Многому научил меня этот полет. На войне нельзя опускать руки. Даже идя навстречу смерти, ищи оружие для победы. Нельзя ни на секунду прекращать борьбу за нее! Большевики никогда не сдаются без боя, никогда не теряют надежды на победу. Такой вывод сделал я из этого боя.
38. Школа боев
Впереди нас ждали большие испытания. С каждым днем, приближавшим нас к победе, враг становился коварнее, шел на всевозможные ухищрения. Гитлеровцы прилагали все усилия, чтобы перехватить у наших летчиков инициативу и усилить свой воздушный флот. В частности, стали появляться новые, улучшенные типы "мессершмиттов" и "фок-ке-вульфов". В модернизованных истребителях немцы усилили броню, увеличили число пушек и их калибр. Изменились и летно-тактические качества новейших немецких истребителей: повысились их скорость, маневренность.
Но наши советские конструкторы Яковлев и Лавочкин опережали немецких конструкторов, давая фронту все более и более совершенные машины. Изменения в технике влияли на тактические приемы ведения воздушного боя. А это требовало от нас еще более внимательного, еще более вдумчивого и правильного их применения. Шаблон был недопустим, и мы упорно совершенствовались.
Каждый бой был для меня школой и в то же время проверкой наших летных качеств - моих и летчиков моей эскадрильи. Я внимательно следил за тактикой врага, стараясь не упустить ни одного нового тактического приема, использованного немецкими летчиками на нашем участке фронта.
…Войска нашего фронта снова переходят в наступление. Немцы несут большие потери. Советские воины 19 октября 1943 года освобождают Пятихатку.
Мы перебазируемся на один из полевых аэродромов в районе Пятихатки. Там враг оставил значительные трофеи.
Итак, наша авиационная часть уже на Правобережной Украине!
Здесь во время первого же боевого вылета я встретился с двумя истребителями противника. Они шли на меня в лоб с небольшим преимуществом в высоте. Идти прямо на них? Не успел я принять решение, как мимо меня пролетела трасса. Что-то треснуло, самолет качнуло: снаряд прошел сантиметра на два выше головы. Радио перестало работать, управление рулем поворота перебило.
"Удачно начал день, нечего сказать!" - подумал я с досадой. И сделал вывод: на лобовых нельзя упускать ни секунды. Нужно ловить врага как можно скорее в прицел и прицельный огонь непременно открывать первым.
Пришлось вернуться домой. Я был очень недоволен собою.
Мой самолет поставлен на ремонт. И в тот же день я вылетаю на другой машине. Веду на задание четверку. Внезапно со стороны солнца появились два самолета противника. Им удалось вывести из строя машины Мухина и Колесникова. Оба они передали мне по радио, что уходят домой. Молодой летчик Жигуленко, ведомый Колесникова, тоже попросил разрешения пойти с ними, но я приказал ему не уходить - предстоял жаркий бой. Немцы начали заворачивать на меня. В этот момент Жигуленко передал по радио, что у него не работают пушки. Я ответил:
- Все равно держись, не уходи.
Принимаю бой. Двадцать минут гоняются за мной немецкие самолеты. Я проделываю в небе замысловатые фигуры. Наконец взмываю, описываю в воздухе необычайно сложную фигуру и неожиданно для фашистов захожу в хвост их самолетов.
А Жигуленко вертится в стороне ниже меня - он отвлекает внимание врага.
Фашисты рванули вверх. Дистанция для стрельбы была слишком большой. Я со злостью погрозил им кулаком.
Горючее кончалось, и мы с Жигуленко пошли домой.
Объективно разобрав этот бой, я заключил, что, во-первых, неплохо овладел самолетом; во-вторых, что сипа и физическая подготовка - очень важные факторы в бою; в-третьих - и это главное, - я был бы, вероятно, сбит, если бы решил уклониться от боя. Моя тактика оказалась правильной.
39. Один из боевых дней
По-прежнему находимся на Малой земле. Немцы усилили активность под Кривым Рогом, бросив туда большое количество танков и авиации, предприняли контратаки. На аэродроме закипела горячая, напряженная боевая работа. Но нам стала мешать осенняя погода: низкая облачность, туманы.
В пасмурное октябрьское утро мы втроем - Паша Брызгалов, Вася Мухин и я - пошли в столовую. Предполагалось, что вылетов не будет.
Мы сидели и ждали завтрака, рассуждая о вчерашних боях и сегодняшней скверной погоде.
Вдруг - ракета! Вылет!
Мы бросились к самолетам. Я получил приказ вылететь в паре с Мухиным. Взлетаем тотчас же.
