Единственным на сегодня допрошенным свидетелем стал Георгий Бойко. Это был его звёздный час. Безвестный опер три года назад принявший миссию по уничтожению "питерской скин-группировки № 1" пожинал плоды рук своих. Бритоголовые сидели на скамье подсудимых, а Бойко, светясь лучами славы, предавался приятным воспоминаниям о проделанной работе. И судье, и обвинению, и защите, и лично мне, и всем собравшимся было интересно его слушать; живая речь оперативника воспринималась куда проще неудобоваримых формул обвинительного заключения.
- Допрашивается свидетель Бойко Георгий Владимирович, 1974 года рождения, работающий старшим оперуполномоченным в 18 отделении УБОП. Свидетелю разъяснена ст.56 УПК РФ, а также свидетель предупреждён об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, в соответствии со ст. ст.307 и 308 УПК РФ, о чём взята расписка, которая приобщена к делу.
Бундин: Весной 2003 года, где вы работали?
Бойко: старшим оперативником 18 отдела УБОП.
Бундин: Что входило в ваши служебные обязанности?
Бойко: Выявление экстремистских организаций.
Бундин: Что вам известно о группировке "Шульц-88"?
Бойко: Впервые с этой группировкой я столкнулся в 2001 году. Поступила оперативная информация, что существует такая организация. Я начал проводить оперативно-розыскные мероприятия и узнал, что её лидером является человек по кличке "Шульц", как я узнал позже, это был Дима Бобров.
Бундин: Что вам стало известно в ходе проверки о "Шульц-88"?
Бойко: Люди, которые входили в эту группировку утверждали, что Бобров Д. В. собирает группу лиц для ведения войны с лицами неславянской внешности. Они собирались, шли по улицам, в метро, когда видели иностранца, по команде Боброва нападали на потерпевшего, избивали его, наносили удары. Они совершали "прыжки" (нападения) на лиц не славянской национальности - нападали, избивали, разбегались. Это были силовые акции.
Бундин: Когда началась деятельность группировки "Шульц-88"?
Бойко: Мною была установлена примерная дата, весна 2001 года. Так было написано в первом номере журнала "Made in St-Petersburg".
Бундин: Сами вы с Бобровым Д. В. встречались?
Бойко: Видел его на концерте группы "Коловрат".
Бундин: Как долго вы наблюдали за Бобровым в тот день?
Бойко: Минуты 1,5–2.
Бундин: Он делал какие-то заявления?
Бойко: Нет. Также мне стало известно о причастности группировки "Шульц-88" к совершённому 07.11.2001 избиению двух граждан Танзании в метро. Преступление было совершено футбольными фанатами, но инициатором избиения был Бобров.
- Подсудимый, - обратилась ко мне судья Жданова, - вы можете прокомментировать показания свидетеля?
- Да, ваша честь. Я хочу заявить о непричастности к избиению негров 7 ноября 2001 года. Свидетелю Бойко прекрасно известна моя невиновность в совершении этого преступления и я не понимаю, какое отношение инцидент с африканцами имеет к предмету данного судебного разбирательства.
Оперативник был вынужден подтвердить мою непричастность, а я не упустил случая разоблачить лицемерие Бойко изображавшего себя защитником закона на деле сплошь и рядом попираемого им. 3 августа прошлого года опера из 18 отдела выбили кувалдами дверь моей квартиры и провели грабительский обыск, после чего привезли меня в отдел и там пытали и издевались, добиваясь признательных показаний. Натерпелся я немало: шестеро крепких оперов руками и ногами били меня по голове и по корпусу, ударяли по голове свёрнутыми толстыми журналами и книгами, приставляя к виску заряженный пистолет, угрожали смертью, если я не подпишу признаний. Естественно, я освидетельствовал побои и сотрясение мозга и написал на сотрудников 18 отдела заявление в милицию. По факту заявления назначили служебную проверку, конечно же не нашедшую оснований для возбуждения уголовного дела. Именно тогда начальник антиэкстремистского отдела полковник Чернопятов пообещал мне камеру с кавказцами, и я подумал, что суд должен знать не озвученные подробности работы Бойко…
- Действительно, по жалобе Боброва мною проводилась проверка… - объяснял Бойко Ждановой.
