33. Над днепровскими переправами
Советские войска вышли к Днепру на протяжении нескольких сот километров. Левобережная Украина очищается от врага. 23 сентября 1943 года освобождена Полтава.
В конце сентября мы снимаемся с полтавского аэродрома и перелетаем на полевой аэродром, ближе к Днепру. Оттуда только что выбили немцев. Подлетая к аэродрому, заметил, что посадочную площадку пересекает широкая борозда, словно по ней прошлись плугом. По радио передали, что садиться можно - борозду заровняли.
Приземлился. Вижу - у окраины аэродрома стоит плуг. Немцы намеревались вспахать весь аэродром, но не успели - поспешили удрать.
Фашисты укрепили правый, крутой берег Днепра, который и без того являлся хорошим естественным рубежом. Но войска нашего фронта с ходу форсировали Днепр и уцепились за клочок земли на западном берегу. Его назвали "Малой землей".
Перед нами поставлена боевая задача: охранять переправы от вражеских налетов и прикрыть с воздуха "Малую землю", где находится много советских войск и техники.
В полете видишь, как колонны советских войск, танки и артиллерия двигаются к переправам.
Предстоят ожесточенные сражения. Немцы пытаются остановить наше наступление, столкнуть наши войска в Днепр. Фашистская авиация активизирует свои действия: сюда, к Днепру, немцы подтянули истребителей - "охотников", большое количество пикирующих бомбардировщиков.
Мы надежно прикрываем наши правобережные плацдармы и переправы.
Когда я патрулировал над днепровскими переправами, напряженно следя за воздухом, я часто думал о том, что в великую сечь за освобождение Украины от фашистского ига идут представители всех народов моей многонациональной Отчизны.
Для всех нас, русских, украинцев, грузин, белорусов, казахов, Великая Отечественная война - справедливая война с ненавистным врагом, посягнувшим на свободу и независимость нашей Родины.
Эти мысли и чувства, наступательный порыв, с которым советские войска шли на земле в битву за Днепр, воодушевляли меня.
Веду свою групп>^ на прикрытие наземных войск. В воздухе спокойно. На земле, под нами, - бой. Вдруг вижу: на нас сзади, сверху, заходит пара вражеских истребителей - "охотников".
"Охотниками" были отборные фашистские летчики, матерые воздушные волки.
Надо было действовать мгновенно.
Быстро развернулся навстречу им. Но они пронеслись мимо и начали уходить на запад. Что такое? Мои товарищи, не дожидаясь команды, ринулись вдогонку. Ничего не понимаю! Как могли они нарушить дисциплину? Кричу по радио:
- Вернитесь обратно!
Но ответа нет. Ушли.
Я не мог понять, почему мои испытанные ребята, нарушив боевой порядок, оставили войска без прикрытия.
Я уже знал коварную тактику врага. Немецкая пара была, по-видимому, выслана как приманка, чтобы отвлечь и увести в сторону от немецких бомбардировщиков наши самолеты. Мои летчики отлично знали об этой уловке врага. Но не всегда в такой момент сразу все учтешь, сложность и заключается в том, чтобы быстро принять решение. Я так стремительно развернулся на вражеских "охотников", что мои ребята не успели, очевидно, дать себе отчет в обстановке й под влиянием порыва, решив сбить немцев, ушли далеко за линию фронта. А здесь, внизу, наши войска ведут бой, и, быть может, от того, насколько надежно будет прикрытие с воздуха, зависит успех.
Остаюсь один прикрывать порученный моей группе участок. Минуты тянутся удивительно медленно.
Внимательно слежу за воздухом. Жду. Вот-вот появится группа вражеских бомбардировщиков. Удастся ли мне одному отогнать врага? Огненная пелена стелется над землей. Столбы дыма смерчами подымаются вверх.
Смотрю - выше меня, с запада, от горизонта отделяется несколько точек. Я наготове. Вглядываюсь внимательно. Нет, не то! Возвращаются мои товарищи. Я обрадовался - мы сила, когда вместе! Даже перестал сердиться на них. Знаю, как им будет стыдно за свою оплошность. Начал пристраиваться. Я - к ним, а они - от меня. Посмотрел на часы: время, отведенное на прикрытие, истекало, и потому мои летчики спешили на аэродром. Мой самолет они, наверно, приняли за самолет противника.