Набираем высоту четыре тысячи пятьсот метров. Облачность исчезла. Надо мной - ясное синее небо. В воздухе тихо. А внизу, северо-западнее Кривого Рога, - горячий бой. Слышу, по радио передают с земли:
- Соколы, соколы! Севернее Кривого Рога на высоте пятисот метров противник бомбит наши войска…
Подав команду Мухину, стремительно веду самолет навстречу вражеским бомбардировщикам "Ю-87". Их около тридцати - целый рой. Вижу столбы дыма, взрывы на земле. В воздухе появились восемь немецких истребителей. Направляюсь к бомбардировщикам. Решаю применить тот же метод, который помог мне на Днепре, когда я остался один в воздухе. Но тогда не было вражеских истребителей сверху. Зато сейчас я не один, у меня надежный "щит" - испытанный ведомый. И я, подав команду "Атакуем!", врезаюсь в строй "юнкерсов". Неожиданность ошеломила немцев, и они даже стали строиться в оборонительный круг. Но, очевидно, получив команду с земли продолжать выполнять задание, так как нас, советских истребителей, мало, некоторые немецкие летчики начали готовиться к атаке наших наземных войск. Мгновенно оценив обстановку, принимаю решение атаковать один из "юнкерсов" и постараться сбить. Я по опыту знал, как это действует на психику фашистских летчиков: сбив одного, сбиваешь спесь со всех остальных.
Вражеские истребители заметались, но найти нас не могут - мы растворились в группе пикирующих бомбардировщиков.
"Наваливаюсь" на немецкий самолет, не успевший перейти в пикирование. Открываю огонь. "Юнкерс-87" вспыхивает и идет к земле. Мой расчет правилен: остальные со снижением ушли на запад. Мы за ними не погнались - на нас "насели" восемь истребителей. Вспоминаю случай под Рога-нью: тогда мы также остались вдвоем, а их было еще больше, чем сейчас. Кричу Мухину:
- Вася, держись, будь внимательнее!
Отбивая атаки, переходим на бреющий полет. Немцы от нас "отвалили", и мы вскоре благополучно приземлились у себя на аэродроме. Несмотря на полную неожиданность вылета, мы выполнили задание и атаковали врага, во много раз превосходившего нас численностью. Выиграть этот бой нам помогли спаянность, умение повести внезапную, дерзкую атаку.
Часа через два погода улучшилась. Я опять получил задание: с группой в шесть самолетов прикрыть наземные войска в районе Кривого Рога.
Взлетели. Набрали высоту до трех тысяч пятисот метров. При подходе к объекту прикрытия наземная радиостанция навела нас на группу "хейнкелей". Их было двенадцать. Они летели без прикрытия истребителей и углубились на нашу территорию. Нам приказали атаковать их. "Хейнкели" шли сомкнутым боевым порядком в кильватере звеньев на высоте пяти тысяч метров. А мы набрали высоту пять тысяч пятьсот метров.
Зная мощное вооружение "Хейнкелей-111", я решил атаковать их с разных направлений - всей группой одновременно, чтобы расстроить боевой порядок вражеских самолетов. Подаю команду:
- Паре Брызгалова атаковать заднее звено. Я с четверкой атакую ведущее.
Летчики моей группы стремительно атакуют врага.
Немцы приняли еще более плотный боевой порядок. Я начал атаковывать ведущее звено сбоку, под большим углом. По моему самолету открыли огонь с других звеньев, шедших вслед за ведущим. Огонь заставил меня отвернуть. Нет, не допущу врага!.. И я тут же заворачиваю обратно.
Я не знал, куда собираются лететь "хейнкели", но по всему было видно, что гитлеровцы намерены бомбить какой-то объект, может быть, даже наш аэродром.
"Куда они идут, гады?"
И, словно отвечая на мой вопрос, ведущий вражеской группы поворачивает к населенному пункту, туда, где, по моим сведениям, находился штаб армии. Надо во что бы то ни стало сорвать налет врага! Стремительно захожу в хвост "Хейнкеля-111" и открываю огонь.
Одновременно Паша Брызгалов атакует заднее звено. С плоскости самолета ведущего, в которого я стрелял, начали отваливаться куски. Стрелок молчит. Подлетаю вплотную к "хейнкелю". Самолет врага заваливается на левое крыло, и с него в чистое поле сыплются бомбы. Он идет вниз.
Я оглянулся - и вовремя. Немцы пытаются расстрелять мой самолет. Быстро отворачиваю в сторону и командую:
- Орлы, бей их!
Брызгалов стремительно атакует "хейнкель", идущий сзади слева, и сбивает его.
Немцы, не выдержав напряжения, сбросили бомбы куда попало и стали в беспорядке уходить.
