают другие, а эстрадный маэстро Хазанов, смирив естественное для себя премьерство, пытается овладеть навыками ансамбля.
Вы никогда не замечали того, как интересно наблюдать за животными? Хотя бы даже в телепередаче. Вот лев лежит и не двигается. Вокруг копошится его потенциальная добыча. Но он спокоен. Он сейчас не голоден и потому никого не трогает. Это первый план. И сыграть его чудовищно сложно. А смотреть на то, как артист глубокомысленно выдавливает из себя подтекст. не знаю, - эти хитрости нам известны. Ведь сколько лет мы были вынуждены через шестнадцатый план донести со сцены нечто, произнося какую-нибудь самую обыденную фразу, чтобы до зрителя дошло, что именно я имею в виду. Нельзя было просто спеть: "Вихри враждебные веют над нами". Хотел я того или не хотел, но я должен был обкакать эти "вихри". Так, чтобы, с одной стороны, все было "тонко", а с другой стороны - всем понятно. Теперь этого от нас уже не требуется, но азы актерской профессии профанированы, утрачены, рассеялись в тумане давным-давно.
Сергей Соловьев пригласил меня сниматься в картине "Дом под звездным небом" на эпизод, где я играю в чудовищном гриме алкаша. Тот со своим напарником на аэродроме ворует баки от самолетов и продает дачникам для душа. Ma-аленькая такая сценка: приношу этот бак, а Ульянов его покупает. "Так это же, - говорит, - от бомбардировщика!" - "Ну и что, что от бомбардировщика?!" Вот такусенький эпизодик. И все.
Я пришел, сняли. А через неделю - звонок. Сергей Александрович говорит: "Понимаешь, Саша, так получилось - мы посмотрели материал, забавно! А у меня по сценарию персонаж, которого играет Ульянов, умирает. Вы вроде так хорошо с ним разговаривали - тебе необходимо быть на похоронах. Давай мы продлим твою роль". Продлили. Как только на похоронах начинали играть гимн Советского Союза, я принимался орать: "Я этого не вынесу!" Сняли и это.
Через неделю опять звонок: "Понимаешь, ты ведь был на похоронах и так там убивался по поводу кончины, что на поминках-то тебе обязательно надо появиться". Сняли эпизод на поминках.
Все хорошо, но через неделю опять звонок: "Ты знаешь, у меня по сценарию вся семья уезжает в Америку. А ты так здорово на поминках прощался, что проводить-то уж должен". Сняли проводы.
Через неделю еще звонок: "Саш, ну, тут вообще такая ситуация, я в конце всех убиваю, давай и тебя убьем?" Я говорю: "Давай". И сняли, что меня убивает шальная пуля, когда я несу пропеллер от самолета. Я только и успел при этом сказать: "А вентилятор-то как же?" И умер.
И вот после этого - вновь звонок. Говорю: "Сережа, все! Ты меня убил!" А он говорит в ответ: "Вот в этом-то и дело. Будем снимать похороны…"
В "Двенадцати стульях" я играл маленькую роль мужа Эллочки Людоедки - инженера Щукина, который голым стоит на лестничной клетке. Играл я там без дублера. Подумайте, каково это: только все в жизни начинает складываться нормально, можно сказать, жизнь наладилась, и вдруг - бац - по первой программе телевидения меня показывают голым на весь Советский Союз, наутро повторяют еще… Тоже, секс-звезда, понимаете ли…
А что сделаешь? По сценарию-то голый, значит голый совсем, в фуфайке уже не выйдешь.
А снимали мы это в нормальном доме на нормальной лестничной клетке. То есть приехали, позвонили в дверь, открыла нормальная женщина. Говорим: "Извините, вот артист Абдулов, можно мы у вас его намылим?" И вот я мылюсь себе спокойно, ничего не подозреваю. А в это время по дому слух пошел, что голого Абдулова выводить будут. Народу много набежало, причем одни женщины. А я-то этого не знаю…
Входит ко мне администратор и говорит: "Саша, давай, все готово, выходи. Там Марк Захаров, Нахабцев - оператор, Миронов…" Я так спокойненько открываю дверь… И. Немая сцена… Говорю: "Я не пойду! Что хотите делайте, но я не выйду". Народу говорят: "Товарищи! Разойдитесь, актер стесняется, молодой еще. Потом в кино посмотрите". Народ ни в какую… Тогда Захаров говорит: "Саш, ну выходи, работа такая". Набрался я смелости, открыл дверь и рванул, как на амбразуру. И тогда вся толпа сделала так: "У-у-у-у." И разошлась.
