- Так моя бабка с печки плюхалась, - говорит он сердито. - Отсебятиной больше не занимайтесь. Сколько раз надо вам повторять: летайте так, как я вас учил. Инициатива дело хорошее, но вы еще не оперились. Терпение прежде всего… Ну, поздравляю с первым полетом! Завтра исправите ошибку.
И он обращается к ребятам:
- Двое курсантов из нашей группы вылетели первыми во всем аэроклубе. Полагаю - и другие не отстанут.
В этот день все поздравляли Кохана и меня. И хотя во время так называемого методического часа мне еще раз досталось от инструктора за "воронью посадку", я без конца делюсь с приятелями-учлетами впечатлением от первого самостоятельного вылета.
19. Ближе узнаем нашего инструктора
Несколько дней я особенно тщательно отрабатываю посадку и старательно выполняю указания инструктора.
Мы получаем все более и более сложные задания. Наша группа успешно освоила полеты, но единственная девушка среди нас отстает. Это очень огорчает нашего инструктора, тем более что две девушки из группы, где учится Панченко, работают отлично и даже наш требовательный инструктор ставит их всем нам в пример. А заслужить у него похвалу - дело нелегкое. Они, действительно, всегда в первых рядах отличников, по ним равняются многие. Они прекрасно изучили теорию, хорошо летают. Одна из них - она тоже учится в техникуме, только на другом отделении - умная, волевая девушка. Кальков часто говорит: "Из нее выработается отличный летчик". А девушка из нашей группы так и не научилась летать. Кальков много с ней работал. Девушка старалась, но у нее было рассеянное внимание, и инструктору пришлось ее отчислить.
…Занятия на аэродроме подходили к концу. Наша группа работала хорошо. Отстающие подтянулись. Кальков был доволен.
Рано утром я полетел с ним по маршруту. Слежу за компасом и высотомером. Все в порядке. Курс правильный, высота семьсот метров. Сличаю карту с местностью. Все как будто в порядке, инструктор замечаний не делает. Вдруг он без предупреждения берет у меня управление и начинает снижаться. Я в недоумении. Мотор работает нормально. Еще раз посмотрел вниз - под нами стадо коров. Оно только что вышло из деревни и направилось на пастбище. Не понимаю, что хочет сделать инструктор. Вот-вот врежемся! Проносимся над самыми спинами коров и взмываем вверх. Коровы, задрав хвосты, бросились врассыпную, а я не мог опомниться от удивления: зачем понадобилось инструктору разогнать стадо?
- Понял, как надо летать? Вот она, техника пилотирования! - раздался голос Калькова. - Только сам так никогда не делай. И смотри, если скажешь кому…
Его мастерство, действительно, меня поразило. Но в душе остался неприятный осадок: ведь инструктор сам учил нас, что ухарство несовместимо со званием летчика, что лихачество в летном деле - позор… Как же так?.. Никому из товарищей я ничего не сказал.
Инструктор во весь вечер не обратился ко мне ни с одним вопросом - обычно он часто вызывал меня. Ребята решили, что Кальков мною недоволен. Я понял это по-иному: Калькову было неловко.
На следующий день группа быстро подготовила самолет, и я полетел с инструктором. Оторвались от земли. Вдруг вижу - прибор скорости не работает. До вылета мы осмотрели самолет, но не заметили, что не снят чехол с трубки приемника воздушной скорости. Заметался я было в кабине, но в это время инструктор, очевидно увидев в зеркале мое лицо, сказал:
- Управление беру я, - и, по-инструкторски закладывая глубокие крены, чувствуя самолет всем телом, уверенно пошел на посадку.
- В воздухе все бывает, - говорил он в тот вечер. - Запомните: во-первых, тщательно контролируйте машину перед вылетом; во-вторых, в полете сохраняйте полное спокойствие - делайте все по порядку, не спеша, но поторапливаясь.
После этого я не вспоминал о случае с коровами… Мы уже самостоятельно делаем фигуры пилотажа в зоне.
Инструктор отпускает определенное время в минутах на выполнение фигур.
