Беккер переложил сигарету из одного угла рта в другой. Ему не хотелось ехать, но обещание Гефта уплатить за бензин, видимо, пересилило, и он включил зажигание.
Николай вернулся на завод, когда дирекция еще была на пирсе. Он позвонил Рябошапченко и поручил ему оформить денежный документ на приобретение баббита. Деньги были нужны на снаряжение и отправку Глаши. Он представил себе кислую физиономию Гнесианова, когда ему придется подписать акт, и рассмеялся.
День прошел в осмотре двигателя "РВ-204" и в составлении дефектной ведомости.
Вечером, едва дождавшись времени, когда, по его расчетам, он мог застать Лопатто дома, Николай нанял извозчика и поехал на Мясоедовскую.
Открыл ему дверь профессор.
Николай развязал пакет, сказав:
- Надеюсь, что рекламации не будет!
Лопатто взял в руки корпус наполнителя и капсюль, внимательно осмотрел их и улыбнулся:
- Золотые руки! Признаться, Николай Артурович, я питаю какую-то страсть к рабочим рукам умельца. Если бы не упорство моей жены, я поставил бы у себя в кабинете токарный станок...
- Эдуард Ксаверьевич, обстоятельства складываются так, что... Словом, эта "игрушка" необходима срочно...
- Какой тоннаж судна? - спросил профессор Лопатто.
- Около двух тысяч тонн...
Взвесив на руке оболочку наполнителя, профессор в раздумье сказал:
- Должно быть достаточно... - помолчав, Эдуард Ксаверьевич снова спросил: - Два дня можете подождать?
- Послезавтра в это время?
- Хорошо. Приходите послезавтра.
Лопатто проводил Николая в прихожую и запер за ним дверь.
Только на Старо-Портофранковской улице ему удалось поймать извозчика и подрядить его на Коблевскую.
В подворотне Глашиного дома стояла парочка. Между поцелуями он страстно шептал:
- Жжешь ты меня! Жжешь!..
Николай перешел на другую сторону улицы и, переждав минут пятнадцать, снова пошел к дому, но услышал из подворотни:
- Жжешь ты меня!.. Жжешь!..
"Хотя бы ты сгорел наконец!" - с досадой подумал Николай и медленно пошел в сторону Новобазарной площади, не торопясь вернулся и еще издали услышал звук поцелуя и:
- Жжешь ты меня!.. Жжешь!..
Не выдержав, он шагнул в подворотню и прорычал:
- Ваши документы!
Женщина бросилась в сторону двора, а мужчина, чуть не сбив Николая с ног, выскочил на улицу.
Николай подошел к окну и заглянул в щель светомаскировки: поставив на швейную машину осколок зеркала, Глаша с постным лицом святоши примеряла черный платок.
Он постучал. Погасив свет, Глаша подошла к окну, отвернула светомаскировку и, узнав его, пошла открывать.
Уже в комнате он увидел на Глаше гайтан с крестом.
- Как с пропуском? - спросил он.
- Комиссар заявление принял, сто марок тоже. Обещал завтра...
- Не спрашивал, почему вы хотите ехать именно в Балаклею?
- Спрашивал. Я ему показала письмо от тетки Раисы. Он прочел, говорит: "фронт близко!" А я ему на стол сто марок и, как вы меня учили, обещала двести. Черт с тобой, говорит, попадешь к русским - проторгуешься!
- Поздравляю, Глаша, с успехом. Вот вам тысяча марок на мануфактуру. Купите три-четыре отреза. В Балаклее можете их продать и деньги использовать по своему усмотрению. Жить-то вам нужно. Молитвы переписали?
Глаша достала из-под матраса книжицу:
- Вот. Не очень разборчиво, как умею...
Николай перелистал страницы, исписанные угловатым детским почерком Глаши, и остался доволен.
- Между строк я впишу подробную информацию. Вы должны сообщить офицеру разведки, которому передадите эту книжицу из рук в руки, что проявить тайнопись можно десятипроцентным раствором хлорного железа. Повторите, Глаша.
- Проявить тайнопись можно десятипроцентным раствором хлорного железа...