"Дайте срок, домой прилечу - всыплю вам, голубчики!"
В ту же секунду по радио раздалась команда с земли:
- Соколы, соколы! Юго-западнее Бородаевки противник бомбит войска!
Сколько вражеских бомбардировщиков, охраняют ли их истребители - не сообщалось.
"Эх, хлопцы, хлопцы, поспешили уйти! Как бы хорошо вместе нагрянуть на немцев!" - подумал я. И стало еще досаднее.
В воздухе ни одного нашего истребителя. Мне предстоял неравный бой. Решаю заблаговременно открыть фонарь кабины - аварийно он у меня на самолете не сбрасывался. Если меня подожгут или самолет совершенно потеряет управление, придется прыгать с парашютом к нашим. Но фонарь не открывался - заклинило. Меня охватило неприятное чувство неизвестности и нависшей опасности.
Опять команда с земли:
- Атакуйте!
Передаю по радио, что нахожусь в воздухе один. Получаю короткий и ясный ответ:
- Атакуйте!
Вот они. Подо мной, на высоте шестисот метров, около восемнадцати пикирующих бомбардировщиков противника. Стремительно работает мысль. С высоты трех тысяч пятисот метров вхожу в пике и на большой скорости врезаюсь в строй вражеских самолетов.
Чувство одиночества, охватившее меня минуту назад, исчезает. Я не один! Внизу мои боевые товарищи - пехотинцы, артиллеристы, танкисты. На расстоянии нескольких тысяч метров я как бы чувствую их "локоть". Знаю: они с надеждой смотрят на меня, летчика-истребителя.
Сознание воинского долга удесятеряет силы. Вихрем проношусь над врагом. Немецкие стрелки открыли огонь. В мою сторону летят огненные трассы. Волчком верчусь в воздухе. Появляюсь то тут, то там, то вверху, то внизу, и это, видимо, ошеломляет немцев. Маневрами, неожиданными для противника, поворотливостью, точностью и быстротой движений мне удается вызвать у врага смятение. Фашистские летчики, очевидно, решили, что я не один. Вражеские стрелки ведут огонь, а я маячу то над ними, то под ними.
Так стремительно я, кажется, еще никогда не действовал. Мотор на все лады поет свою боевую песню. И я по одному звуку знаю, что самолет точно и послушно работает вместе со мной. "А ну еще, друг, а ну еще! Выжмем из себя все, что возможно!" - говорю я своей машине.
Самолеты противника построились в оборонительный круг. Надо его разбить. Прошло всего пять минут, но какими длинными показались они мне! Беспокоило, что кончается горючее. Вражеские истребители меня не атакуют. Но все же я начеку. Ищу глазами наши истребители, но тщетно: прикрытия нет. Надо действовать молниеносно и самостоятельно.
Откалываю один самолет противника. Открываю по нему огонь в упор. Самолет, охваченный пламенем, идет к земле. Остальные бомбардировщики пускаются наутек, беспорядочно отстреливаясь. Пучок трассирующих пуль несется мимо меня.
Горючее уже совсем иссякает. Я "отвернулся" от уходящих бомбардировщиков и на бреющем полете выскочил к себе на аэродром. Знаю, что меня уже не ждут. Возможно, оплакивают. Время, отведенное для патрулирования, давно истекло.
Вижу - внизу у землянки стоят летчики и смотрят вверх. Товарищи заметили мой самолет. Встречают. Окидываю взглядом стоянки самолетов моей эскадрильи - все ли машины на месте. Все здесь, дома. На душе становится легче. Нельзя терять ни секунды! Быстро иду на посадку. Приземляюсь. В конце пробега остановился мотор. Запас бензина кончился.
Такой полет у нас назывался полетом "впритирку". Я часто летал так, точно рассчитывая время и запас бензина. На этот раз мотор остановился раньше, чем обычно. Но остановись он несколько раньше - я бы, возможно, не дотянул до аэродрома, и посадка была бы гораздо сложнее, быть может, не удалось бы спасти самолет.
