Короче, так и остались мои бойцы без наград. Но тут новая аховая ситуация: в Ладожском озере нашли немецкий эсминец с радиоактивными отходами от бывшего спецполигона. "Зеленые" подняли шум: ходили по Невскому с транспарантами: "Ленинградцы пьют отравленную воду Ладоги". Разгорался большой скандал. Министр обороны СССР маршал Язов звонит командиру ленинградской ВМБ: "Срочно проведите очистные работы, иначе мы все сгорим!" Я тогда возглавлял учебный центр в Сосновом Бору. Вице-адмирал Валентин Селиванов мне перезванивает. - "Где Булыгин со своей группой?" Я ему: "Не пойдут больше булыгинские ребята, обещали наградить за Андрееву губу и прокатили". "Срочно готовь новые представления!" И надо отдать должное адмиралу Селиванову: через сутки был готов указ о присвоении капитану 1-го ранга Булыгину звания Героя Советского Союза. Эсминец благополучно вычистили. Радиоактивные материалы отправили на химический комбинат "Маяк".
То был последний Герой, который успел получить Золотую Звезду Героя Советского Союза. Вскоре Союз перестал существовать. Знаменательно, что первыми Героями были полярные летчики. А вот последним стал радиохимик-ликвидатор, положивший здоровье на расчистку ядерных завалов советской державы.
Не зря говорят: во многом знании - много печали, много будешь знать, скоро состаришься. Оно мне надо - знать то, без чего я спокойно проживу. Мало ли что, где, когда могло случиться? Не случилось - и слава Богу!
И все-таки знать надо - потому что, не будь таких людей, как Булыгин и ему подобных, мы бы не вылезали из чудовищных бед. Он и сейчас еще, в свои шестьдесят с лишним лет, востребован как молодой лейтенант: то и дело мотается из Питера на Дальний Восток или на Крайний Север. Ибо всюду столь необходим его уникальный опыт укротителя радиации.
Звезда последнего Героя сияет на его пиджаке во все пять лучей своей нестрашной - золотой радиации.
Часть четвертая
ПЛАМЯ В ОТСЕКАХ
Глава первая "ХИРОСИМА" СЕВЕРНОГО ФЛОТА
О, море, древний душегубец!
Александр Пушкин
Пущен корабль на воду - сдан Богу на руки.
Русская пословица
...КОГДА ЕЕ СПУСКАЛИ НА ВОДУ, У НЕЕ БЫЛ ТОЛЬКО ТАКТИЧЕСКИЙ НОМЕР К-19. СВОЕ ЗЛОВЕЩЕЕ ИМЯ ОНА ПОЛУЧИЛА В ОКЕАНЕ - "ХИРОСИМА"...
Впрочем, это не имя, а прозвище. "Хиросимой" её зовут меж собой подводники атомного флота. Горький юмор...
Почему "Хиросима"? Не потому ли, что в своих ракетных боеголовках она несла десятки Хиросим - десятки условных городов, обреченных на ядерное испепеление?
Не потому ли, что сама однажды едва не превратилась в ядерный гриб, когда из аварийного реактора чуть не потек расплавленный уран?
Не потому ли, что в девятом отсеке забушевала вдруг гигантская "паяльная лампа", в бешеном пламени которой сгорели и задохнулись десятки моряков?
Она была п е р в о й советской ракетоносной атомной подводной лодкой. У её колыбели стояли маститые академики - Александров и Королев, Ковалев и Спасский.
Ее величали первенцем советского стратегического атомного флота, потому что именно она несла в своем чреве три межконтинентальные баллистические ракеты.
Первенец уже в колыбели потребовал человеческих жертв: в феврале 1959 года ночью при оклейке десятого отсека пробковой крошкой произошел взрывообразный пожар, в пламени которого погибли двое рабочих.