Оставшись на земле, инструктор не сводит глаз с самолета. Мы даже не ожидали, что Кальков будет так волноваться, выпуская в воздух своих учеников. Если вылетал слабый учлет или если что-нибудь у учлета не ладилось, он швырял на землю перчатки, делал руками такие движения, словно хотел помочь учлету управлять самолетом, топал ногами и кричал:
- Да не так… не так! Вот как надо действовать! Когда машина приземлится, инструктор сядет на
скамейку, облегченно вздохнет и, вытирая пот со лба, скажет:
- Наконец-то здесь летуны! - вытащит портсигар и закурит.
Если учлет провел полет удачно, Кальков говорит ему с довольной улыбкой:
- Хорошо летал, грамотно! Молодец!
Но тут же, словно одумавшись, сердито добавляет:
- Вы хоть сами с усами, а делайте так, как я учу вас.
Уже почти все курсанты летали самостоятельно. Инструктор стал еще требовательнее. Он не упускал ни малейшего промаха. Нелегко было с ним. Но я всегда с благодарностью думаю о своем первом учителе летного дела. Как он был прав, указывая нам на каждую ошибку, своевременно предупреждая ее!
20. Прыжок с парашютом
Как-то после полетов Кальков торжественно объявил нам:
- Программа вашего обучения завершена. Но мы будем продолжать летную практику до прибытия комиссии из училища. Работайте тщательно. Учтите: комиссия будет строгая.
Он ушел, а мы долго не расходились. Подготовляя к завтрашнему дню самолет, обсуждали новость и строили планы, куда нас пошлют - в бомбардировочную или истребительную авиацию. С тех пор как у нас побывал летчик-истребитель - воспитанник нашего аэроклуба, мне хотелось в истребительную, хотя я еще мало разбирался в военной авиации.
Когда на следующий день, собравшись у аэроклуба, мы ждали машину, начальник летной части, внимательно наблюдая за выражением наших лиц, сказал:
- Сегодня, товарищи, возьмете с собой на аэродром парашюты. Начнете тренироваться в прыжках.
У меня сердце екнуло. Вижу, и на лицах ребят растерянность. Все заволновались. Оказывается, нам нарочно не сказали заранее о парашютных прыжках с самолета, чтобы хорошо спали ночь.
Подошел инструктор парашютного дела и, добродушно улыбаясь, дал нам последние указания, закончив так:
- Летаете вы, я знаю, неплохо, хотя дело это непростое. А прыжок ничего особенно сложного собой не представляет, если так же, как и в полете, будете делать все последовательно. Помните, чему я вас учил на вышке?
И пока мы ехали на аэродром, инструктор отвечал на наши вопросы; его уверенность и спокойствие передались и нам.
…Мы на старте. Аэроклубовский врач - он приезжает и уезжает ежедневно вместе с нами - проверяет пульс у учлетов. И говорит то одному, то другому:
- Волнуетесь? Полежите-ка здесь на травке. Аэроклубовец смущен, ему неловко перед товарищами, но он покорно ложится.
Мне казалось, что я совсем спокоен, но пульс у меня немного частил.
Первым прыгнул инструктор, показав нам, как надо приземляться. Прыгал он мастерски. После него прыгнули несколько ребят из другой группы. Глядя на товарищей, я почувствовал уверенность в себе и с нетерпением ждал своей очереди. Но у меня засосало под ложечкой, когда инструктор привез обратно учлета и сердито высадил его.
Раздался голос инструктора:
- Сейчас со мной полетит учлет Кожедуб. Ребята закричали:
- Приземляйся осторожнее, Иван! На обе ступни! Сажусь в самолет. Инструктор по парашютному
делу - он сам управляет машиной - дает газ. Взлетаем. Смотрю на приборы. Мне кажется, самолет медленно набирает высоту. Вот уже семьсот метров. Переходим в горизонтальный полет. Инструктор убирает газ. Самолет начинает парашютировать, терять скорость - так легче вылезть на плоскость, не сдует с крыла потоком воздуха. Становится тихо. Вот тут пульс у меня начинает сильно частить… Слышу команду:
- Вылезайте!