Вылезаю из кабины. Летчики моей эскадрильи стоят навытяжку и молчат. Лица у них растерянные, пристыженные.
Я снял шлем. Помолчал, сдерживая себя, и потом медленно и негромко сказал:
- Где же это видано, чтобы без приказа командира отрываться от группы? За сбитым погнались и войска оставили без прикрытия. Командира бросили. Позор!
Вперед шагнул мой заместитель Паша Брызгалов.
- Разрешите доложить, товарищ командир? - говорит он и умоляюще смотрит на меня. - Вы знаете, что у Гопкало машина - копия вашей…
Смотрю на Гопкало - он уставился в землю и покраснел так, что даже уши у него горят.
- Гопкало увидел, что немецкие истребители уходят. Увлекся, вырвался из строя и погнался за ними, а мы спутали его самолет с вашим и пошли вслед. Когда возвращались, приняли вас за противника, спешили домой и проскочили мимо. Все, товарищ командир.
- А куда же ты, Мухин, смотрел?
- Да этот раз я тоже не уследил за вами, - отвечает Мухин виновато.
Подзываю Гопкало. Он краснеет еще сильнее, и мне становится его жалко. Но я сухо и резко говорю ему:
- Знаю вашу горячность и стремление сбить вражеский самолет, но действовать надо своевременно и разумно. Запомните: сначала взвесь, потом дерзай. Вздумаете еще путать строй - больше с собой никогда не возьму. Поняли?
- Понял, товарищ командир. Клянусь вам, больше этого не будет!
Мне жаль ребят - представляю, что они пережили, поняв ошибку. Хочется рассказать им о бое, но я бросаю официально:
- Можете быть свободными, товарищи лейтенанты.
Они переглядываются и расходятся, понурив головы. Иду на КП и думаю о том, что все предвидеть в воздухе невозможно, нужно учиться на каждой своей и чужой ошибке.
Несколько дней Гопкало ходил сам не свой, даже осунулся. Но урок пошел ему на пользу. Это чувствовалось по его поведению и на земле и в воздухе.
34. В ожесточенных схватках
Мы вылетаем по нескольку раз в день. Механики иногда даже не успевают подробно осмотреть машину между вылетами. Они работают круглосуточно.
Разгорается ожесточенное воздушное сражение. В бой вступают почти все истребители нашего фронта.
В воздухе знакомимся, не видя друг друга, и расстаемся, так и не узнав фамилии товарища, с которым крыло к крылу охранял наземные войска.
4 октября 1943 года, после короткого боя, я погнался за "юнкерсом" и сбил его на вражеской территории. Смотрю, выше меня кружит "Як", а к нему пристраивается "мессершмитт".
- "Як"! "Як"! Сзади "мессер"!
"Мессершмитт" вот-вот откроет огонь. Выжимаю последнее, что могу, из своего самолета и сзади, снизу, прошиваю "мессершмитт" длинной очередью. Он падает вниз. "Як" пристроился ко мне и качает крыльями, приветствуя: "Спасибо, товарищ, спас меня!"
Мы разлетаемся в разные стороны.
Почти каждый вылет завершается напряженным воздушным боем. Идет ожесточенная воздушная битва в районе переправ и плацдарма, занятого нашими войсками на западном берегу Днепра.
За десять дней боев я сбил одиннадцать вражеских самолетов, настолько велик был боевой подъем.
Немцы хотели во что бы то ни стало оттеснить наши войска с западного берега Днепра. На земле все их планы разбила советская пехота, танки, артиллерия, а в воздухе - сталинская авиация.
33. "Рама"
Погода начинает портиться. Метеорологическая обстановка не способствует действиям авиации. Много думаю об освоении полетов на любых высотах, вплоть до бреющего.
…Раннее пасмурное утро. Веду группу в составе шести самолетов на боевое задание. Облака прижимают нас к земле, и мы летим на низкой высоте. Нам прекрасно видны немцы, сидящие в окопах.
Мы над линией фронта. Осматриваюсь вокруг. Вражеские зенитки не стреляют. Но я по опыту знаю: когда они молчат, значит, немцы ждут подходящего момента, чтобы застать нас врасплох. Я предпочитал, чтобы они стреляли: можно было бы маневрировать.
