Для этого тем более нет оснований, что все эти встречи не выходили за рамки бесед с отдельными членами Президиума, хотя я признаю, что в этом были явления недопустимой групповщины.
4. Признавая указанную ошибочность своей позиции, я заявляю, что во всех своих действиях не преследовал каких-либо личных целей и интересов, а исходил из сознания, что это в интересах партии и ее дальнейших успехов в борьбе за победу коммунизма.
В. Молотов".
"Вчера на заседании Пленума я сказал, что осуждаю свое поведение по вопросу, который рассматривается на настоящем Пленуме, и что решение Пленума обо мне приму как справедливое и должное.
Считаю совершенно правильным сказанное здесь, на Пленуме, многими товарищами, что я и другие члены Президиума могли критиковать недостатки тов. Хрущева, но нельзя и вредно для интересов партии было ставить вопрос о ликвидации поста Первого секретаря ЦК и, следовательно, об освобождении тов. Хрущева от этого поста.
Тем более подлежат осуждению те методы сговора и групповщины между членами Президиума ЦК, к которым мы прибегли.
В своих действиях и во всем поведении я руководствовался только интересами партии, ее безусловного и непоколебимого единства. Из этого я исхожу и теперь. Никогда и никуда за пределы Президиума ЦК я своей критики недостатков в работе Первого секретаря ЦК не выносил. Но допущенная в моих действиях групповщина в отношениях с другими членами Президиума, несомненно, нарушает партийные нормы и с основанием может рассматриваться как носящая антипартийный характер.
Мне предъявлялись на Пленуме ряд обвинений по прошлой работе в период руководства тов. Сталина. Я не хочу и не могу снимать с себя ответственность на этот счет и несу эту ответственность.
У меня не было и нет другого мнения, что политика партии правильная, что, руководствуясь решениями ХХ съезда партии, Центральный Комитет осуществляет ленинскую политику, что мы имеем огромные успехи во внутренней жизни нашей страны и в международных отношениях.
Я понимаю, что когда справедливо критикуют за допущенный мной тяжелый поступок, то критика эта должна быть суровой, но при принятии окончательного решения я прошу Пленум ЦК предоставить мне возможность на конкретном деле отдать свои силы великому делу построения коммунизма в нашей стране.
Г. Маленков".
Какая историческая аналогия всплывает при чтении покаяний побежденной сталинской гвардии? Правильно, ГКЧП 1991 года. Увы, революции старикам не по силам. Не стариковское это дело.
Спустя сорок лет
- Сейчас иногда можно прочесть: вот-де Шепилов первое время поддерживал Хрущева, а потом выступил против него. Такая точка зрения свидетельствует о неосведомленности. Первое время я действительно хорошо относился к Хрущеву и, как поется в песне, надеялся, что "это взаимно". Я думал: вот пришел простой человек, рабочий, с открытой душой, без сталинской маниакальной подозрительности. Теперь исчезнет атмосфера страха, будет коллективное руководство. Он приезжал ко мне на дачу, иногда с семьей, мы подолгу беседовали. Он доброжелательно принимал разумные советы. Когда я обращался к нему за указаниями как секретарь ЦК или как министр иностранных дел, он частенько говорил: "Да решайте сами…", "Действуйте, действуйте…"
Голос Дмитрия Трофимовича Шепилова - четкий, внятный, несмотря на возраст. Он снова пришел ко мне на Старую площадь - поблагодарить за поддержку. В программу курсов повышения квалификации руководящих журналистских кадров в Академии общественных наук при ЦК КПСС я включил лекцию Д. Т. Шепилова. Впервые после нескольких десятилетий молчания Дмитрий Трофимович получил публичную аудиторию - и какую!
Разговор снова перешел на тему происхождения самой длинной фамилии "И примкнувший к ним Шепилов". И снова Дмитрий Трофимович отмечал: самая большая заслуга Хрущева в том, что он выступил на ХХ съезде партии и нанес удар по культу личности Сталина, открыл двери бесчисленных лагерей, в которых томились ни в чем не повинные люди. При Шепилове решались эти вопросы во всех деталях. "Все двери открыть к чертовой матери и всех невиновных освободить", - распорядился Хрущев. Тем самым он спас жизнь тысяч и тысяч людей.
