Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат - Зенькович Николай Александрович 18 стр.


- Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на Сталина, как это ощущение исчезло. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой - накануне семидесятилетия, в 1949 году.

А. Авторханов в своей книге рассказывает, что первым от Хрущева узнал, что Сталин умер не в Москве, бывший губернатор Нью-Йорка, посол США в Москве во время войны Аверелл Гарриман. Ему же Хрущев рассказал, как четверка охраняла смерть Сталина.

Вот что говорит об этом Гарриман:

"Так называемый заговор врачей, по которому несколько врачей обвинялись в заговоре с целью убийства некоторых руководящих коммунистов, был, очевидно, состряпан Сталиным, чтобы начать новую чистку. Некоторые иностранные наблюдатели России намекали, что люди из окружения Сталина, боясь потерять свою собственную жизнь в связи с новым массовым террором, сами убили старика. Я все время искал ответа на это. В моей недавней продолжительной беседе с Хрущевым он рассказал свою версию смерти Сталина. Позднее, по моей просьбе, он разрешил мне опубликовать это.

Сталин, говорил мне Хрущев, стал в последние годы очень подозрительным, деспотичным и безжалостным. "Он никому не верил, и никто из нас ему тоже не верил. Он не давал нам делать работу, на которую сам давно не был способен. Нам было очень трудно. Однажды в субботу, ночью, он пригласил нас на обед к себе на дачу за городом. Сталин был в хорошем настроении. Это был веселый вечер, и мы хорошо провели время. Потом мы поехали домой. По воскресеньям он обычно звонил нам, чтобы обсуждать дела, но в то воскресенье он не звонил, что нас поразило. В понедельник он также не вернулся в город. В понедельник вечером звонит начальник его личной охраны и говорит, что Сталин болен. Все мы - Берия, Маленков, Булганин и я - немедленно отправились на дачу, чтобы увидеть его. Он уже потерял сознание. Одна рука и одна нога были парализованы, отнялся язык. Мы находились с ним три дня, но сознание к нему не возвращалось. Потом на некоторое время к нему вернулось сознание, и тогда мы вошли к нему в комнату. Сиделка поила его чаем с ложки. Он пожал нам руки и старался шутить с нами, силясь смеяться, показал здоровой рукой на картинку, висевшую над его постелью. На ней был нарисован козленок, которого маленькая девочка кормила с ложки. Вот теперь, как бы говорил он жестом, он такой же беспомощный, как и этот козленок. Через некоторое время он умер. Я плакал. Прежде всего мы были его учениками и обязаны ему всем".

Я спросил Хрущева, выбрал ли Сталин себе наследника. Хрущев резко ответил: "Он никого не выбрал. Он думал, что будет жить всегда".

Из этого рассказа видно, заключает А. Авторханов, что Хрущев не рассказал Гарриману всю правду. Он раскрыл государственную тайну, назвав место смерти Сталина - Ближнюю дачу, но не упомянул о не менее важной тайне - о первой поездке в Кунцево, когда они 1 марта вечером были вызваны к больному Сталину, однако почему-то не стали вызывать врачей, более того, отказались видеться с ним и вернулись в Москву. Позднее Хрущев взвалит вину на Берию: мол, это он решил, что товарищ Сталин спит.

Многие до сих пор называют Берию убийцей Сталина. Рассмотрим имеющиеся на сей счет доказательства и прежде всего аргументы В. Ф. Аллилуева.

Итак, лечащий врач Сталина был посажен под арест и полностью от него изолирован. Берия, создав "дело врачей", таким образом шел прямой наводкой к своей цели - укоротить жизнь Сталина, поставить его здоровье под угрозу и тем самым простимулировать летальный исход.

Одновременно с "делом врачей" произошел еще ряд событий, которые выстраиваются в одну цепочку. Был арестован генерал Н. С. Власик, начальник личной охраны И. В. Сталина. В тот же год отстранен от обязанностей секретаря А. Н. Поскребышев. За этим также, как считает В. Ф. Аллилуев, прячутся длинные руки Берии. Именно Берия был в первую очередь заинтересован в портрете вождя в черной траурной каемочке.

- В конце своей жизни, - высказывает убеждение В. Ф. Аллилуев, - Сталин понял, кто такой Берия. Вот ведь как получается! Многие говорили Сталину, что Берия человек чуждый. В нашей семье об этом открыто говорили дед, бабушка, моя мать. Но Сталин вроде бы и не реагировал на это, даже спорил. Может быть, он что-то и "наматывал на ус", но никаких притеснений Берии не чинил, карьеру его не ломал. Циник до мозга костей, человек абсолютно чуждый идеям и идеалам коммунизма, ловкий карьерист и интриган, Берия умел работать и справлялся с любым поручаемым ему делом. А дела ему поручались ответственнейшие. Ведь разработка атомного оружия проводилась под личным контролем Берии, и это поручение дал ему Сталин. В годы войны патронировал боеприпасы, изготовление новых видов оружия.