Отвечаю неестественно громко:
- Есть вылезать!
Сначала встал одной ногой на крыло, потом другой. Вылез. Уцепился за кабину. На ногах держусь крепко. Посмотрел вниз - ух ты, земля как близко! Если не успеет парашют раскрыться…
Снова слышу команду:
- Приготовиться!
- Есть приготовиться!
Нащупал кольцо, сжал его. Еще раз посмотрел вниз. Правда, страшновато… Нет, постараюсь не подкачать!
Почему-то делаю глубокий вдох и решительно рапортую:
- Товарищ инструктор, готов к прыжку. Разрешите прыгать?
- Пошел!
- Есть пошел! - отвечаю и прыгаю в бездну.
Дух захватило. В первое мгновенье ничего не сознаю. Полуинстинктивно дергаю за кольцо. Меня сильно встряхивает. Смотрю вверх - надо мной белый купол. Все в порядке! Испытываю блаженное ощущение легкости, покоя, словно купаюсь в голубоватом прозрачном воздухе.
Поправляю лямки, чтобы удобнее было сидеть. Инструктор делает вираж вокруг меня и, убедившись, что все благополучно, уходит на аэродром. Наступает удивительная тишина. Земля приближается медленно, почти незаметно. Плавно снижаюсь. Стараюсь повернуться так, чтобы ветер дул в спину, ноги держу вместе.
Неожиданно начинаю стремительно лететь вниз. Земля набегает все быстрее, быстрее. Резкий толчок. Ударяюсь ногами. Я на земле.
Приземлился удачно - встал на обе ступни, по всем правилам. Очень хочется прыгнуть еще, но сегодня полагается прыгать по одному разу.
В машине, на обратном пути, мы делимся впечатлениями и болтаехМ без умолку. Каждому хочется рассказать, как вылезал на крыло, как прыгнул, что испытывал в воздухе, как раскрылся парашют. Инструктор доволен; посмеивается, следя за нами. Учлеты, не решившиеся прыгать, сидят хмурые и молчат…
Первый прыжок произвел на меня такое же впечатление, как и первый полет с инструктором. Потом я никогда не испытывал ни боязни, ни тревоги, а только острый интерес и чисто спортивное волнение.
21. Прощай, аэроклуб!
Лето кончилось, кончились и каникулы.
Началась учеба на последнем курсе техникума. Зимой нас, четверокурсников, должны были послать на практику.
Я был в том приподнято-радостном настроении, какое всегда бывает у человека, когда он, преодолев трудности, достигает цели. Моей целью, моим обязательством перед комсомолом было научиться летать и в то же время не сорвать учебу в техникуме. И теперь я мог смело сказать: обязательство выполнено!
Учебные полеты продолжались. В первых числах октября после занятий нам было приказано выстроиться в центре аэродрома. Собрались все группы.
- Товарищи учлеты! - торжественно объявил начальник аэроклуба. - Прибыла комиссия - завтра с утра испытания. Те, кто их выдержит, будут зачислены в военное училище летчиков-истребителей. Комиссия состоит из людей требовательных, но я надеюсь, что вы покажете хорошую технику пилотирования.
Мне уже не раз приходилось испытывать чувство волнения перед экзаменом. Но сейчас я волновался, как никогда. Решалось мое будущее. Все зависело от моих знаний, моей техники пилотирования: одно неправильное движение - и о самолете придется забыть навсегда.
Рано утром мы уже стояли на линейке. Кальков держался спокойно, уверенно, и мы, глядя на него, подбодрились.
- Нашу группу будет принимать старший лейтенант Сулейма, - сказал он, зорко оглядывая нас, - вон тот коренастый брюнет в реглане. Предупреждаю: летчик он опытный и требовательный. Понятно?.. Вопросы есть?
Вопросов не было. Мы стояли навытяжку и молча следили глазами за старшим лейтенантом.