Подобно тому как в древней Ассирии путь кораблю к воде поливали жертвенной кровью рабов, слиповые дорожки К-19 также были обагрены человеческой кровью. Вслед за первыми двумя жертвами атомный молох пожрал жизни шестерых женщин: они оклеивали резиной цистерны атомарины и задохнулись в ядовитых парах. В декабре 1960-го крышкой ракетной шахты задавило электрика. Затем разбился молодой инженер, свалившись в прорезь между смежными отсеками... Но главные жертвоприношения были впереди. Те, кто выжил, закоснелые советские атеисты, не верящие ни в Бога, ни в черта, сегодня вполголоса говорят о чьем-то заклятии, висевшем над кораблем, и вспоминают, что неспроста не разбилась при спуске традиционная бутылка шампанского. Пущенная вопреки ритуалу неженской рукой (рукой инженер-механика Панова), она скользнула по бронзовым лопастям гребного винта и целехонькой отскочила от обрезиненного борта.
Дурная примета!
Каких богов - земных, морских, небесных - разгневали они? Первая кара обрушилась на них 4 июля 1961 года. К-19 шла Датским проливом. У них была странная задача: уйти под ледяной панцирь и там, развернув ракеты в сторону СССР, изображать вражеский атомоход. Завеса дизельных подводных лодок должна была сорвать ракетно-ядерный удар, условный разумеется, по территории страны. Сейчас это напоминает атаку конников против танка, настолько огромной была разница в тактико-технических возможностях "зверя" и "охотников". Но запомним: дизельные "эски" - среднетоннажные субмарины намеревались поразить ядерного левиафана своими торпедами...
Капитан-лейтенант В. Погорелов, бывший командир электротехнического дивизиона (вместе с командиром он последним покинул борт объятого чудовищной радиацией корабля):
"Я слушал "Лунную сонату" в рубке гидроакустиков. Играла моя жена. Магнитофонную пленку с записью своей игры она прислала из Киева перед походом. Вы улыбнетесь, но сейчас мне все чаще и чаще приходит в голову такая мысль: Киев, "Лунная соната", авария реактора, что-то вроде генеральной репетиции той ядерной катастрофы в Чернобыле, которая продолжается и поныне... Может, все дело в "Лунной сонате"? Для меня все это сплелось в какой-то дьявольский узел...
Но представьте себе: на стометровой глубине, над трехкилометровой бездной несется в кромешной ночи подводный ракетодром. Огибаем айсберги. Конец зятянувшегося похода. Нервы на пределе, И тут - нежные бетховенские звуки, да ещё из-под пальцев любимой женщины...
Я стою свою "механическую" вахту с четырех утра. Самое противное время: клонит в сон - хоть умри. И командир разрешал нам маленькие вольности: зарядиться музыкой у радистов. Те подлавливали на сеансах связи блюзы и танго из американских ночных дансингов. Благо они были неподалеку.
Всего лишь семь минут слушали "Лунную сонату"... В четыре ноль семь тревожный доклад с пульта управления атомными реакторами, Юра Ерастов, вахтенный КГДУ, сообщает: "Падает давление в первом контуре кормового реактора... Подхвачена компенсирующая решетка... Запущен водяной циркуляционный насос".
С этого и начался наш подводный атомный ад..."
Что же все-таки произошло?
Капитан 1-го ранга Н. В. Затеев:
"В том, что произошло, вины экипажа не было... Помните, как в старой притче про гвоздь: его не вбили в подкову лошади полководца, и та оступилась в решающий момент. "Враг вступает в город, пленных не щадя, оттого что в кузнице не было гвоздя..."
Вот так и у нас... Только вместо гвоздя был термический коврик, которым некий рабочий не накрыл при сварке нижепроходящий трубопровод; на него капал расплавленный металл, из-за термического перенапряжения возникли микротрещинки. Все остальное было уже делом времени...
Короче, из первого контура кормового реактора ушла охлаждающая вода, как уходит она из дырки в электрочайнике. Что станет с электрочайником? Расплавится, потечет, сгорит... Примерно то же ожидало и нас, с той лишь разницей, что плавиться должны были не оболочки электроспирали, а урановые ТВЭЛы - тепловыделяющие элементы. Расплавленный уран скапливается в сферическом поддоне, и, как только масса его достигает килограмма, по всем законам ядерной физики - атомный взрыв. И где - рядом с американской военно-морской базой на острове Ян-Майен. A в мире и без того напряженно Карибский кризис вызревает. Тут только начни - и пойдет полыхать...