Мы без потерь вернулись домой.
На разборе полетов я отметил, что вся группа действовала точно и слаженно. Поэтому задание - "завалить голову", деморализовать врага - было выполнено.
Вечером из штаба наземного соединения сообщили, что экипажи вражеских самолетов, сбитых Брызгаловым и мною, взяты в плен. Немцев захватили колхозницы. Дело было так. Фашистские вояки спустились на нашу территорию на парашютах. Колхозницы, наблюдавшие за боем и за тем, как немцы прыгали, сбежались к месту их приземления. Они окружили фашистов, и те сразу сдались в плен. Наши женщины привели их в штаб.
Так закончили свою карьеру экипажи фашистских самолетов.
40. Встречаю Октябрь на фронте
Через несколько дней, в первых числах ноября 1943 года, наша часть была отправлена на Большую землю на отдых. Нам этот отдых казался совсем ненужным. Но таков был приказ. Предстояли горячие бои, и нужно было набраться сил.
Скрепя сердце мы расположились на недавно еще фронтовом, а теперь уже тыловом аэродроме на левом берегу Днепра.
Отдых был своеобразный. Мы не летали на боевые задания, зато много занимались. Надо было повышать и совершенствовать свое боевое мастерство: чем больше приобретали мы опыта, тем становились требовательнее к себе. В эти дни летчики много читали, слушали беседы агитаторов, выпускали стенные газеты.
Большую идейно-воспитательную работу среди летчиков нашей части вел парторг Беляев. Он чем-то напоминал мне моего первого комсомольского руководителя в техникуме - Мацуя. Парторг уделял особенно много внимания укреплению дружбы летчиков в бою и на земле, укреплению наших моральных качеств.
В перерывах между боевыми вылетами он часто выступал с лекциями и докладами. Был он хорошим оратором. Горячо, увлекательно говорил о нашей большевистской партии - организаторе и вдохновителе борьбы и побед советского народа; рассказывал о героическом труде советских людей в тылу; на примере отличившихся советских воинов воспитывал в нас мужество и отвагу. Он умел связать будничные задачи нашего полка с обстановкой в стране и на всем фронте. Похвалив кого-нибудь, он спешил добавить:
- Но помните: главное - не зазнаваться, не успокаиваться на достигнутом.
Беляев часто поручал кому-нибудь из нас выступить с докладом или провести беседу с молодыми летчиками и техниками. Беседы по обмену опытом с молодыми летчиками, которые рвутся в бой, но еще не имеют опыта, играли большую воспитательную роль и вводили молодежь в настоящую боевую работу. И я тщательно готовился к таким беседам. Советовался с Беляевым о том, какие вопросы, по его мнению, нужно осветить. Теперь, окрепнув в боях, я нередко вспоминал, как волновался, проводя впервые беседу о боевой дружбе и взаимопомощи в бою.
Политические беседы, которые я проводил в полку, дали мне очень много. Мой кругозор расширялся, я все больше и больше понимал, как велика сила идейной закалки, к чему обязывает сознание, что ты не просто летчик, а летчик-большевик
Летчики-коммунисты никогда не боялись выступить с резкой критикой товарища, с которым дружили, и это укрепляло нашу спайку. Вместе обсуждая поведение друг друга, получив указание товарищей, легче выправить допущенную ошибку.
Наши летчики высоко ставят чувство товарищества, и тем не менее они не боятся резко и остро критиковать нерадивого, недисциплинированного, зазнавшегося, всех тех, кто позорит нашу дружную фронтовую семью.
Наши партийные собрания проходили в суровой фронтовой обстановке, нередко на лицах летчиков еще сохранялся отпечаток пережитого в бою.
Партийные собрания были большой школой политического воспитания. Мы знали, что каждый летчик отвечает за свои действия. Но мы, члены партии, чувствовали себя ответственными за поведение каждого однополчанина и со всей строгостью относились к себе, зная, что нас равняются беспартийные товарищи.
Парторг часто беседовал с нами об этом, о ведущей роли коммунистов в бою.
Вся работа нашей партийной организации была подчинена одной цели - достижению победы над врагом.
6 ноября, в канун праздника, я собрал летчиков и техников эскадрильи в землянке на аэродроме. Партийная организация поручила мне сделать доклад.
Наши походные лампы, мигая, освещали сосредоточенные лица моих боевых товарищей. Было тепло - топилась печь.
Я сделал доклад о двадцать шестой годовщине Великого Октября.
Вспомнил недавние бои над днепровскими переправами. Летчики слушали внимательно. Вдруг дверь отворилась, и в землянку вошли начальник политотдела, заместитель командира по политчасти, парторг и комсорг.
