2. Уберите из правительства евреев, народ им не верит, ибо имеет на это все основания. Их дальнейшее пребывание у власти погубит еще не одного дорогого нам человека. Большинству нашего народа чужд антисемитизм, но деятельность абсолютного большинства евреев поневоле вызывает возмущение. Отрицать это - значит, закрывать глаза на действительные факты, что не к лицу партийным руководителям сталинского типа.
Это паразиты на шее народа. Разве им нужен коммунизм? Им нужно золото и возможность обдирать глупых, по их мнению, Иванов. Американский образ жизни наиболее подходит. Особенно опасны они потому, что у них существует кастовая обособленность, круговая порука, взаимное восхваление и выручка во всех темных махинациях.
Уже одно то, что они не стоят на принципиальных партийных позициях, считают свою касту интеллектуально выше других, а также вытягивают один другого, является проявлением расизма и буржуазного национализма.
Вас интересуют факты? Вникните в жизнь, и Вы найдете тысячи, их всех не сыщешь. Кстати, Вам не составит труда получить такие статистические данные: сколько евреев было в санаториях и домах отдыха в 1951–1952 гг. и какой это % составляет ко всей нации по сравнению с другими.
Если не бежать от фактов, то Вы придете к определенному выводу.
3. Народ наш предан партии Ленина - Сталина.
Не скрывайте ничего от членов партии, которые мобилизуют народ на выполнение многих задач.
Например, совершенно неясна перестановка в правительстве, созданном при жизни товарища Сталина.
Каковы были дебаты на объединенном заседании ЦК, Совета Министров и Президиума ВС СССР? Почему сняты с постов товарищи Шверник и Горкин, которые продолжительное время работали на этих постах?
Все эти вопросы должны быть ясны народу, ибо он сам может дать объяснение, возможно, даже не соответствующее действительности".
Не меньший интерес представляют и ежедневные секретные сводки, которые готовились Министерством государственной безопасности СССР для узкого круга лиц из высшего партийного и государственного руководства страны. Тема - настроения в армии в связи с болезнью И. В. Сталина. Вот сведения только за один день, 5 марта 1953 года.
Документ так и озаглавлен: "О настроениях в армии в связи с болезнью товарища И В. Сталина". Адресован Г. М. Маленкову, Л. П. Берии, Н. А. Булганину, Н. С. Хрущеву. Подписан министром госбезопасности С. Игнатьевым. По вполне понятным причинам исключаю из сводок фамилии лиц, попавших в поле зрения "органов".
"Докладываем Вам о реагировании военнослужащих и вольнонаемных Советской Армии и Военно-Морского Флота на болезнь т. И. В. Сталина.
Вольнонаемная работница военной базы Московского военного округа: "Как жаль, что он так тяжело заболел! Не приложили ли руку к его здоровью евреи?"
Начальник отдела штаба Московского военного округа, полковник: "Как же так, не уберегли т. Сталина, нужно было лучше его сохранять".
Вольнонаемная работница штаба ВВС Московского военного округа: "В тяжелой болезни т. Сталина виновны те же врачи-убийцы. Это, видимо, они и т. Сталину давали отравляющие лекарства замедленного действия". Сотрудник управления коменданта Московского Кремля, подполковник: "Все возможно. У т. Сталина повышенное давление крови, а его враги направляли на юг лечиться. На юге же находиться с такой болезнью противопоказано. Это тоже, видимо, делали врачи".
Слесарь эксплуатационно-технического отдела: "Возможно, что т. Сталин тоже отравлен. Да, настала тяжелая жизнь, всех травят, а правду сказать нельзя, у нас такой порядок - сразу посадят и будешь сидеть. Настанет время, когда евреи русским скажут: "Ну-ка, долой, хватит вам сидеть у власти, теперь мы придем к власти". Это будет так. Наши органы все проморгали. Если не выздоровеет т. Сталин, как бы рабочие не устроили погром еврейских палаток и магазинов. Если не выздоровеет т. Сталин, то нам надо пойти на Израиль и громить евреев".
Полковник в отставке, еврей, член КПСС: "Судя по тону сообщения - это конец. Сейчас в ЦК КПСС начнутся раздоры и взаимная борьба за власть, секретарь ЦК КПСС… (в тексте документа пропуск фамилии) будет сейчас стремиться расставить на высокие руководящие посты близких ему людей, чтобы обеспечить себе единовластное руководство. Мы будем наблюдать такую же обстановку, которая происходила в период борьбы с оппозицией. Вообще наше положение и авторитет значительно ухудшатся и по вопросам внешней политики. Возьмите страны народной демократии, они сейчас, естественно, будут стремиться к большей самостоятельности и к освобождению от нашей повседневной опеки. Особенно это положение относится к Китаю, который и до сих пор чувствовал себя наиболее самостоятельно, а сейчас трудно сказать, как могут повернуться наши отношения, тем более что США принимают все меры, чтобы вбить клин в наши отношения с Китаем".