…Знаете, когда встречаешься с журналистами, которые пишут о тебе глупости и мерзость, возникает желание просто убить, прости господи. Таких людей нужно наказывать. Я никого не ущемляю, ради бога, пишите что угодно. Но не такое же… Если в мозгах, кроме мерзости, ничего нет и писать нормальные рецензии не хватает ума, лучше уйдите, уйдите из профессии. Вы же понимаете, что есть плохие и хорошие журналисты, так же, как плохие и хорошие врачи, плохие и хорошие артисты… Идиоты, которые, безусловно, есть в журналистской среде, накладывают отпечаток на всю журналистику. Они, идиоты, есть в каждой профессии, но вы - публичные люди и должны осознавать, что наносите неизлечимые раны. Если бы в России действовали нормальные законы, газету после какой-нибудь очередной "утки" должны были бы закрыть. В Америке, например, и закрыли бы, разорив хозяев. Представляете, что написали о Пуговкине: дескать, он бродил пьяный по площадке, распугивая всех присутствующих… Как можно писать о нем такое? Это большой русский артист. В семьдесят шесть лет человек работает в полную силу, как ни один молодой не сможет, и после этого - писать о нем такое. Я молю Бога, чтобы он не читал дебильных статей, потому что если прочтет, то, как человек эмоциональный, впечатлительный и ранимый, может получить еще один рубец на сердце.
Однажды со мной была история из той же серии с телепрограммой "Времечко". Они взяли и дали в эфир новость: Абдулов попал в автокатастрофу, сломал обе ноги, истекает кровью, "скорая" увезла его в больницу… Я тогда думал об одном: не дай бог, чтобы моя мама в тот момент смотрела телевизор. Страшно подумать, чем бы это для нее могло кончиться. На самом же деле машина слегка ударила меня по ногам, но никаких переломов не было.
Как-то раз директору "Ленфильма" Виктору Сергееву пришла телеграмма следующего содержания: Абдулов прячет сценарий, "замалчивает" имена создателей мультфильма "Бременские музыканты" (речь идет о съемках фильма "Бременские музыканты С") в интервью журналистам, "наносит моральный ущерб авторам оригинального произведения". Подпись: "Гладков, Ливанов, Энтин". Для контакта прислан домашний адрес Ливанова… Но ведь это же неправда, я в каждом интервью вспоминаю добрым словом Гладкова, Энтина и Ливанова. Я всегда очень тепло говорю о них и считаю музыку Гладкова гениальной. А дело в том, что, скорее всего, им в руки попала публикация, автор которой просто опустил мои слова про них. Я никогда и никого не хотел обидеть… Мир таков. Есть добрые люди, а есть те, кого наша работа над фильмом раздражает: "Как так! Они работают, а я нет!" Обыкновенная человеческая зависть… Я давно готов к этому. Я вообще думал, что вся эта чехарда начнется гораздо раньше. К моему счастью, началось только сейчас, и я успел многое сделать. Сейчас меня не выбить из колеи…
Надо работать, делать кино. Экран рассудит, кто прав, кто виноват. Придет зритель - я был прав. Не придет - я виноват…
Я устал от чернухи на экране. От ущербности. У меня есть задача: чтобы в картине не было ни одного уродского лица. Я не снимаю криминала, насилия, не истязаю животных. Не использую "любых средств" для достижения цели. Я делаю нормальную детскую сказку. Никому не желаю зла…
Вообще вокруг картины уже сейчас ходит невероятное количество слухов, например о том, что я утвердил на роль принцессы фотомодель Полину Ташеву только потому, что она супруга нашего сопродюсера Бориса Зосимова. Я знаю Борю лет двадцать, но когда приглашал Полину, даже не подозревал о том, что она его жена. Я спросил у него: "Кого снимаем? Дочку?" Он говорит: "Жену!" А потом выяснилось совсем печальное для меня - как для режиссера - обстоятельство: в тот момент Полина была беременна… Об этом знали три человека: Полина, Боря и я…
Еще очень много говорят про неких тайных спонсоров фильма, про Бориса Зосимова, Александра Коржакова… Но позвольте, никакой тайны мы из этого не делаем… У меня вообще такое ощущение, что эта картина снимается всеми теми, кто любит "Бременских музыкантов". Многие помогают абсолютно бескорыстно. Люди сами приходят, открыто предлагают деньги. И какие люди… Съемки в Баку происходили под личным патронажем сына Гейдара Алиева - Эльхама. Коржаков дал для съемок свой личный катер - четырехместный тримаран "Стрингер" с мотором "Джонсон" в семьдесят лошадиных сил, мало того, он позволил нам его разрисовать под огнедышащего китайского дракона. В Египте, Азербайджане, в Питере - везде нам давали зеленый свет. Получается настоящее народное кино. Не случайно картина уже получила статус национального фильма. Получается этакий "Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера": "Клуб фанатов "Бременских музыкантов"".