Вижу, к линии фронта, под облаками, прямо на нас вдет самолет На фронтовом языке он назывался "рамой" - это немецкий разведчик и корректировщик артиллерийского огня. Его экипаж - три-четыре человека. По очертаниям он напоминает раму.
Зная подвижность "рамы", я решил атаковать ее в паре с Мухиным. Иначе можно ее упустить: пока будешь передавать летчикам группы - она уйдет в облака. Четверка самолетов моей группы зорко охраняет наземные войска, а я под прикрытием ведомого отхожу в сторонку, делаю вид, что не замечаю "раму", а потом, резко развернувшись, с ходу открываю огонь. "Рама" начала быстро снижаться. Кричу ведомому:
- Вася, бей ее!
Мухин "насел" на вражескую машину и "клюет" ее. "Рама" перешла в пике. Ее стрелок продолжает отстреливаться. Это предсмертные судороги. Вражеский самолет врезался в землю на своих же позициях. Вот тогда-то заработали немецкие зенитки. Слева мимо меня проносятся снаряды. Резким движением бросаю самолет в сторону. К гулу мотора примешивается звук, похожий на звук лопнувшей туго натянутой струны. У меня в крыле пробоина.
В минуту опасности мысль работает быстро. Я рассчитал: только через пятнадцать минут истечет время, отведенное мне командованием для патрулирования. Надо продержаться. Кричу по радио Мухину:
- Вася, все в порядке!
Слежу за воздухом и за "дыханием" своего "Ла-5". В сотый раз с благодарностью думаю о создателях выносливой, надежной машины.
Четверть часа прошло. Мы выполнили свой долг. Нас сменяют другие товарищи. Противник не появляется. И мы всей шестеркой возвращаемся домой.
На аэродроме я решил детально разобрать бой своей пары. Полет на бреющем, на небольших высотах, в тяжелых метеорологических условиях тогда применялся еще не так часто, особенно группой. Объясняю летчикам, что в такой сложной обстановке надо действовать исключительно четко, спаянно и бдительно. В этих условиях внезапное появление противника более вероятно, чем когда-либо. Одновременно надо следить за тем, чтобы не "врезаться" в землю, и надо умело провести противозенитный маневр.
Этот вылет был для меня как бы началом широкого применения боя на низких высотах.
36. Учимся мастерству
Многое мне дают разборы полетов, которые проводит командир части. Я внимательно слушаю, как мои однополчане противопоставляют тактике врага свою боевую тактику, делаю выводы, заношу в блокнот схемы наиболее поучительных атак. Накопляется опыт, растет умение.
Мастерству учишься не только у испытанных летчиков, но и у молодежи. Было чему поучиться, например, у Паши Брызгалова. Он отлично пилотировал. Когда мы вылетали группами, Паша почти всегда дрался с немецкими истребителями. Но по неопытности он порой бывал самоуверен и беспечен в воздухе.
Мастерски и отважно действовал в бою Кирилл Евстигнеев. Но мне еще ни разу не доводилось вылетать с ним вместе. Обычно бывало так, что наши группы сменяли друг друга. И вот в один из октябрьских дней 1943 года мы вылетели с ним восьмеркой: Кирилл с четверкой и я с четверкой. Перед нами поставили задачу: прикрыть с воздуха наземные войска в районе плацдарма на западном берегу Днепра. На линии фронта разгорелся бой - мы навязали его противнику - с двенадцатью "мессер-шмиттами". Враг быстро потерял преимущество в высоте. Через несколько минут один "мессершмитт" полетел вниз - я. его сбил, открыв по нему огонь в упор. Смотрю - Кирилл сбил другого.
Противник хочет удрать. Но мы его не пускаем, наседаем со всех сторон. Наши летчики, организованно, слаженно и умело взаимодействуя парами, атакуют врага.
Кричу по радио летчикам своей группы: - Бей, орлы!.. Так их!..
Я знаю по своему опыту, как эта краткая команда подбадривает.
Еще один немец сбит Брызгаловым. Бой продолжается тридцать минут. Гитлеровцы, потеряв три самолета и не выдержав напора, уходят на запад, не сбив ни одного самолета.