- Как? Вы проводили проверку по жалобе на ваши же действия? - изумилась Жданова.
- Ведь это незаконно!
- Я исполнял приказ начальника отдела, - неуверенно сказал Бойко и я почувствовал, что мой замысел венчается успехом - зёрна сомнения дают всходы. В дальнейшем ловить свидетелей на лжи, на противоречиях, на неблаговидных поступках ставящих под знак вопроса их объективность стало моим центральным тактическим ходом. Ненавязчивыми штрихами смазывая картину идеальной доказанности, я сеял недоверие к доводам обвинения.
В конце заседания адвокат потерпевшего Петросян внезапно выступил с неожиданным ходатайством:
- Прошу назначить подсудимому Боброву стационарную судебно-психиатрическую экспертизу. Это необходимо для определения его психического состояния, так как его поведение неадекватно, совершить такие поступки мог только психически нездоровый человек.
- Считаю, ходатайство не подлежит удовлетворению, поскольку для проведения судебно-психиатрической экспертизы нет никаких оснований, - парировал мой адвокат.
Решающее слово осталось за Бундиным:
- Ходатайство адвоката Петросяна не подлежит удовлетворению, так как в ходе предварительного следствия сомнений во вменяемости Борова не возникало, на учёте в ПНД он никогда не состоял и ходатайство является необоснованным.
Суд постановил в ходатайстве Петросяна отказать.
Обратная дорога не ознаменовалась ничем новым. Уже привычно я трясся в заполненном до отказа автозаке, скучая, ожидал корпусного стоя посреди многолюдного собачника, и еле шевеля гудящими ногами, возвращался через крестовское подземелье в ставшую домом камеру 791. После первоапрельского заседания я вернулся около десяти часов вечера и с одиннадцати до пяти утра спал, видя фантасмагорические сновидения, в которых экстремальные сцены уличного насилия причудливо переплетались с чёрно-белыми кадрами обвинительной речи Бундина призывавшего "расстрелять поганых шульцов как бешеных собак!" Я не высыпался, уставал, усталость накапливалась и три следовавших подряд заседания слились для меня в один парадоксально нескончаемый процесс, абсурдно-фантастический словно "Процесс" Франца Кафки. Два раз я успевал увидеть выпуски теленовостей о суде над самим собой, и ощущение нереальности происходящего усиливалось. Со всех точек зрения этот суд был необычен, отличался от простых уголовных разбирательств ежедневно тысячами проходящих в российских судах. Он стал первой ласточкой начатой властями "охоты на ведьм" - войны с праворадикальными группировками, однако судили меня преимущественно за одни убеждения и оттого судебно-следственная система, растерявшая опыт 37-го года допустила превращение трагедии в драматический фарс достойный цирка "шапито", но не правосудия.
Заседания 2 и 3 апреля были целиком посвящены допросам свидетелей. Невозможно и нет смысла полностью приводить здесь текст протокола, засоряя книгу переложением не имеющей художественной ценности пустопорожней болтовни. Затрону наиболее запомнившееся.
Первым допрашивался Глеб - худенький семнадцати- или шестнадцатилетний мальчик - робкий, застенчивый и перепуганный до потери разума. Глеб был поклонником футбольного клуба "Зенит" и 29 марта 2003 года собравшись на матч с московским ЦСКА, он и в кошмарном сне не представлял таких неприятных последствий весёлого сбора болельщиков. Бойко хорошо поработал с Глебом, и он подписал подготовленные Тихомировым бумаги; а сейчас дрожащий от страха перед перспективой оказаться в тюрьме мальчишка послушно подтвердил показания на судебном заседании. Не обошлось без курьёзного происшествия: заняв место у свидетельской трибуны, Глеб побледнел и упал в обморок. Жданова объявила кратковременный перерыв, а падкие до сенсаций журналисты разразились в тот день тревожными сообщениями: "На громком судебном процессе по делу экстремистской организации "Шульц-88" проходящем сегодня в Ленинском федеральном суде Санкт-Петербурга, очевидец совершённой скинхэдами расправы над уроженцем Армении потерял сознание во время дачи свидетельских показаний!"
