7
Горная дорога узкой лентой тянется по подъемам и спускам, огибает ущелья и скалы. Лес будто сжимает дорогу с обеих сторон. Звезды видны, как из глубокой траншеи. Где-то в верхушках сосен едва слышится шорох. Однообразное шарканье множества подошв по асфальту, молчание и темнота наводят дремоту.
Колонна долго ползет по бесконечному спуску. И вдруг лесная стена обрывается, становится светлее. Впереди равнина и мерцающие в предутренней мгле огни небольшого города.
Улицы еще пустынны. Часть подразделения отрывается от общей колонны и идет к железнодорожной станции. Остальная часть втягивается в огромный двор двухэтажного дома. Мы уже знаем: здесь остановится командир подразделения. Роты пойдут дальше, на демаркационную линию.
Во дворе и в доме все суетятся, куда-то торопятся. Офицеры бегают по пустым еще комнатам, о чем-то договариваются, спорят. Во дворе то и дело слышатся команды.
Постепенно все определяется по своим местам, утихает. Взводы начали разъезжаться по назначенным квартирам, во дворе стало свободнее.
Командиры рот были собраны для получения задания. Мы долго ждали их возвращения, но они не возвращались.
Солдаты перебрались в большой сад, раскинувшийся за железной оградой, и там, составив "ружья в козлы", расположились, как дома. Сначала слышались шутки и оживленные беседы, затем все замолчали. Солдаты дремали под деревьями старого сада.
Я лежал с солдатами взвода, терпеливо дожидаясь решения командования, и старался ни о чем не думать. Редкие листья высокой старой яблони давали плохую тень. Все настолько разомлели, что никому не хотелось говорить. Даже Таранчик, всегда неутомимый и бодрый, молча лежал на помятой траве.
- Что, братцы, загораем? - громко спросил неизвестно откуда взявшийся Горобский. Он присел возле нас на корточки и, закурив сигарету, бросил на траву открытый портсигар. К нему потянулось несколько рук.
- Ты шел бы ко мне на новоселье, пока ваш Блашенко там спорит, - продолжал Горобский, обращаясь ко мне. - Мы, брат, с начфином устроились получше, чем на старом месте. Там казарма была, а здесь настоящая человеческая комната с прелестной хозяйкой.
- Скоро с в о е новоселье будет, - сказал я, - некогда разгуливать.
- Э-э, да разве вашего Блашенко дождешься! Раз уж его не удалось уговорить до обеда, теперь он до вечера не замолчит.
- А о чем он, собственно, спорит? - спросил Мартов, подползая к нашему кружку.
- В отпуск просится, хоть ты ему ухо режь!
- Так что ж, из-за его отпуска мы и сидим здесь столько времени?
- Нет, зачем же. Но он-то уж очень настойчив. Я предлагал ему даже ехать вместо меня, да батя не соглашается. Говорит, что мне через неделю можно ехать.
- А вы что, не очень торопитесь домой? - спросил я, не поняв, в шутку он предлагал Блашенко отпуск вместо себя или всерьез.
- Да ведь мне и ехать-то почти не к кому, - произнес Горобский упавшим голосом, - некуда…
Говорить после этого было не о чем. Сколько было таких, которым не к кому ехать в отпуск.
- И все же поеду! - выдохнул Горобский. - Россия велика, - и, бросив окурок, оживился. - А вы заходите, если еще долго не уйдете. Вон, смотрите, отсюда видно. Второй от угла розовый домик с маленьким садиком, видите? Вот тут моя квартира.
Он встал и так же быстро ушел, как и появился. Все были заняты мыслями о том, куда нас направят. Коробов долго сидел над картой, гадал о своем будущем местопребывании, но, не придя ни к какому решению, свернул планшет, положил его под голову и уснул.
Хотелось подробнее представить новую службу. Но как представишь то, чего никогда не видел? За прожитый в Германии год мы немцев видели только на расстоянии. Общаться с ними не приходилось. Располагались обычно в военных городках и жили своей обособленной жизнью. Теперь мы окажемся в непосредственной близости к гражданскому населению. На линии придется иметь дело только с немцами. Но ведь для этого необходимо знать язык.