Заведующий столовой в мотострелковой дивизии, старшина: "Заболел тяжело, можно через три дня ожидать… Тогда некому будет и пожаловаться. Сейчас чуть что получится, говорят: "Товарищу Сталину пожалуемся", - а тогда некому будет. Возьмем такой пример. Почему нет евреев в колхозах, а все они на высоких занимаемых постах? Был бы Ленин, то их бы не было, он всех их сослал бы в Палестину".
Солдат отдельного КПП Главного управления пограничных войск МГБ СССР "Москва - Аэропорт": "Не может быть, чтобы это обошлось без подлых врачей-убийц".
Сотрудник управления коменданта Московского Кремля: "Вполне возможно, что тут врачи замешаны. Если это дело подтвердится, у народа еще больше будет возмущения против евреев".
Начальник отдела ВВС Московского военного округа, старший лейтенант: "Если Сталин умрет, то Россию растащат на куски".
Офицер охраны отдельного офицерского батальона, лейтенант: "Хотя и говорят, что есть заменимые люди, но т. Сталин - незаменим".
Начальник клуба артиллерийской базы: "Туда и дорога". (Дано указание документировать и арестовать.)
Сержант артиллерийской бригады Прикарпатского военного округа, латыш: "Ну и хорошо". (Дано указание документировать и арестовать.)
Инспектор политического управления Прикарпатского военного округа, подполковник: "А стоит ли его лечить?" (Проводится оперативное расследование.)
Солдат бронетанкового склада: "Сталин долго не протянет, да это даже лучше. Посмотрите, как все сразу изменится". (Проводится оперативное расследование.)
Это кто писал, что "органы" направляли "наверх" только ту информацию, которую там хотели увидеть? То-то. Что слышали, то и отражали.
Наш старый знакомец Н. А. Мухитдинов тоже не хочет кривить душой.
- О самом факте смерти Сталина, - признается он спустя полвека, - были потом слухи, что его якобы отравили, хотя врачи, ученые, проводившие патологоанатомические исследования, подтвердили, что никаких следов отравления не обнаружено. Но можно ли было продлить жизнь Сталина? Не знаю. Лечили его самые квалифицированные врачи. В то же время возникает другой вопрос: было ли заинтересовано ближайшее окружение в его выздоровлении? Рискну сказать, что навряд ли.
А что думал по этому поводу главный патологоанатом советских вождей? Его мнение в начале девяностых годов было определяющим. Еще бы, он единственный, кого демократические власти допустили к секретным архивам КПСС. Мнения тех, кто раньше беспрепятственно имел к ним доступ, в расчет не принимались, поскольку они до кончиков волос были ангажированы коммунистической идеологией.
Версия Д. Волкогонова. Не все понимают, что власть времени - власть абсолютная. Е г о время кончилось. Земные боги тоже смертны… Мало кто знает, что Берия, возможно, ускорил кончину диктатора. Дело в том, что Сталин, находясь в сибирской ссылке, привык к русской парной бане. До начала пятидесятых годов он не изменял этой привычке: раз в неделю ходил париться. Здесь, на даче, ему срубили из сибирских сосен хорошую баньку. Но когда давление стало подскакивать до опасной черты, академик Виноградов уговорил Сталина не ходить в баню. Почти два года Сталин воздерживался. Но за две недели до удара Берия сказал, что врачам надо поменьше верить: столько среди них вредителей… Сталин вновь сходил несколько раз в парную. Вначале почувствовал облегчение, а затем…
(Помнится, в одной из бесед, коснувшись этой щекотливой темы, Д. Т. Шепилов не стал отрицать того, что в течение нескольких дней по Москве ползли слухи о тяжелом заболевании Сталина. Передавали разное: одни говорили, что у Сталина инфаркт сердечной мышцы, другие - что его разбил паралич, третьи - что Сталина отравили.)
Версия Д. Волкогонова. Сталин после войны особо заботился о здоровье. Правда, он не доверял своим врачам, пришлось их посадить в тюрьму, а больше полагался на настои трав, которые готовил его верный оруженосец-помощник Поскребышев, фельдшер по профессии (пока и того не удалил). Много отдыхал. Иногда по несколько дней не приезжал в Кремль. Бумаги возили ему на дачу. Он устал от людей, пресытился властью и могуществом. Мог часами смотреть из окна дачи на верхушки берез, где кружилась стая ворон. Думал. Больше о прошлом. Часто вспоминал о жене Надежде. Лишь иногда ночной концерт на даче или балет в Большом театре поднимали его настроение…
Наверное, крупный демократический историк и военный воспитатель Д. Волкогонов действительно знал, о чем думал Сталин.
