13. Бой с немецкими "охотниками"
В первый день мы тщательно, подробно знакомились с районом полетов, а на следующий начали искать противника. Мой первый вылет был неудачен. В паре с Титоренко пересекли линию фронта. Зашли "на солнце". Местами слой облаков тонок. Пробиваем его. Ищем фашистские самолеты. Ходим на разных высотах, курсах, залетаем в район вражеского аэродрома и, оставаясь незамеченными, подкарауливаем врага, чтобы сбить на взлете. Мы пробыли над территорией врага почти час и вернулись домой ни с чем. Было очень обидно, и у нас обоих от этого вылета остался неприятный осадок.
22 сентября вылетаю с молодым летчиком Шараповым - он прекрасно держался в паре.
Мы над территорией противника. Восемь вражеских самолетов направляются к линии фронта. Осматриваюсь кругом и захожу к ним в хвост. Немцы, не замечая нас, спокойно продолжают полет. Но нас заметили с земли вражеские зенитчики.
Поздно! Я вплотную пристраиваюсь к крайнему самолету, открываю огонь. Немец перевернулся через крыло и рухнул вниз, прямо в лес. Летчик выбросился с парашютом. Остальные бросились удирать.
Набираю высоту. Смотрю - нет моего ведомого. Сзади меня в воздухе разрывы зенитных снарядов. На душе тревожно: вероятно, Шарапов сбит вражескими зенитками. Я должен отомстить за товарища, не уйду без боя! В это время в воздухе появились шесть "фокке-вульфов". Они направлялись к линии фронта. Я один, без прикрытия. "Сбить ведущего!" - даю себе команду. Захожу сзади, со стороны вражеской территории. Ведущий замечает меня. Пытается набрать высоту, но я его настигаю, открываю огонь, и фашистский самолет падает вниз. Летчик прыгает с парашютом. Пятерка остальных "фоккеров" пустилась наутек. Они, видимо, предполагали, что я не один. Но вот появляются еще четыре "ФВ-190". Это, очевидно, вражеские "охотники", вызванные по радио.
Вступаю в бой со свежей четверкой. "Фокке-вульфы" пытаются выйти выше меня, но им это не удается. Один вражеский "охотник" особенно напористо старается набрать высоту, чтобы ударить сверху. Пока я был отвлечен тремя остальными самолетами, он отошел чуть в сторону и начал набирать высоту. Трассы прорезали воздух. Я заметил уловку немца, ринулся на него и заставил, правда недобитым, уйти на запад. Вражеская тройка заметалась. Немцы приняли оборонительный круг и начали оттягивать меня еще глубже на свою территорию.
Время, отведенное мне на "охоту", подходило к концу. Я резко и неожиданно для врага взмыл вверх. И немцы, словно от погони, стали уходить на запад. Направляюсь домой, с тревогой думая о ведомом. Он не вернулся.
В этот день все летчики доложили мне об успешном выполнении задания. Наша группа сбила несколько самолетов.
Я запомнил место боя с "фокке-вульфами", и через несколько дней, когда наши войска освободили район от немцев, мы нашли очевидцев воздушного боя. Старик-крестьянин рассказал:
- В этом лесу было много немцев. И когда появилось восемь самолетов, а к ним сзади подошли еще два, то сильно начали бить зенитки. Я не мог разобрать, какие самолеты наши, какие - немецкие. Вижу - снаряд попал в задний самолет. Летчик начал спускаться на парашюте. А фрицы хохочут, орут: "Рус, рус!", злорадствуют. Советский летчик приземлился и побежал в лес. Что было с ним дальше - не знаем. Смотрим, появляется еще парашютист. Сердце у меня даже заныло: думаю, еще одного советского летчика подбили. Женщины заплакали. А немцы довольны, галдят, пальцами на парашютиста показывают И вдруг видим - на землю опускается фриц. Как же мы обрадовались! А когда перед носом немцев появился третий парашютист, тоже немец, они завопили: "Капут, капут!"
Вот все, что удалось нам узнать о товарище.
14. В горячих боях
Я стал выбирать нового ведомого. Остановился на летчике Иване Щербакове. Он был старым, опытным работником авиационной школы и подготовил не один десяток боевых летчиков. Сам он попал на фронт недавно. У Ивана Щербакова слух был неважный, но в воздухе благодаря шлемофонам слышал превосходно.
Пилотировал он хорошо, но мне хотелось проверить его боевые качества. Говорили, что он очень горячится в бою, чуть завидит противника - бросается на него очертя голову. Это обстоятельство следовало учесть.