Следующий свидетель по имени Коля был другом и одногодкой Глеба. Его я немного знал и догадывался, что согласие свидетельствовать против меня было продиктовано ещё большим страхом. За два года до описываемых событий произошло нашумевшее убийство торговца арбузами Мамедова. Совсем юные парни - скинхэды и футбольные хулиганы - забили пожилого азербайджанца стальными прутьями и истыкали ножом, записав казнь на видеокамеру. Одним из убийц был Коля, избежавший наказания ценой негласного сотрудничества с правоохранительными органами. Его выступление свидетелем обвинения по делу Ш-88 являлось проявлением этого сотрудничества. - Очередное предательство на службе у системы.
Откровенно говоря, предательство и сговор лежали краеугольным камнем доказательной базы обвинения. Изрядная часть свидетелей относилась к числу бывших участников Ш-88 освобождённых от уголовной ответственности как "добровольно вышедшие из экстремистского сообщества лица". Были и те, кто остался верен былому товариществу, но, как минимум, половину свидетелей составляли бывшие шульцы в своё время исключённые или по своей воле вышедшие из организации или близкие к движению люди. Другая половина состояла из малознакомых или вовсе незнакомых молодых людей, тем не менее, сообщивших массу информации о Ш-88 и лично обо мне.
Апофеозом клеветнической лжи стало выступление свидетеля Соловья. Про меня он рассказал многое - вплоть до описания моих привычек, характера, образа жизни, убеждений. Правда, источником информации Соловей называл третьих лиц на заседании отсутствующих, т. е. фактически занимался изложением слухов. Достоверность сообщённых им сведений была ниже достоверности показаний Бойко говорившего вообще что угодно с объяснением, что это оперативная информация, источники которой он не имеет права раскрывать. Но Бойко действительно работал над делом Ш-88, обладал большими знаниями и даже определённой этикой, тогда как полёт фантазии Соловья не сдерживался ничем, а реальный уровень информированности оставлял желать лучшего. Словно оправдывая фамилию, Соловей "пел" и можно было подумать, что мы близкие друзья - так много интимных подробностей он поведал, а когда я спросил его, сколько раз и когда мы встречались, он ответил, два раза с перерывом в полтора года. Тогда я спросил, сколько мы проговорили тогда, он ответил, 15–20 минут, и больше у меня вопросов не возникло. - Стараниями досужих сплетников доказывалось обвинение.
Прокурор молчал, а я ощущал беспомощность. Как защищаться от неприкрытой лжи, от показательной алогичности, от подтасовок видимых невооружённым взглядом? Внезапно, как снег на голову ко мне пришли два понимания. Первое: независимым судом я был бы оправдан. Второе: в российском суде оправдание невозможно. Доказательства здесь никого не волновали, играли чисто формальную роль и потому их явная сфабрикованность не вызывала реакции судьи. Не установление истины было целью процесса, а назначение наказания после совершения предписанных законом формальностей.
Память сохранила выступление, окончательно придавшее судилищу позорный облик театра абсурда. Некий Т. три года назад небольшое время примыкавший к группе показал, что я являюсь лидером Ш-88, что я призывал к расправам над инородцами, организовывал расправы, печатал пропагандистские материалы и т. д. После допроса свидетеля прокурором я тоже задал ему несколько вопросов.
- Свидетель, скажите, а вам что-нибудь известно о нападениях участников "Шульц-88" на кого-либо?
- Нет! Мне ничего не известно, - не раздумывая, отвечал Т., только что говоривший прокурору нечто совершенно противоположное.
- Вы уверены, что я лидер группировки?
- Совсем не уверен! - и т. д.
Жданова удивлённо подняла брови:
- Вы что же отказываетесь от данных вами показаний?
- Нет, ваша честь, я их полностью подтверждаю!
- Подтверждаете, что подсудимый Бобров призывал избивать выходцев с Кавказа, Африки, азиатского региона и лиц исповедующих иудаизм?
- Да, ваша честь, - сказал Т., и карусель закрутилась по-новой.
- Я избивал людей с неславянской внешностью? - спросил я.
- Никогда не видел! - почти выкрикнул свидетель.