В разные периоды жизни меня преследует этот сюжет. Точно, "Бременские музыканты" возникали в разные периоды моей жизни. Может быть, потому, что это, по сути, история об актерах. И она, эта история, мне безумно нравится. Я помню, в юности мы просто с ума сходили от всего этого. Самодельные гитары, танцплощадки, и в том, что касалось гитар, я считался одним из первых знатоков, потому что мой отец был главным режиссером театра, и я договорился там со звуковиками, и они дали мне усилитель "Ум". Представляете, в то время у меня был свой усилок… Сейчас уже не понять, что это значило тогда - гитарист, да еще со своим усилителем. Я разбирал телефонные трубки, делал звукосниматели, вытачивал гриф. Пел Битлов и из-за них начал усиленно изучать английский язык в школе, хотелось понимать, о чем они так зажигательно поют.
Потом выяснилось, что абсолютно не про то, о чем я думал. Однажды в наш город приехала девочка, дочь военного, и сказала, что видела "Битлз" в Германии. Она сразу стала первой леди города. На нее смотрели, как на богиню. Она видела "Битлз"… Это было невероятно. Причем она-то как раз была от них не в восторге: "Ну, видела, ну и что с того… Ничего особенного". А мы ей говорили: "Дура." Даже в то время не все же балдели от Битлов. У нее просто было свое мнение на этот счет, что, кстати говоря, совсем не плохо…
А для меня "Битлз" и до сих пор остаются моими кумирами. Я даже в картине сделал абсолютно откровенный ход, можно сказать, отважился на прямое цитирование: в конце фильма бременские музыканты выходят в костюмах, как у Битлов на обложке "Сержанта Пеппера", а потом они улетают на воздушном шаре с надписью: "Yellow Submarine". Это мое "спасибо", это мой поклон тому времени. Вообще, лейтмотив этой истории, а именно строка из песни: "Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету" - она навсегда останется в двадцатом веке. Она уже и сейчас не всем понятна. Спросите об этом молодых, и они вам ответят: зачем бродить, когда можно взять у папы двести долларов, купить билет на самолет и полететь куда захочешь. А что значит - бродить? Что за глупость такая? Сам глагол "бродить", он как бы истончается, уходит из обиходного языка…
А уж мы-то побродили… Всю страну объездили… И автостопом тоже. Всякое бывало. Это то, что меня грело и греет до сих пор. Я помню, как студентом впервые попал в Питер. Мы накопили денег на билеты, приехали и, восторженные, пошли в БДТ на "Гамлета". Показали там свои студенческие билеты, сказали, что нас в Москве пускают по ним во все театры. И администратор БДТ произнес замечательную фразу: "А меня не интересует, что у вас там на периферии творится…" А после спектакля у нас совсем не осталось денег… Мы пришли на вокзал, видим: девушки стоят. Подошли, вежливо попросили сколько-то рублей на билеты. И девушки дали… Хотя, кажется, мысленно попрощались со своими деньгами. А мы потом встретились с ними в Москве, отдали долг и подарили большую шоколадку "Бабаевская"… К сожалению, а может, к счастью, в моей жизни мало что изменилось. Я редко бываю дома. Мои близкие - мама, брат, любимая женщина - почти меня не видят. Дошло до того, что мой бордоский дог Чак однажды от меня шарахнулся. Но в этом - суть актерской профессии. Постоянные перемены. На съемках "Бременских…" в египетской пустыне я оказался в древнем каньоне. И там понял, что такое вечность… На меня вообще сильно действуют огонь, вода, горы. Это такой адреналин - не передать…
Я очень люблю свой дом… Я построил его для себя и своей мамы. Причем построил дико смешно. Совершенно не знакомый мне человек, владелец лесопильного комбината, во время ни к чему не обязывающего застолья вдруг сказал: "Что ты такой грустный? Я помогу тебе с домом". Я был убежден, что это пьяный разговор и на нем все закончится. А через неделю - звонок: "Пришли фуры с брусом, досками и вагонкой. Куда разгружать?" Вообще в моей жизни друзья играют огромную роль…
Иногда люблю укрыться на даче и никуда не выходить… Обожаю, когда приходят друзья. Я построил во дворе кухню - очаг, казан, мангал… И самый счастливый момент - когда друзья там готовят. Один - рыбу, другой - шашлык, третий - хашламу. А потом все собираются в беседке…