- Дмитрий Трофимович, но ведь Хрущев сам был членом троек, которые приговаривали таких же ни в чем не повинных людей к смертной казни, лагерям и тюрьмам. Он повинен в не меньшей степени, - возразил я.
- Да, это верно, - ответил он. - Хрущев как-то сказал на одном заседании Президиума ЦК вскоре после смерти Сталина: "Я, Хрущев, ты, Клим, ты, Лазарь, ты, Вячеслав Михайлович, - мы все должны принести всенародное покаяние за 37-й год".
- И он принес?
- Я считаю, что Хрущев принес покаяние своим делом - освобождением многих тысяч невиновных людей. Но сделал он это не до конца, со всякими отступлениями, противоречиями, импульсивными порывами. Один пример. Как секретарь ЦК по идеологическим вопросам я внес предложение о переименовании Сталинских премий в Ленинские или Государственные. "Зачем? - спросил Хрущев. - Да если б я имел Сталинскую премию, я бы с гордостью носил это звание". Такая противоречивость проявлялась у него во многих делах.
Президиум и Секретариат ЦК, в том числе и Хрущев, прекрасно знали, что никакого отношения к сталинским репрессиям и вообще к нарушениям революционной законности Шепилов не имел. Поэтому в этом плане присоединить его к лицам, фигурировавшим в постановлении июньского (1957 г.) Пленума ЦК, было нельзя. К тому же ЦК КПСС было известно, что Шепилов как секретарь ЦК принимал самое активное участие в подготовке ХХ съезда партии, выступал на нем, полностью разделял общеполитический курс и практические мероприятия, которые тогда осуществляла партия.
- И все-таки в постановлении Пленума об антипартийной группе Маленкова, Кагановича и Молотова ваша фамилия значится, хотя в самом конце…
- Это было реакцией Хрущева на мою критику в его адрес за нарушение принципов коллективного руководства. С тех пор и пошло - "И примкнувший к ним Шепилов".
- Почему вас назвали примкнувшим?
- Потому, что ни действиями, ни связями я не был с "тройкой" Молотов - Маленков - Каганович, но вместе с тем выступил с критикой методов работы Хрущева. Надо сказать, что в верхах я мало с кем был близок. Пожалуй, единственными такими людьми были вначале Хрущев, а позже Жуков.
По словам Дмитрия Трофимовича, к 1957 году появилось недовольство методами работы Хрущева. В то время накалилась также международная обстановка, положение было тревожным. Но, как ему казалось, ничего организованного против Хрущева в то время не было. Может быть, что-то где-то и было, но Шепилов не знал об этом.
После ХХ съезда в партии и стране создалась новая обстановка. Уже нельзя было, как раньше, сажать в тюрьму или расстреливать "фракционеров", поэтому недовольные могли более свободно обмениваться мнениями, и было ясно, что столкновение между Хрущевым и "тройкой" неизбежно. Это и произошло на Пленуме.
Весной 1957 года Жуков как-то сказал Шепилову, что надо бы встретиться, поговорить: Хрущев забрал всю полноту власти, от коллегиальности ничего не осталось. Разговаривали они на прогулке: дачи, квартиры, машины - все круглосуточно прослушивалось, и все это знали.
Обращался к Шепилову и Ворошилов, возмущался: "Голубчик, да он же всех оскорбляет!.." Шепилов, по его словам, ответил: "Вот вы, старейший член партии, и сказали бы ему об этом". - "При чем здесь я? Надо собраться, обсудить!" В это время еще началась эпопея с совнархозами. Дмитрий Трофимович понимал, как экономист, что децентрализация нужна, но делать это надо было продуманно. Фурцева прибежала: "Что делать? Во главе совнархозов - случайные люди! Все решения импульсивны, необдуманны". А дело все в том, что Хрущев был дремуче необразован, хотя имел хорошую голову. Знания, доводы он заменял формулой: "Я нюхом чую", - что совершенно недопустимо для руководителя, тем более такого государства!