Вылетели мы с ним парой. Над территорией врага я заметил впереди, ниже нас, два вражеских самолета. Щербаков был чуть ближе к ним. Не успел я оценить обстановку, как услышал голос Ива-, на. Нарушая дисциплину, он крикнул мне:
- Прикрой, я атакую! - и бросился на немцев. Один вражеский самолет упал. Но в этот миг на
Щербакова бросилась вторая пара - она заходила сбоку, в хвост его самолета.
Передаю ему: "Щерба, сзади фрицы!" - и захожу в хвост одного из самолетов. С первой очереди сбиваю его. В это время на меня сверху "навалилась" еще одна пара. Я завязал с ней бой. Туго пришлось нам - мой ведомый своим тактически неправильным, необдуманным ходом нарушил весь порядок
На аэродроме после посадки я подозвал Щербакова и долго говорил с ним. Тщательно, до мелочей, разобрали мы наш бой.
- Запомните раз и навсегда, - сказал я, - нельзя нарушать боевой порядок пары.
Хорошо дралась пара Александрюка и Васько, и я поставил в пример другим спаянность и согласованность их действий.
Так, оттачивая свое мастерство, мы били врага.
…Мы целый день в воздухе. На большой высоте перелетаем через линию фронта. Внизу дымка в ярких разрывах - на земле идет жаркий бой. Видны пожары: немцы, отступая, жгут дома, станции, склады. Зарево полыхает днем и ночью. Летая над
Ригой, часто вспоминаю своего ординарца. Ищу воздушного противника…
Прибалтийские фронты - 1-й, 2-й, 3-й - наносят врагу удар за ударом.
Наша группа за несколько дней очистила от немецких "охотников" порученный нам участок фронта. Мы сбили двенадцать вражеских самолетов. У фашистских "охотников" пропало желание залетать на нашу территорию. Они стали уклоняться от боя и, по всему чувствовалось, были сильно деморализованы.
15. "Домой"
После изнурительного летного дня мы едем на отдых в поселок. У нас во дворе живет рыжий песик. Зовут его Джек. Сначала он побаивался Зорьки, скулил, когда она появлялась, забивался в угол. Но когда медвежонок решил расправиться с ним, как с Кнопкой, Джек зарычал и вцепился Зорьке в ухо - нашел уязвимое место. Медвежонок взвыл и бросился наутек. Несколько дней они выжидающе поглядывали друг на друга. А как-то утром я увидел умилительную картину: медвежонок спит, а рядом, положив голову ему на лапу, дремлет Джек
Мы стали брать Джека с собой на аэродром. Он первый выскакивал из машины и вместе с Зорькой носился вокруг самолетов. Пес был сообразительный, аккуратно брал свою порцию, съедал ее в сторонке, быстро научился служить. Забавная была парочка - Зорька и Джек! Неуклюжий медвежонок и юркий песик спешат по аэродрому в столовую. Зорька сопит, переваливается, а Джек семенит, хвост у него кренделем. Джек подскочит, шаловливо куснет за ухо медвежонка, тот замахнется лапой, и начинается борьба. Потом, видимо, спохватятся и мчатся наперегонки в столовую.
Хозяйка, старая и болезненная женщина, исстрадавшаяся за время немецкой оккупации, рассказывала, что, когда здесь были немцы, фашистский офицер раз чуть не убил собаку: он изо всех сил ударил Джека сапогом. Долго Джек пролежал на месте, а потом исчез. Явился худой, отощавший, когда немцы уже были изгнаны из этих мест.
…Прошло еще несколько дней. Бои шли на ближайших подступах к Риге. Задание командования выполнено, получаю приказ вернуться с группой в свою часть.
Чуть свет мы были уже на аэродроме. Собираясь в обратный путь, прихватили с собой и Джека - хозяйка нам его подарила. Мы погрузили все свое "хозяйство" в "Ли-2", тепло попрощались с летчиками и полетели "домой".
16. Письмо от отца
Наша часть находилась на старом месте. По-прежнему было затишье. Нас ждали с нетерпением. Весь полк, выстроившись на аэродроме, встречал мою группу.
Я поздоровался с летчиками и кратко отрапортовал командиру о результатах командировки.
Чупиков похвалил нашу группу и, крепко пожимая мне руку, сказал:
- О тактике и методах боя с немецкими "охотниками" доложите завтра на конференции.