- Хотя нет. Хлорного железа может под рукой не оказаться или спутают его с хлористым... Лучше я дам вам с собой флакончик с раствором и справку из поликлиники, что вы страдаете кровотечениями из носа. Понимаете, Глаша, раствор железа будет у вас как кровоостанавливающее средство.
- Понимаю.
- Но кроме тех сведений, которые будут в этой книжке, вы должны выучить наизусть цифры, я вам написал... - Николай вытащил из внутреннего кармана узкую ленту бумаги, испещренную четырехзначными цифрами. - Вот, Глаша. Вам придется хорошо запомнить эти цифры, а запись сжечь...
- О господи! - она всплеснула руками. - Все, все?
- Все, все. Их не так много. Здесь очень важные сведения о системе немецкой обороны Одессы с суши, моря и воздуха.
- Я буду стараться...
- Завтра я приду в это же время. Постарайтесь выучить к завтрашнему дню хотя бы половину.
- Буду стараться. Если бы слова, а то цифры... Знаете, как трудно? - сказала она.
- Знаю, Глаша, но прошу вас. Очень прошу.
- Буду учить всю ночь...
- Зачем же ночь?
- А утром дел сколько? Пропуск дают, я вам не сказала, если на руках справка, что сдал одну пару шерстяных носков и перчаток. Тут мне одна женщина обещала, она сама вяжет. Потом в полицию. Бог их знает, сколько они там будут марьяжить. А мануфактуру купить? Думаете, это так просто?! Ого, сколько побегаешь...
- Я уверен, Глаша, что вы управитесь. Времени у нас мало, давайте обсудим несколько вариантов перехода линии фронта.
Николай Артурович достал карту и расстелил на столе...
В это же время далеко от Одессы, в одном из городов, освобожденных от гитлеровских захватчиков, в тесном кабинете два человека - майор Полуда и капитан Лесников - склонились над картой-двухверсткой, расстеленной на столе.
- Район выброски мы обсудили с летчиком Рожновым, - докладывал капитан. - Пришли к заключению, что лучше всего здесь, - он показал по карте, - в районе сел Мостовое - Ляхово. Дальше Бурзи будет добираться пешком вдоль Николаевского шоссе. Лиманы, в связи с их усиленной охраной, он обойдет с севера. В случае задержания патрулем Бурзи рассказывает легенду: он работал на рытье окопов под Мелитополем. Вот, Герасим Остапович, командировочное удостоверение с отметкой оккупационных властей... - Капитан достал из папки бумагу и положил перед Полудой.
Майор внимательно прочел документ, через лупу осмотрел печать и штамп, близко поднес к настольной лампе и проверил на просвет, затем молча вернул капитану.
- По легенде, Бурзи работал на земляных работах под Мелитополем и теперь пробирается в Одессу, куда, по имеющимся у него сведениям, эвакуировались из Херсона его жена и родители. Вот паспорт Бурзи с пропиской херсонской полиции и отметкой о трудовой повинности. - Он передал документ майору.
Прихлебывая давно остывший чаи, Полуда перелистал паспорт, задержался на штампе прописки, но документ не вызывал подозрений.
- Письма? - спросил он.
- Вот письмо от жены Бурзи, Тамары, в котором она пишет об эвакуации из Херсона. Вот письмо от родителей. Конверты с печатью мелитопольского отдела связи и штампом немецкой военной цензуры. Вот фотография, где снят Бурзи, он опирается на лопату... Рядом с ним немецкий сержант. На заднем плане панорама Мелитополя...
- Когда вы наметили переброску?
- В ночь на первое января. Встреча Нового года, праздничное настроение, внимание ослаблено...
- Новый год несет гитлеровцам новые поражения. Фронт прорван. Грабьармия откатывается на запад. Какой же тут праздник? Кроме того, жизнь иной раз вносит поправки даже в хорошо продуманный план...
Майор задумался. Его лицо исказила гримаса боли - воспаление тройничного нерва, результат контузии, - но глаза спокойны и сосредоточенны.