- Подчеркиваю: мысль была общая - дальше так жить нетерпимо, нельзя, - делился деталями неудачного "путча" Д. Т. Шепилов. - Я тогда перечитывал завещание Ленина. Почему он, перебирая всех, не назвал никого? Это очень важно понять. Значит, стоял он за коллективное руководство. Именно так я думал тогда, когда разгоралась эта "война". Впечатление от всего, что тогда произошло: все было экспромтом, без строго подготовленного плана. Готовясь собрать экстренный Президиум ЦК, предлагали, чтобы председательствовал на нем Булганин и не ждать Жукова, проводить без него. Он был тогда на учениях в Подмосковье. Но я внес предложение не проводить без Жукова и дождаться его приезда.
Шепилов десятки раз вспоминал свое злополучное выступление, стоившее ему карьеры, на заседании Президиума ЦК 18 июня 1957 года, многократно прокручивал в голове каждый тезис, каждую фразу. Начал он с того, что партия и народ заплатили большой кровью за культ личности Сталина. Но потом перешел на критику.
- В первое время вы, Никита Сергеевич, взяли правильный курс: раскрепостили людей, вернули честное имя тысячам ни в чем не повинных людей. Создалась новая обстановка в ЦК и Президиуме. Обсуждение специальных вопросов велось квалифицированно, компетентно, с приглашением специалистов. Но теперь вы "знаток" по всем вопросам: и по сельскому хозяйству, и по науке, и по культуре!
Хрущев перебил его:
- Сколько вы учились?
- Я дорого стоил государству, народу: учился в гимназии, кончил среднюю школу, хотя мать у меня была неграмотной. Потом три года в Институте красной профессуры плюс четыре года университета.
- А я учился всего две зимы у попа за пуд картошки, - сказал Хрущев.
- Так почему же вы в таком случае претендуете на всезнание?!
Хрущев ответил, что он никак не ожидал такого от Шепилова, и расценил его выступление как предательство.
Дмитрий Трофимович рассказывал, что поразило его тогда поведение Молотова: он сидел с каменным лицом, безучастным взглядом. А вот характеристика Маленкова. "Он не был личностью. Он из тех людей, которые должны к кому-нибудь прислониться, которые слепо повинуются более сильному и, если надо, мать родную продадут".
Я спросил у Шепилова:
- Во время июньского Пленума Жуков действительно сыграл решающую роль в защите Хрущева?
- С Жуковым я близко знаком с 1941 года. Именно с того времени и до самой его смерти у нас сохранились теплые дружеские отношения, взаимные симпатии. Не сходились мы с ним лишь в одном - оценке Хрущева: я вначале был им очарован, а Жуков не мог простить ему развенчания Сталина. На Пленуме Жуков занимал позицию против отстранения Хрущева, что не исключало его критики. Жуков резко выступил против "тройки", предъявил им обвинения в участии в репрессиях. Когда меня изгнали из Президиума, я, уходя, сказал Жукову: "Смотри, следующим будешь ты". - "Как знать!" Прошло всего три месяца, и октябрьский (1957 г.) Пленум, обвинив его в авантюризме, отправил в отставку.
Очень важная деталь. Как понял Шепилов, "тройка" была против избрания кого бы то ни было Первым секретарем ЦК. Ну а дальше - не продумали. Это действительно было необъяснимо: люди зрелые - и никакого конкретного плана, так непродуманно выступили. Поразительно, что они - никто! - не поставили вопрос о виновности самого Хрущева в репрессиях сталинского времени.