Там, где приземлился "Ли-2", собралась целая толпа. Джек виновато вилял хвостом: у него в воздухе был приступ "морской болезни". Зорька же была в неистовом восторге: она узнала "дом" и бросалась от одного летчика к. другому. Кто-то притащил Кнопку. И когда медвежонок по обыкновению схватил ее и она завизжала, Джек в два прыжка очутился около Зорьки. Он стал, рыча, теребить медвежонка за ухо. Зорька рявкнула и выпустила Кнопку, но на Джека не напала: они мирно уселись рядом.
Радостно встретил меня Хайт. Он притащил целую пачку писем.
Сначала я прочел письмо отца. Меня потрясло его сообщение: старший брат Яков погиб в 1942 году в боях под Сталинградом. Отец писал также о том, что вернулось несколько человек, угнанных немцами в рабство вместе с моим братом Григорием. Они рассказывали, что Григорий попал в группу советских людей, отправленных фашистами в концлагерь под Люблином, очевидно в Майданек. Этим все было сказано. Они говорили, что Григорий был настолько слаб, так исхудал от всех истязаний и мук, что, вероятно, и не доехал до Майданека.
О Якове и Григории отец сообщал кратко и скупо. Видно, ему было тяжело писать. Каждый поймет, что я пережил, узнав о гибели братьев, особенно о том, как погиб Григорий.
Отец заканчивал письмо так: "Из-за тебя, сынок, и меня уважают. Но, делая свое дело, помни, что не для себя лично ты воюешь, не для своей славы, а ради всего нашего советского отечества".
Пришло письмо и от старых однополчан. Василий Мухин, как всегда тепло, писал, что товарищи меня вспоминают, что воюют они неплохо, особенно отличается Евстигнеев. Наспех, перед боевым вылетом, Василий сделал приписку: "Очень горюю, что не могу перевестись к тебе. Без тебя мне скучно и на земле и в воздухе. Где бы нам назначить друг другу встречу - в Ображеевке, Гомеле или Берлине?"
Не забывал меня и старый колхозник Конев: приглашал в гости, сообщал о том, как работает для фронта колхоз.
Весь вечер летчики моей группы делились с товарищами впечатлениями о боях на 3-м Прибалтийском фронте. Хайт не отходил от нас и слушал с горящими глазами мои рассказы о боях на подступах к Риге.
На следующий день в полку проводился разбор полетов моей группы. Наши доклады на конференции подробно обсуждались.
14 октября 1944 года мы узнали, что накануне советские войска освободили Ригу. Радостно возбужденный, прибежал ко мне поделиться новостью Давид. Приятно сознавать, что и наша группа летчиков участвовала в освобождении столицы Советской Латвии.
17. Исторические дни
Фашистские войска полностью изгнаны за пределы нашей Родины. На освобожденной советской земле уже начались восстановительные работы.
Парторганизация и командование нашей части устраивают торжественный вечер, посвященный этому историческому событию. С докладом о разгроме немецких армий выступает майор Асеев. После него речи держат летчики. Каждому хочется сказать свое слово, и летчики говорят задушевно, с подъемом. Их выступления звучат клятвой: до конца разгромить врага!
Мы посвятили Родине не только "души высокие порывы" - мы посвятили ей всю свою жизнь, все свое умение. И во славу Отчизны летчики готовы на любые испытания и жертвы.
На нашем маленьком участке грандиозной битвы мы будем неуклонно выполнять гениальный стратегический план, который разработал великий полководец Сталин, - план уничтожения гитлеровцев на их территории.
…18 октября 1944 года Москва салютовала войскам 4-го Украинского фронта, преодолевшим Карпатский хребет и освободившим Закарпатскую Украину. Наши войска пришли на помощь народной освободительной армии Югославии и 20 октября освободили Белград. Через три дня, 23 октября, войска 3-го Белорусского фронта, перейдя в наступление, прорвали долговременную оборону немцев на границе Восточной Пруссии и вступили на территорию Германии.
18. Горестная весть
В последних числах октября я получил письмо от Мухина. Он сообщал, что, выполняя боевое задание, погиб заместитель командира части, бывший комэск Семенов.
Мухин писал, что теперь заместителем Ольховского стал Кирилл Евстигнеев, а Паша Брызгалов - командиром эскадрильи. Я подумал о том, с каким чувством Кирилл принимал назначение, как твердо и безукоризненно будет он выполнять свои новые обязанности.
Я сидел один в землянке. Перед глазами стоял Семенов.
Да, на фронте все случается! Такой опытный, бесстрашный и хладнокровный летчик, воевавший с первого дня войны, и погиб! Мне трудно свыкнуться с мыслью, что Семенова больше нет в живых. Многим я был обязан своему учителю и другу.