- Наконец-то прояснилось молчание Гефта, - сказал он после паузы. - Оставленный ему на связь Яков Вагин эвакуировался из Одессы с последним транспортом. Только вчера получены сведения... В каком трудном положении оказался Гефт... Ни разу за эти полгода не вышли в эфир Шульгина и Красноперов. Что это, провал? Или потеря рации? Словом, откладывать заброску Бурзи до первого января, думается, не следует...
- Есть еще одна причина... - замялся капитан.
- Почему же вы молчите?
- Видите ли, Герасим Остапович, только три дня, как Бурзи вернулся из Херсона. Пять месяцев человек находился на краю пропасти...
Капитан Лесников года не доучился на филологическом: помешала война. Но думал он и говорил приподнятыми литературными образами, считая втайне майора Полуду службистом и человеком сухим, бездушным.
- Задание, как вы знаете, - продолжал капитан, - Бурзи выполнил. Наладил связь, привез обширную информацию. Но человек устал. Поизносились нервы... Надо же ему дать хотя бы две недели отдыха...
- А что Бурзи думает сам?
- Я у него не спрашивал...
- Он сам настаивал на двухнедельном отдыхе?
- Нет. Бурзи - человек скромный и никаких условий не ставил...
- Где он остановился?
- В гостинице. Сейчас Бурзи здесь, у меня. В гостинице нет света, он читает...
- Что читает?
- Томик стихов Константина Симонова. Говорит, что за эти пять месяцев отстал на столетие...
- Вот что, Владимир Семенович, пригласите-ка вы Бурзи ко мне. Но о нашем разговоре ни слова!..
Лесников вышел из кабинета и вскоре вернулся с Бурзи.
Полуда пошел к нему навстречу, тепло поздоровался и, усадив на диван, сел рядом:
- Простите, Валерий Эрихович, что до сих пор не удосужился с вами встретиться. Как вы нашли своих родителей? Жену?
- Жена эвакуировалась в Грозный. Она сама из тех мест, - ответил он. - Ну, а родители... Старику пришлось пойти работать, но он не чает того времени, когда придут наши...
- Понимаю. Отец помогал вам?
- Мое появление в Херсоне очень удивило родителей. Когда я, по легенде, рассказал им, что бежал от большевиков, отец нахмурился и сказал: "Какой позор! Не вздумай рассказывать об этом знакомым!" - Валерий улыбнулся. - Ну, а потом, когда я ввел отца в курс дела, он деятельно помогал...
- Очень устали, Валерий Эрихович?
- Как вам сказать... В первые дни после перехода линии фронта я почувствовал какую-то душевную слабость... Нервы сдали. Знаете, как после большого перехода дрожат ноги. Так вот и нервы... Каждая жилка в тебе дрожит и просит покоя... Но ведь я до вас две недели добирался. За это время все пришло в норму, хоть сейчас на задание! - он снова улыбнулся.
- Вы в курсе наших планов?
- Да, вот с капитаном Лесниковым и летчиком Рожновым мы обсудили план, договорились по всем вопросам.
- А что, если мы прервем ваш отдых?
- Я, признаться, - он застенчиво улыбнулся, - закис от безделья!..
- Тогда давайте осуществим вашу заброску не под первое января, а в ночь с семнадцатого на восемнадцатое. Как вы думаете? Успеем?
- Успеем. Легенда мне знакома, хоть ночью разбудите - от зубов отскакивает. Документы готовы. Маршрут разработан. Остались инструкция, адреса, явки...
- Помнится, при заброске в Херсон вы летели на "ЛИ-2" с Гефтом, Красноперовым и Шульгиной?
- Да, с ними я познакомился на аэродроме в Ростове-на-Дону четырнадцатого июня.
- Будем считать, Валерий Эрихович, что мы договорились. Я доложу генералу, и мы встретимся для делового разговора...
Раздался требовательный телефонный звонок. Полуда снял трубку:
- Майор Полуда у аппарата! Да. Слушаю, товарищ генерал. Как раз у меня! - он посмотрел в сторону Бурзи. - Да. В ночь с семнадцатого на восемнадцатое. Успеем, товарищ генерал. - Положив трубку, майор сказал Лесникову: - Штаб партизанской дивизии принял из Одессы радиограмму подпольного райкома партии за подписью товарища Романа, где, между прочим, сказано: "Передайте, что Золотников работает успешно, ждет связного".