Что делать?
Собрал в кают-компании командиров боевых частей и инженеров. Эдакий совет в Филях под Ян-Майеном..."
В. Погорелов:
"Стояло раннее утро. И люди всех континентов, начиная новый день, конечно, не подозревали, что их судьба, как и судьба планеты, решается сейчас не в ООН, не в Вашингтоне и не в Москве, - во втором отсеке подводного ракетоносца. Да, да, точь-в-точь как в мрачном полубредовом боевике. Спасение было не в казуистике международного права, а в решении замысловатой технической задачи: как не допустить расплавления урановых стержней, как охладить взбесившийся реактор? Инструкция предлагала отвести тепло, выделяемое ТВЭЛами, путем проливки или, понятнее будет сказать, прокачкой активной зоны реактора водой. Но как?! Конструкция реактора не имела для этой цели специальной системы. А ведь механики К-19 во время приемки корабля убеждали строителей, что магистраль аварийного расхолаживания реактора совершенно необходима. Но завод спешил с победным рапортом: "Есть первый советский атомный ракетоносец!" И в ожидании потока звезд и наград не посчитали нужным "усложнять конструкцию и без того сложного агрегата". Эх, до чего ж мы сильны задним умом! И вот теперь эту систему надо было создавать из подручных средств и, самое страшное, монтировать её в отсеке с тройной смертельной нормой радиации! Без защитных костюмов (их не было у нас), голыми руками, в армейских противогазах, которые защищают от излучения с той же эффективностью, что и пресловутые белые простыни.
Но кому-то надо идти умирать... Никто не произносил высоких слов, но в подтексте, в подкорке это все давно было - за нами даже не Москва, за нами шар земной".
Мир до сих пор не знает имен этих парней.
Лейтенант Борис Корчилов, было ему едва за двадцать.
Остальным и того меньше - восемнадцать, девятнадцать: главстаршина Рыжиков; старшина 1-й статьи Ордочкин; старшина 2-й статьи Кашенков; матрос Пеньков; матрос Савкин; матрос Харитонов.
Потом эти имена в таком же порядке лягут на могильные плиты. А пока у них ещё есть час, шестьдесят минут отсрочки - пока мы не всплывем, не откроем люк, пока электрики не приготовят сварочный аппарат, а дизелисты дизель-генератор. У каждого свое дело. Вам выпал жребий согласно корабельному аварийному расписанию. Вы - кормовая аварийная партия. Ваш долг. Ваша присяга. Покурите пока. Всего лишь час. Курите, где хотите, вам сейчас все можно. Это последняя радость жизни, отпущенная вам судьбой. Пусть будет сладок ваш "беломор".
Команды... Затеев и сейчас, спустя тридцать лет, готов повторить их одна за одной...
"- По местам стоять, к всплытию!
- Акустик, прослушать горизонт!
- Приготовить шестой (реакторный. - Н. Ч.) отсек к проведению аварийных работ по плану механика!
- Противопожарный контроль возлагаю на помощника командира капитана 3-го ранга Енина..."
Шесть часов пять минут... Всплыли. Закачались... Но не сильно. Кажется, с погодой повезло. Хоть на этом спасибо...
По отсекам - голос Затеева:
- Отдраить верхний рубочный люк! Сигнальщика на мостик!
Всё как всегда. Привычный ритуал воссоединения с атмосферой матушки-Земли. На сердце легкая надежда: может, обойдется? Не пожар все-таки, гарью не тянет... Может, и радиация эта - только россказни? У страха глаза велики...
Ax, какой сладкий воздух льется из шахты рубочных люков!
Бросьте папиросы, ребята! Лучше подышите напоследок... Вам осталось полчаса. А может, и нам всем...
Море почти штилевое... Правда, океанская зыбь ещё не улеглась, "коломбина" наша переваливается с борта на борт. Хоть и утро, а солнце почти в зените - Арктика, вечный день. Вечный ли?..