В. Ф. Аллилуев считает, что именно дьявольская организационная хватка Берии импонировала Сталину, и он ему многое прощал. Но как ловко ни прятал Берия концы своей грязной работы, как ловко ни скрывал свое прошлое, что-то и прорывалось наружу. Аналитический ум Сталина сопоставлял отдельные факты, препарировал их и постепенно приходил к определенным выводам. Вот, например, кадры. Стоило Сталину кого-то выделить, похвалить, подумать о выдвижении и продвижении отдельных руководителей, как они потом куда-то исчезали. Где Вознесенский, Косарев, Кузнецов? Что со Ждановым, Орджоникидзе?

Почему умные, перспективные работники вдруг становились врагами народа? Тут было над чем поразмыслить…

И последний, "семейный" аргумент В. Ф. Аллилуева:

- Светлана рассказывала мне, что незадолго до своей смерти Сталин сказал: Берия, как он теперь понял, враг, и у него будет с ним поединок. Позднее прозрение! Времени на поединок ему уже не дали…

А. Л. Мясников, как и подобает врачу, подходит к этой загадке с медицинской точки зрения, но оставил для потомков строки, свидетельствующие о заинтересованности партийной верхушки в нежелательности выздоровления вождя.

"Третьего утром консилиум, - бесстрастно записывал он то, чему свидетелем был сам, - должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным - смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал такого заключения, хотя и надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь, то продлить ее на достаточный срок. Мы поняли: речь идет о необходимом фоне для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения.

Тут же мы составили первый бюллетень о состоянии здоровья И. В. Сталина (на 2 часа 4 марта). В нем имелась многозначительная фраза: "Проводится ряд терапевтических мероприятий, направленных на восстановление жизненно важных функций организма". Этим как бы выражалась в осторожной форме некая надежда на "восстановление", то есть расчет на некоторое успокоение страны. Тем временем всем членам ЦК и другим руководителям партийных и советских органов был послан вызов срочно прибыть в Москву для обсуждения положения в связи с предстоящей смертью главы государства".

Серго Берия, по его признанию, тогда, в марте пятьдесят третьего, не был уже тем мальчишкой из тбилисской школы, боготворившим вождя.

- Я многое знал, и многое понимал, - рассказывал он 1993 году. - Сегодня могу сказать совершенно однозначно: проживи Сталин еще несколько лет, и в Президиуме ЦК не осталось бы никого из тех, кто пережил Сталина. Мой отец, разумеется, не исключение. Его уничтожение готовилось еще при жизни Сталина, о чем он и рассказывал нам с матерью.

Серго запомнил, как уже после смерти Сталина, когда отец рассказывал матери, какие реформы тот предложил провести Хрущеву, Маленкову и другим, она сказала: "Какая разница, сделал бы это Иосиф Виссарионович или они… Если бы он - было бы не так обидно".

Нина Теймуразовна прекрасно знала сталинское окружение и не верила, что мужу позволят осуществить свои замыслы. Во всяком случае, никаких сомнений, что его отстранят, у нее не было и тогда…

- Вне всяких сомнений, - продолжал Серго Лаврентьевич, - смерть Сталина спасла жизнь его окружению. Он неизбежно заменил бы своих соратников совершенно новыми людьми, которые не знали бы всего того, что знали Молотов, Маленков, Хрущев и другие, включая, повторяю, моего отца. Убрал бы Сталин, вне всяких сомнений, и министра государственной безопасности Игнатьева. Сталин уже готовился войти в историю как абсолютно, я бы сказал, чистый человек, создавший великое государство, выигравший великую войну. Будем объективны: уходя, Сталин оставлял действительно великую страну, вполне обоснованно гордившуюся многими достижениями. Другой вопрос, какой ценой это было достигнуто…

Отец, по словам Серго Лаврентьевича, все это отлично понимал, но хотя и имел столкновения со Сталиным, как ни один другой член Политбюро, смерть главы государства его расстроила. Здесь не было наигранности, как, скажем, у Хрущева. Смерть Сталина, несмотря ни на что, Берия переживал чисто по-человечески. Наверное, это звучит несколько странно в контексте того же "мингрельского дела", но это так. Серго Лаврентьевич считает, что отец не был ни жестоким, ни злопамятным человеком. И об этом знали многие.

А как же тогда понимать слова Светланы Аллилуевой: "Страшную роль сыграл Берия в жизни нашей семьи. Как боялась и ненавидела его мама!"