Я, как полагается, рапортовал полковнику, что делаю доклад. Он ответил: "Отлично, продолжайте!" - и, разрешив летчикам сесть, сам сел у печки.
Когда я кончил, он подошел ко мне, пожал руку и, улыбаясь, словно лично у него произошло что-то хорошее, сказал:
- Товарищ старший лейтенант, ЦК ВЛКСМ награждает вас, воспитанника Ленинского комсомола, почетной грамотой за боевую деятельность и двадцать шесть лично сбитых самолетов врага.
И, поздравив меня, полковник прочел текст грамоты.
Комсорг, крепко пожимая мне руку, говорил о том, что завтра надо непременно организовать комсомольский вечер, чтобы я рассказал молодежи о своем боевом пути. Как я ни был взволнован, но невольно улыбнулся словам комсорга: рассказать молодежи о своем боевом пути! Словно я уже старик И мне вспомнилось, как в этот день, ровно год назад, я подъезжал к Москве и рвался на фронт, мечтая сбить хотя бы один вражеский самолет.
Почетная грамота ЦК ВЛКСМ определила новый этап в моей боевой жизни: получив грамоту, я дал обязательство еще более настойчиво совершенствовать свои боевые качества.
В день праздника мы узнали, что 6 ноября на рассвете нашими войсками освобожден Киев.
И русские Евстигнеев, Амелин, и белорус Мухин, и я, украинец, - все мы, члены одной боевой семьи, с огромной радостью узнали об освобождении столицы Советской Украины. Сила дружбы советских народов - могучая сила. И мы особенно ощутили это в день двадцать шестой годовщины Октября, читая слова доклада товарища Сталина: "Дружба народов выдержала все трудности и испытания войны и еще больше закалилась в общей борьбе всех советских людей против фашистских захватчиков".
Доклад и приказ вождя, как всегда, содержали глубокий анализ военных операций, проведенных Советской Армией, вдохновляли на героические подвиги во славу Родины.
В своем приказе товарищ Сталин предупреждал, что предстоит еще упорная борьба и что было бы опасно предаться благодушию, самоуспокоенности.
41. Гибель Подорожного. Новый командир
Через несколько дней мы перелетели ближе к правому флангу наших войск, к Днепру. Наши войска вели наступление в районе Кировограда.
На фронтах разворачивались большие события. Задача, поставленная Верховным Главнокомандующим перед Украинскими фронтами - очистить от врага Правобережную Украину, - успешно выполнялась. Наши войска продвигались к западным границам СССР. Мы с нетерпением ждали перелета на правый берег Днепра, на аэродром в районе Кременчуга. Но нас задерживала погода.
Наконец наш командир Подорожный и штурман части полетели в разведку погоды в районе нового аэродрома, на правый берег Днепра. Нам сообщили, что там стоит сильный туман, и мы с беспокойством ждали их возвращения.
Скоро на аэродроме приземлился самолет - это вернулся штурман. Мы окружили его, спрашивая с тревогой:
- А где же командир?
- Я его потерял в тумане, - мрачно ответил штурман.
Мы собрались на КП и долго ждали командира, хотя время уже давно истекло.
Нас известили, что Подорожный разбился, пролетая в тумане над поселком на правом берегу Днепра.
Мы сидели молча, подавленные гибелью командира. Первым, словно раздумывая вслух, заговорил Семенов:
- Подорожный принял неверное решение: в такой трудной метеорологической обстановке переоценил свой опыт. Это тяжелый урок для нас всех.
Было очень жаль нашего молодого, способного и храброго командира.
…Нашу часть должен был принять майор Ольховский. Он еще не прибыл в полк, но о нем уже все известно. Новый командир - образованный летчик, успешно окончил Военную академию. Он сбил несколько немецких самолетов.
Ольховский прилетел утром. Мы выстроились на аэродроме. Мне сразу понравилась его манера говорить - просто, спокойно и с достоинством. У него высокий и широкий лоб, волевое лицо. На вид ему лет за тридцать. Его первая речь, обращенная к нам, была очень коротка:
- Нам предстоят большие и серьезные испытания. Отдыхать не придется. Боевая деятельность начнется с завтрашнего дня.
Перелетев на Правобережную Украину, на аэродром в районе Кременчуга, мы с почестями похоронили останки командира Подорожного.
Начались боевые будни. Мы сопровождали бомбардировщики, летавшие бомбить окруженные немецкие части в районе Кировограда. Я летал на задания в район Чигирина - место, знакомое мне по "Кобзарю": там некогда дрались с иноземными захватчиками запорожские казаки.
Выпал снег. Было промозгло, холодно. Подолгу стояли туманы. И все же боевая деятельность не прекращалась.