Расспрашиваю солдат и тут же узнаю, что почти не владеют немецким языком только Таранчик, Соловьев и Карпов. Остальные - кто лучше, кто хуже - говорят по-немецки. Карпов уверял, что он с помощью товарищей скоро сможет овладеть хотя бы самыми необходимыми оборотами речи. А Таранчик сказал:
- Зачем ломать язык, когда я с любым немцем и так договорюсь; для чего ж пальцы?
Коробов громко храпел, повернув к солнцу потное лицо. Рядом сладко посапывал Мартов. Блашенко все не возвращался.
В глубине сада виднелся старый флигель, покрытый до карниза плющом. На открытой площадке в тени флигеля играли дети. Недалеко от нас между деревьями резвилась девочка лет восьми, с русыми кудряшками, в коротеньком светлом сарафанчике. Девочка начала взбираться на кривую старую яблоню, напевая какую-то веселую песенку без слов. Добравшись до первого сучка, она, опираясь ногой на тонкий сучок, потянулась к недозревшему яблоку.
Отросток хрустнул и отломился; девочка повисла на сучке, вцепившись в него руками, не решаясь спрыгнуть на землю. Она готова была заплакать или закричать, но не делала этого, видимо, стесняясь чужих людей.
К ней подбежал Земельный и, ловко подхватив ее, понес на высоко поднятых руках. Потом он опустил девочку очень низко над землей, снова подбросил высоко вверх и начал подбрасывать, приговаривая:
- Что, проказница, лезть так не боялась, а прыгать струсила! А? - Земельный продолжал подбрасывать девочку все выше и выше. Она визжала и смеялась, что-то лепеча Земельному.
- Ах ты, коза востроглазая! На руках, так и страх пропал! - сказал он по-русски. Но девочке понятен был смысл этих слов, как и тех, которые сказаны были раньше на немецком языке.
К Земельному подбежал мальчик лет пяти-шести, дернул его за брюки и строго сказал:
- Отпусти: это моя сестра!
Земельный, словно опомнившись, глянул на мальчика, но девочку все еще держал на руках.
- Чего ты бормочешь? - по-русски спросил Земельный, склонившись к мальчику.
- Отпусти: это моя сестра, - повторил мальчик, выговаривая слово "Schwester" со свистом.
- Э-э, нет, - уже по-немецки ответил Земельный, - эта девочка моя, Наташка! Правда, Наташка?
Девочка засмеялась. А мальчик упрямо тащил его за брюки и капризно тянул:
- Отпустите ее, отпустите… Вон бабушка идет, она вам задаст.
- Отпусти ты ее, пока греха не нажил, - вмешался Жизенский. - Вон бабка ихняя идет, еще шуму наделает.
- А что, по-твоему, и уважить ребенка нельзя, - сердито возразил Земельный. - Если б я им платил тем же, чем они мне, тогда - другое дело.
Из глубины сада от флигеля тащилась седая старуха с провалившимся ртом и с клюшкой в руках. Земельный, вздохнув, подчеркнуто осторожно опустил девочку на землю и, погладив по головке загрубелой рукой, проговорил:
- Дите безвинное, неразумное, не знает ишшо злости на людей.
Мне показалось, что в глазах у него блеснула слеза, но он закашлялся и отвернулся. Девочка и мальчик взялись за руки и бегом пустились к бабушке. Та сердито схватила девочку за плечо, подтолкнула вперед и, что-то ворча, пошла за ними.
- Р-рота, строиться! - вдруг раздался резкий голос Блашенко.
Солдаты вскакивали со своих мест, быстро разбирали оружие и становились в строй. Старшина помогал ездовым запрягать лошадей в повозки: он знал, что гнев Блашенко ищет сейчас предмета, на который бы можно было обрушиться. И гнев этот не замедлил прорваться. Как только рота была выстроена, Блашенко крикнул старшине:
- Долго вы там намерены копаться со своим обозом?