- Дело в том, что моего отца мать Светланы, Надежда Аллилуева, не могла ни любить, ни ненавидеть. Они просто-напросто не были знакомы. Жена Сталина застрелилась в 1932 году, за шесть лет до переезда нашей семьи в Москву. Светлана была еще ребенком… Светлану я понимаю, хотя и не могу, естественно, согласиться с тем, что она сказала. Ей просто хотелось, чтобы ее отец выглядел не так ужасно… Широко известно имя человека, официально обвиненного во всех преступлениях, так что можно писать о нем что угодно. Мораль здесь, насколько понимаю, отступает на другой план…

У А. Авторханова свое, не заангажированное видение этой темной истории: "Итак, когда же, собственно, у Сталина был удар - в субботу 28 февраля, когда его посетила четверка; в воскресенье 1 марта, когда она его уже покинула (обе эти даты начала болезни названы Хрущевым); в ночь на 2 марта, как утверждает "Правительственное сообщение" (оно солгало о месте нахождения Сталина, могло солгать и о дате), или вечером того же 2 марта, как рассказывал Хрущев Гарриману?

Названы четыре даты, поэтому трудно с уверенностью сказать, какая из них истинная. Я склоняюсь к дате 28 февраля, ибо, как указывалось выше, уже 1 марта фактически власть была в руках четверки (объективное доказательство этого - внезапное прекращение 1–2 марта кампании в "Правде" против "врагов народа"). Однако заговорщикам очень важно скрыть не только от народа, но и особенно от партии и армии то, что происходит со Сталиным, чтобы выиграть время для беспрепятственного и успешного завершения переворота. Поскольку заговорщики заинтересованы в создании безупречного алиби, то они приглашают детей Сталина и двух избранных членов Политбюро (Ворошилова и Кагановича) к постели умирающего на второй или третий день болезни, а народу сообщают на четвертый или пятый день, когда смерть Сталина уже неизбежна.

Стало быть, после Сталина власть фактически была в руках Берии, но так как Сталин теперь лежал без сознания, то власть и над Сталиным - жить или умереть ему - тоже была в его руках. И Хрущев, и Аллилуева единодушны в своих наблюдениях: Берия желал смерти Сталина, а когда она наступила - он торжествовал. Теперь мы подошли к самому загадочному вопросу: не ухаживали ли за больным Сталиным по методу, который Сталин приписывал арестованным врачам Кремля, ставя неправильный диагноз и давая противопоказанные лекарства?"

А. Авторханов склонен верить исключительно важному свидетелю, присутствовавшему при смерти Сталина. Он категорически и во всеуслышание утверждал: Сталина отравили, Сталина убили! Это был сын Сталина - генерал-лейтенант Василий Сталин.

А. И. Солженицын, касаясь этой темы, высказал следующее предположение:

- Есть признаки, что перед смертью Сталина Берия был в угрожаемом положении и, может, через него-то Сталин и был убран.

С ним категорически не согласен генерал с Лубянки П. А. Судоплатов:

- Все сплетни о том, что Сталина убили люди Берии, голословны. Без ведома Игнатьева и Маленкова получить выход на Сталина никто из сталинского окружения не мог. Это был старый, больной человек с прогрессирующей паранойей, но до своего последнего дня он оставался всесильным правителем. Он дважды открыто объявлял о своем желании уйти на покой, первый раз после празднования Победы в Кремле в 1945-м и еще раз на Пленуме Центрального Комитета в октябре 1952 года, но это были всего лишь уловки, чтобы выявить расстановку сил в своем окружении и разжечь соперничество внутри Политбюро.

У А. Авторханова новые аргументы, не считаться с которыми нельзя: "В разгар бешеной кампании "Правды" против "убийц в белых халатах" происходят еще два убийства, выданные тогда за естественную смерть. Но теперь уже ясно, что одна смерть нужна была Сталину, а другая - Берии.

17 февраля газета "Известия" сообщила, что "безвременно" умер генерал Косынкин, руководитель комендатуры Кремля, ответственный за безопасность Сталина. Генерал был назначен на этот пост прямо из личной охраны Сталина. Человек относительно молодой, вполне здоровый, фанатично преданный Сталину и чувствовавший себя независимым от Берии, он недооценил возможностей Берии, а потому и умер "безвременно". Второе убийство, нужное Сталину, было организовано весьма естественно, даже торжественно, чтобы все подумали: человек умер на боевом посту. Речь идет о Льве Мехлисе.