Кальков внушительно произнес хорошо знакомое нам напутствие:
- В воздухе не спешите, но поторапливайтесь. Слежу за полетом товарищей, забыв о том, что
скоро придет и моя очередь. Большинство летает грамотно. Но вот один учлет произвел посадку "с плюхом". Инструкторы волнуются. Кто-то тихо говорит:
- Боюсь, что перестараюсь.
И на меня нападает экзаменационный страх. Волнуюсь так, что уже не вижу, как летают другие. Словно во сне слышу бас Калькова:
- Четвертая летная группа готова к сдаче зачетов!
Подходит моя очередь.
На месте Калькова - старший лейтенант. Он внимательно следит за каждым моим движением. Сажусь в самолет и сразу успокаиваюсь. Взлетаю. Делаю виражи, петли…
Старший лейтенант все время молчит. Это меня беспокоит: может быть, я что-нибудь неправильно делаю?
- Идите на посадку! - неожиданно для меня кричит он в переговорную трубку.
Все мое внимание сосредоточено на том, чтобы произвести посадку по всем правилам. Приземлился удачно.
Вышел из самолета и обратился к экзаменатору:
- Товарищ старший лейтенант, разрешите получить замечания.
Он ответил коротко:
- Отлично!
Все ребята моей группы летали хорошо. Кальков сиял. Таким веселым и довольным я еще никогда его не видел.
Когда кончились испытания всех групп, инструктор подошел к нам и сказал:
- Хорошо летали, молодцы! - И добавил строго: - Впрочем, там видно будет. Завтра узнаете результаты.
Наутро мы в последний раз собрались у своего самолета. К нам подошел начальник аэроклуба и сказал:
- Товарищи, все учлеты вашей группы определены кандидатами в училище летчиков-истребителей. Вам будет прислан оттуда вызов. На месте пройдете врачебную комиссию… Поздравляю, товарищи! В добрый час!
Он ушел, а мы окружили инструктора:
- Спасибо, Александр Сергеевич, за выучку… Всегда будем вас помнить…
Кальков был растроган:
- Уж извините, если бывал резок. Дисциплина прежде всего. Может, вы сами станете инструкторами, тогда вспомните меня… Желаю вам хорошо летать, совершенствоваться, а если понадобится - храбро защищать Родину…
Он крепко пожал нам руки.
- А теперь в последний раз осмотрите машину и вкатите ее в ангар. В будущем году на ней начнут учиться новые аэроклубовцы. И помните мой наказ, - как обычно, строго и раздельно говорит инструктор, - с машиной надо обращаться на "вы", уважать ее нужно.
Прощай, инструктор! Прощай, маленький аэродром и "По-2" с хвостовым номером "4"!
22. Мечта сбывается
Я очень занят. И все же в первые дни после окончания аэроклуба чувствую какую-то пустоту. Не хватает друзей-учлетов, самолета, аэродрома…
С Коломийцем, Панченко, Петраковым, Коханом вижусь часто. При встрече мы задаем друг другу один и тот же вопрос: "Ну как, вызова нет?" И ведем длинный разговор о будущем - о жизни и учебе в военной школе. И без конца вспоминаем полеты на "По-2".
Жизнь в техникуме идет своим чередом. Накануне двадцать второй годовщины Великого Октября меня вызывают в бюро комсомола.
- Ты премируешься грамотой и деньгами. Поздравляю! - говорит мне секретарь.
- Я премируюсь? За что?
- За успешное овладение самолетом без отрыва от основной учебы, - улыбаясь, отвечает секретарь и деловито добавляет: - Сейчас тебе надо подумать о дипломном задании. Вызова, может быть, придется ждать долго, а в техникуме нельзя учебу бросать.
В тот же вечер пришли ко мне Панченко и Коломиец; заводская комсомольская организация тоже премировала их и наградила грамотами.
Двести рублей премиальных я отнес отцу.
- Радуешь старика, сынок, - сказал он мне.
- Вот видишь, папаша, а ты говорил: за журавлем в небе погнался.
- Вижу, ты, сынок, прав. Но я рад, что ты техникум не бросил.
…Я работал много и стал реже встречаться со своими друзьями-аэроклубовцами.
Радио сообщило, что в ночь на 30 ноября финские войска попытались вторгнуться на нашу территорию, началась война с белофиннами.