- Может быть, призывал к избиениям?
- Таких призывов не слышал!
- То есть вам неизвестно, чтобы я организовывал над кем-нибудь расправы?
- Нет, не известно! Т. был невменяем.
Другой запомнившейся свидетель принадлежал к досаждавшей мне журналистской братии - был сотрудником питерского Агентства журналистских расследований. АЖУРовская газета "Ваш Тайный Советник" некогда опубликовала серию статей про скинхэдов, в том числе и о группировке "Шульц-88". В статьях обильно цитировались наши печатные издания и журналиста вызвали для того, чтобы он объяснил происхождение использованных материалов. Он рассказал, что приобрёл журналы со зловещим логотипом "Только для белых!" у распространителей печатной продукции националистического толка базирующихся около станции метро "Гостиный двор" и ушёл; мне же запомнился неестественным поведением и статьёй появившейся через неделю в "Тайном Советнике". Ажуровец преодолевший закрытый режим процесса и оказавшийся внутри зала судебный заседаний, чего не смогли сделать другие журналисты, проявил профессиональную сноровку состряпав "репортаж из зала суда".
Завершило трёхдневный судебный процесс вдвойне неожиданное ходатайство прокурора. Видимо что-то перемкнуло в его голове, и Бундин потребовал проведения в отношении меня судебно-психиатрической экспертизы - то есть попросил суд о том, в чём два дня назад не видел никакой необходимости. Я был против и недоумевал, Жданова тоже удивилась, тем более что вменённые мне статьи суд. - псих, экспертизы не подразумевали, однако, поразмыслив, ходатайство удовлетворила. Продолжение суда отложили на неопределённый срок, до получения заключения тюремных психиатров. Процесс затягивался.
Кресты: 791 (part 3)
Пылающее солнце во весь рост поднялось над землей, и потоки тёплого воздуха омыли старинные стены тюремного замка, заставляя души людей трепетать от необъяснимой радости. Весна! Ожила возрождённая после долгой северной зимы природа и сердца заключённых засветились огоньками надежды. Тут и ожидание амнистии обычно объявляемой по поводу очередной годовщины победы во второй мировой войне и чисто физиологическое чувство, наверное, впитанное генами тысяч радовавшихся весне поколений.
На набережной Невы, куда выходят окна нашей камеры оживление. Сюда приходят родственники арестантов, машут родным узникам платками, посылают воздушные поцелуи, выкрикивают, сложив рупором руки слова поддержки. И от этих визитов у узников Крестов поднимается настроение и пробуждается воля к жизни.
Появляются рыбаки - немолодые мужички, терпеливо выуживающие из мутной невской воды неизвестную живность. Мешковатые фигуры в военных куртках и неуместных для рыбалки на Неве резиновых сапогах маячат у гранитного парапета с утра до вечера.
Какие-то озорные малолетние девчонки устраивают под окнами тюрьмы тусовки, знакомятся с зэками, шутят, смеются и не найдя себе лучшего применения носятся по набережной как молодые и глупые козы. Под белыми лампами, висящими на мачтах городского освещения их силуэты можно увидеть и ночью. Ну а зэкам - всё в радость! Из переплетённых нитками газет они сооружают достигающие двух метров в длину бумажные "ружья" - тонкие прямые трубки, и подобно индейцам из приключенческих книжек резко выдыхая воздух, стреляют по девчонкам хлебными шариками с прилеплёнными к ним любовными записками. Девочки легко поддерживают игру, "влюбляясь", как правило, сразу в нескольких зэков; вспыхивают и угасают ни к чему не обязывающие заочные романы по переписке.
До передачи дела в суд следователь Тихомиров не разрешал мне видеться с родными, а теперь судья Жданова подписывает разрешение, и ежемесячно я встречаюсь с матерью и разговариваю с ней по телефонной трубке. Через разделительное стекло комнаты краткосрочных свиданий мы можем видеть друг друга. Звук прерывается подозрительными пощёлкиваниями и шипением - возможно, где-то крутится записывающая пленка, и сосредоточенный оперативник вслушивается в наш разговор. Но я не придаю этому значения и, вглядываясь в родной лицо, улыбаюсь, показывая оптимистичный настрой.