- Сейчас, товарищ старший лейтенант, будет готово, - ответил старшина, подталкивая лошадь к дышлу предпоследней повозки и бросая свирепые взгляды на нерасторопных ездовых. Но Блашенко не терпел уже никаких "сейчас". Он выровнял строй, командирам взводов приказал стать в голову колонны и скомандовал "шагом марш".
- Товарищ старший лейтенант, ведь они могут отстать, - вступился за ездовых Мартов.
- Вот новости, чтобы еще на конях от пехоты отставали!
- Да они же не знают маршрута! Вот мы сейчас завернем за один угол, потом - за другой. Куда же им ехать?
- Идите к ним нянькой, товарищ лейтенант! Выходить из города будем левее станции! Понятно? - сердито спросил Блашенко.
- Слушаюсь! - козырнул Мартов и помчался назад, придерживая левой рукой планшет.
- На дворе уже вечер, а нам еще идти целых полсотни верст, - будто оправдываясь, произнес Блашенко, а сам ускорил шаг.
- Но ведь не старшина же в этом виноват, товарищ старший лейтенант, и не ездовые виноваты, что вас в отпуск посылают, а вы не хотите, - уколол его Коробов. - Чего же тут сердиться?
- Не тот сердит, кто кричит, да быстро отходит, а тот, кто молчит, да долго зло помнит… Вон Грошев на меня сердится: ишь, как надулся. А все молчит.
Я промолчал.
- А откуда известно, что мне отпуска не дают? - уже мягче спросил Блашенко, обращаясь к Коробову.
- О-о, сорока на хвосте принесла. Вон их там сколько летало, сорок-то!
- Он спал все время, - вставил я, - это ему во сне приснилось.
- Во сне или наяву, черт побери, а правда. Я ему говорю: мне отпуск нужен; заявление у них с самого конца войны лежит, а он мне график под нос сует. Ну, скажи на милость, чем выслужился этот Горобский? Орденов много? Служил в разведке? Ему - пожалуйста, а тут, хоть лопни, - не дают!
- Так он же вам предлагал вместо себя ехать, как мне сорока доложила. Чего ж вы не согласились?
- Предлагал! Черти б ему так предлагали. Говорит, а сам смеется.
- Нет, а у нас он что-то не смеялся, когда говорил об этом, - сказал я. - Говорит, ехать не к кому: все погибли.
- Может, и вправду с ним самим договориться? - мечтательно произнес Блашенко.
- Подумайте: он говорил серьезно, - сказал я.
- А ну его к лешему, с его благородством, - вдруг решил Блашенко. - Дождусь этого проклятого графика: не так уж долго теперь. Дней двадцать, ну - месяц… Ведь там у меня сыну четвертый год пошел! - Блашенко достал из планшета фотографию, с которой смотрело веселое лицо мальчика. Он смешно прищурил глаза и приподнял верхнюю пухлую губу, показывая ровные белые зубенки. - Человек родился, вырос, в эвакуации был, а я его еще и не видел. Вот дела!
Коробов взял у него фотографию. Нас догнал Мартов и громко доложил:
- Товарищ старший лейтенант, повозки следуют за колонной!
- Становись в строй.
- Сын-то на отца не похож, - снова уколол Коробов, продолжая рассматривать фотографию, - курносый. Как его звать-то?
- Толькой звать. Давай сюда фото. - Блашенко аккуратно завернул фотографию в пергамент, положил в планшет, а оттуда достал карту. - Я вот что думаю: привал делать еще рано, а пока я вам объясню обстановку… В общем, проведем совещание на ходу.
Мы раскрыли планшеты, достали карандаши и приготовились слушать.
- Придется нам расставаться, друзья. Вот этот участок линии отдается под охрану нашему батальону. Нашей роте приказано нести службу на флангах батальонного участка. - Блашенко подложил развернутый планшет под карту и продолжал: - Крайним левым будет Коробов. Вот его застава. Соседом справа у него будет Мартов. Мы будем стоять против американской зоны оккупации, а Грошеву придется идти на правый фланг батальона, там уже начинается английская зона. Ваша застава, Грошев, находится в Блюменберге. Штаб батальона расположится вот здесь в Вайсберге. Я буду находиться до отпуска с Мартовым. Об особенностях охраны каждого участка сообщат нам те, кого будем сменять. Инструкции по остальной службе получим потом от комбата. Всё. Вопросы?
