Я в его смерть сразу поверила. Даже как будто почувствовала ее. Пятнадцатого августа с утра в голове одна "Группа крови" вертелась. Просто кошмар. А еще я на даче цветочки разные сажаю, и мне на рынке вместо белых лилий в том году подсунули какую-то дрянь. Выросло Бог знает что. Пятнадцатого утром вышла в садик, и мне просто по глазам ударило: на одном из этих кустов распустились два цветка ядовито-желтые с черными пятнами, очень красивые. Почему-то сразу вспомнился фестиваль восемьдесят четвертого года и Цой. Он тогда выступал в желтой куртке с такими крыльями - "Фильмы" как раз пел. То есть просто имя "Цой" в мозгу зажглось. А потом мне отец сказал, что он погиб. Отец у меня все время радио слушает. Можно к этому относиться как к мистике, но такого со мной никогда не было.
Кстати, о желтом цвете. В день похорон мы с мужем Валентином везде искали розы. Мне почему-то именно их хотелось принести. Потом Марьяна сказала, что розы были единственными цветами, которые любил Цой. А сама она, как выяснилось, все утро искала желтые цветы. Я тогда внутренне вздрогнула и спросила, почему именно желтые? Оказалось, что у Вити было совершенно фантастическое пристрастие к желтому цвету. Марьяна сказала, что на Востоке - это символ вечности, и Цой очень любил желтые свитера, шарфики, цветы, все что угодно.
Много позже он мне приснился. Будто какая-то компания сидит, и Цой пришел. Я к нему стала приставать с вопросами: как там? А он сидел молча и только улыбался как-то очень светло. И был он такой, каким навсегда остался в моей памяти: в длинном черном пальто, в желтом свитере, который ему Марьяна связала, черных штанах и желтом шарфике…
У нас почему-то принято считать, что если человек рано уходит… Как Шукшин сказал о Есенине в одном из рассказов: мало пожил, но прожил ровно с песню. Не знаю. Дело даже не в том, что Цой погиб очень молодым человеком. Я считаю, что у него еще был очень большой творческий запас. Поэтому мне кажется, что это самая печальная и трагическая ошибка кого-то там, кто над нами.
Анатолий Соколков
"Он не мог общаться ни с каким начальством…"
- … Я начал работать в этой кочегарке в восемьдесят втором году. Здесь была обычная котельная с алкашами, достаточно мрачное, а в общем, обычное место, где работают наркоманы, гопота всякая. А потом так получилось, что я остался один в котельной - все поувольнялись. Тут как раз Фирсов стал искать себе работу - он до этого года два, наверно, не работал. Я говорю: приходи! Он пришел, смотрит: котельная как раз то, что ему надо. Фирсов и говорит: "Давай Витьку пригласим!" А Витька тогда работал спасателем на пляже - это летом было. Мы сходили к нему, поговорили. Он согласился. Только, говорит, лето доработаю, а в сентябре приду.
Он на Петропавловке работал. А в котельной он до этого уже работал, правда, не в такой. На каком-то складе ящиками топил. Самая смешная история была, когда их приняли на работу - его и еще несколько человек - надо было ходить на курсы. Эти курсы начинались в девять утра. И они с Фирсовым поднимались в восемь, ездили на эти курсы, в итоге-то Фирсов получил удостоверение, а Витька - нет, потому что в последний момент у него какие-то гастроли начались, и он пропустил недели полторы. Ну, мы пошли туда, попытались что-то сделать, чтобы он получил удостоверение, но там… У него была такая особенность он не мог общаться ни с каким начальством. Независимость натуры или еще что-то… Но это очень действовало на нервы всем начальникам. Ну, говорил там "да", "нет" - но нормально, не было никаких высокомерных жестов. Человек просто сидел, разговаривал, но сразу возникало неприятие - у тех людей, у которых много формализма в голове. Если бы я в той ситуации просто пошел один с нашей начальницей хорошая была тетка, - то было бы все нормально. Но мы пошли с Витькой, это подействовало им на нервы, и они просто наотрез отказались. Ничего страшного не произошло - он продолжал работать так же, как работал… Как он работал? Вопрос очень сложный. Несмотря на то, что он был высокий, стройный, работать здесь всегда было очень тяжело. Грязно - всегда. Работа тяжелая, потому что когда выгребаешь из котла шлак, там и сероводород, и всякие примеси, все