Пара чаек пролетела над самой рубкой. Значит, земля неподалеку. По карте до острова Ян-Майен не больше ста миль... Вокруг - насколько хватает оптической силы бинокля - пустая ширь океана. И близка земля, да не наша. А под килем - три километра.
Одна беда не приходит. Радисты не могут связаться с Москвой. Подо льдами раскололи изолятор и залили антенну. Если рванет, даже Главный штаб не узнает, чей ядерный гриб встал над Арктикой.
Работают оба дизеля, выдувая выхлопными газами океанскую воду из балластных цистерн. Частично вентилировали отсеки.
Связи нет как нет... Правый дизель-генератор готовят к работе в сварочном режиме. Электрики Стрелец, Калюжный и Токарь тянут от него в реакторный сварочные кабели...
Что это? Воздвигают эшафот для аварийной группы?! Или рабочие сцены сооружают подмостки для финального акта трагедии? Или ассистенты хирурга готовят операционный стол?
Связи нет.
Температура в реакторе растет, уровень радиации в отсеках повышается. Час назад на пульте центрального поста (мозг корабля) дозиметры показали пять рентген в час, в турбинном отсеке - двадцать, в шестом, реакторном, пятьдесят.
По кораблю нарастает аэрозольная активность... Это сменились вахты и по отсекам потащили радиоактивную "грязь" на подошвах. Даже если ничего больше не случится, для нас всех это уже "доза на всю жизнь". Но это было час назад, когда температура в каналах реактора ещё поддавалась приборному измерению - шестьсот градусов Цельсия. Теперь температурные датчики зашкалили. При тысяче двухстах градусах уран потечет в поддон. Сколько там натикало сейчас - восемьсот, пятьсот, тысяча?
Командир:
- Доложить об уровне радиации в отсеках!
От доклада стынет кровь в жилах:
- В реакторном - до ста рентген в час, в седьмом - пятьдесят. На пульте - двадцать пять - тридцать.
Счет их жизней шел на рентгены, часы и градусы. Связи нет и теперь уже не будет. Антенна залита морской водой...
Н. В. Затеев:
"Я подозвал к себе лейтенанта Корчилова. Красивое, ещё юношеское, лицо, голубые глаза. Скольким девушкам кружили голову его пышные кудри? Боже, что с ним теперь станется?!
- Борис, ты знаешь, на что идешь?
- Да, товарищ командир.
Я вздохнул:
- Ну так с Богом!"
...Потом, много лет спустя, когда портреты Затеева и Корчилова будут наконец опубликованы в "Правде", кто-то из читателей бросит убийственное: "Смотрю на фото: лейтенант погиб, а капитан жив..." Спустя тридцать лет отставной капитан 1-го ранга Затеев придет в православный храм русских моряков - питерский Никольский морской собор - и зажжет на панихиде поминальную свечу по командиру реакторного отсека лейтенанту Корчилову и всей кормовой аварийной партии...
С Богом - в ад!
Город Полярный. Вот она, "Хиросима", доживает свой век у заводского причала. Ее последний командир капитан 1-го ранга Олег Адамов покажет мне потом тесную выгородку в реакторном отсеке. Именно сюда спустилась в 6.50 аварийная группа Бориса Корчилова.
Н. В. Затеев:
"Когда они вошли в отсек - увидели голубое сияние, исходившее от трубопроводов аварийного реактора. Они подумали, что начался пожар. Но это светился от дьявольской радиации ионизированный водород..."
В. Погорелов:
"Активность на крышке реактора, где им предстояло работать, уже достигала двухсот пятидесяти рентген в час. Ребята работали по два-три человека в группе, закутавшись в химкомплекты, натянув маски изолирующих противогазов. Но Борис Корчилов, как хозяин отсека, присутствовал все время. Он не вымерял, достанется ему больше, чем остальным, или меньше. Тогда об этом просто никто не думал. Молили Бога об одном - лишь бы не рвануло...