О состоянии здоровья И. В. Сталина в годы, предшествовавшие его заболеванию и в конечном итоге смерти, написал и врач А. Л. Мясников в своей неизданной рукописи.
"Необходимо отметить, - указывал он, - что до своей болезни - последние, по-видимому, три года - Сталин не обращался к врачам за медицинской помощью, во всяком случае так сказал нам начальник Лечсанупра Кремля. Несколько лет назад, живя на своей даче под Мацестой, Сталин заболел гриппом - у него был Н. А. Кипшидзе (из Тбилиси) и М. М. Шихов, работающий в Бальнеологическом институте в Сочи. Рассказывали, что он был суров и недоверчив. В Москве он, по-видимому, избегал медицины. На его большой даче в Кунцеве не было даже аптечки с первыми необходимыми средствами. Не было, между прочим, даже нитроглицерина, и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства. Хоть бы сестру завели под видом горничной или врача под видом одного из полковников - все-таки человеку 72 года!
С каких пор у него гипертония, тоже никто не знал (и он ее никогда не лечил). Светлана, его дочь, интеллигентная и симпатичная молодая жена Ю. А. Жданова, сына Жданова (доцента-химика, заведовавшего отделом науки ЦК), рассказывала, что на ее просьбы показаться врачам "папа отвечал категорическим отказом". Тут же я вспомнил слова, сказанные Сталиным Г. Ф. Лангу, когда тот жил у больного Горького: "Врачи не умеют лечить. Вот у нас в Грузии много крепких столетних стариков, они лечатся сухим вином и надевают теплую бурку".
Н. А. Мухитдинов тоже не отказался поделиться своим мнением по спорному вопросу.
- В последние годы жизни он страдал от старых и новых недугов… Левая рука его навсегда осталась полусогнутой вследствие жандармских побоев в тюрьме. Во время бегства из туруханской ссылки получил воспаление легких, давшее затем осложнения. В последние же годы его мучили гипертония, ревматизм и другие болезни, о чем он говорил недавно на Пленуме ЦК…
Нуриддин Акрамович Мухитдинов имел в виду организационный Пленум ЦК ВКП(б), который состоялся сразу же после окончания ХIХ съезда в октябре 1952 года. Это был последний съезд партии, в котором участвовал Сталин, съезд, принявший решение о переименовании ВКП(б) в КПСС.
- Пленум открылся 16 октября утром в Свердловском зале Кремля, - вспоминает Мухитдинов. - И. В. Сталин, объявив открытие первого Пленума ЦК нового состава, внес предложение: в соответствии с утвержденным на съезде Уставом упразднить Политбюро, вместо него образовать Президиум ЦК КПСС из 25 человек, а внутри него - Бюро из 9 человек. Упразднить Оргбюро ЦК, возложив его функции на Секретариат ЦК КПСС, образовав его из 11 человек.
"Нам нужно избрать также, - сказал он, - состав и председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, а члены Центральной ревизионной комиссии изберут своего председателя". Затем он предложил упразднить название Генерального секретаря и вместо него избрать Первого секретаря ЦК КПСС.
Далее, по словам Нуриддина Акрамовича, действие развивалось так. Сидевший во втором ряду президиума Каганович сказал:
- Надо избрать председателя партии.
Сталин, повернувшись к нему, спросил:
- Кого?
Каганович повторил:
- Председателя партии.
Сталин снова:
- Повтори громче, кого предлагаешь.
Уже растерявшись, дрожащим голосом Каганович повторил:
- Председателя партии…
Сталин отрезал:
- Никакого председателя!
Общий хохот в зале. На Кагановича жалко было смотреть. Побледневший, он опустил голову.
Затем Сталин сказал примерно следующее:
- Товарищи, не выдвигайте меня на пост Первого секретаря ЦК. Здоровье мое ухудшается, физически я не могу уделять должное внимание деятельности партии, которую нам нужно активизировать.
Тут же поднялся Маленков, подошел к трибуне и говорит:
- Товарищи! Я считаю крайне необходимым, чтобы партию, как и до сих пор, возглавлял товарищ Сталин. Нам нужно избрать Иосифа Виссарионовича Первым секретарем ЦК.
Из зала раздалось: "Правильно! Правильно!" Вспыхнули аплодисменты. Маленков вернулся на свое место в президиуме.
Сталин продолжал:
- Товарищи! В последнее время я неважно себя чувствую. Повышается давление, одолевают головные боли, общее недомогание, долго не могу сидеть на одном месте. Было бы лучше выдвинуть человека помоложе и поздоровее.
Маленков снова спустился к трибуне и сказал:
- Мы все искренне желаем товарищу Сталину крепкого здоровья, но вы знаете: товарищ Сталин активно работает, все наши достижения и успехи связаны с именем и деятельностью товарища Сталина. Давайте попросим Иосифа Виссарионовича дать согласие на избрание Первым секретарем.