Не менее интересно и поведение самого Хрущева на Пленуме: он взял под защиту Сталина (!), возлагая при этом ответственность за репрессии на "антипартийную группу", и в качестве доказательства привел текст ответной телеграммы Сталина на телеграмму Кагановича с Урала (1935 г.) с предложением создать "тройку" для оперативного утверждения на месте приговоров по расстрелу. Сталин: "Что случилось, почему понадобилась тройка? Категорически против рассмотрения приговоров по расстрелу в тройках. Эти дела должны быть рассмотрены обычным нормальным порядком".
- Что было дальше, вы знаете. Я был снят с поста секретаря ЦК КПСС и выведен из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и из состава членов ЦК. Через три года позвонили президенту Академии наук СССР А. Н. Несмеянову и рекомедовали на сессии лишить меня звания члена-корреспондента. Все так и было сделано. Прошло много мучительных лет, прежде чем меня восстановили в партии. Случилось это лишь в 1976 году.
Я ознакомил вас с точкой зрения побежденного. А теперь слово команде победителей. О том, как достигалась победа, Сергей Хрущев рассказал уже после распада Советского Союза. То есть, не скрывая приемов и методов борьбы за кремлевское кресло.
По его рассказу, для того чтобы победить в июне 1957 года, следовало собрать разбросанных по стране членов ЦК раньше, чем это сделают противники. Действовать предстояло чрезвычайно быстро, счет шел даже не на дни - на часы.
Для такого дела требовался человек проверенный. Выбор Хрущева пал на председателя КГБ генерала Серова. Собственно, у Никиты Сергеевича и не оставалось особого выбора. Все нити, связи или находились в руках КГБ, или контролировались им. Ни позвонить в обком по ВЧ, ни послать фельдсвязью пакет в обход КГБ нечего было и думать. У каждого секретаря обкома имелся охранник-осведомитель, контролировавший каждый его шаг. Особые отделы выполняли ту же функцию при командирах в войсках.
Серову Хрущев доверял. Он сам выдвинул его на столь важный пост, в Москве без сановного покровителя Серов не продержался бы и дня. О необходимости замены Серова на одном из заседаний в открытую заявил Молотов. Серов знал об этом. Хрущев пригласил его на дачу. Он хотел поговорить с председателем КГБ с глазу на глаз. Они отправились на прогулку в лес, подальше от посторонних ушей. Серов догадывался, зачем его позвали, о происходивших событиях он знал все. Он заверил своего покровителя в личной преданности, поклялся в верности линии ХХ съезда и заявил о готовности выполнить любые поручения Первого секретаря ЦК.
Разветвленная паутина, которой Комитет государственной безопасности опутал всю страну, оказывалась очень кстати, позволяла оперативно и конфиденциально связаться со всеми нужными людьми.
Хрущев попал в двусмысленное положение. Все последние годы он требовал исключения КГБ из политической жизни страны, ограничения его функций борьбой с вражескими разведками, агентурой, шпионами. Он считал, что ни органы госбезопасности, ни армия не имеют права вмешиваться в политическую жизнь.
Теперь он вынужден был первым обратиться к услугам этой организации. Серов получил поручение связаться с членами ЦК на местах.
Естественно, антихрущевское большинство Президиума об этой встрече не узнало. Сообщить о ней мог только Серов. Их изоляция с каждым днем возрастала. Серов контролировал каждый шаг "большинства". (Вот так - председатель КГБ контролировал членов Президиума ЦК КПСС! А еще год назад Хрущев, осуждая Сталина в репрессиях, вменял ему в вину, что при нем органы безопасности были над партией и требовал вернуть их под ее контроль. Стало быть, вернул.)
Серов звонил членам ЦК на места:
- Как можно скорее приезжайте в Москву, собирается Пленум.
Одни добирались самостоятельно, других, особенно из далеких регионов, доставляли на военных самолетах. В этом помогал Жуков.
Сегодня трудно представить, как тяжело в те годы добирались из Сибири в Москву. Гражданские самолеты летали редко. Тихоход Ил-12 перескакивал с аэродрома на аэродром, из города в город. На многотысячекилометровых дистанциях он продвигался не намного быстрее поезда. Секретарей обкомов, других членов ЦК из отдаленных мест доставляли на реактивных бомбардировщиках.