Шум заведенного мотора вывел меня из оцепенения. Истекали последние минуты отдыха перед дежурством на рации. Я вышел на аэродром, чтобы поделиться с друзьями горем.
В этот день пришло извещение, что родители Хаита уничтожены фашистами в гетто.
Мы долго не решались сообщить Давиду об этом, зная, как трудно будет ему пережить утрату. И действительно, когда Хайт узнал о случившемся, его нельзя было утешить, и мы старались не оставлять его одного.
19. Подготовка
Наступила двадцать седьмая годовщина Октября. Мы выстраиваемся у командного пункта. Командир полка поздравляет нас с великим праздником.
Днем я получил поздравительные письма от отца, брата Сашко и друзей из старого полка. К празднику пришло много писем от незнакомых, но близких нам людей: от рабочих фронтовых бригад, колхозниц, учащихся, учителей.
Заместитель командира по политической части зачитал нам доклад и приказ Верховного Главнокомандующего товарища Сталина.
Советская Армия, выполняя план Верховного Главнокомандующего, наносила врагу удар за ударом, один сокрушительнее другого. Советская государственная граница восстановлена на всем протяжении от Черного до Баренцева моря. Война перенесена на территорию гитлеровской Германии.
Теперь советские войска должны решить последнюю, заключительную задачу - добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя победы.
Нас охватил необычайный подъем, когда мы услышали слова вождя: "Есть основание рассчитывать, что эта задача будет выполнена Красной Армией в недалеком будущем".
На нашем участке к этому времени были захвачены войсками фронта два плацдарма на западном берегу Вислы.
Немцы безуспешно пытались отбросить советские войска за Вислу. Все атаки гитлеровцев были отбиты. Противник нес большие потери.
Висла для немецкого командования была решающим рубежом. На ее западном берегу начиналась глубокоэшелонированная долговременная система обороны немцев.
Фашисты надеялись, что Советская Армия, штурмуя эти укрепления, обескровит себя и выдохнется.
Немцы, надеясь на затяжную войну, рассчитывали на Висле нанести нам контрудар.
Вся полоса между Вислой и Одером была подготовлена к длительной и упорной обороне. Здесь было семь рубежей, не считая промежуточных. Первый рубеж, на который так рассчитывало немецкое командование, как раз проходил по западному берегу Вислы; последний - по западному берегу Одера.
Севернее Варшавы стала активно действовать вражеская авиация. Немцы вели усиленную разведку, несмотря на то что советские летчики перехватывали вражеских разведчиков. Мы стали чаще вылетать, но мешала скверная погода.
По-прежнему живем размеренной и сравнительно спокойной жизнью. Утром, после завтрака, политинформация, затем занятия на земле, тренировочные полеты, разборы, перед ужином политзанятия. Тренируемся в технике пилотирования. Опытные летчики много занимаются с молодыми пилотами.
Я почти все время нахожусь на рации: слежу с земли за тренировкой и по радио поправляю ошибки молодых летчиков в воздухе, подаю им краткие команды. А вечером провожу подробные разборы полетов.
Работы много. Весь день с рассвета до темноты загружен.
Иногда к нам приезжают бригады художественной самодеятельности из соседних частей. Больше всех мне нравится бригада кавалеристов - они превосходно джигитуют, поют, пляшут. Изредка, когда перепадет свободное время, ходим на охоту. Моросит дождь. Пахнет сырым деревом, палым листом. Лес напоминает родные места: в детстве я любил ходить с ребятами в лес, собирать ягоду-жу-равину, грибы.
Всех нас до крайности тяготит бездействие.
В последних числах декабря 1944 года я нес дежурство на рации. Внимательно осмотрел небо: белая полоса тает в ясном воздухе - это след от вражеского разведчика. Но самолета не видно - он летит на большой высоте. В воздухе пилотируют Александрюк и Васько. Передаю им:
- В направлении аэродрома идет разведчик противника.
Навожу их на его след. Ведущий Александрюк отвечает, что заметил противника. Передаю по радио приказ:
- Сбить врага!
Фашист оказался матерым разведчиком. Он начал маневрировать, пытаясь уйти от наших.
С земли я внимательно слежу за воздухом, за боем товарищей, отчетливо представляю создавшуюся обстановку. Волнуюсь за исход боя. Невольно начинаю жестикулировать и приговаривать: "Вот так, Васько! Молодец! Не подкачай!.. Бей, бей!.. Александрюк, не упускай ни секунды!"
Наконец Александрюк докладывает:
- Самолет противника сбит!
Фашист, как он ни ловчил, живым не ушел.