В зале раздались голоса: "Просим! Просим!" Вспыхнули овации.
Сталин, подняв руку, предложил успокоиться. В зале - абсолютная тишина. Он вытащил из кармана лист бумаги и начал оглашать состав Политбюро:
- Первый секретарь - Сталин.
Все в зале, стоя, долго аплодировали.
Д. Т. Шепилов, будучи в то время главным редактором центрального органа партии газеты "Правда", тоже знал кое-какие подробности, не выходившие за пределы узкого круга особо посвященных в кремлевскую повседневность.
- Судя по некоторым внешним признакам, - рассказывал он, - у Сталина за последние годы развились гипертоническая болезнь и атеросклероз. Иногда мы даже говорили между собой: как хорошо Сталин выглядит, свежий, розовый, не зная, что эта "розовость" гипертоническая. Не зная потому, что, как передавали приближенные люди, Сталин не признавал врачей. Он годами не показывался специалистам. Только уезжая в отпуск к морю, он иногда разрешал посылать туда известного ему зубного врача. После же организации чудовищного по своей патологии "дела врачей" Сталин в каждом враче видел скрытого врага и террориста. Поэтому истинное состояние здоровья Сталина никому не было известно…
Развивая эту тему, Шепилов подчеркивал, что никаких внешних признаков недомогания у него, впрочем, не было. Частенько после заседания Президиума он с друзьями часами проводил у себя на даче время за ужином. Ел горячие жирные блюда с пряностями и острыми приправами. Пил алкогольные напитки, часто делал только ему ведомые смеси в стакане из разных сортов коньяка, вин и лимонада. Поэтому все считали, что Сталин здоров. Конечно, очень близкие к нему люди не могли не замечать все большего нарастания у Сталина за последние годы психопатологических проявлений. Так, в разгар веселого ужина с самыми близкими ему людьми - членами Президиума ЦК - Сталин вдруг вставал и деловым шагом выходил из столовой в вестибюль.
Оказавшись за порогом, он круто поворачивался и, стоя у прикрытой двери, напряженно и долго вслушивался, о чем говорят без него. Конечно, все знали, что Сталин стоит за дверью и подслушивает, но делали вид, что не замечают этого. Сталин подозрительно всматривался во всякого, кто по каким-либо причинам был задумчив и невесел, требовал, чтобы все были веселы, пели и танцевали.
Очень ценны свидетельства С. И. Аллилуевой, которой, как никому другому, были известны многие детали его домашнего быта.
- Я была у него 21 декабря 1952 года, - вспоминала дочь Сталина, - в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я видела его в последний раз.
Высказанное в начале шестидесятых годов мнение никогда потом не менялось ею: отец в тот день выглядел плохо. Может быть, предположила она, в связи с болезнью он дважды после ХIХ съезда, состоявшегося в октябре 1952 года, заявлял в ЦК о своем желании уйти в отставку. Этот факт хорошо известен составу ЦК, избранному на ХIХ съезде. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии, так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим: курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет.
Очевидно, он ощущал повышенное давление, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода, откуда-то брал он сам эти фельдшерские рецепты. Но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, был в бане, построенной у него на даче в отдельном домике, и парился там по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было…
"Дело врачей" происходило в последнюю зиму его жизни. Валентина Васильевна Бутузова, сестра-хозяйка на Ближней даче, рассказывала Светлане позже, что отец был очень огорчен таким оборотом событий. Она слышала, как это обсуждалось за столом во время обеда. Она подавала на стол, как всегда. Сталин говорил, что не верит в их "нечестность", что этого не может быть, ведь "доказательством" служили доносы доктора Тимашук, - все присутствовавшие, как обычно в таких случаях, лишь молчали…
Валентина Васильевна, по мнению Светланы, очень пристрастна. Прислуга явно не хотела, чтобы на Сталина падала хоть какая-нибудь тень. И все-таки Светлана слушала, что она рассказывала, стараясь разобраться, кто же прав в истории с этими "врачами-убийцами". Все-таки Валечка, так ее называли на даче, была в доме отца последние восемнадцать лет безотлучно, а дочь у него гостила редко.
Профессиональным чекистским взглядом на объект медицинских споров, продолжающихся до наших дней, взглянул в свое время и лубянский генерал П. А. Судоплатов. В конце февраля 1953 года его вызвал в свой кабинет министр госбезопасности С. Игнатьев. Там находились Гоглидзе, его первый заместитель, и Коняхин, заместитель начальника следственной части.
Игнатьев сказал, что они едут в "инстанцию". Так на языке сотрудников Лубянки именовался ЦК КПСС. Был поздний час. Игнатьев, Гоглидзе и Коняхин вошли в кабинет Сталина, а Судоплатов около часа оставался в приемной. Потом Гоглидзе и Коняхин вышли, а его попросили зайти.