"РВ-204" УХОДИТ В ПОЛНОЧЬ
Почти всю ночь Николай вписывал разведданные в Глашину книжку, но поднялся рано, вместе с отцом.
Пользуясь отсутствием жены, Артур Готлибович снова вернулся к интересующему его вопросу:
- Ты все еще думаешь? - резко спросил он.
- Да, никак не решусь... - наливая кофе отцу и себе, ответил Николай.
- А между тем советские войска уже под Херсоном!
- Ты, отец, всегда располагаешь самыми свежими сведениями.
Почувствовав иронию в словах сына, Артур Готлибович сказал:
- Пришел буксир из Херсона, боцман рассказывал... И не заговаривай мне зубы! - обозлился он. - Что ты думаешь делать?
- А что, по-твоему, я должен делать?
Артур Готлибович сорвал кожаную куртку, висевшую на спинке стула, и, потрясая нарукавной повязкой с имперским орлом и свастикой, раздраженно сказал:
- Ты, очевидно, считаешь, что товарищи обменяют тебе этого ощипанного орла на орден?! Они повесят тебя на первом же суку!
- Я думаю, отец, что твои опасения напрасны...
- Почему?
- А ты подумай, почему...
Артур Готлибович так и застыл в недоумении.
Николай, набросив куртку, вышел из дома.
Он торопился на завод, чтобы проследить за работой медницкого цеха. Черт знает, что еще мог выкинуть Гнесианов!
По Дерибасовской Николай поднялся вверх и увидел быстро идущую по Пушкинской фрау Амалию фон Троттер. (Корвет-капитан с супругой остановился в отеле "Бристоль", на Пушкинской.)
Фрау Амалия надвигалась на него энергичным, спортивным шагом, сжав маленькие пухлые ручки в кулачки и вскидывая локтями. Надувая щеки, она напевала партию тромбона из бравурного марша. Гроздья винограда на ее шляпке брякали в такт. Не узнав Николая, она прошла мимо и свернула на Дерибасовскую. Пока Фридрих фон Троттер нежился в постели, фрау Амалия совершала моцион с твердым намерением похудеть.
Заводские дела заслонили встречу с Амалией Троттер.
В разгар дня Николай вспомнил о майоре Котя и по телефону вызвал к себе Рябошапченко.
Иван Александрович не забыл историю с большим расточным станком и хлыщеватым майором.
Николай рассказал Рябошапченко о своем знакомстве с Думитру Котя и добавил:
- Понимаешь, Иван Александрович, неплохо было бы войти к нему в доверие и посмотреть этот секретный приказ генштаба.
- Как ты себе это мыслишь?
- Майору очень хочется получить инвентаризационные списки оборудования...
- А если на основании этих списков он начнет эвакуацию станков? Ты же сам говоришь, что у него приказ за подписью начальника генерального штаба...
- Тогда ты в поиске сочувствия обратишься к Лизхен, она по службе - к Загнеру, баурат - к адмиралу, и... майор Котя горит!
- Копия списков у меня в цехе. Могу принести.
- Давай, Иван Александрович, а я у Купфера попробую получить машину и сейчас же поеду... - он достал визитную карточку Котя, - на улицу Льва Толстого...
Николай заехал домой, захватил портфель отца и положил в него инвентаризационные списки.
Майор Котя занимал большую квартиру с обстановкой ее прежнего владельца. В одной комнате разместились три чиновника в военной форме. Они рылись в папках с бумагами, что-то писали, отвечали на телефонные звонки. Словом, создавали видимость деятельности. В другой комнате был кабинет майора, в остальных - его апартаменты.
Денщик провел Николая в кабинет, сказав, что майор скоро будет.
В кабинете на столе висели портреты короля Михаила I и маршала Иона Антонеску. Против двери стоял дамский письменный стол красного дерева. В углу большой сейф. Диван. Горка, задрапированная изнутри зеленым шелком. Несколько кресел. На окнах глухие, тяжелые портьеры.