- А ну, прикиньте, далеко мы с Мишей разойдемся? - спросил Коробов.
Блашенко посмотрел на карту.
- По дороге километров двадцать пять будет, а по линии, конечно, меньше.
- А как питаться будем? Полковой столовой нет, батальонная кухня далеко, - допрашивал Коробов.
- Кухонное хозяйство найдете на месте, а поваров придется поискать среди солдат.
Все замолчали, потом Мартов сказал:
- Сейчас всего не предусмотришь. На месте больше вопросов появится, а спрашивать не у кого будет.
- Как это не у кого, а телефон зачем? - возразил Коробов.
- Телефон есть телефон, - заметил Блашенко, - а решать многое придется самостоятельно: по телефону комбат не увидит у вас всего.
…Солнце село. Жара схлынула. Идти стало легче, и мы решили не делать привала до развилки дорог, где моему взводу надлежало свернуть направо и пройти еще километров восемь до места.
Шел двенадцатый час ночи, когда мы остановились на привале. Взводу Мартова предстояло сделать еще километров пятнадцать. Коробов же рассчитывал попасть на свою заставу только к утру.
Рота сошла с дороги и расположилась на отдых. Солдаты, развязав вещевые мешки, "расправлялись" с консервами и сухарями.
И странное дело. О роте нельзя было сказать, что жила она очень дружно. Но теперь, когда ей пришлось разделиться, может быть, даже не надолго, на привале не было обычного оживления. Солдаты моего взвода растворились в двух других взводах и тихонько беседовали. Мы лежали на жесткой, выжженной солнцем траве за кюветом дороги. Мартов наказывал мне:
- Ты почаще звони нам, а в выходной приезжай. Мы с Ильей рядом будем, нам веселее.
- Вот какая дьявольщина, - заговорил молчавший до сих пор Коробов. - Ну, вы с Леней, допустим, заправские друзья. У вас мнения во всем сходятся, вы всегда вместе… Ясно, что вам не хочется расходиться. Но ведь я, почитай, слова доброго с тобой не говорил: все шутки да колкости, да и пришел ты к нам давно ли. А вот лежу теперь, и тоска какая-то наваливается, будто теряю что…
- Ну, расчувствовались, - перебил его Блашенко, одиноко сидевший в стороне, - барышни. Будто навек расстаются. Строиться! - скомандовал он и, резко поднявшись, пошел на дорогу.
Я выстроил свой взвод на повороте, ведущем в Блюменберг, и подал команду "шагом марш". Оставшаяся часть роты провожала нас взглядами. Блашенко, помахав рукой, крикнул:
- Счастливого пути!
Мы сразу взяли хороший темп и менее чем через полтора часа наша маленькая колонна остановилась перед аркой заставы в Блюменберге.
Застава находилась на юго-восточном склоне огромного пологого холма, по вершине которого проходила демаркационная линия. А ниже, у самого подножия холма, вдоль маленькой речки раскинулась деревня.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Дом, в котором расположилась застава, оказался просторным. Солдатская спальня, столовая и кухня поместились в нижнем этаже. Кроме того, здесь нашлась маленькая комната для связиста и побольше - для оружия. Ленинская комната и мое жилье - наверху.
А вот с досугом… В полку мы регулярно посещали кино, самодеятельные концерты, иногда приезжали артисты. Здесь не только не было всего этого, не было даже выходных дней. Увольнениями не очень баловали и в полку, но иногда солдаты ходили в город, знакомились с его достопримечательностями. Здесь некуда было ходить, ибо в деревне имелось только две "достопримечательности": маслозавод и мельница.
В этих условиях одними уставными требованиями не обойдешься. Служба на линии будет настоящей проверкой сознательности и выдержки каждого солдата.