это бьет в нос. Слава Задерий у нас быстренько отсюда смотался. Два-три раза почистил котел - и сразу тошнота. Желудок больной - это сразу сказывается. И сначала было, конечно, тяжело. Это естественно. У нас тут и Башлачев работал - тот, который вообще ни к какой работе не приспособлен, - и тот работал. А Витька втянулся очень быстро. Наверное, уже через месяц. Раньше как было - мы таскали шлак бачками. Накладываешь полный бачок шлака, несешь его двумя руками. А у Витьки уже какой-то профессионализм появился: два бачка, в каждой руке по бачку. Раньше шел - ноги подгибались, а потом смотрю все нормально. У него даже грудная клетка после работы в котельной стала шире, я заметил. И чувствовал он себя здесь отлично - как рыба в воде. Потому что, когда я работал здесь, то все контакты начальства были только со мной. Я ни к кому никогда никого не подпускал. Масса была всяких конфликтов, которые приходились только на меня. То есть остальные в этом просто не участвовали. К тому же была очень хорошая прикрышка - зам. управляющего, - он и сейчас там работает, с которым я очень быстро вошел в хороший контакт и сказал ему, что мне не нужны коменданты и прочие начальники. Все претензии - ко мне. Кочегаров не надо трогать. В общем, в какой-то момент у нас сложилась хорошая команда. Вон там объявление висит: "Осенняя Камчатка". Ну, а потом уже началось: сначала он уехал на съемки "Ассы", довольно долго его не было. Потом вернулся, некоторое время еще поработал и уволился.
У нас было восемь человек - чисто формально: четыре кочегара и четыре зольщика. По два человека на смену. Но на самом деле мы работали поодиночке - сутки через семеро. А график - как кому удобно. Всегда можно договориться, кто кого подменит. До сих пор здесь работает Витя Бондарик из АУКЦЫОНА. Потому что удобно. Зарплата достаточно смешная. У кочегаров - 95 рублей, у зольщиков - 70. Для того, чтобы было равномерно, мы придумали такую систему: в конце месяца мы все деньги складываем, а потом раскладываем по сменам. Кто работает много, тот и получает много.
Когда начинали ребята: Цой, Фирсов, Задерий, еще кто-то, - мы менялись в девять утра, было очень неудобно. В девять утра идешь домой, спишь, весь день кувырком… Потом мы начали меняться в одиннадцать часов вечера. И это было удобно: приходишь со смены - ложишься спать.
Единственно, в последний момент нам все-таки сунули двух левых людей. Получилось, что не все, с кем мы договаривались, пришли, от кого-то пришлось отказаться - например от Шевчука в свое время. По двум причинам: во-первых, у него был некоторый конфликт с Цоем. Но это была не главная причина, потому что можно было так сделать, чтобы они в котельной вообще не встречались. А вторая причина заключалось в том, что когда Шевчук согласился, пришел его друг Джимми и сказал: "Ты с ума сошел. Он же вместе с этой лопатой упадет!" Хотя я не думаю, он наверняка смог бы здесь работать - это не так сложно. Но даже по тем временам две "звезды" в одной кочегарке - это слишком. Мы не взяли также Игоря Тихомирова, потому что они с Цоем из одной группы. Если КИНО куда-нибудь уезжало на гастроли, вшестером работать уже достаточно сложно.
Был свой микроклимат, потому что здесь прошла масса народу. Например, здесь очень часто бывал Максим Пашков, с ним Цой в ПАЛАТЕ № 6 играл. Он тогда постоянно показывал Витьке свои песни, тексты… Но Витя нигилист по натуре, ему мало что нравилось. Например, к нему понимание Башлачева пришло только в котельной. Он до этого его слышал, но не понимал. А вот здесь… Вокруг Сашки вообще очень много народу роилось. Никто не знает, что он приедет, а народ уже сбегается со всего города. Саня постоянно пел. Приходит - сразу берет гитару. Сейчас этой гитары уже нет - она в могиле, кочегарская гитара Башлачева. Он был человек очень веселый. Он пел куплет своей песни, потом вставлял куплет Гребенщикова, потом куплет Цоя. И он очень любил их дразнить. То есть, он переделывал их песни на русский народный манер. Много было таких переделанных песен: "Бездельник" цоевский совершенно на другой мотив… Мы пытались здесь писать, магнитофон был, но не получалось. Потому что здесь очень много звуковых помех - моторы работают.
Когда режиссер Алексей Учитель пришел сюда, здесь сидели Марьяна, я и Витька. Мы очень долго с ним разговаривали, долго объясняли, но, в принципе, я считаю, что его фильм не удался. Он не о том снимал и не за тем. Он так и не понял ничего, несмотря на то, что его протащили через все тусовки, через все дела - он так ничего и не понял. Он до сих пор ничего не понимает. И фильм получился не о роке, а о том, что ребята-то все нормальные, у них же дети есть! Ну что это такое?! Как в зверинце. Фильм для идиотов. Так же, как и "Взломщик". Его до сих пор на ура принимают в провинции, а фильм-то просто идиотический. Из такой бездны киноматериалов сляпать такой абсурд! Там же такие были кадры потрясающие!..
Учитель сделал очень хороший ход - он взял Марьяну администратором в этот фильм. Только благодаря этому фильм вообще состоялся. Я не верю, что Учитель так вписался бы во все тусовки, если бы не Марьяна. Ей просто понравилась эта идея, и она решила ему помочь. Я считаю, что в этом фильме Маниной заслуги гораздо больше, и Димы Масса, чем Учителя. Тут такие куски были сняты, которые потом не вошли! Как Цой с Башлачевым на одной гитаре играют - веселые такие. А это все вырезали, оставили какие-то дебильно-романтические сцены, особенно с Цоем. Все это гораздо веселее было.
Песни здесь пели - это факт. Но возникали ли они у Цоя именно здесь?.. У него голова постоянно работала. Он уезжал в Москву, возвращался, здесь сидели ночами - естественно, что-то возникало… А песен он показывал довольно много. "Следи за собой" впервые я услышал здесь. Еще эту: "мы ждали лета, пришла зима…" У него была песня "Я хочу быть кочегаром", но он наотрез отказался ее здесь петь. Она несколько раз звучала в акустике, но в кочегарке он ее так и не спел.
- Здесь были абсолютно голые стены, украшать их начал именно Витька. Картинку с Брюсом Ли он принес, потом - "Комиссары перестройки".
С ментами здесь было очень просто. Менты сюда не заходили. Котельная, скорее всего, была под колпаком КГБ, и гебисты просто запрещали ментам сюда ходить. Был такой период когда они очень резко начали появляться, а потом у меня была встреча с одним кэгэбэшником… Знаете, раньше всех вызывали в кофейню, там беседовали… Я ему сказал про ментов, он почему-то очень разозлился и сказал: "Никаких ментов больше не будет".
Последние годы Витя не заходил сюда. У него было желание, но к этому времени уже сильно изменился состав. И почти все "старики" уволились. Последним из нашей компании уволился Фирсов.
Сейчас здесь работает из ДУРНОГО ВЛИЯНИЯ - Дима Петров, а начальствует Андрюша Мошнин. Я его очень долго тащил сюда. Парень работал на стройке, но поскольку характер стихийный, как у всех, - на стройке он не пришелся. Его несколько раз увольняли по разным поводам, и в конце концов я его вытащил сюда, и вот он здесь сейчас главный. "Новый Начальник", как его окрестил Джордж. Ну, он уже тогда писал песенки…
В свое время это был элемент подполья, андеграунда. А сейчас для многих людей это просто вынужденное место работы. С одной стороны, здесь уже есть какая-то традиция - для музыкантов это удобно. Они приходят не на пустое место, а знают, что здесь уже есть специфика отношений. А прежнего значения она уже не имеет. Правда, сейчас она превращается в место паломничества.
Константин Кинчев
"Друзья оставляют после себя черные дыры…"
- … Я его песни слышал задолго до знакомства. Альбом "45" мне очень нравился, хотя в ту пору я больше всех ЗООПАРК любил. А познакомились мы, вернее, выпили вместе в первый раз, на четвертом рок-клубовском фестивале в ДК "Невский". У меня тогда билета не было, и он предложил пройти по его билету. Мы написали на нем "на 2 лица" и прошли. Уже не помню, кто тогда играл. После концерта поехали к кому-то в гости, там выпили, песни попели.
Ближе стали общаться, когда он в Москву перебрался. Цой в Москве очень замкнуто жил, и я чувствовал, что для него я там как глоток воздуха был. Когда ни позвоню ему, он сразу - раз! - и приезжает. Но мы и в Москве так же общались: приедет он, выпьем и песни друг другу поем. Ну и говорили, конечно, как есть. Последняя песня, которую он мне показал, про атамана - она мне очень понравилась. Что-то: "… не промахнись, атаман, не заряди холостым" - вот такая. Витька, по-моему, так ее никуда и не включил. Ему Каспарян напел, что эта песня на АЛИСУ похожа, вот он ее и отставил. Он мне тоже тогда с сомнением о ней говорил: "Такая вот песня получилась, на твои похожа". Но ничего там и близко не было. Цой в тот раз еще "Застоялся мой поезд в депо" пел.
В последнее время его деньги очень интересовали. Английский он усиленно учил и меня агитировал, а потом увлекся автоспортом. Но меня такие вещи как-то не увлекают. А вот песни Витькины на меня влияли. Потому что он споет хорошую, и сразу внутри начинает свербить - надо и мне не хуже написать. Правда, на меня Шевчук так же действует. И Ревякин.
Мне кажется, я на него тоже как-то влиял. Даже в его манере держаться на сцене в последнее время я зачастую себя узнавал. И в песнях иногда проглядывало. Вообще он относился ко мне с большим интересом, ну и я, соответственно, к нему. Тут у нас все нормально было.
С остальными "киношниками" было хуже. То есть Тихомирова-то я люблю и к Юрику неплохо отношусь, а Густава терпеть не могу и всю их тусовку некрофилов вонючих. Все это порожняк, пустышки. "Новые дикие" эти - козлы "ассовские". Один там нормальный человек - Котельников, только пьет очень много. А Витька к Густаву прислушивался, потому что считал его очень образованным, интеллигентным, умным и чувствующим моду. Цою это очень важно было - знать, что модно в данный момент. Он еще в восемьдесят пятом году мне с гордостью заявлял, что они, мол, самая модная группа. Не хочу сказать плохо, но конъюнктуру. Цой очень чувствовал. Все, что модно, он отслушивал, отслеживал и анализировал. ЛАСКОВЫЙ МАЙ в моде - значит, надо что-то и оттуда взять. Это все от Густава шло, его прибабахи. Мне до сих пор это кажется странным, но Густав для Витьки был непререкаемым авторитетом. Я сколько раз ему говорил: "Что ты говном всяким себя окружил - Африка этот, Густав…" Куда там! Густав!..
Мы хоть и снялись оба в фильмах, но о кино мало разговаривали. Мне-то надолго хватило, а Цой к этому относился с энтузиазмом. Он хотел быть как Брюс Ли - кумир его. Они с Рашидом следующий фильм думали в Америке снимать, сценарий уже был написан. "Игла" - то мне понравилась. С Рашидом у него нормально все было: хорошая съемочная группа, все свои. Рашик умеет это делать, он приятный мужик, со своими, правда, фишками. Была у него идея всех известных рок-музыкантов собрать в одном фильме. Что-то по русской классике. Цой Базарова должен был играть, я - еще кого-то, Гаркуша…
Я помню, мы как-то у Липницкого встретились. Я еще на "квартирник" должен был поехать. И тут Цой пришел, и я так обрадовался, что "квартирник" свой задвинул - хотя неудобно, конечно, перед людьми потом было. Мы все вместе поехали на дачу, где продолжали выпивать, и он мне там говорил, что он все рассчитал: сейчас они на какое-то время пропали, затихарились, а потом у него выйдет фильм и пойдет совершенно ломовой подъем. Все будет круто. Это еще перед "Иглой" было. И, в общем, правильно рассчитал.