Вошел майор Котя и, увидев Николая Гефта, прямо от порога пошел к нему с открытыми объятиями:
- Я так рад! Так счастлив! - замурлыкал он. - Встреча с вами оставила незабываемое впечатление! - Он обнял Николая и усадил в кресло. - По стакану вина! Старинного, густого и терпкого, как кровь! - он открыл горку, взял два бокала и выбрал бутылку. - Прошу, мой дорогой! Прошу!.. - Майор сел напротив и, закатив от восторга глаза, стал отхлебывать маленькими глотками вино.
Вино было скверное и отдавало бочкой.
Николай отлично понимал, с кем он имеет дело, поэтому, не церемонясь, сказал, поставив бокал на стол:
- В вашем предложении, господин майор, многое остается неясным. Вы платите семь процентов вознаграждения с представленного списка оборудования или с отправленного вами в Констанцу?
- Мы платим с того, что вывезено...
Николай, прижимая к груди портфель, поднялся:
- Тогда простите, господин Котя, но мне это не подходит... - и шагнул в сторону двери.
- Разве можно из-за такой мелочи портить отношения? - Котя взял Николая под руку и повел к креслу.
- В промышленном и деловом мире у меня большие связи, - как бы невзначай ввернул Николай. - Я думал, что вы коммерсант и с вами можно иметь дело...
- По спискам - три процента! Вас устроит? - предложил Котя.
- Нет. Пять.
- Четыре?
- Пять!..
- Прошу вас, господин инженер, сядьте!
Николай молча опустился в кресло.
- Только для вас - четыре с половиной, а? - сказал Котя, заискивающе заглядывая в глаза.
- Я должен познакомиться с вашими полномочиями...
Майор подошел к сейфу, повернул замысловатый ключ в замке, открыл массивную дверь, достал на нескольких листах документы и, перелистывая их, словно торговец ходким товаром, стал похваляться:
- Вот, пожалуйста! Постановление румынского совета министров за номером четыреста двадцать шесть от четырнадцатого апреля сорок второго года! Вот выписка из немецко-румынского договора за подписями Беккера и Штефеля! Вот "Наставление"! Вот схема организации "Зет-1"!..
- Документы на румынском языке... - разочарованно протянул Николай.
- Имеются идентичные на немецком! Вот, пожалуйста!
- Покажите!
- Не могу. Смотрите сами: "Совершенно секретно", "Хранить в несгораемом шкафу", "В случае опасности немедленно сжечь"...
- Когда два человека начинают коммерческое дело, между ними должно быть доверие. Смотрите, что я вам принес! Эти документы тоже не подлежат оглашению! - Он открыл портфель, достал отпечатанные списки оборудования и, повертев ими перед носом майора, сунул обратно в портфель.
- Хорошо, я - вам, вы - мне! - левой рукой Котя протянул документы, а правой потянулся к портфелю.
Николай помедлил, словно, раздумывая, затем, решившись, открыл портфель, а сам углубился в документы.
Это была совершенно откровенная инструкция по грабежу Одессы! "Наставление" предписывало вывозить на запад от Днестра фабрики, заводы, произведения искусства, художественные ценности, медицинское оборудование, хирургические инструменты, фармацевтические материалы, готовые лекарства, продовольствие, одежду, скот...
"...самые ценные предметы перевозятся в санитарных румынских поездах", - прочел Николай.
- Ну что же, списки меня устраивают! - сказал майор. - Конечно, я мог бы запросить официально, но администрация "Шантье - Наваль" обязательно половину скрыла бы. Мои сотрудники подсчитают стоимость оборудования, и мы выплатим вам комиссионное вознаграждение...
- К вашему сведению, в списках имеется графа стоимости каждого станка и подбит итог... Получите ваши документы и разрешите мои... - Укладывая списки в портфель, Николай добавил: - Я подумаю. Откровенно говоря, мне не ясно, где кончаются функции командира "Зет-1" майора Котя и начинаются полномочия частной фирмы, которую также представляет Думитру Котя!..