У моего однокурсника Феди, жившего со мной в комнате, брат был на фронте, и мы вслух читали и перечитывали его бодрые боевые письма.
В эти дни мне так хотелось скорее получить извещение из училища, скорее стать летчиком-истребителем!
Незаметно пролетел январь 1940 года. Прошли и экзамены. Я получил дипломное задание. 3 февраля должен ехать на практику.
На душе у меня было неспокойно. Еще год назад я так мечтал об отъезде на практику, но сейчас все мои мысли были в неведомом мне училище, там, где готовят летчиков-истребителей.
Оформил в последний раз стенгазету, собрал пожитки и подготовился к отъезду. И вдруг 1 февраля меня вызвали в канцелярию техникума. Сердце у меня учащенно забилось.
Секретарь сказал:
- Ну, наконец пришел вызов в летное училище. Идите к директору.
Я чуть не вбежал в кабинет.
- А, здравствуй, летчик! Как же нам с тобой быть? - сказал мне директор, и его добродушное лицо показалось мне сейчас еще добрее. - Мы тебя растили, учили, а теперь отпускать приходится. Ну хорошо, условие такое: не пройдешь медицинскую комиссию - поедешь на практику.
- Спасибо, товарищ директор! Согласен на все условия!
Теперь предстоял неприятный разговор с отцом. Я знал, что мой отъезд в летное училище его огорчит. Быть может, расстанемся надолго. По дороге в деревню я обдумывал, как лучше сказать отцу о новости.
- Думаешь ехать, Ванюша? - встретил он меня. - Собраться успеешь?
- Все будет в порядке, папаша. Ты не волнуйся… но только я ведь на практику не поеду.
Отец испуганно посмотрел на меня:
- Что еще выдумал?
- Получил вызов в летное училище. Еду туда послезавтра.
Отец всплеснул руками и медленно опустился на стул.
Я молчал: было жаль отца.
Вдруг он неожиданно спокойно сказал:
- Что ж, ты у меня не маленький. Тебе виднее… Ну, говори, что там будешь делать.
Я рассказал, на каких условиях меня отпускают. Он встал, подошел ко мне, обнял и сказал:
- Вон дела-то какие с белофиннами… На фронт, может, пошлют тебя, сынок. Бей врага насмерть… Ты пиши чаще.
В общежитии меня уже ждали товарищи-аэро-клубовцы. Они прибежали сообщить, что получили вызов. Запоздай извещение на два дня - и я бы уехал на практику.
2 февраля утром, накануне того дня, когда студенты уезжали на практику, я, сидя в вагоне, под стук колес с воодушевлением пел вместе с ребята-ми-аэроклубовцами военные песни. Не отрываясь смотрел в окно на запушенные снегом леса, поля, белые мазанки, на новостройки, заводы, фабрики.
Волнующее, радостное и гордое чувство овладевало мной.
Вот она, моя Родина, могучая, никем не победи-мая! Вот что я, летчик-истребитель, буду охранять, а если придется - защищать, пока не перестанет биться мое сердце!..
Часть третья В АВИАЦИОННОМ УЧИЛИЩЕ
1. Годен
На станции нас встретил представитель училища - худощавый лейтенант. Пока мы ждали машину, к нам подошел незнакомый паренек с хмурым лицом и сказал, что медицинская комиссия его забраковала, врачи очень придирчивы и нечего нам заранее радоваться. Мы встревожились, но расспросить его толком не успели: лейтенант позвал нас к машине.
Поехали к авиагородку. Остановились у большого поселка. Новые дома, аллеи, спортплощадки. За постройками виден аэродром.
Шум самолетов заполнил, казалось, все пространство. В ясном зимнем небе летало несколько истребителей. Закинув голову, я следил за ними и забыл обо всем на свете.
- Товарищ будущий курсант, фуражка с вас слетит, - раздался чей-то голос.
Передо мной стоял сопровождавший нас худощавый лейтенант.
- Идемте, товарищи, - сказал он. - Пообедаете, отдохнете, а там и на комиссию.