Со двора в распахнутое окно донеслись слова Таранчика:
- Сюда, сюда, голубчики! Вот та-ак. Смотри, Митя, они меня и по-русски понимают.
Он конвоировал троих мужчин, задержанных на линии. На посту у заставы стоял Митя Колесник. Он показал, куда следует направиться прибывшим.
Я пошел вниз разбираться с задержанными. Это были пожилые шахтеры из-под Нордхаузена. Документы у всех оказались исправными. Шли они в Западную Германию к родственникам, которых не видели несколько лет. У них даже имелось официальное разрешение на проезд туда и обратно. Однако на вопрос, почему они не воспользовались данным разрешением и не поехали через специальные таможенные пункты, худой немец в плаще и шляпе, отирая пот, ответил:
- Там очень далеко, господин лейтенант: потребуется много денег и времени. Придется исколесить пол-Германии.
- Но ведь вы знаете, что здесь нельзя переходить линию?
- Знаем, - с улыбкой подтвердил коренастый шахтер в синей рубашке с подвернутыми рукавами. Пиджак висел у него на руке. - Думали, удастся проскочить. Завтра утром мы бы уже пили кофе у своих родственников.
- Вперед умнее будете, - сказал третий, комкая в руках старенькую фуражку и обращаясь к коренастому. - Говорил вам, что сразу ехать надо, - не согласились. Теперь еще больше времени потеряем. Тебе все скорей надо…
Этот маленький, небрежно одетый человек, молчавший до сих пор, сердито начал корить своих спутников, не обращая внимания на их возражения, и замолчал только после того, как они были отпущены.
Я хотел вернуться к себе, но со двора позвал Колесник:
- Товарищ лейтенант, дедушка пришел.
"Дедушкой" мы называли Карла Редера, бургомистра села Блюменберг. Это был суетливый тощий старик с отвисающей складкой кожи у подбородка. Одевался он бедно, но всегда опрятно.
С Редером у нас установились довольно дружеские отношения с первого дня. Он был очень услужлив, не лишен чувства юмора, и это помогало ему быстро сблизиться с любым человеком.
Когда мы только пришли в Блюменберг, дел было, хоть отбавляй: принимать линию, устраивать людей, налаживать связь, оборудовать кухню, словом, всего не перечтешь. А как только связисты установили телефон, старший адъютант потребовал план расположения постов, интенданты - точные сведения о количестве людей, числящихся на довольствии, и т. п.
Вот в это-то трудное время к нам явился Карл Редер и предложил свои услуги. Помощь его оказалась очень кстати. Он разыскал и привел двух плотников и столяра, которые помогли соорудить стеллаж для пулеметов, кое-что сделали в столовой, кухне и складе для хранения продуктов.
Шел уже шестой час вечера, а мы еще не обедали.
Суп, правда, уже варился, но второе и третье не в чем было готовить. Карл Редер заметил мое замешательство и, прищурив глаз (что, как я узнал после, было признаком его самодовольства), спросил, в чем мы еще нуждаемся. Я с жаром начал объяснять ему, что нам нужны два бачка для приготовления пищи, что лучше всего найти бы их сегодня же. Подавая ему деньги для приобретения бачков, я как-то незаметно для себя назвал его товарищем. Старик сорвал шляпу, взъерошил на затылке седые волосы, страшно округлил глаза и прошипел:
- То-ва-рищ?! Какой я вам товарищ, господин лейтенант? Я - г о с п о д и н Редер, бургомистр этой деревни! Я еще не коммунист, чтобы называть меня товарищем!
Обескураженный, я стал перед ним искренне извиняться и объяснять, что это случилось непроизвольно, что я просто устал и заговорился. Редер слушал подчеркнуто серьезно. Когда у меня кончился весь запас красноречия, и я выжидательно уставился на собеседника, желая узнать, простил ли он меня, старик прыснул, потом до слез расхохотался, приговаривая сквозь смех:
- Вот это я вас пробрал! Вот пробрал!
Я не знал, что ему ответить и как вести себя. Редер взял у меня деньги, положил мне на плечо сухощавую руку и задушевно сказал: