Из тех альбомов КИНО, которые существовали, по качеству на тот момент проходила только "Ночь". Это был восемьдесят седьмой, и КИНО уже к тому моменту пошло по пути попсации, но все-таки от прежнего имиджа ушло недалеко. Цой мне тогда ответил, что в принципе пластинку можно выпустить, а может, новый альбом записать? Договорились, что надо будет сделать оформление. Прождав, наверное, полгода оформления, конечно, так и не появилось, - я стал снова к Цою обращаться. Потому что все остальные пластинки были уже сданы в производство, а КИНО все никак. Я подключил своего художника - Колю Третьякова. Цой сказал: "Разбирайтесь с Марьяной. Марьяна за все будет отвечать".
Мой художник встречался с Марьяной три раза, причем с очень большими трудностями, и они договорились о том, что все нормально и оформление ее устраивает. Расписок, конечно, никто никаких не брал. Я запустил все в производство с тем оформлением, которое одобрила Марьяна. Причем, я даже допускаю, что группа в то время уже настолько витала в облаках, занималась съемками фильмов и тому подобным, что могла даже не слышать об этом. А потом, когда вышла пластинка, Цой мне заявляет: мы вообще про эту пластинку ничего не знали, мы не хотели, чтобы она выходила и что это вообще за оформление?..
Мне Густав Гурьянов сказал: "Да у нас одиннадцать штатных художников!" А ты, мол, такое говно нарисовал, типа того. А дело все в том, что тянуть уже никак нельзя было. Нужно было или выпустить, или вообще никогда не выпускать. Мало того, когда пластинка готовилась, я согласовал с Марьяной и с Цоем, что туда можно не включать "Анархию". Они сами говорили, что "Анархия" как бы не совсем из "Ночи", что она туда не вписывается. Тем не менее я посмотрел-посмотрел и понял, что без "Анархии" нельзя, потому что это единственная на альбоме необычная песня, такая - в стиле SEX PISTOLS. Она, собственно, и делалась так, на халяву. Типа: ура! одним махом сыграем. Есть там дух бардака. И я ее оставил. Правда я написал, что это пародия на SEX PISTOLS, но иначе тогда было нельзя. Там главное - содержание, а оно осталось, как песню ни называй.
Примерно через год после выхода пластинки мне жена рассказала, что у них в музыкальной школе на праздничном концерте в честь 7 ноября вышел мальчик и спел: "Мама - Анархия, папа - стакан портвейна", и никто ему ничего не мог возразить, потому что Министерство культуры песню утвердило. Вот так. А группа КИНО после этого при всяком удобном случае кричала, что Тропилло, сволочь, не посоветовавшись с нами, напечатал пластинку, которую мы вообще знать не знаем. Но я думаю, что именно пластинка "Ночь" и песня "Анархия" сделали группе КИНО то самое паблисити, благодаря которому о них узнали широкие народные массы. Пластинка выпущена тиражом уже больше двух миллионов экземпляров. Это очень много.
Я думаю, что одна из причин, по которой на "Ночь" бочки катили, следующая. "Ночь" еще не принадлежала новому КИНО, но, с другой стороны, альбом этот уже не был связан и со старым. Если первые два альбома - "45" и "Начальник Камчатки" особенно - записывались при участии Бори, и он усиленно их рекламировал, то "Ночь" так и повисла. Кстати, четыре песни из "Начальника Камчатки" вышли в свое время на миньоне на ленинградской студии "Мелодия": "Генерал", "Новые романтики", "Транквилизатор" и что-то еще. А "Ночь" - она нигде не освещена оказалась. Ее группа КИНО с Тропилло сделали зачем-то, как промежуточную какую-то ступень.
На самом деле все переговоры насчет этого альбома велись. Но никто не верил в то, что он выйдет. Когда я готовил пластинки серии "Антроп" - "Рок-клуб", ни один человек серьезно к этому не относился. И КИНО точно так же. У них были планы выпустить вторую "Красную волну", еще что-то. Поэтому все и отмахивались. А когда у меня вышло, когда оказалось, что я - то был прав, то тут все возмутились: "Как так? А с нами не посоветовались! Вот если б мы знали, то мы бы, конечно, все по-другому сделали". И ведь было даже предложение эту же "Ночь" выпустить с другим конвертом. Но это на самом деле достаточно сложно да и не нужно, когда уже есть одно оформление. Кстати, не такое уж оно и плохое.
А вот последняя пластинка КИНО, черная - это чистой воды спекуляция, бандитский вариант, который замкнут на какую-то ассоциацию воинов-афганцев только для того, чтобы туда не совались из ОБХСС.
Все это очень обидно, потому что сам Цой человек-то был хороший. Он был, конечно, замкнутый, как все восточные люди, но у него был выход в творчество. И там он говорил то, что хотел. Вообще, он был не раскормленный.
Взять того же Борю или Макаревича, к примеру. Они росли в достаточно хороших условиях. Боря ходил по университету со значком "Мне скучно", они постоянно играли в "монопольку", тусовка какая-то была. А Цой пришел к этой тусовке, когда она уже не носила того светского характера. Но в свое время там процветал такой снобизм, самолюбование… У Бори есть как бы поэма того времени - "Над церковью". Там: "Я прихвачу, я прихвачу, весь мир я прихватить хочу! Тебя я хлопну по плечу, и прихвачу…" или "Зачем снимаешь ты штаны? - Чтоб джинсы стали там видны" и так далее. Все весело и хорошо. А у Цоя этого не было. Он пэтэушник. Тем близок и дорог был народу. А так - что? Слово он свое держал. Человек был достаточно хороший. Но дело-то даже не в этом, а в творчестве.
Цой был гармоничен. Поскольку он был очень замкнутым и сдержанным человеком, он практически не выражал себя другими средствами и формами поведения. И в песнях пел то, что думал. По крайней мере вначале, потом - не знаю. Кстати, Майк в этом плане тоже очень цельный человек. "Если будет дождь и твой самолет не взлетит, я останусь здесь целовать твои мокрые руки…" - это Майк натуральный, его психология какого-то этапа. И Юра Морозов, например, очень цельная личность. Он во всем, даже в поведении, в мелочах, соответствует своим песням. Он весь такой. А Боря нецельный человек. И я - тоже, я сам это знаю. А Витя был цельной натурой. С одной стороны, Цой был загадочной личностью, потому что вслух он ничего не говорил, а с другой стороны, он полностью выражал себя в песнях. Там он не выпендривался, проще говоря. У него это было свое. И даже потом, когда он стал писать про тех парней, которых насмотрелся в боевиках с каратэ по видео, он, наверно, за них тоже переживал.
Я не знаю, может быть, Цой внутри надеялся что он все равно сильнее этой ситуации, что он выйдет из нее самим собой: "Мой порядковый номер на рукаве. Пожелай мне удачи в бою…" Не знаю, может быть. Но этот бой… Цой всегда был один, сам по себе, а армия его, с которой он шел, она подевалась куда-то. Причем армию-то это как раз и устраивало, что интересно.
При всей его цельности, у него было раздвоение на уровне его и коллектива, что ли. Даже, скорее, не раздвоение, а отделение. Может, это тоже восточная черта. Общение с ним, насколько я мог судить, всегда носило всплесковый характер. Что-то там наливается, кипятится, варится, а потом - раз! - и выплескивается. Собственно, у него и в песнях то же самое.
Для меня уход Цоя был какой-то закономерностью, потому что он уже вступил в этот бой. А в бою что? Можно было только пожелать ему удачи. Хотя… То, что в таком виде - в этой попсации - не может дальше продолжаться его творчество, для меня было абсолютно очевидно. Тут никакого боя не должно было быть. Получилось так, что армия пошла что-то завоевывать, и вдруг колотится где-то там за деньги или за идею никому не доступную. А в этой армии есть воин-единоборец, который на своем квадратном метре всегда борется за справедливость. Это Витя. Вот и родственник его такой же - который создал "Центр восточных единоборств Цоя". Я с ним на Витиных похоронах познакомился. Тоже такой, самозамкнутый.
Плохо так говорить, но Цой ушел вовремя. По крайней мере, это дало возможность на старом уровне, ничего не меняя, создать легенду о Викторе Цое и группе КИНО. Ну как если бы две первые серии были хорошими, а следующие по набору актеров или там по сюжету должны были быть значительно слабее, и их не сняли по уважительной причине. Поэтому можно говорить: "А дальше было бы очень здорово, еще лучше". Я, честно говоря, не уверен, что Цой всего этого не понимал. Потому что он был умный человек. Хотя и замкнутый. И всплески у него были крайне редко. И еще мне кажется, что никто из окружающих на самом деле его хорошо не знал.
Александр Титов
"Он искал современный язык…"
- Летом восемьдесят третьего года, на Выборгском фестивале, мы встретились с Гребенщиковым и он пригласил меня играть в АКВАРИУМЕ. Я стал часто бывать у него дома, туда же приходил и Витька. Я тогда был новичком в их компании и плохо еще разбирался в том, кто чем занимается. Правда, многих я знал с детства - в свое время мы вместе хипповали, была у нас такая тусовка. А Витька мне был совсем не знаком. Уже позже, где-то поздней осенью, я впервые услышал "45". Альбом, конечно, был раньше записан, но, видимо, все время мимо меня ходил. Некоторые вещи из него очень хороши, да и весь альбом совершенно уникален по атмосфере. После этого мы с Витькой стали общаться больше.
Примерно в этот же период состоялась их знаменитая свадьба с Марьяной - это событие долго еще потом все вспоминали. Там был покойный брат Сашки Липницкого - Володя. Это совершенно ураганный человек, который мог мгновенно влюбиться, тут же расстроиться от неразделенной любви и гоняться с ножом за людьми по квартире. Майк тогда принял на себя его немилость, за что чуть не пострадал.
Зимой мы начали писать у Тропилло "День Серебра" - практически каждую ночь сидели в студии. Витька тоже хотел записать новый альбом. К тому времени они уже разошлись с Рыбой, и он попросил меня помочь ему на записи. Некоторые вещи, которые должны были войти в альбом, я уже слышал на разных концертах, где он выходил один с гитарой. В частности, был такой концерт в Москве, в школе Липницкого. Там еще впервые играли ЗВУКИ МУ и БРАВО. А Витька тогда пел "Транквилизатор" и что-то еще. "Транквилизатор" тогда был просто суперхит. Люди сразу въехали в эту песню. А для нашего круга это было тем более близко. Поэтому я с удовольствием согласился помочь ему на записи. О том, чтобы мне играть с ним постоянно, мы тогда не говорили.
Мы с Витькой начали писать "Начальника Камчатки", а параллельно я доделывал с АКВАРИУМОМ "День Серебра". Борис тоже принимал участие в записи Витькиного альбома и в некоторых вещах играл на "Кассиотоне" - дурацкая, в принципе, штучка, мы ее у Артемия взяли. Но тогда для нас это просто мистика была: такая фигня, размером с детский пенал, а гляди ты - и клавиши есть, все играет, можно даже подключить куда-то. Я помню, что-на том же концерте у Липницкого группа ЦЕНТР, сильно напившись портвейна, устроила с этим "Кассиотоном" какую-то нескончаемую композицию часа на полтора. Вообще, некоторые предметы особенно врезаются в память - они потом и создают вкус времени.
Витька меня всегда поражал. Он был человеком абсолютно неброским, не умеющим себя подать, даже стеснительным в компании. У меня до сих пор такое чувство, что я не знаю о нем и половины. Есть такие люди когда начинаешь с ними знакомиться ближе и что-то в них приоткрывается, то ты видишь, что вообще их раньше не понимал. Общаясь с Витькой, я постоянно убеждался в таинственности его натуры. Он был очень сильный человек, очень сконцентрированный. Мог часами играть на гитаре и петь одну и ту же песню - прорабатывать ее для себя. Но чего никогда не было в Цое - так это позы. В нем было геройство, но геройство абсолютно естественное, органичное. Оно было так же натурально, как и каждое его движение. Кстати, поэтому не было случая, чтобы кто-то подошел к Витьке после концерта и сказал: "Цой, у тебя шоу сегодня было хреновое". Все, что он делал, было абсолютно органично.
Писали мы альбом одним духом. Я даже хватался за барабаны, играл на них в какой-то песне. Барабанщика у нас не было в то время. Были Юрик Каспарян и Витька. Появился, правда, один парень на барабанах, но это был такой уровень… Церковно-приходский. После него чуть-чуть на барабанах поиграл Сева Гаккель - так это было лучше. Короче говоря, в альбоме творился полный бардак. И при этом все как-то божественно сложилось в одну картину. У "Начальника Камчатки" - свой особый вкус, потому что этот альбом был еще вне моды.
После него мы записали "Ночь", и там уже в гораздо большей степени чувствуется влияние моды, модного звука, модных приемов игры. Юрик Каспарян был взращен на группе КРИДЕНС и в то время был абсолютно наивен. В хорошем смысле слова. Он обладал неиспорченным вкусом и достаточно чистым разумом. Мне он сразу понравился именно этим - тем, что тихо впитывал в себя все, что происходило вокруг. И я понял, что группа на самом деле уже существует. В сочетании с ними двумя мне было чуть-чуть сложнее, я был немного старше, из другого поколения. А Юрик и Витька были очень близки. Это сразу почувствовалось. Юрик поначалу стеснялся, его выдернули из ниоткуда, ему приходилось адаптироваться.
С Витькой у меня не было ни единой разборки. Никогда. С ним было очень легко молчать. А по музыке он мне никогда ничего не объяснял. Я чувствовал, что он мне доверяет безоговорочно. Пожалуй, единственному. Я ведь видел, как он Юрика все время шпынял. Хотя Юрик мелодист очень сильный, природный.
Мы пробовали разных барабанщиков. Потом попался Густав. Сейчас уже не помню, кто его привел. Мы с ним пытались работать прямо в студии. "Ночь" мы писали чуть ли не год. Мы ее записали, бросили, потом опять к ней возвратились, что-то доделывали. Очень нас не устраивал общий звук. В тропилловской студии модный звук вообще не пишется, а хотелось тогда записать именно модный альбом. Все болели тогда группой ДЮРАН ДЮРАН, ездили смотреть к Сашке Липницкому видео…
Летом мы бросили "Ночь" недоделанной и собрались у Вишни записывать "Это не любовь". Юрик с Витей работали что-то около недели, а мое участие заняло один день. Я пришел и все сыграл. Обстоятельства были такие - мне надо было куда-то ехать. Поэтому "Это не любовь" - моментальный альбом и этим очень ценный. Там практически все живьем было сыграно, без раскрашивания. Одна накладка - голос.
Этот альбом мы писали под драм-машинку, примитивнейшую, просто самодельную. Витя с Юрой заранее дома все подготовили по ритмам этой машинки. Поэтому все ритмы шли готовыми - здесь такой-то, а там такой-то. А здесь сделаем брейк. У меня наложений не было, я просто писал машинку с басом. Потом накладывались гитары - акустическая гитара Вити и Юрик что-то наигрывал. Даже, по-моему, втроем писались: Витька, машинка и я. Все в один день.
А с "Ночью" была просто странная история. Она не катила. Видимо, тропилловская студия заряжена другой энергией, и модная музыка, которую исполнял Витька - это все-таки была больше, чем мода, - там просто не канала. Энергетически что-то не совпадало и выталкивало друг друга. К тому же это происходило параллельно с записью "Дня Серебра", а это совсем другой альбом. Эти два альбома, в которых я участвовал, тогда очень друг другу мешали. И больше был ущерб альбому "Ночь". Потому что "День Серебра" получился идеально. Я считаю его пиком акустически-спокойного аквариумского периода.
Первый Витин альбом - совершенно барочный. Он не имеет отношения к современной музыке, потому что он романтичен. Вообще, у Цоя все песни романтичны - по-мальчишески, совсем по-юному. Решен этот альбом очень близко к аквариумским записям того времени. Это не эпигонство, конечно, но по духу очень близко. Близко и по звучанию, потому что звук в тропилловской студии вообще отличается от любой студии. В этом его ценность, как я сейчас понимаю, а тогда меня это жутко раздражало. Странный какой-то звук. А сейчас понимаю, что в этом-то и была уникальность.
Мелодика в альбоме "45" абсолютно традиционна. В принципе это городские дворовые песни. Но они романтические и не имеют ничего общего по тексту с подобными песнями. По подаче это очень наивно и искренно.
Во втором альбоме (я имею в виду "Начальника Камчатки") уже были попытки привнесения какого-то стиля. Тогда впервые активно стали слушать модную музыку. Я имею в виду группу ХЬЮМЕН ЛИГ, которая тогда появилась и от которой Витька тащился. Там была героика в текстовой подаче. Кстати, Витька в последние годы пришёл к своему стилю пения, у него даже тембр голоса изменился. А тогда увлекались еще ДЮРАН ДЮРАНОМ, смотрели видеоклипы до дыр. Появились более сложные аранжировки, Юрка стал больше играть, придумывал свои мелодические ходы. Собственно, все мелодические гитарные ходы на тех альбомах придуманы Юриком. Витька придумывал гармонию и голосовую партию.
Что касается Каспаряна, то перед тем, как он появился в КИНО, у него наверняка был период информационного голода, когда он тянулся к чему-то, но не имел источников. Это сказывалось на его игре, она была однообразной. Но он очень быстро вырос, потому что стал получать больше информации и потому, что он очень умный парень и у него хорошее ухо. Он талантливый в музыкальном смысле человек. Он же самоучка, а когда самоучка достигает каких-то, результатов, это говорит о его таланте, о том, что ему дано свыше.
Я тоже тогда очень сильно интересовался музыкой. Первые новинки всегда появлялись у Боба, он всегда первым имел альбом любимого музыканта или группы. Много разной музыки приносил Курехин. Напротив "Сайгона" была квартира Оксаны Савельевой, там был очень хороший аппарат, на котором мы переписывали новые пластинки. Это был объединяющий момент. Сейчас это куда-то ушло, этот образ общения.
Концертной деятельности КИНО мы очень боялись. Перед фестивалем 84-го года мы играли в Корабелке, репетировали. И помню, все ужасно нервничали, потому что как-то не складывалось: все было вне ритма, плавало. Вместе не очень звучало, группы еще не было. Густав тогда еще никаким барабанщиком не был, он играл в одной из начинающих групп то ли на клавишах, то ли на басу. Не помню, не буду врать. Но к барабанам отношения не имел. Поэтому поначалу с ним было очень сложно. Он начинал барабанить, но все время думал о каких-то модных акциях. Это человек совершенно помешанный на моде. Поэтому он учился барабанить стоя - это был для него элемент современного имиджа. Густав - модник. Он, Африканец и Тимур Новиков - это такая троица, которая мгновенно друг к другу прилипла. Я наблюдал, как они знакомились, - мгновенно слились в одно целое.
Значит, группа не складывалась. Я пытался это все как-то связать, надо было быстро все связывать, на ходу. Некогда было придумывать какие-то нюансы, новые аранжировки. Надо было просто вживую все слепить вокруг материала. Другого выхода не было. Мы слепили все как есть, чтобы нас можно было прослушать. Нас прослушивал худсовет отборочное прослушивание перед фестивалем. Прослушав, они нам отказали. Причем в вежливой форме: ни да ни нет, посмотрим, мол… Очень уклончиво. В худсовете тогда Файнштейн был, Коля Михайлов, Джордж, еще какая-то тетка. Однако в конце концов к фестивалю допустили. Мы узнали об этом чуть позже и стали лихорадочно готовиться. Мы сознавали, что нас может спасти только чудо, которое надо было сотворить. Мы готовились обрушить этот шквал на людей. И нам это удалось, потому что концерт был очень мощный, кайфный.