Вообще Цой пафос любил. Он чувствовал себя звездой и старался этому соответствовать. Ездил только на машине с затемненными стеклами. Не удивлюсь, если у него и телохранители были. Не помню, в Красноярске или Новосибирске он заявил: "Я на сцену не выйду - зал неполный". Так в зале такое началось, что их там чуть не убили. Заносило его, это точно. Может, потом и прошло бы…
Потом у них Юрик Айзеншпис появился, у которого все схвачено. Казалось бы, только человек освободился - нет, опять надо… Но менеджер-то он хороший, другое дело - какой человек. Мне Цой в последнее время с гордостью говорил: "Мы сейчас восемьдесят семь концертов зарядили!"- "Ну, - говорю, - ты что, все деньги заработать хочешь?"- "А что? Пока можно зарабатывать - надо зарабатывать!"
Но Айзеншпис-то вообще труба, он и сейчас продолжает с Витьки деньги стричь. Ко мне недавно журналист из "Аргументов и фактов" приезжал и рассказывал такую историю. Делает он материал о Цое, и вдруг звонит ему Разин из ЛАСКОВОГО МАЯ и сообщает: "Мы как-то с Цоем минут сорок говорили - очень ему ЛАСКОВЫЙ МАЙ нравился. Включи это в свой материал". Он посмеялся, конечно, а тут Айзеншпис звонит: "Нельзя ли тут о Разине включить в статью?" Видно, Разин дал ему много зеленых на поездку в Америку. У Айзеншписа такое в порядке вещей было. Не знаю, как Витька с ним уживался, даже доволен был. Все говорил: "Ну, крутой какой менеджер!" Только высасывал он их здорово.
Вот странное дело, мне иногда даже такие письма приходят, где обвиняют АЛИСУ в смерти Цоя. Просто шиза. "Киношники" и "алисоманы" в Питере враждуют. Странно… Уж на кого меньше всего думал, так это на Цоя. Когда сообщили о его смерти - даже не поверил. Мы тогда в Евпатории были, в футбол играли… Он ушел достойно, я так считаю. Жил красиво, умер красиво. Последний герой.
Друзья, которые умирают, они после себя оставляют черные дыры: ощущается очень сильная нехватка, энергетическая пустота. При жизни их ты можешь этого не чувствовать и не ценить. У меня так с Башлачевым было, а теперь с Цоем то же самое. Даже чисто эгоистический интерес - посидеть с ним на кухне, забухать, попеть - а его уже нет…
Александр Липницкий
"Он как никто мог поднять человека с колен…"
Начало 80-х годов для меня навсегда останется в тумане зимнего рассвета над Невским. Мы идем с братом Владимиром с Московского вокзала на улицу Софьи Перовской. Все как всегда, уже привычный гулкий морозный подъезд и наверху радушные хозяева, Люда и Борис. Но однажды обыденность наших регулярных встреч была нарушена. Вместо БИТЛЗ и GRATEFUL DEAD Боря поставил пленку с непривычной музыкой. Она сразу зацепила нас, да так, что и по сей день каждую зиму я смотрю на портрет брата в траурной рамке и включаю магнитофон с этой записью - "Солнечные дни" Виктора Цоя.
Встречают по одежке, а песни Виктора были его "одежкой", замечательной, надо сказать, и так как он всегда писал только первоклассные песни, то вряд ли его личная жизнь может идти в сравнение со сделанным им в искусстве. Уже в то первое морозное утро я чутьем критика сразу отвел Виктора в разряд редко-редко встреченных на моем пути исторических личностей.
Остались от дружбы с ним цвета: черный и желтый. Черный - понятно, избранный стиль; желтый - не от корейской крови, от солнца. Его лучи всегда проникали сквозь черную маску группы КИНО, освещали исподволь и нашу жизнь. В этом одна из тайн магии искусства Цоя.
Остались ощущения: незыблемость, вечность. Это уже прерогатива Востока. Такие же воспоминания у меня сохранились от Самарканда, старых его кварталов, узоров на местных коврах.
Выносливость - обязательный признак суперталанта, и не скрою, я завидовал неизменной бодрости Виктора. Не скажешь лучше, чем Джимми Хендрикс: "Bold as love". Написал это, и сразу подумалось, что у Джимми и Виктора в лицах есть бесспорное сходство.