В историческом становлении Сталина-тирана по части идеологии Мехлис был тем же, что Ежов и Берия по части полиции. Мехлис был единственным членом ЦК, который мог бы сказать: "Я проложил Сталину идеологическую дорогу к власти через все трупы старой гвардии Ленина, я же его сделал и великим вождем партии, и гениальным корифеем всех наук". Достаточно взять комплекты "Правды" 20-х и 30-х годов, чтобы увидеть, как ее редактор Мехлис преуспевал в достижении этой цели. Благодарный Сталин ответил взаимностью: бывшего слушателя Института красной профессуры Мехлиса сначала сделали заместителем главного редактора, потом и главным редактором "Правды", а после "великой чистки" Сталин ввел его в состав ЦК и его Оргбюро (коллегия, распределявшая высшие кадры партии и государства). Во время войны Сталин назначил его своим заместителем по Министерству обороны и начальником Главного политического управления Красной Армии в чине генерал-полковника (Хрущев, член Политбюро, был только генерал-лейтенантом). После войны Сталин его сделал министром Государственного контроля и вновь членом ЦК (на ХIХ съезде). Сейчас, после "дела сионистов" и нового "дела врачей-вредителей", Сталин вспомнил известный "дефект" Мехлиса - он был евреем. Плоская логика антисемита ему и подсказала: если еврей, то сионист, а если сионист, то мог дать задание сионистским врачам (не только пациентом, но и покровителем которых он был) убить своего давнишнего соперника и преемника на посту начальника Главного политического управления Красной Армии, бывшего однокашника по ИКП А. Щербакова. И вот, пока врачи-"вредители" ожидали суда, Сталин послал Мехлиса в "важную командировку" в Саратов. Там без шума и без свидетелей его арестовали. Переведенный в больницу Лефортовской тюрьмы в Москве, он дал нужные Сталину показания и 13 февраля 1953 года умер.

Мехлиса торжественно похоронили на Красной площади в присутствии многих членов Политбюро, маршалов, министров, но без Сталина. Вероятно, Сталин решил, что лицемерие тоже должно иметь меру. По крайней мере, он отсутствовал не по болезни, так как 17 февраля принял посла Индии К. Менона и долго беседовал с ним. По словам К. Менона, Сталин, несмотря на свои семьдесят три года, выглядел совершенно здоровым человеком. Во время беседы Сталин рисовал на листках блокнота волков и высказал мысль, не только не относившуюся к дипломатическому разговору, но даже и не "дипломатическую". Как бы комментируя собственные рисунки, он заметил, что крестьяне поступают мудро, уничтожая бешеных волков! Сталин, конечно, думал не о своем визави и не о его ненавистном Сталину шефе Неру, а о "бешеных волках" в Политбюро".

Снова обратимся к неопубликованной рукописи врача А. Л. Мясникова: "Утром пятого у Сталина вдруг появилась рвота кровью: эта рвота привела к упадку пульса, кровяное давление пало. И это явление нас несколько озадачило. Как это объяснить?

Для поддержки падающего давления непрерывно вводились различные лекарства. Все участники консилиума толпились вокруг больного и в соседней комнате в тревогах и догадках. Дежурил от ЦК Н. А. Булганин. Я заметил, что он на нас посматривает подозрительно и, пожалуй, враждебно. Он блестел маршальскими звездами на погонах, лицо одутловатое, клок волос вперед - немножко похож на какого-то царя Романова или, может, на генерала периода русско-японской войны. Стоя у дивана, он обратился ко мне: "Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?" Я ответил: "Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера в связи с гипертонией и инсультом". - "Возможно?" - передразнил он неприязненно. - А может быть, у него рак желудка, у Сталина? Смотрите, - прибавил он с оттенком угрозы, - а то у вас все сосудистые да сосудистые, а главное-то и про…" (Он явно хотел сказать: провороните или прошляпите, но спохватился и закончил: "Пропустите".)

Врачи же почему-то не удосужились взять рвоту на исследование".

Спустя три года после смерти Сталина

В 1956 году была предпринята первая попытка разобраться в подозрительных обстоятельствах смерти И. В. Сталина. А. Авторханов, живший в Мюнхене, собрал все существовавшие на то время версии. Их было несколько.

"Первая версия принадлежит Илье Эренбургу, - писал исследователь, - подставному лицу, рупору тогдашнего руководства Кремля. Поручая Эренбургу эту миссию, Кремль преследовал те же цели, что и в постановлении ЦК от 30 июня 1956 года о культе личности: дать понять, что, когда Сталин создавал дело врачей-"вредителей", руководители ЦК не сидели, сложа руки. Свою версию Эренбург рассказал французскому философу и писателю Жан-Полю Сартру. После публикации во французской прессе она обошла и всю мировую печать".

Вкратце рассказ Эренбурга сводился к следующему. 1 марта 1953 года происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Л. Каганович, требуя от Сталина: 1) создания особой комиссии по объективному расследованию "дела врачей"; 2) отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР (новая черта оседлости).

Назад Дальше