Им надо было отвернуть заглушку "воздушника" на компенсирующей решетке и приварить медный трубопровод, который применяют для зарядки торпед воздухом высокого давления. Едва открыли заглушку воздушного спуска, как оттуда вырвалось облако радиоактивного пара. Пар заполнил выгородку и стал разлагаться на водород, который тут же начал возгораться то тут, то там голубыми вспышками. Мы предвидели подобную ситуацию. Шланги и огнетушители были на "товсь". Пожар потушили в считанные минуты. Однако температура в выгородке подскочила до шестидесяти градусов. Пар заволакивал очки масок, матросы их стаскивали. Чем они дышали? Эту дьявольскую смесь уже и воздухом не назовешь - сверхрадиоактивная аэрозоль. Ведь интенсивность радиации на крышке реактора из-за выброса пара повысилась до пятисот рентген!"
Кроме группы Корчилова в этой смертельной парилке - ещё два офицера, которые руководят монтажом самодельной системы, - инженер-механик Анатолий Козырев и командир дивизиона движения Юрий Повстьев.
Примерно через полтора часа все было закончено. Охлаждение заработало. Все бросились к прибору АСИГ, показывавшему температуру в каналах активной зоны реактора.
Что он покажет?! Надо ждать...
Н. В. Затеев:
"Когда Борис Корчилов вылез из реакторного и стащил маску ИПа (изолирующего противогаза. - Н. Ч.), на губах его пузырилась желтоватая пена. Его тут же вырвало. Там, на крышке реактора, все они нахватались жестких "гамм" без всякой меры. Мы все понимали - ребята конченые.
Их смерть - вопрос нескольких дней... Чем облегчить их последние часы в этом самом лучшем из миров?
Я отправляю всю девятку в наш лодочный "рай" - первый (торпедный) отсек. Там самый низкий уровень радиации, да и попрохладнее, посвежее, чем в других отсеках.
Прошу лодочного врача майора медслужбы Косача:
- Доктор, сделай все возможное...
И в глазах его читаю безнадежный ответ: "Медицина бессильна..."
В 9.20 принимаю доклад вахтенного КГДУ:
- Товарищ командир, показания температуры в каналах аварийного реактора вышли на уровень, контролируемый приборами пульта управления.
Слава богу!
Чуть отлегло от сердца.
Но только чуть. В центральном посту на пульте управления уровень радиации достиг ста рентген. Чтобы хоть как-то уменьшить нарастание активности, приказываю перевести второй реактор на минимальный режим и двигаться на гребных электродвигателях под дизель-генераторами.
Иду в первый отсек. Там на матрасах ничком лежат Корчилов, Ордочкин, Кашенков, Пеньков, Харитонов, Савкин. Часам к десяти утра самочувствие их резко ухудшилось. Лица распухли, губы вывернуты, глаза налились кровью. Несколько лучше чувствуют себя Повстьев, Козырев и Рыжиков,
Доктор Косач со своим санитаром трудятся не покладая рук, пытаются хоть чем-то облегчить страдания обреченных. Хотя прекрасно понимают, что, ухаживая за пострадавшими, облучаются и сами. Позже станет известно: Корчилов получил пять тысяч четыреста бэр и потому сам стал интенсивнейшим источником облучения.
- Сгущенки бы, - скорее разбираю по шевелению вздутых губ, чем слышу Корчилова. Санитар бросается открывать банку сгущенного молока... Командир реакторного отсека был сладкоежкой... Ловлю себя на этом заупокойном "был". Гоню прочь мрачные мысли... Может, обойдется?!
Почему должны гибнуть эти молодые, красивые, самоотверженные парни? Кто приговорил их к смерти?
К концу суток и в лазаретном отсеке уровень радиации повысился с двух рентген в час до десяти.
Чтобы снять нервное напряжение, а также чтобы увеличить сопротивляемость организма облучению, разрешил личному составу выпить по сто граммов спирта. Один из молодых матросов хватил лишку и вырубился. Пришлось уложить его в лазарет.
В 10.30 температура в активной зоне аварийного реактора упала до двухсот - двухсот пятидесяти градусов и более-менее стабилизировалась на этом уровне. Но радиация нарастала по всему кораблю.