Наша восьмерка получила благодарность от командования.
37. На горящем самолете
Противник продолжал подтягивать силы к Днепру. Немцы надеялись задержать нас на этом естественном оборонительном рубеже. Но советские наземные войска расширяли плацдармы на западном берегу Днепра. Наши истребители прикрывали их и отважно атаковали воздушного врага, заставляя его уходить с поля боя. Наши штурмовики и бомбардировщики громили с воздуха живую силу и технику противника.
Напряжение боев нарастало. Особенно мне запомнился день 12 октября 1943 года. Со своей группой я уже сделал несколько вылетов. Провел два трудных воздушных боя и сбил в этот день два вражеских самолета. Только собрался отдохнуть, как снова получил приказ с группой подняться в воздух.
Мы полетели на прикрытие переправ через Днепр.
В наушниках шлемофонов то и дело звучит команда: "Преследуйте, бейте врага!" Вдали показалась группа пикирующих бомбардировщиков. Врезаемся в их строй и нарушаем боевой порядок немцев.
Один фашистский пикирующий бомбардировщик снижается и, маскируясь на фоне местности, пытается улизнуть. Я - за ним. Быстро сокращается расстояние между нами. Иду прямо на стрелка.
Пулеметные трассы проносятся мимо меня. С близкой дистанции открываю огонь. Длинная очередь - и бомбардировщик вспыхивает. Но я чувствую - с моим самолетом что-то неладно. Взмываю и вижу: с правой стороны из бензобака выбивается огненная струя: бензобак пробит. Что делать? Быстро отстегнул ремни. Хотел было выпрыгнуть с парашютом, но вспомнил, что внизу - территория врага. Я нахожусь в двадцати километрах от своих. Прыгать к немцам? Попасть в плен? Нет!
Что же предпринять? В голове проносится множество мыслей, расчетов. Вспомнил Гастелло. Последую его примеру! Решение найдено. Но борьбы с пламенем не прекращаю. Переложил самолет в скольжение на крыло. Молниеносно, ничего не упуская, осмотрел землю. Надо найти объект. Подо мной несколько домишек - там немцы. В стороне - шапки разрывов: бьют вражеские зенитки. Медлить нельзя. Но цель все еще не выбрана. Осматриваю воздушное пространство и вижу: навстречу мне от линии фронта ползет "мессершмитт". Кто-то из наших крепко подбил его: снаряд, видимо, попал в бак. Дым тянется вслед за "мессершмит-том". Он прошел мимо. Ему не до меня, но и на крыле моего самолета пламя. Немецкие солдаты высыпали из домов. Снаряды зениток разрываются по-прежнему в стороне. Решение принято: направляю самолет на толпу фрицев. И вдруг произошло то, чего я меньше всего ожидал: у самой земли мощный поток воздуха сорвал пламя с крыла. В какую-то долю секунды принимаю новое решение и проношусь прямо над головами оторопевших немцев, чуть не задевая их винтом.
Немцы спохватились и открыли огонь. Прижимаюсь к земле - огненные трассы проносятся выше меня. Я ускользнул от них. И вдруг до моего сознания дошло: пламя сорвано, но если в бензобаке скопятся газы, то самолет взорвется. Еще несколько минут назад я спокойно шел навстречу смерти, но сейчас, после неожиданного спасения, не хотелось бессмысленно гибнуть. Продолжаю лететь на бреющем. Вот и родной Днепр. Мельком взглянул на его волны.
Здесь уже свои. Наконец внизу показался наш аэродром. Радостное чувство избавления переполнило меня. Но, строго придерживаясь правила - не рассеивать внимание до посадки, всеми силами стараюсь посадить самолет так, чтобы избежать взрыва. Машина касается земли, и я заворачиваю на стоянку.
Открываю фонарь и быстро выскакиваю из кабины - хочется скорее посмотреть, что с бензобаком. Навстречу бегут Мухин, Брызгалов, Иванов. Товарищи окружили меня, дружески обнимают.
- Очень беспокоились за тебя… Да как ты не сгорел! Как сбил пламя?
И я, забыв об усталости, рассказываю.