Усердие и личная преданность Ивана Александровича Серова были по достоинству оценены его высоким покровителем. Через год после спасения Хрущева Серов был снят с поста председателя КГБ СССР и назначен начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба, откуда его переместили в Куйбышев - помощником командующего Приволжским военным округом. Он был понижен в звании до генерал-майора, хотя в июне 1957 года Хрущев на радостях произвел его в генералы армии. Остаток жизни лубянский маршал провел в нищете и забвении, не получая положенной ему персональной пенсии.
Открывшийся в субботу, 22 июня, Пленум лишь подвел итоги. С докладом выступал Хрущев. Можно себе представить: он содержал не сухое перечисление фактов.
С изложением своей позиции выступил Молотов. В отличие от недавних единомышленников, в паническом страхе гадавших о своей участи, он остался тверд. Хрущев, по словам сына Сергея, впоследствии не раз с уважением говорил об этом. Остальные "представители большинства" взахлеб каялись.
Члены ЦК выступали крайне резко. Постепенно заседание входило в привычное русло. Каждый стремился вылить свой ушат грязи на "оппозиционеров". Заседания продолжались целую неделю, до 25 июня. Выступить смогли все желавшие.
После институтской практики в первых числах июля 1957 года Сергей Хрущев в полном неведении вернулся домой. Пленум уже закончился, но никаких официальных сообщений еще не публиковалось. Отец ему тоже ничего не рассказал. Так что узнал он о происшедшем из газет.
Почему-то ему запомнилось солнечное летнее утро. Только что привезли почту: разноцветные пакеты, скрепленные сургучными печатями, и газеты. Отец расписался на квитанциях фельдсвязи и, сложив бумаги стопкой на круглом плетеном столике, принялся за прессу. Сын сел рядом и через плечо углядел на первой странице "Правды" официальное сообщение о состоявшемся Пленуме. Глаза привычно скользнули по набранным жирным шрифтом строчкам в конце, там всегда сообщалось о главном, об организационных вопросах: кого избрали, кого убрали. На сей раз перечислявшиеся фамилии заняли целый абзац. Среди исключенных он увидел такие фамилии… Не поверил своим глазам - вожди. К тому же друзья… Совсем недавно все сидели за одним столом на его свадьбе, и вот на тебе.
В то утро он узнал от отца, что против него выступили не четверо поименованных в газете членов "антипартийной группы" - "Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов", но еще некоторые другие члены Президиума ЦК, в том числе Булганин и Ворошилов.
- Мы решили не называть их фамилий, - сказал отец, - на Пленуме они покаялись. Происшедшее послужит для них хорошим уроком. Да и для внешнего мира так лучше.
Постепенно не названные в официальном сообщении противники отца стали покидать Президиум. Одни, как Сабуров и Первухин, сразу же, другие задержались чуть подольше.
Оставить своих противников в Москве Хрущев не решился. Каганович слыл энергичным руководителем широкого профиля, никакой конкретной профессией, кроме сапожной, он не владел. Его отправили на Урал директором Соликамского калийного комбината. "Должность немалая" - иронизирует сын победителя.
Маленкова, как бывшего министра энергетики, назначили директором крупной Усть-Каменогорской ГЭС на Иртыше.
"Примкнувшего к ним Шепилова" послали преподавать студентам марксистско-ленинское учение на юг, в Среднюю Азию. Молотова - послом в Монголию.
Молотов многие годы состоял в почетных членах Академии наук. Никто не знал, за какие заслуги, но никто и не спрашивал. Сейчас решили его лишить, как вдруг выяснилось, неправедно полученного высокого звания. Чья это была инициатива, неизвестно, в таком деле инициатор всегда найдется. Когда доложили Хрущеву, он не возражал.
- Какой он ученый, это все Сталин навыдумал, - возмущался Никита Сергеевич вечером, вернувшись домой.
Сказано - сделано. Заодно с Молотовым из членов-корреспондентов исключили и Шепилова.